1.
Почти год после развода Катя Величкина питалась эклерами и опомнилась лишь тогда, когда сама превратилась в огромный, подпортившийся эклер с расползшимся через трещинки несвежим кремом. Все это время она ждала, что вот-вот закончится кошмарный сон, и Андрей вернется. Особенно тяжкими были ночи, когда она оставалась в пустой квартире одна. А самой черной была ночь в начале апреля, ровно через неделю после его дня рождения.
В подарок она купила спиннинг – выбрала самый дорогой в магазине “Рыболов”. Позвонила ему на работу и… – разве он не был рад ее поздравлению?!
- Может, отметим как-нибудь вдвоем? Я приготовила тебе сюрприз. Тебе понравится.
- Катька, спасибо тебе! Обязательно… Да… Даже не знаю, что и сказать…
- Ничего не говори. Просто давай посидим где-нибудь вдвоем.
- Хорошо, Катечка… Я позвоню тебе, и мы договоримся…
Он не позвонил. И на седьмой день она поняла, что его день рождения так и прошел где-то в другой его жизни, в которой для нее не нашлось даже одного вечера. И наступила самая тихая за всю историю человечества ночь, потому что за всю эту ночь в целом мире никто никого не убил, никто никого не ударил, не оскорбил, не обидел, за всю ночь в целом мире никто не умер и даже не заболел, не споткнулся, не упал и не ушибся, не проронил ни единой слезинки, потому что вся боль, страх и горечь этого мира обрушились на нее одну. Раньше она б не поверила, что в одном человеке может быть столько слез. Она ревела всю ночь, заснула под утро и проснулась рано, еще не было восьми. Катя не чувствовала усталости, на душе было легко, и она знала, что эта ночь была искуплением, девятью кругами ада, которые она прошла, и сегодня Андрей вернется, просто не могло быть иначе. Она набрала номер его сотового и услышала любимый голос:
- Алло.
- Птичка моя, возвращайся,.. а?
- Катя, Катьк, ну мы же все обсудили. Катьк, я не могу.
Она бросила трубку. В мире не было справедливости. В холодильнике лежали эклеры, его любимые. В углу стоял спиннинг в зеленом футляре, обклеенном красными сердечками.
Потом был развод, он тоже произошел где-то в другом мире, откуда ей по почте пришло извещение о том, что их брак прекращен. Каждый день она устраивала себе меленький праздник с кофе, пирожными и сигаретами, по ночам плакала. Боль не отпускала, но однажды она поняла, что и с этой болью можно жить, ведь всего-то ей двадцать пять лет, крест ставить рано. Для начала она посмотрела на себя в зеркало. Собственно в зеркало она смотрела по тысячу раз на дню. Но теперь она посмотрела не просто в зеркало, а на себя в зеркале. И увидела жирную бабу, которой на вид можно было дать лет на десять больше, чем Величкиной было на самом деле. Оказалось, что между работой, гамбургерами, эклерами и ликерами она успевала обновлять гардероб. Катя не помнила, откуда у нее взялись все эти юбки, блузки, джинсы и платья, в которые не так давно они б уместились вдвоем с Андрюшкой… Впрочем, хватит о нем. Настала пора подумать о себе. И первым делом нужно было восстановить фигуру.
Для начала сесть на диету. Катя думала, что это будет легко. Ей и нужно-то просто вернуться к тому питанию, режим которого она соблюдала, пока занималась спортом, да и потом… пока он не ушел. Она открыла холодильник. Он был пуст, если не считать недоеденную “Марику” и початую бутылку “Багратиона”. По дороге на работу Катя отправила остатки торта в мусоропровод, коньяк полетел с ними наперегонки.
В середине дня голод дал о себе знать. Она съела зеленый салат, но не наелась, а пробудила в себе страшного зверя, который заявил, что салатиком она не отделается, что нужны “Биг Мак”, картофель фри с кетчупом, шоколадный коктейль, кока-кола и как минимум два пирожка с вишней. Решив после работы закупить фруктов и овощей и отложить здоровый образ жизни на следующее утро, Катя направилась к стойке “Макдоналдса”.
Потом она отложила диету до понедельника и честно выдержала первый день недели, но во вторник был день рождения у Насти, и пришлось отодвинуть здоровое питание до следующего понедельника. Потом случился сердечный приступ у отца, и стало не до того, чтобы подвергать себя дополнительным испытаниям. Потом прошел слух, что им отказывают в аренде, и надо будет искать работу. Потом Катя поняла, что ее организм подсел на гамбургеры и эклеры как на наркотик, и для того, чтобы избавиться от этой зависимости, ей нужно совершить над собой такое насилие, на которое у нее нет сил. Стало тошно смотреть на себя, но именно теперь она постоянно замечала себя в зеркальном отражении. И некуда было деться. Величкина работала парикмахером.
Как-то она пришла в салон, героически ограничившись на завтрак стаканом морковного сока. Появился первый клиент, она начала стричь, и у нее непотребным образом забурлило в животе, начались спазмы в желудке. Она еле справлялась с дрожью в руках, оцарапала посетителю ухо и чуть не обварила его горячей водой. Разразился скандал, клиент не стеснялся в выражениях и ушел недовольный. А нет бы радовался, что из его ушей оригами не сделали!
И все бы ничего, если б речь шла только о диете и здоровом образе жизни. Но Катя вспомнила и о том, что бросивший ее Величкин был не единственным представителем сильной половины человечества. В ее потухшем было взгляде появился огонек, слабый, но отдельные особи мужского пола его заметили, ждать себя не заставили и запорхали вокруг да около, ожидая последнего знака, чтобы решительно сузить круги. Но все кандидаты были такими, что перед свиданием ей пришлось бы сунуть два пальца в рот для принудительного очищения, чтобы это очищение не произошло самопроизвольно, случись, кавалер затеет интимное таинство.
Как-то весной позвонила Ленка Самойлова. Она работала с ними в салоне и вечно допекала подруг народными рецептами от сомнительных знахарок, травянистов и ясновидцев. Прошлым летом она сообщила всем о революционном прорыве в нетрадиционной медицине. Некий Ефим Найман, бывший авиаконструктор, а ныне целитель, изобрел фантастическое средство для похудания. В отличие от большинства специалистов по одурачиванию он не гарантировал успеха, но обещал, что первый же осмотр позволит стопроцентно установить, поможет его метод пациенту или нет. Самойлова, страдавшая избыточным весом, отправилась на прием к этому Найману, и больше ее не видели. Ирка Расплетина порывалась организовать поиски, но милиция требовала заявлений от родственников. Однако родители Самойловой не проявляли ни малейшего беспокойства по поводу исчезновения дочери. Ирка ходила домой к ним, и они дали понять чересчур неравнодушной Расплетиной, что раз Ленка не появляется на работе, значит, не хочет больше ни с кем из коллег общаться.
Три дня в салоне только и спорили, что о выходке Самойловой. Подозревали, что тайна внезапного исчезновения кроется в увлечении мистикой, и опасались, что Ленка стала жертвой какой-нибудь секты, впрочем, утешались тем, что на то была ее добрая воля. Вскоре разговоры о ней поутихли и о Самойловой почти не вспоминали, но на удивление всем она позвонила зимой откуда-то из Африки и сообщила, что у нее все замечательно.
- Смотри-ка, вспомнила вдруг про нас, бля! – высказалась Расплетина.
- А тебе больше всех надо было! – воскликнула Настя.
- А ты бы пропала, и никто б не поинтересовался, куда?! – огрызнулась Ирка.
- Девочки, не ссорьтесь, - пропел Максим, крашенный блондинчик с колечками в ушах.
Девушки называли его “голубком Макси”.
О Самойловой после этого вспоминали так: а эта, наша-то, помните!
И вдруг она опять объявилась. Позвонила в салон, попросила Величкину и сказала, что им обязательно надо поговорить. Условились встретиться на третьем этаже гипермаркета в ресторанном дворике.
- Чего это она? – спросила Настя, когда Катя положила трубку.
- Не знаю.
- Слушай, ты, что, забыла, что твой банкир сегодня придет? – спросила Расплетина.
- Черт, и правда, - ответила Катя.
Банкиром они называли ее нового клиента, хотя не знали, кто он на самом деле. Мужчина лет тридцати пяти, подтянутый, ходил в дорогих костюмах исключительно черного цвета, сладковатый запах “Гуччи” сопровождал его. Приезжал на шикарной синей “бээмвухе” - Расплетина бегала на улицу, отследила. Каждую вторую и четвертую среду месяца он звонил, записывался к Величкиной и на следующий день ровно в три появлялся в салоне. Она делала стрижку, и он оставлял хорошие чаевые.
- Запал он на тебя, - как-то сказала Настя, когда они втроем курили у входа в гипермаркет.
- Да ну тебя, - фыркнула Катя и вздохнула. – Его любовница – какая-нибудь модель или актриса. Года два назад, может, и запал бы, а сейчас…
Она зажала складку на животе и потрясла ее.
- Полно мужиков, которым нравятся толстые бабы, - поддержала Настю Расплетина. – Только они стесняются.
- Ну, и что теперь мне? Самой напроситься…
- Самой нельзя, спугнешь, - возразила Настя.
- Нужно спровоцировать его, - предложила Ирка.
- Как? – спросила Катя.
- А очень просто, - заявила Расплетина. – Слушайте. В следующий раз, когда он придет…
“Следующий раз” пришелся на тот день, когда позвонила Самойлова.
- Слушай, только давай не будем из-за нее менять наших планов! – волновалась Ирка. – Дождешься, что, в конце концов, плюнет он, найдет кого-нибудь посообразительнее.
- Нехорошо, я этой сказала, что встречусь.
- Плюнь ты на нее! Она же наплевала на нас! – кипятилась Расплетина.
- У нее могли быть причины, - возразила Катя. – А потом, может, она просто не думала, что мы так к ней относимся, что будем переживать…
- А знаешь, что?! – новая идея воодушевила Ирку. – Так даже лучше. Мы разыграем вот что: как будто сегодня ты уходишь пораньше. Не в девять, а в восемь. Ты успеешь вернуться к этой нашей. А вообще, если все пройдет, лучше плюнь на нее. Ну, хочешь, я дождусь ее, скажу, что ты не смогла, потом встретитесь.
- Ладно, может, он и не клюнет.
- Клюнет! Вот увидишь, клюнет!
В три часа появился банкир. Катя помыла его голову, подрегулировала кресло.
- Стричь как обычно? – спросила она.
- Как обычно, - ответил он.
- Ой, девчонки, а знаете, что я тут слышала? – начала Расплетина заготовленный концерт.
- Ну, и чего ты слышала? – нехотя спросила Настя.
- Представляете, какой-то шейх из Арабских Эмиратов каждой любовнице платит по миллиону зеленых!
- Чего? – переспросила Настя нарочито грубо.
- Чего-чего! – воскликнула Ирка. – Я говорю, представляете, он каждой дает по лимону долларов! Одну ночь провела с ним и все! Наутро получаешь миллион баксов!
Катя смотрела в зеркало, следила за выражением лица клиента. Теперь свою роль должна была сыграть она. Ирка сверлила ее взглядом. Величкина молчала, вся затея показалась ей глупой. Неожиданно в спектакль вклинился невключенный в розыгрыш Максим и, сам того не подозревая, подыграл им.
- Интересно, а юноши этому шейху не нужны? Он бы меня осчастливил, - произнес Макси томным голосом.
И Катя решилась.
- Господи! Миллион долларов! – воскликнула она. – Тут бы пятьсот баксов найти, за квартиру заплатить!
- Фу, Кэт, ты какая-то приземленная? – протянул Макси.
- Зато ты у нас воздушный, - уже по-настоящему вздохнула она.
- Екатерин, а ты, значит, в восемь уходишь? – спросила Ирка.
- Да, девчонки, мне бы пораньше уйти.
- Уходи, когда надо, - пробурчала Настя.
- В восемь, раньше мне не нужно, - сообщила Катя.
Ирка, стоявшая сбоку, показала ей большой палец.
В восемь часов Катя вышла из гипермаркета, остановилась под козырьком и обвела взглядом автостоянку. Мимо нее тянулся поток машин, направлявшихся к выезду. Синего “БМВ” не было. Она достала из сумочки пачку “Мальборо” и закурила. Через полчаса на улицу вышла Ирка.
- Ты все еще здесь? – спросила она.
- Как видишь.
- Черт! Ладно, дай прикурить.
В девять часов они поднялись в ресторанный дворик и заняли столик в зоне кафе “Делифранс”. Ирка была расстроена.
- Может, надо было сказать “баксов сто”? – предположила Величкина.
Расплетина отмахнулась.
- За сто баксов можно проститутку снять. Нет, пятьсот долларов было в самый раз. Вроде и ты одноразовой дешевкой не выглядишь, а вроде и не очень много, хороший повод предложить помощь.
Ирка пригубила кофе. Катя достала сигарету.
- Может, он занят сегодня. Глядишь, завтра подкараулит тебя? – не сдавалась Расплетина.
Величкина выпустила дым колечками и сказала.
- Думаю, что мы ошиблись. Он просто ходит стричься без задних мыслей, просто стричься.
- Не унывай, - Ирка похлопала подругу по руке.
- Да он и не особо мне нравился-то, - ответила Катя.
- Девочки! – раздалось над ними.
Возле столика стояла высокая брюнетка в модных джинсах клеш с широким ремнем. Высокую грудь туго стягивала черная кофточка. Глаза скрывали солнцезащитные очки “Джорджио Армани”. Дамочка выглядела эффектно, но ее “90-60-90” были подпорчены, совсем немного, не более, чем парочкой гамбургеров. Величкина с Расплетиной смотрели на нее вопросительно.
- Ну! – воскликнула незнакомка, снимая очки.
- Ленка! – произнесла восхищенная Катя.
- Самойлова, ты?! – вторила Ирка.
- Я, я, - ответила Лена, усаживаясь на свободный стул.
- Я б тебя не узнала, - сообщила Ирка.
- Как тебе удалось? – спросила Катя, окидывая взглядом Самойлову.
Та усмехнулась, открыла сумочку, достала пачку фотографий и положила на стол.
- Наймана помнишь? – спросила Катю.
- Неужели помог?!
- Еще как! – ответила Лена. – Собственно, поэтому я и позвонила тебе.
- Екатерина, Екатерин, вон же он! – закричала Расплетина.
- Кто? – поинтересовалась Самойлова.
Катя посмотрела в окно. На улице метрах в тридцати от выхода с территории, прилегающей к гипермаркету, стоял синий “БМВ”.
- Он, точно, это он! – кричала Ирка.
- Смотри-ка, правда, он, - прошептала Катя.
- Черт, дура ты! – воскликнула Расплетина. – Стояла у входа! Надо ж было выйти на улицу! Беги скорее!
Катя вскочила и замерла в растерянности.
- Да беги ты, беги! – толкнула ее Ирка.
- Слушай, Лен, я потом объясню тебе! Позвони мне! – проговорила Катя.
- Беги ты, уедет же! – Ирка еще раз пихнула подругу.
Величкина спустилась на первый этаж и бросилась к выходу со стоянки, не выпуская из виду “БМВ”. До ворот оставалось совсем немного, когда машина медленно двинулась вперед. Величкина выбежала за ограду. Автомобиль просигналил и проехал мимо. Катя взмахнула рукой и побежала за ним. “Как это глупо!” - подумала она. Вновь раздался сигнал клаксона. “Кому он бибикает?” И тут она увидела голубка Макси, он шел вдоль проезжей части к автобусной остановке. Автомобиль поравнялся с ним и просигналил в третий раз. Макси обернулся, машина остановилась, опустилось стекло. Катя скрывалась за спинами прохожих. Юноша сел в “БМВ”, и автомобиль уехал.
Катя вернулась в кафе и обо всем рассказала подругам. Ирка слушала ее с округлившимися от изумления глазами.
- ****ь, пидарасы! – высказалась она, когда Величкина закончила.
- О чем речь-то? – поинтересовалась Самойлова.
- Да так, - поморщилась Катя.
- Ладно, девки, я пойду, - Расплетина поднялась из-за стола.
Она наклонилась к Величкиной, чмокнула ее в щеку. Самойлову потрепала по плечу.
- Пока, Ир, - откликнулась Лена.
- Ты, давай, не пропадай больше так, - произнесла Расплетина и направилась к эскалатору.
Девушка – служащая кафе - сменила пепельницу. Катя взяла фотографии. Лена обернулась в сторону эскалатора и помахала голове Расплетиной, еще видневшейся над линией пола.
- Это ты? – спросила Катя, рассматривая фотоснимки.
- Не видишь что ли? – ответила Лена.
Это была обычная фотолетопись отдыха на курорте. Лена – на фоне моря, Лена – в море. Лена – на фоне надписи “Marriott”, Лена – в номере. Лена – на коленях мужчины, Лена – верхом на верблюде.
- Египет? – спросила Величкина.
- Угу. Хургада.
- Здорово, - протянула Катя.
Ее поразила внешность Самойловой. С фотографий на нее смотрела жизнерадостная девушка, по всем параметрам пригодная для работы в модельном агентстве. Только близкие люди могли узнать в ней ту угрюмую толстуху, которая допекала всех подряд никчемными гербалайфами, а потом пропала, отправившись на прием к очередному целителю.
- Ты смотри пока, а я пожрать чего-нибудь возьму. Ты-то будешь? Чего тебя взять? – спросила Лена.
- Чего-нибудь, - пожала плечами Величкина.
- Я твои вкусы еще не забыла, - улыбнулась Самойлова и направилась к стойке “Макдоналдса”.
Катя посмотрела вслед завистливо. Многие мужчины не могли пройти мимо Лены равнодушно. Одни украдкой любовались девушкой, другие откровенными взглядами пожирали ее фигурку. За соседним столиком спиной к Величкиной сидел молодой человек в черной майке с надписью “X-com defence”. Он тыкал пальцем в спину Самойловой и что-то говорил своему другу. Приятель энергично кивал. Лена отвернулась, испугавшись встретиться взглядом с кем-либо из этих ребят. Наверняка, они обратят внимание и на подругу понравившейся им девушки. Катя представила себе, как они прокомментируют ее внешность, и у нее испортилось настроение.
Она вздохнула и вернулась к фотографиям. Ей показалось, что на некоторых снимках Лена выглядела полнее. “Наверно, ранние фотки”, - думала Величкина, сличая даты. Но оказалось наоборот, Самойлова “пополнела” на более поздних снимках. Катя взяла несколько карточек с самого низа пачки. С этих кадров на нее смотрела та самая тучная и неповоротливая Лена, которую она знала несколько лет вплоть до того дня, как та отправилась к какому-то хитропопому еврею, променявшему диплом авиаконструктора на лицензию целителя, считай, индульгенцию шарлатану. Мелькнула мысль: “Не удержалась, значит, опять разжирела”. Катя призадумалась. Она только что сгорала от зависти, наблюдая, какими взглядами мужчины провожали Самойлову. Если верить датам на фотографиях, выходило, что Лена похудела, затем вновь растолстела, а затем еще раз похудела. “И хватило же сил так себя изнасиловать дважды!” - подумала Катя.
Лена вернулась с подносом. Она выставила на стол два свертка с “Биг Маками”, два коктейля, два стакана “Кока-колы”, картофель фри с кетчупом, картофель по-деревенски со сметанным соусом и аж шесть пирожков с вишней.
- Это все мне? Я не съем столько. А ты-то что будешь есть? – удивилась Величкина и скосила взгляд на черную майку с надписью “X-com defence”.
- Как – что? “Биг Мак” съем! Это нам на двоих. Если мало, еще возьмем.
“Вот дура-то! – подумала Катя. – Да если б мне удалось сбросить вес, уж я бы точно больше б и не глядела на все эти булки!” А вслух сказала, вернее, прошептала, опасаясь привлечь внимание икскомовца:
- Слушай, а ты не боишься опять лишних килограммов набрать?
Лена фыркнула и сказала:
- У меня не в питании проблема.
- Да? – удивилась Катя.
- Слушай, а ты, когда стрижешь, у тебя руки не устают? – спросила вдруг Самойлова.
- Да нет, - неуверенно ответила Катя.
- Точно не устают? – Лена прищурила глаза. – Ты подумай. У тебя живот-то вон какой! Тебе ж чтоб до головы клиента дотянуться, руки все время на весу держать приходится.
Катя бросила взгляд на ребят за соседним столиком. Парень, сидевший к ним лицом, вряд ли мог слышать их. А вот икскомовец, казалось, напрягся, впитывая каждое слово Самойловой.
- А почему ты спрашиваешь? – поинтересовалась Катя.
- Это очень важно, - настаивала Лена. – Вспомни. Пожалуйста.
Катя пожала плечами. Она взяла соломку, воткнула ее через крестообразную щель в крышке на стаканчике и втянула в рот немного вязкой молочно-шоколадной массы. Затем развернула “Биг Мак” и впилась в него зубами.
- Ну! – воскликнула Лена.
- Чего – ну? Да не устают они, не помню я, чтоб уставали. Да чего им уставать, я ж гимнастка бывшая. Сила в руках-то – ого-го еще какая!
- Подумаешь – гимнастка она! А я никогда никаким спортом не занималась, а вот руки расставлю в стороны и хоть целый день так простоять могу, - сказала Лена.
- Господи, ну и что? Никак я не пойму, что из этого?! – пробурчала Величкина.
Изо рта у нее выпало несколько пережеванных кусочков пищи. Надпись “X-com defence” маячила перед глазами.
- Кать, это важно. Это означает то, что система Наймана скорее всего тебе поможет. Так же, как и мне помогла. И скажу тебе, что никаких особых усилий от меня не потребовалось.
- А как ты похудела-то? Что делала-то? – спросила Катя.
- Слушай, я не буду тебе ничего рассказывать. А то все испорчу. Лучше пойди сама к нему на прием. Но я тебе рекомендую. Нет, честно, Кать, обязательно пойди к нему. Результат – сама видишь! – Лена хлопнула себя по бокам.
- А при чем здесь руки-то? – рассердилась Величкина.
Лена улыбнулась и накрыла ладонью ладонь подруги.
- Кать, слушай, я понимаю, я тебе столько лет мозг разрушала всякой нетрадиционной медициной, что ты теперь не доверяешь мне. Но мне кажется, что Найман – это как раз то, что тебе нужно. У него классная система, правда, подходит не всем. Но он на первом же приеме скажет тебе, подойдет тебе его метод или нет. Без обмана, честное слово.
- Ну, а руки-то тут причем? – не унималась Величкина.
- Я когда в Египте отдыхала, про тебя вспоминала. Вот, думаю, Катька, ни разу не жаловалась, что руки затекают. Вон Настьку возьми, вечно стонала, что у нее то поясницу ломит, то руки отсыхают, то пальцы у нее сведет. А она-то худющая, а ты-то вон через живот свой руки тянешь и ничего.
Катя нахмурилась. Надпись “X-com defence” всколыхнулась, парень обернулся и бросил взгляд на Самойлову.
- Слушай, - уговаривала Лена. – За первый визит он и не возьмет с тебя ничего и сразу определит, его ты клиент или не его.
- А потом сколько возьмет? – поинтересовалась Катя.
Лена скорчила гримасу и махнула рукой.
- Да ерунда, считай, что все задаром. Ну, так чего? Давай, я позвоню ему, а?
Катя замялась. Не хотелось признавать, что она нуждается в помощи постороннего человека, тем более Самойловой. В то же время сидевшая напротив подруга была живым подтверждением эффективности метода этого самого Наймана.
- Ну, позвони, - согласилась Катя.
Лена вздохнула с облегчением, извлекла из сумочки серебристый “сименс” и набрала номер. Послышались длинные гудки. Самойлова напряженно смотрела на Катю. Вид у нее был, как у детского фотографа, пообещавшего ребенку птичку и спешащего сделать снимок, пока дитя не разуверилось в чуде.
А Величкина поглядывала на икскомовца, уверенная, что вскоре он еще раз обернется, но уже в другую сторону, посмотреть, что за мадам сидит у него за спиной, озабоченная проблемами с излишним весом.
- Алло, - донесся до Кати мужской голос.
- Алло! - воскликнула Лена. – Ефим Беркович! Здравствуйте, это Лена Самойлова.
Посетители кафе – в их числе и икскомовец - дружно посмотрели на девушку. Она, не обращая ни на кого внимания, продолжала кричать.
- Ефим Беркович! Я вам про подругу свою говорила, помните?
- …
Катя опустила глаза. Теперь все вокруг знали, что она и есть та самая подруга, о которой Самойлова говорила какому-то Ефиму Берковичу. Лену внимание посторонних нисколько не беспокоило.
- Да, Ефим Беркович, да. Вы примете ее, примете, да?.. Когда?..
Она прикрыла трубку ладошкой, посмотрела на Катю и, сделав круглые глаза, спросила:
- Ты когда сможешь? Завтра сможешь?
- Завтра? Смогу, только после обеда. Я завтра в первую смену, - ответила Катя.
- Сможет, да, Ефим Беркович, ага, после обеда сможет! – закричала Лена в трубку. – В три часа?! Ага, хорошо! Адрес я скажу.
Самойлова выключила телефон, пихнула его в сумочку и, глядя на Величкину, шумно выдохнула:
- Фу! Всё! Катька, завтра у тебя начнется новая жизнь!
- Да ладно, может, ничего не получится еще, - прошептала Величкина.
- Получится, получится, - пробурчала Лена, записывая адрес на клочке бумаги.
Она протянула листок, и Катя с удивлением прочитала: “Фитнесс-центр. Отель “Марриотт”.
- Это что? – спросила Величкина.
- Там работает Найман, - ответила Лена. – Поезжай завтра к нему и, я уверена, ты станешь совсем другим человеком.
Теперь Величкина не знала, что лучше: остаться в кафе и как ни в чем не бывало поглощать гамбургеры под взглядами окружающих или поскорее уйти.
Самойлова окончательно испортила ей настроение, сказав:
- Ты чего-то напряженная какая-то! У тебя ничего не случилось?
По дороге домой Величкина мечтала о терракте: чтобы бомба разнесла в клочья все вокруг и чтоб троллейбус, в котором она ехала, стал для нее последним. Или чтобы фантастическим образом его пассажирами стали банкир, отдавший предпочтение не ей, а юноше, самодовольная Самойлова и икскомовец, который, хотя и не взглянул на нее ни разу, но так и унес с собой образ толстухи, озабоченной излишним весом, и где-то носится теперь с этим образом, имеющим к ней непосредственное отношение.
2.
На следующий день Катя опоздала на работу. И сразу заметила, что нет Максима.
- Что, голубок наш заработал миллион? – спросила она.
- Не-а, - сообщила Расплетина. – Ему морду набили в метро поздно вечером.
- А что он там делал?
- Домой возвращался, а денег на такси ему не дали, - рассказала Ирка.
- Ну, мне хотя бы рожу вчера не набили, - рассмеялась Величкина.
И к трем часам приехала в отель “Марриотт” на Тверской, где Найман заведовал фитнесс-центром.
Ефиму Берковичу на вид было сорок лет. Он был среднего роста с небольшим брюшком в очках с золотой оправой. Одет в белую рубашку и джинсы.
- Вы от Лены Самойловой? – спросил он.
- Да, - протянула Величкина. – А вы доктор Найман?
- Ну, какой я доктор? – махнул рукой Ефим Беркович. – Проходите ко мне в кабинет, сейчас я вам все расскажу.
Они вошли в спортзал. Тренажеры завораживали Катю. Ей, бывшей спортсменке, захотелось оседлать серое кресло, закрепить ремешками ноги и толкнуть вес тысячу раз подряд, проливая пот на хромированные части снаряда. Она заметила девушку на беговой дорожке. Та смерила Величкину снисходительным взглядом. Катя отвернулась.
Найман проводил ее в кабинет. Едва они вошли, как девушка с беговой дорожки заглянула следом.
- Ефим Беркович, - позвала она, не обращая внимания на Величкину.
- Присаживайтесь, пожалуйста, и обождите одну секундочку, - попросил Найман Катю и вышел в спортзал.
Величкина огляделась вокруг. Кабинет был просторным. В углу у окна стоял стол. Над ним на стене висели фотографии Наймана. На некоторых снимках он выглядел статным, спортивным мужчиной, на других – толстой развалиной. Создавалось впечатление, что Ефим Беркович экспериментирует на себе с целью установить, сколько раз в году его система похудания сработает. В другом углу стояла метровая тумба для прыжков в воду. Две сандалии крепились на ее скошенной под углом в 45 градусов поверхности.
Вернулся Найман.
- Курица, - ткнул он большим пальцем в сторону спортзала.
Он сказал это столь доверительно, что Катя почувствовала себя посвященной в некую тайну о незнакомке на беговой дорожке. Тайну, знание которой позволит игнорировать брезгливые взгляды и самой смотреть на бегунью снисходительно.
- Она намотает миллион километров и будет до конца дней своих махать руками, но никогда не взлетит, - продолжал Найман.
Он сел, но не за стол, а напротив Кати.
- Итак, - произнес он, взяв Величкину за руку. – Чем вы питаетесь?
- Ну, - протянула Катя. – Салаты, фрукты…
Ефим Беркович нахмурился.
- Раньше питалась так, - призналась Катя и улыбнулась. – Вообще я занималась спортом, была вот такой же, как та девушка… которую вы назвали курицей…
- И безбожно насиловали свой организм, - перебил ее Найман. – Салаты, зелень, - да, это нужно, это протеин. Но основное ваше меню – гамбургеры, бутерброды, жирная пища, всякие сладости, - вот, что нужнее всего вам. Это ваше горючее, вам нужен жир, нужен, как воздух. Он не даст вам замерзнуть, он послужит источником гемоглобина. Гемоглобин очень нужен на большой высоте. Там разреженный воздух, не хватает кислорода. Но запасы кислорода есть в гемоглобине.
Величкина посмотрела на Ефима Берковича. Почему-то он вызывал симпатию. Хотелось довериться этому человеку, хотя его слова порождали сумятицу в мыслях.
- А причем здесь высота? – спросила она.
- Вы знаете, я бывший авиаконструктор, - Найман поднял указательный палец.
- Да, я слышала об этом, - кивнула Катя.
- Так вот, очень долго я не мог понять, как самолеты могут летать? Как они держатся в воздухе?
Он произнес эти слова так, будто ждал ответа от нее. Величкина поджала губы и пожала плечами.
- Ну, скажите вот вы, вот подумайте, вот смотрите вы на самолет, на эту здоровенную махину, и что – вы верите в то, что он может лететь по воздуху?
Он снял очки и, наклонившись вперед, внимательными, карими глазами посмотрел на Катю.
- Ну, я не знаю, - промолвила она.
Найман откинулся на спинку стула. Взял со стола бархотку и начал протирать стекла очков.
- Все вы знаете, - произнес он. – Любой нормальный человек знает, что кусок железа не может висеть в воздухе. По крайней мере, в нашей системе измерений.
- А ко мне-то какое все это имеет отношение? – не выдержала Величкина.
- Самое прямое, - поднял Найман взгляд на Катю. – Я сейчас объясню вам, но все по порядку. Самолеты летать не могут. Но они летают. Почему? Потому что двигаются не в трехмерном пространстве, как все думают. А в многомерном. Но люди этого не осознают, точно так же, как не осознают и свою собственную многомерность. Человек как новорожденный младенец, который дрыгает ногой, но не знает, где она там его нога. А про пальцы на ноге он и вовсе не догадывается.
- Да? – сказала Величкина, попросту не знавшая, что еще сказать.
- Да, - подтвердил Найман. – Я открыл эту многомерность. Но большинству это непонятно. А еще я узнал, что человек намного ближе к птицам, чем к обезьянам. К обезьянам если кто и был близок, так один единственный Чарльз Дарвин, не преминувший записать в эту компанию и всю остальную часть человечества. И человеческий жир, голубушка моя, также важен для человека, как топливо для воздушного лайнера.
- Послушайте, вы это все серьезно мне говорите? – вскинула брови Катя.
- Еще как серьезно! – воскликнул Найман. – Вот вы, например, по виду вы ближе всего к серым гусям, но не совсем.
- Что значит, не совсем? – рассмеялась Величкина.
И поняла, как глупо прозвучал ее вопрос, по форме выражавший согласие с причислением ее к серым гусыням.
- Ну, гуси в полете машут крыльями, а вы используете термали…
- Что?
- Термали. Потоки теплого воздуха, восходящие от земли. Расправив крылья, вы сможете часами парить над землей и без труда проделаете весь путь отсюда до Северной Африки.
- Какими крыльями?! – воскликнула Величкина.
- Вашими крыльями, вашими, - ответил он.
Найман поднялся и жестом попросил Катю встать.
- Вам надо будет раздеться, - сказал он.
Величкина беспомощно огляделась.
- Ну, представьте себе, что я все-таки доктор. Хотите, белый халат надену?
Величкину одолевали сомнения. Она могла обмануться. И Найман – шарлатан, а может, и маньяк ко всему прочему. Чего еще ждать от сомнительных связей Самойловой?
- А вдруг войдет кто-нибудь? – нашла она отговорку.
- Я запру дверь, - ответил Ефим Беркович и щелкнул щеколдой.
Величкина сама себя загнала в западню. Но так не хотелось признаваться в собственной оплошности, что она разделась. Сначала до трусиков.
- Эта часть одежды вам будет мешать, - произнес Ефим Беркович.
Дальнейшие события развивались словно во сне. Дрожащими пальчиками Величкина сняла трусики. Найман помог ей забраться на тумбу для ныряльщиков, помог вставить ноги в сандалии, присел на корточки и застегнул ремешки. Чтоб не упасть, Катя опиралась на его плечи. Она дрожала от стыда и от страха сорваться и похоронить под собою Наймана, а потом валяться тут со свернутой шеей, дожидаясь пока кто-нибудь выломает запертую дверь.
Застегнув ремешки, Найман выпрямился. Катя оказалась в беспомощном положении. Ей было страшно, хотелось согнуть ноги в коленях, но тогда она потеряла бы опору и упала лицом вниз. Величкина возвышалась над Ефимом Берковичем под неестественным наклоном.
- Вам надо вытянуть руки вдоль тела и прижать их к бедрам. Не бойтесь, я держу вас.
В подтверждение словам Найман пару раз приподнял ее. Величкина отметила, что он намного сильнее, чем можно было предположить. Она опустила руки вдоль тела и прижала их к бокам. В следующее мгновение Найман толкнул ее вверх и отошел в сторону. В ужасе Катя взмахнула руками. Огромные серые крылья развернулись от основания ее позвоночника.
- Ай! – взвизгнула Величкина.
Бумаги взметнулись вверх со стола и разлетелись по кабинету. Какой-то листок прилепился к Найману. Ефим Беркович со смехом отшвырнул его. Катя отчаянно махала крыльями, и благодаря этому ей удавалось держаться в воздухе и не разбить лицо об паркет.
- Помогите мне! – всхлипнула она.
Найман с распростертыми объятиями шагнул к ней навстречу. Катя обхватила его руками, повисла на нем, слезы хлынули из ее глаз.
3.
Четвертого сентября в двенадцать часов Величкина съела черничный пирог, достала косметичку, села перед зеркалом и приготовилась нанести тушь на ресницы, как вдруг услышала отдаленное гоготание. Она открыла балконную дверь и посмотрела в высокое синее небо. Вытянула руку, и невидимые воздушные ручейки заструились между пальчиками Величкиной прочь от земли, вверх, вслед за облачком, плывущим на юг. Солнце светило жарко, день обещал быть пригожим. Даже смог от горевших торфяников, все лето мучивший Москву, отступил. Катя приставила ладонь козырьком ко лбу и разглядела выстроившиеся клином черные точки. Серые гуси покинули прибалтийские гнездовья, они держали путь на юг, к Северной Африке. Клин уверенно догонял маленькое облачко.
- Привет, Катюха! – На соседнем балконе тетя Тома пыхтела беломориной.
Величкина бросилась в комнату, на ходу срывая с себя домашний халат. Тетя Тома хмыкнула, затянулась, выпустила дым и сплюнула вниз.
Катя схватила телефон и набрала номер родителей.
- Мам! – крикнула в трубку. – Слушай, я уезжаю. На юг отдыхать. Так внезапно путевка по дешевке досталась, что прям сейчас бежать надо. Позвоню тебе, как доберусь. Все, мамочка, целую тебя, мамуль.
Она попыталась дозвониться Расплетиной или Насте. Но и та, и другая уже ушли из дома, а в салоне еще не появились, до начала их смены оставалось два часа. Катя решила, что позвонит подружкам с юга, потом, когда обоснуется, бросила трубку и выскочила на балкон.
- Катюх! Ну, ты даешь! – вскрикнула соседка. – Срам-то прикрой, людей распугаешь!
Величкина посмотрела на тетю Тому. Соседка оказалась на балконе как нельзя кстати. Катя вернулась в комнату.
- Ты чего молчишь-то сегодня? – крикнула вдогонку ей тетя Тома.
Катя прошла в коридор, взяла со столика ключи от квартиры и вернулась на балкон.
- Тетя Том, - попросила она. – Возьми ключи, пожалуйста, зайди ко мне потом, балкон закрой. Ладно?
- Не поняла, когда это потом? – спросила тетя Тома, протягивая руку.
Тяжелая связка скользнула на ее ладонь.
- Я весною вернусь, - сообщила Катя.
- А-а, - протянула тетя Тома. – Ну, это там цветы-то я полью, да. А балкон-то чего? Ты сразу его закрой. А куда едешь-то так надолго?
- На юг, - ответила Величкина и перемахнула через ограждение балкона.
- А-а-а! – завопила тетя Тома.
Люди на улице задирали головы, привлеченные криком. Мальчишки тыкали пальцами. Недокуренная беломорина выпала изо рта тети Томы, полетела вниз, зацепилась за засохшие лепестки и нашла приют в ящичке для цветочков этажом ниже. Связка ключей выскочила из рук и ударила по пальцам, торчавшим из рваного тапочка.
- Катюха! Ты чего это?! – кричала соседка.
- Тетя Том, да ты не волнуйся, я ж каждую ночь это делала. Ключи не потеряй мои! А теперь пора мне.
- Куда тебе пора?! Стой ты!
Соседка перегнулась через перегородку и вытянула руки. Впрочем, достать Величкину ей при всем желании не удалось бы.
Катя выпустила из рук поручень, наклонилась вперед, взмахнула крыльями и оторвалась от балкона. Толпа внизу дружно ахнула. Величкина засмеялась. Она знала, что ни тетя Тома, ни мальчишки, прогуливающие школу, ни случайные прохожие не видят ее серого оперения. Им кажется, что они стали свидетелями фантастического зрелища. Обнаженная женщина, расставив в стороны руки, парит в воздухе.
Катя сделала несколько сильных взмахов и оказалась над крышей девятиэтажки. Она впервые поднялась в небо днем, и у нее захватило дух. Москва превращалась в огромную панораму. Она полетела вокруг дома. Там прохожие не задирали голов, и полет Величкиной остался незамеченным. Посмотрев вслед удалявшемуся клину, Катя прикинула, что, если на каждые сто метров в длину будет забирать на десять метров ввысь, то где-нибудь над Подольском догонит серых гусей. Тут она вспомнила, что хотела пролететь над Ватутинками, а значит, нужно было сделать небольшой крюк, и предстояла задержка. Мгновение она сомневалась, стоит ли тратить время на всякие фокусы? И все же решила исполнить задуманное. В конце концов, не над Подольском, так где-нибудь подальше, но догонит она гусей, летящих из Эстонии. Катя выписала полный круг над домом. Невольные зрители встретили ее восторженными возгласами. Величкина спикировала прямо к своему балкону. Тетя Тома курила новую папиросу.
- Хорошо, что дверь еще не закрыла! – на подлете крикнула ей Катя.
Она влетела в комнату и с грохотом плюхнулась на кровать. Сколько раз говорила ей соседка снизу, что нельзя так шуметь по ночам! Катя вытащила футляр со спиннингом, который пылился за шкафом почти два с половиной года. Она приладила его на спине, как учил ее Найман. Пробежала через комнату, с ходу перепрыгнула через балконное ограждение и расправила крылья.
- Ну, все, тетя Том, пока! Весною вернусь!
Вторая непотушенная папироса выпала изо рта соседки и оказалась в ящичке этажом ниже, где еще дымилась первая беломорина.
- Тетя Том! Ты, смотри, пожар не устрой! Смотри, вон внизу балкон уж дымится от твоих папирос! – прокричала Катя, набирая высоту.
Она сделала еще один круг над крышей дома. Бросила последний взгляд на застывшую от изумления соседку и, мысленно пожелав ей не сойти с ума, взяла курс на юг. Ошеломленные тинейджеры побежали следом, на ходу задирая круглые стриженные головы и тыча пальцами в небо. Сверху они выглядели игрушечными мальчиками с пальчики. Хотелось шутки ради схватить какого-нибудь проказника и посадить на купол церквушки. У Шереметьевской ребята отстали, сбившись стайкой на тротуаре. Они смотрели вслед и пытались привлечь внимание прохожих к необычному зрелищу. Люди отмахивались. Величкина казалась им дурацким воздушным шариком.
Она огляделась по сторонам. Вид распростершегося под нею мегаполиса производил двойственное впечатление. С высоты величкиного полета город представлялся гигантским игрушечным макетом… или детской площадкой с разбросанными игрушками. В то же время дух захватывало при мысли о том, что по дорожкам этого макета торопятся по своим делишкам пятнадцать миллионов человечков, по улочкам катается три миллиона автомобилей, по задворкам и пустырям бегают два миллиона собак, на помойках и продовольственных складах копошатся четыреста миллионов крыс, а в крошечном зоопарке обгрызают листья деревьев девятнадцать жирафов.
Пролетая над гипермаркетом, Катя подумала, что было б забавно примоститься на голове громадного, зеленого кенгуру, установленного перед фасадом здания, дождаться Расплетину с Настей и попрощаться с ними по-человечески, а не улетать по-свински, как это сделала Самойлова. Однако устройся она на верхушке рекламного сооружения, так вперед подруг примчится МЧС с пожарниками, а то и с телевидением. И сделают репортаж на всю страну о сумасшедшей с суицидальными наклонностями, неизвестно как забравшейся на голову этого кенгуру. А как бы ахнули миллионы телезрителей, когда, бросившись вниз, она не разбилась бы об асфальт, а улетела! Но Ефим Беркович предупреждал, что не стоит привлекать внимание людей, иначе окончишь жизнь в клетке под наблюдением деятелей науки. Это еще в лучшем случае, а то и в психушку загремишь.
- Итак, Екатерина Дмитриевна, что вы делали на голове кенгуру?
- Я просто присела на дорожку…
- На дорожку?
- Ну да. А разве вы так не делаете перед тем, как лететь на юг?!
Катя дала себе слово, что позвонит в салон при первой же возможности, и сделала маленький крен на левый бок. Воздушные потоки незримыми бурунчиками заструились наискосок под крыльями, направляя Величкину по кругу над гипермаркетом. Автостоянка внизу, словно игра в паззл, заполнялась разноцветными крышечками подъезжавших автомашин. Люди образовали четыре встречных ручейка, распределенных попарно между двумя входами в здание. Внутрь двигались налегке, а наружу – груженные сумками, многие катили тележки. Все это напоминало хорошо организованный муравейник.
За гипермаркетом днем обычно разгружались фуры и газели. Но сейчас лишь одинокий серенький автомобиль стоял через дорогу у забора, тянувшегося вдоль улицы Веткина. В шестом классе Величкиной поручили выяснить, кем был этот самый Веткин, в честь которого назвали неприметную улочку, и написать сочинение. Катя нашла необходимые справочники и узнала, что никакого Веткина в природе не было, а улицу назвали так из-за железнодорожных веток, между которыми ее заключили. Ее сочинение стало темой педсовета, и Величкиной обещали, что с такими взглядами в следующем году не примут в комсомол. Следующий год стал девяносто первым, и с комсомолом она и так пролетела.
Серенькая машинка была “москвичом”. На таком же ездил ее бывший муж. Только у него сзади было написано “aleko”, а у этого “москвича” на кузове красовалась надпись “святоBrabus”. Прочитав ее, Катя с удовольствием отметила открывшуюся у нее остроту зрения. “Москвич” внизу ритмично раскачивался, словно придавил ваньку-встаньку, неутомимо пытавшегося справиться с весом автомобиля. В машине молодая женщина перегнулась через заднее сиденье, вывернув голову и прижавшись височной частью к заднему стеклу, и дышала, как выбросившаяся на берег рыбешка. Навалившийся на нее мужчина вывернул свою голову в другую сторону и тоже дышал слишком часто. Через переднее стекло было видно, как, словно шарик для игры в пинг-понг, подпрыгивает его маленькая, беленькая попка. Судя по всему, для парочки в машине день начался неплохо. Величкина порадовалась за них и обратила внимание на Останкинскую телебашню, по-фрейдистски проткнувшую облачко.
В школе на уроках географии учительница говорила, что Москва – самая зеленая столица мира. Никто ей не верил. Но теперь Катя думала, что географиня, возможно, была права. Сверху Москва выглядела гигантским, неухоженным газоном, на котором дети возводили город для лилипутов и отдельные кварталы выстроили с необыкновенной тщательностью, зато в других местах оставили кубики, беспорядочно разбросанными в зарослях травы. Особенно Катю поразил огромный лесопарк, расположенный за гостиницей “Космос”. Она догадалась, что это Лосиный остров. А ведь, если передвигаешься по земле, то до парка приходится преодолевать приличное расстояние; если ехать на трамвае по улице Бориса Галушкина, получится остановки три. Но сверху зеленые насаждения во дворах домов представляются единым целым с зеленым массивом, и поэтому кажется, что Лосиный остров начинается прямо за гостиницей “Космос”. А сама эта гостиница похожа на кусок заплесневевшего и почерневшего от старости сыра, выпавшего из клюва пластилиновой вороны и застрявшего между обшарпанными детскими кубиками. Мимо по Ярославскому шоссе мчались легковушки и грузовички. За Северянинским мостом красовалась закусочная “Макдоналдс”, перед которой восседал на скамейке клоун Роналд, более всего напоминавший персонаж из ужастиков Стивена Кинга. Далеко впереди за токийской развязкой Ярославки и МКАД виднелось красное пятно еще одного “Макдоналдса” все с тем же отвратительным клоуном у входа. А левее над Мытищами возвышалась ультрасовременная высотка со стеклянным пентхаусом. Внутри мужчина с девушкой в розовой мини-юбочке пили чай с кексом. Он гладил ее по коленке, и Кате было любопытно, не закончится ли чаепитие в Мытищах как-нибудь по-святобрабуски. Но Ярославка уходила на Север, а Величкина держала путь на юг.
Она окинула беглым взором территорию ВВЦ, и обнаружила, что помимо превратившихся в барахолки советских дворцов пространство выставки включало в себя еще и каскад прудов, не признававших границы с Ботаническим садом. Она никогда не заходила дальше павильона “Космос” и не подозревала ни о существовании лодочной станции, ни о маленьком зоопарке. У входа на Выставку рабочий с колхозницей тыкали в небо молоточком с серпиком, скрестив их на брудершафт. А на всей территории между ВВЦ и станцией метро происходила неимоверная толчея, из которой торчал монумент покорителям космоса, сверху похожий на женскую туфельку с невообразимо узеньким горлом. Под туфлей в окружении выпивох восседал каменный Циолковский.
У парадного усадьбы графа Шереметева подъездная дорожка была заасфальтирована правильным кругом, и, если бы уфологи только знали, как эта дорожка выглядит сверху, то заявили бы, что это следы приземления летающей тарелки. По газону прогуливался хромой старичок и собирал мусор в траве, тыкая в него палкой с гвоздем на конце. Беспородные псинки грелись на солнышке во дворе церкви святой Троицы.
Катя посмотрела вниз. Она почти завершила круг, и прямо под нею опять проплывала стоянка и зеленый кенгуру. Служащий в форменной одежде толкал к гипермаркету поезд из собранных с парковки тележек. Две официантки из кафе “Мозаика”, что на первом этаже, курили у входа. Директор спортивного магазина развлекал их, наверное, анекдотами.
Величкина взмахнула крыльями и полетела над Шереметьевской улицей. Зеленый кенгуру стоял с поднятой кверху лапкой, как бы махал на прощание. Позади остался мостик через железнодорожный путь, по которому грохотал товарный состав. “Сатирикон” Константина Райкина оказался упакованным в синий полиэтилен, под прикрытием которого проистекал капитальный ремонт, а с высоты катиного полета театр был похож на коробку в праздничной обертке, которую с нетерпением надорвали, да и бросили, саму-то коробку так и не открыв. Американский супергерой улыбался со стены кинотеатра “Гавана” так ослепительно, словно билетеры каждый раз после еды натирали его бумажные зубы орбитом без сахара. Чуть подальше лимонным тортиком возвышался театр Российской Армии.
Катя засмеялась. Она и не думала, что разглядывать Москву с высоты птичьего полета и выискивать знакомые местечки окажется таким увлекательным занятием. Она пожалела, что раньше ей не приходило в голову днем подняться высоко в небо. Катя ограничивалась ночными тренировками, опасаясь случайных свидетелей.
Она быстро пересчитала знаменитые высотки. Гостиница “Украина” и высотка на Краснопресненской выглядели сторожевыми башнями, вставшими по обе стороны от Белого Дома, замыкало этот караул Министерство иностранных дел. Симметрично этой троице по другую сторону Садового кольца возвышались гостиница “Ленинградская”, высотка на Красных Воротах и та, что стоит в Котельниках. Особняком вдалеке за излучиной Москва-реки на Воробьевых горах красовался Университет. Оглянувшись через правое крыло, Величкина с удивлением обнаружила еще одну, восьмую, высотку – где-то в конце Ленинградского проспекта, в районе Сокола. Это творение современных архитекторов на фоне сталинского зодчества смотрелось так же, как смотрится “мерседес” образца 2002 года рядом с собратьями середины прошлого века.
В том же направлении она заметила жука, опрокинувшегося золотисто-зеленым брюшком кверху и беспомощно вытянувшего в небо четыре мохнатые лапы. Это был стадион “Динамо” с четырьмя осветительными мачтами.
В Москве многое изменилось. И то ли эти перемены произошли за последние два года, пока катина жизнь ограничивалась треугольником “гипермаркет – квартирка на Старомарьинском шоссе – вещевой рынок “Динамо”, то ли за эти два года она забыла обо всем, что находилось дальше Сущевского Вала. А прямо за ним появилось много нового. Напротив гостиницы “Ренессанс” на другой стороне Олимпийского проспекта выросло огромное здание, судя по архитектуре, какой-то культурно-развлекательный центр. Новый торговый комплекс построили возле метро Новослободская. И очень забавным ей показался ресторан “Сеттебелло”, облюбовавший заднюю часть образцовского Театра кукол. Рестораторы устроили летнюю площадку, над которой натянули что-то вроде корабельного паруса, под которым любители попить кофе на свежем воздухе могли укрыться от дождя в ненастный день. Во дворе ресторана вокруг шарообразного фонтана разгуливал самый настоящий баран. Его свобода ограничивалась длиной веревки, привязанной к дереву. Мальчонка лет пяти гонялся за животным, пытаясь поделиться с ним радостью от обладания воздушным шариком. Баран этой радости не разделял. Ребенок упустил шарик в небо и, громко заплакав, убежал в ресторан.
Цветной бульвар из запущенного бомжатника превратился в парк для гуляний с фонтаном в виде клоуна на одноколесном велосипеде. Перед входом в цирк стояли бронзовый Никулин и бронзовый автомобиль, к которым выстроилась очередь желающих сфотографироваться на фоне знаменитого артиста. Счастливчик – мужчина лет сорока в сером костюме без галстука, - дорвавшись до колена Никулина, облокотился на это колено и вытянул физиономию с вымученной улыбкой навстречу женщине, целящейся в него фотоаппаратом. Между ними тянулась бесконечная вереница спешащих по своим делам людей. И судя по выражению лица, женщина испепелила бы пару десятков прохожих, чтобы успеть сфотографировать мужа, запрыгнувшего на коленку к Никулину, садившегося в бронзомобиль.
На другой стороне бульвара из кофейни “Каналетто” вышел мужчина в черной тройке с синим галстуком, в левой руке он сжимал газету “Ведомости”. Из припаркованного “пежо-607” выскочил водитель и открыл заднюю дверцу. Мужчина с газетой плюхнулся внутрь.
Величкина подумала, что если и дальше будет рассматривать каждую физиономию и газетные заголовки, то крещенские морозы настигнут ее где-нибудь над Серпуховом. Она взмахнула несколько раз крыльями и полетела вперед. Промчалась над Неглинной, не обратив внимания ни на Большой Театр, ни на ГУМ и даже тетка с красным транспарантом в залатанном-перелатанном костюме, что-то кричавшая в мегафон посреди площади Революции, не привлекла катиного внимания. Правда, воробушки, промышлявшие возле кафе “Зен-кофе” в Камергерском переулке, привели ее в восторг. Седовласый мужчина оставил на столике “Парфюмера” Зюскинда и тарелочку с яблочным штруделем, а сам скрылся внутри заведения. И надо было видеть его лицо, когда он вернулся на улицу с чашечкой горячего ристретто и застал стайку пташек, деловито клевавших его десерт.
А еще, когда прямо под Величкиной оказался Кремль, она сделала круг над красными звездами. Несмотря на будний день, здесь было много народу. Приезжие с детьми дошкольного возраста. Иностранцы, спешащие за гидами, как утята за утками. Катя опять поймала себя на том, что сверху все кажется игрушечным. Вот удивились бы голландцы, столпившиеся около Царь-колокола, если б Величкина подняла кусочек, отколовшийся от колокола во время пожара в 1737 году, послюнявила бы этот осколочек, да и прилепила б на прежнее место. А потом закатила бы тысячекилограммовое ядрышко в Царь-пушку. Хоть в кои-то веки должна ж она выстрелить! Поднести фитиль и направить пушечку… куда бы направить-то? В новостях, вроде, говорили, что гостиницу “Москва” неплохо б было снести. Затем Величкина бросила взгляд на Первую и Вторую Безымянные башни. Андрюшка обещал, что когда станет президентом, специальным указом даст имена этим башенкам. Одна станет Первой Екатерининской, а другая – Второй Екатерининской, ведь были же в России такие царицы. Катя решила, что обязательно напомнит Андрюшке о данном слове. Когда он станет президентом.
Она полетела дальше над Москва-рекой и Водоотводным каналом и заметила, что со смотровой площадки Храма Христа Спасителя через небольшой телескоп на нее смотрит парень в черной майке с надписью “X-com defence”. Катя помахала знакомому незнакомцу. Но он не понял, что этот знак адресован ему, он решил, что она просто машет крыльями. Тогда Величкина показала икскомовцу язык. Молодой человек упал на колени и перекрестился истово. Остальные экскурсанты, обескураженные неожиданно проснувшейся набожностью икскомовца, кинулись к телескопу, но в спешке сбили настройки и никаких чудес в чистом небе не обнаружили.
Катя взяла правее и полетела вдоль берега Москва-реки. Вскоре она оказалась над Пушкинской набережной. И здесь ее поджидали два забавных происшествия. Сперва она чуть не столкнулась с китайским дракончиком. Под ним болтался длинный шнур. Катя подумала, что, если умелец, упустивший бумажного питомца, продолжает следить за его полетом, то, вероятно, и ее принимает за еще кем-то упущенного бумажного змея.
А второе происшествие заключалось в том, что какая-то девушка с пронзительным визгом подпрыгнула вверх прямо навстречу Величкиной. Она взлетела над деревьями, и Кате показалось, что через мгновенье они столкнутся. Но с полпути также внезапно девушка спикировала вниз, тут же опять подпрыгнула, но уже не так высоко, и опять ринулась вниз, вновь – вверх и опять - вниз. И так еще несколько раз, с каждым прыжком сокращая амплитуду. И Катя разглядела, что визгливая летунья попросту рискнула пойти на аттракцион с резиновым канатом.
Над Нескучным Садом Величкина оставила Москва-реку и дальше полетела по-над Ленинским проспектом. Через несколько минут Катя была над какой-то гостиницей, оказавшейся в эпицентре веселого шоу. Отряд спецназовцев в черных масках на потеху приезжей публике штурмовал здание. Сначала Величкина подумала, что ребята обезвреживают террористов, но разглядела листок в руке мужчины в форме то ли прокурора, то ли железнодорожника. “Решение общего собрания акционеров о назначении генерального директора”, - прочитала Катя надпись в титуле документа и поняла, что это не борьба с экстремистами, а первый рабочий день нового управляющего гостиницей. Хлопнули двери парадного подъезда, двое в масках вывели раскрасневшуюся дамочку. Из автомобиля “Кия Шума” вышел подтянутый мужчина и в сопровождении охранника прошествовал внутрь гостиницы. Разочарованные зеваки начали расходиться, и только двое мужчин задержались. Один, с залысинами, выкарабкался из старенького “фольксвагена” и направился к стоявшему неподалеку “жигуленку” десятой модели. Хозяин “десятки”, бородач, который был бы похож на Иисуса, если б немного похудел и отрастил патлы до плеч, вышел навстречу плешивому и на ходу поднял правую руку с открытой ладонью. Плешивый хлопнул по ней своею ладонью, и они засмеялись, то ли радуясь за нового генерального директора, то ли возлагая на того какие-то надежды в связи с назначением.
Величкина взмахнула крыльями и полетела - вперед-вперед-вперед. Дала слово больше не оглядываться. Внизу - универмаг “Москва”, ну, и тьфу на него. Патио-пицца – и на нее тоже. Какие-то банки, магазины, аптеки, люди, - нет до них никакого дела.
А вот казино “Фараон” и паб “Львиное сердце”. Господи, здесь же раньше был бар “Гавана”! А теперь два бутафорских сфинкса стерегут постамент с маленьким вертолетом, поставленным на кон. Стены разрисованы иероглифами. А под ними вывеска “Львиное Сердце” - угловатые буквы с такими завитушками, будто их модерн есть инкарнация готического стиля. Стало быть, паб назвали не в честь любимого льва Тутанхамона, а в честь английского короля из династии Плантагенетов. Катя припомнила, что Ричард Львиное Сердце участвовал в крестовых походах против султана Египта Салах-ад-дина. Что ж, чем не повод разместить под одной крышей древнеегипетские иероглифы и готические вензеля?
Катя сообразила, что чересчур увлеклась Ленинским проспектом, тогда как к Ватутинкам ведет Калужское шоссе. Она приняла влево и через две минуты летела над маленьким озером в лесопарке. Москвичи наслаждались последними, теплыми денечками. По блестящей от солнца воде скользили лодочки и катамараны. Вверх тянулся белый дым от небольшого костра у самого берега. Усатый парень жарил шашлык, а его приятель бренчал на гитаре и лающим голосом выкрикивал: “Не прощай! Будет время, и свидимся после!..” Девица в мокрых джинсах закапывала бутылки с пивом в песок на мелководье.
Вдруг послышался крик:
- Ленька! Ленька-а-а!!!
Кричал подросток лет четырнадцати. Он стоял на пригорке среди пожелтевших березок и пытался привлечь внимание юноши, катавшегося на лодочке с девушкой. Тот, бросив весла, держал подружку за руки, она улыбалась, склонив голову набок.
Парнишка среди березок было отчаялся. Но затем сложил руки рупором и закричал:
- Сан оф э битч!!!
Парочка в лодочке встрепенулась, четыре руки взметнулись с приветствиями вверх, юноша взялся за весла, лодочка повернула к берегу, подросток побежал с пригорка к причалу.
- Не прощай, даже если не свидимся после! – доносилось от костра.
А Величкина пролетела над МКАД, над строительным рынком, слева остался гипермаркет “Ашан”, внизу извивалось Калужское шоссе.
- Ого! – воскликнула она, когда впереди выросло многоэтажное ультрасовременное здание, и добавила. – Ни хрена себе!
Последний возглас относился к указателю у поворота к бизнесцентру, на табличке красовалась надпись “Совхоз Коммунарка”.
Величкина подумала, что не так уж плохи дела в датском королевстве, если совхозы строят дворцы, которым позавидовал бы “Газпром”.
Оказавшись над Ватутинками, Катя разыскала нужный домик. Андрюшку узнала несразу. Заметила его на картофельном поле. Выставив в небо зад в пыльных тренниках, он раскладывал картофель на растянутом по земле брезенте. Молодая женщина в резиновых перчатках разминала поясницу. Прижавшись к ограде, стоял серый “москвич” - “Алеко”. Кряжистый мужичок с папироской во рту укладывал в багажник мешки с просушенным картофелем.
Величкина спустилась пониже, но так, чтобы с земли ее не могли разглядеть: им пришлось бы смотреть против солнца. Оказавшись над бывшим мужем, она сбросила подарок. Зеленый футляр полетел вниз, бумажные сердечки отслоились и закружились в медленном танце. Величкина закусила губу, испугавшись, что Андрюшка как-нибудь повернется и получит коробкой по голове. Но все обошлось. Ее подарок упал рядом. Клубы пыли взметнулись вверх, как от взрыва.
- Ой, что это?! – вскрикнула женщина.
Она задрала голову, солнце ударило в глаза, и она, зажмурившись, отвернулась, так ничего и не разглядев. И Андрюшка закинул было голову, но тоже не выдержал солнечного натиска. Бумажные сердечки прилепились к его щекам.
- Что это? – воскликнул он и потянулся к футляру.
- Не трогай ты! Может, бомба! – взвизгнула женщина.
Но Андрюшка уже извлек спиннинг.
- Ну, что там у вас такое?! Что у вас все хиханьки какие-то?! Зимой жрать нечего будет! – проворчал мужичок с папироской.
- Да, ладно, па! Завел шарманку свою! – огрызнулась женщина.
Андрюшка взял спиннинг и отправился через поле под уклон, туда, где под ивами журчала Десна.
- Куда пошел-то? – выкрикнул мужичок.
Андрюшка не ответил.
В октябре щуки уйдут на глубину, в омуты, придется ловить “в отвес”. А сентябрь – самое время для спиннинга.
Величкина, много раз рисовавшая в воображении эту сцену, теперь не испытывала ничего, кроме досады за то, что потратила время на крюк до Ватутинок.
Вдруг подул ветер. Он толкнул Величкину мощным ударом, вызывая на поединок: докажи, что ты равная, и стань другом, или швырну тебя оземь, превратив в мокрый комок из мяса и перьев. От его толчка Катя клюнула носом, и ветер с победоносным взвывом пихнул ее в гузку, рассчитывая кувырнуть через голову. Величкина рассмеялась, тремя сильными взмахами крыльев набрала нужную скорость и легла на упругие, воздушные потоки. Шелковистыми пальчиками ветер взъерошил ее волосы, и они помчались вдвоем, восторженными криками распугивая деревенских воробьев и синичек. Внизу мелькнул Троицк, за ним какие-то деревушки, - на земле царил покой, только кроны самых высоких деревьев шумели и кланялись вслед.
Величкина расслабилась. Ветер подставил ей мускулистую спину. Его пружинистые мышцы поддерживали крылья. Он казался обузданным и надежным, и Величкина не ожидала подвоха. Но внезапно он дал слабину с левой стороны, заставив Катю сделать крен. Она заметалась из стороны в сторону, пока, действуя крыльями, не обрела равновесия.
- Проказник! – воскликнула она. – Возвращайся немедленно!
Он подхватил ее вновь, и они помчались вперед. Теперь Катя была настороже, а новые шалости не заставили себя ждать. Ветер нес ее на плечах над лесами и лугами, над деревушками и поселками, но то и дело кидался вниз: то устроить фантасмагорический хор из разбросанных труб, то превратить в бегущую рябь свинцовую гладь речной запруды, то разогнать изготовившихся к бою котов, то сорвать бельевые веревки с засохшими простынями. Каждый раз, когда он покидал ее, Величкина пролетала несколько метров по инерции, а затем приходилось работать крыльями.
Очень скоро они оказались над Серпуховом. Катя давно перестала следить за тем, что творится внизу. Но тут над Красной Горкой, там, где Серпейка впадает в Нару, одна сцена вызвала у Величкиной изумление. Трое мужчин стояли на горке. Один, высокий, в черной двойке, широким жестом обводил окрестности и что-то рассказывал своим спутникам. Сторонний наблюдатель не увидел бы здесь ничего необычного. Но Величкина оказалась в смятении, потому что спутниками мужчины в черном были плешивый и бородач, похожий на Иисуса, - те двое, которых Катя уже видела на Ленинском проспекте возле гостиницы, в которой случилось “маски-шоу” в связи со сменой директора.
“Как это они обогнали меня?” - изумилась Величкина. Но ломать голову над этим ей не пришлось. Ветер покинул ее окончательно, напоследок разметав в клочья небольшое облачко. Когда последние обрывки белого марева остались позади, Катя чуть не врезалась в гуся, замыкавшего стаю.
- Привет, - прогоготал он. – Меня зовут Ан, сэр. А тебя?
Величкина смутилась. Знакомство состоялось так просто, но это “сэр” оказалось слишком неожиданным. И она представилась так:
- Катя, мэм.
- Катямэм! – воскликнул гусь. – Красивое имя. Мы направляемся в Северную Африку. Ты летишь с нами?
- С удовольствием, сэр, - ответила Катя.
Ей и в голову не приходило, что могут возникнуть проблемы с приемом в стаю. Впрочем, проблем и не возникло.
- Ты не расслышала, - прогоготал гусь. – Меня зовут не Сэр, а Ансер.
- Ах, вот в чем дело! – улыбнулась Величкина. – А меня зовут просто Катя.
Она оглядела всю стаю. В воздухе стоял дружный шум хлопающих крыльев. Гуси поглядывали на нее с интересом.
- Привет! Привет! Меня зовут Катей, - кричала Величкина, встречаясь с птицами взглядом.
- Катя – красивое имя! – прогоготал Ансер и добавил. – Гусыня впереди меня – моя подруга.
- А у меня никого нет, - сообщила Катя.
- В Африке обязательно найдешь себе пару. А потом вы вернетесь сюда и вместе совьете гнездо.
- Только не клейся к моему Ансеру, - добродушно прогоготала гусыня. – Кстати, меня зовут Аактей! В наших именах есть что-то общее.
- Это хорошо, - сказала Катя. – А за Ансера не беспокойся.
- Сегодня отличный денек, - сказала Аактя. – Было бы чудно, если бы такая погода сопровождала нас до самого Средиземноморья!
- Дай бог, так и будет, - ответила Катя.
- Боюсь, что нет, - промолвил Ансер. – Думаю, впереди нас ждет ненастье.
Гусь с зеленым опереньем на голове бросил на них сердитый взгляд и прогоготал:
- Эй, вы там, хватит трепаться! Берегите силы, путь предстоит неблизкий.
- Старый Файсер, что ты ворчишь? Будто не знаешь, за разговорами перелет проходит незаметно! – откликнулась Аактя. – Катя, не обращай на него внимания.
- Не шумите там, молодежь! – послышался голос гуся, возглавлявшего стаю.
Аактя фыркнула в ответ. Катя засмеялась. Некоторое время они молчали. Величкина наблюдала за проплывавшей внизу землей, расчерченной неровными многоугольниками. Шум слаженно хлопающих крыльев казался ей райской музыкой. Ансер подмигивал ей, когда они встречались взглядами. Солнце перевалило за полдень.
- А как мы полетим, когда стемнеет? – спросила Катя.
- Мы будем лететь следом за Гангсером, - ответила Аактя.
- Гангстером?! – изумилась Величкина.
- Гангсером, - поправил ее Ансер.
- Чувствую необыкновенную легкость бытия! – донесся голос вожака стаи. – Кто-то там перемывает мои косточки.
- Поразительный слух! – воскликнула Катя.
- Его подруга Тааштя делает самые лучшие гнезда, - сообщила Аактя.
- Что верно, то верно, - откликнулась гусыня, державшаяся справа за вожаком.
- Правда? – без особого интереса ответила Величкина.
Ей вдруг стало не до строительства гнездовий. Дала о себе знать физиология. Катя почувствовала натуживание желудка. Аактя и Тааштя обсуждали из чего лучше вить гнезда – из стеблей и листьев тростника или древесных веток и сучьев. Ансер потерял интерес к их беседе. А Кате болезненные потуги кишечника мешали следить за разговором. Она немного отстала от клина и начала снижаться, разглядывая постройки внизу. Возле автобусной станции Величкина заметила будку, сколоченную из грубых досок, с намалеванными буквами “М” и “Ж”.
Обеспокоенный Ансер поравнялся с нею:
- Что случилось? – прогоготал гусь.
- Мне нужно вниз. Ненадолго. Я догоню вас, - ответила Катя.
- Зачем тебе вниз? – спросил гусь. – Так ты потратишь много сил. Если будешь отставать и догонять стаю.
- Но мне нужно, - взмолилась Катя.
Ансер проследил за направлением ее полета. Его взгляд наткнулся на уборную за автовокзалом.
- О, священный Ибис! – воскликнул гусь. – Зачем тебе это?! Даже помойные голуби обходят такие места стороной!
- Но как мне быть? – воскликнула Величкина.
- Мы делаем это на лету! – ответил Ансер.
И для убедительности обронил две белые капли, похожие на малюсенькие яичницы, мгновенно скрывшиеся из виду. Недолго думая, Катя последовала его примеру, опорожнила кишечник и засмеялась, представив себе, как ее какашки упадут на головы каким-нибудь голубкам или залепят очки какому-нибудь банкиру.
Под ними проплывал большой город. Величкина разглядела кремль, памятник Петру Великому и каменного динозавра. Гремела музыка, на привокзальной площади отмечалось какое-то торжество. Люди плясали, тщетно рвались вверх разноцветные шарики. Впрочем, среди них находились счастливчики: упущенные зазевавшимися малышами, эти шарики куда-то неслись по воле воздушной стихии.
- Это Тула, - промолвила Катя.
- Угу. И пусть ее, - ответил Ансер.
Когда стая оказалась над привокзальной площадью, Величкина разглядела, что праздник затеян по случаю открытия торгового центра. К своему изумлению среди толпившихся на ступенях людей она заметила плешивого и бородача, похожего на Иисуса. Эти двое попались ей на глаза уже в третий раз.
- Как странно? – пробормотала Катя.
- Что? – спросил Ансер.
- Там два человека. За сегодняшний день я встречаю их в третий раз.
Ансер расхохотался. Его смех подхватила Аактя. Величкина растерялась.
- Глупости, - воскликнула гусыня. – Тебе это кажется.
- Да нет же, я уверена, - возразила Катя.
- Неужели ты в состоянии отличить одного человека от другого?! – спросил Ансер.
В его голосе было столько сарказма, что Величкина поневоле усомнилась в способности распознавать лица. Она оглядела площадь внизу и различила еще несколько дюжин мужчин, как две капли воды похожих на плешивого. Столько же было бородачей. А каждый пятый выглядел точной копией Андрюшки. Катя чуть не ринулась вниз, увидев Ирку Расплетину. Удержалась, потому что внизу расхаживала целая армия ирок расплетиных и ленок самойловых, да и настей хватало.
- Господи, да как же это? Что это такое? – изумилась Катя.
- Нашла из-за чего переживать! – воскликнул Ансер.
- Но я перестала различать людей по лицам? – ужаснулась Величкина.
– Не волнуйся, они отвечают взаимностью. Уверяю тебя, немного найдется людей, которые в состоянии отличить одного гуся от другого.
Вокзал остался позади. Впереди простирались луга, над которыми парили гигантские одуванчики. Зеленый кукурузник с молодцеватым стрекотом заходил на посадку. Под каждым одуванчиком болтался парашютист. Десантники выполняли учебные прыжки. С одним из них приключился конфуз. Неопытный парнишка, похожий на птенчика из-за худенькой шейки, не сумел сманеврировать и шлепнулся верхом на парашют сослуживца, прыгнувшего на три секунды раньше. Так они и летели к земле: десантник внизу крыл матом “соседа сверху” и грозился метнуть в недотепу стропорезом, если тот не спрыгнет с чужого купола; а растерявшийся Птенчик сидел, как малыш, плюхнувшийся на попу, хлопал круглыми от страха глазами и не знал, что делать. Его спутавшийся со стропами и свободными концами парашют валялся поперек чужого купола, как неприбранная простыня мифического великана.
Катя в спортивную бытность свою прыгала с парашютом и ситуацию оценила быстро. Она ушла в сторону от стаи. Ансер проводил ее изумленным взглядом. Величкина опустилась на парашют рядом с солдатиком, похожим на птенчика. Ткань, раздутая воздухом, оказалась твердой, как асфальт.
- Твою мать! – донесся снизу крик. – Да что там происходит?!
- Я все улажу, - ответила Величкина.
- Ни фига себе! Баба! Баба в небе! Откуда ты взялась?! Убирайтесь на хрен с моего парашюта! Убирайтесь к чертовой матери!
Катя окинула взглядом купол, который был раза в два больше ее квартирки на Старомарьинском шоссе. Она подошла к Птенчику и присела на корточки напротив него. Его глаза округлились от ужаса и изумления. Если бы не ремешки шлема, отвалилась бы челюсть. Величкина протянула руку и вытащила стропорез, закрепленный на ранце с запасным парашютом. Она перерезала стропы основного купола, выпрямилась и протянула солдату руку.
- Ну, вставай!
Парень послушался и поднялся на ноги. Катя с облегчением вздохнула. Она развернула его спиной к себе, обняла и подтолкнула к краю.
- Бежим! Бежим! Побежали!
Двигался он, как сомнамбула, но подчинялся без прекословия, и этого было достаточно. Катя столкнула солдатика с купола парашюта, и они в обнимку полетели вниз, кувыркаясь в воздухе.
- А-а-а-а-а! – заорал десантник.
Он затрепыхался, перепуганный настолько, что вряд ли самостоятельно раскрыл бы запасной парашют. Катя усилила хватку, чтобы ненароком не упустить парня. Близость сильного мужского тела отозвалась сладкой истомой. Величкина усмехнулась: паренек-то, конечно, не радовался ее объятиям. Это она чувствовала себя в безопасности, а он паниковал, сознавая лишь то, что камнем падает вниз.
- Не бойся! Все будет хорошо! – в ухо ему выкрикнула Величкина.
Она нащупала правой рукой кольцо, а левой придерживала ранец с запасным парашютом. Небо и земля кружились сумасшедшим калейдоскопом, несколько раз перед глазами мелькали чужие парашюты. Катя вырвала кольцо, и белая ткань вывалилась ей в руки. Она отбросила купол в сторону и выпустила солдата из своих объятий. Над ухом хлюпнуло, парашют раскрылся и наполнился воздухом. Величкина падала спиною на землю, зависший прямо над нею десантник стремительно удалялся. Она извернулась, расправила крылья и заложила широкий круг. Птенчик пролетел мимо нее, на запаске он спускался быстрее других парашютистов. Приземлившись, он плюхнулся на попу и остался сидеть, растерянный, точно так же, как несколько минут назад сидел на куполе товарища. Последний опустился неподалеку, погасил парашют и с кулаками бросился на Птенчика.
- Ты, что, чмошник, угробить меня захотел?!
Птенчик не защищался. Да и ударов не замечал. Он смотрел в небо и приговаривал:
- Ангел! Ангел! Ангелица!
Через поле мчались к ним клубы пыли.
- Вот тебе колобаху! – разгневанный товарищ заехал Птенчику по затылку.
- Ангелица! Ангелица!
- Вот тебе, гад!
Скрипнули тормоза, в поднявшейся пыли прорисовался “уазик”. Из него выскочил круглолицый майор.
- Отставить! – выкрикнул он и ткнул пальцем в затевавшего драку. – Ты! Доложи, что произошло!
- Да тут… тут… товарищ майор… я, значит, лечу… а этот на купол мой приземлился и сидит там! Я, значит, вниз смотрю – сколько там до земли осталось! Осталось-то мало, а он все сидит! Я, значит, жду, что парашют-то закроется из-за этого, а он все не закрывается! А до земли совсем уже ничего осталось! Еще немного, думаю, и кранты – запаску открыть не успею!
- А он так и сидит?
- Так и сидит, товарищ майор! А мне что делать? Сразу запаску открыть, так она с основным куполом спутается, тогда точно – крандец! Я, значит, и жду, пока купол закроется! А он не закрывается! А этот гад с бабой своей уселся, и сидят, значит, как на завалинке!
- С какой бабой? – удивился майор.
- С голой!!! – выкрикнул солдат.
- Ангелица! Ангелица! – повторял Птенчик.
- Да вы что несете?! – взревел майор.
- С бабой он был! Честное слово, вот вам истинный крест, товарищ…
- Кто у вас выпускающий? – рявкнул офицер. – Прапорщик Попыхайло?
- Я!
Прапорщик, прыгавший последним, происшествия в воздухе не заметил. Но уже на земле, завидев штабной “уазик”, поспешил к машине узнать причину появления высокого начальства на учебном поле.
Майор схватил прапорщика под локоть, отвел в сторону и прошипел:
- Ты что ж это, бляха-муха, говорил мне, поставок нет!
- Так и впрямь нету, Викторыч! – просипел прапорщик.
- Как нету, когда у тебя вон рядовые и те обдолбанные прыгают!
- Прекрати обращать внимание на людей! – раздался сердитый гогот Ансера.
- Почему? – Катя с сожалением отвернулась от увлекательного зрелища.
- О, священный Ибис! Откуда ты взялась такая наивная?! Они же нарочно могут тебя заманить!
- Зачем? – спросила Величкина.
Ансер разозлился.
- Немедленно лети за мной! – приказал гусь. – И больше не отставай.
Он захлопал крыльями и направился за стаей. У Величкиной возникло огромное желание плюнуть и лететь своей дорогой. Может быть, она спасла жизни тем ребятам. Бросившись к ним на выручку, она не думала о похвале, но уж того, чтобы ей грубил какой-то гусь, она не заслужила. Обида захлестнула сердце, на глаза навернулись слезы, и она не могла понять, какая сила заставила ее лететь следом за Ансером.
Они нагнали клин, и в адрес Величкиной посыпались новые упреки.
- Ансер, зачем ты погнался за этой безмозглой гусыней? – проворчал Файсер.
- Кто-то должен ее обучить, - ответил Ансер.
- Герой нашелся! – прогоготал Файсер. – В следующий раз из-за нее тебя подстрелит какой-нибудь охотник! На этом твои уроки и закончатся!
Только теперь Катя поняла, почему на нее рассердились гуси. Она взглянула исподтишка на Аактю и столкнулась с недовольным взглядом гусыни.
- Держись подальше от людей, если не хочешь, чтоб тебя зажарили с черносливом в заднице! – проворчала Аактя и отвернулась.
От стыда Кате хотелось броситься вниз и провалиться сквозь землю. Гуси летели вперед, скрашивая путешествие пустяшной болтовней. Птицы делали вид, что не замечают Величкину. Конечно, будь они и впрямь равнодушны к ней, Ансер не бросился бы спасать ее от парашютистов, под видом которых могли маскироваться птицеловы и охотники. Однако обида не становилась меньше.
Впереди низко навис над землей фронт облаков, протянувшихся на весь горизонт.
- Придется взять выше, - прокричал Гангсер.
- Дышать совсем будет нечем, - ответил ему кто-то из стаи.
- Лететь через морось и водяные пары еще хуже, - Ансер поддержал решение вожака.
Они врезались в марево. Величкиной показалось, что она летит сквозь громадную турецкую баню, только с холодным паром. Стая прошила насквозь первые сполошные облака и вынырнула над поверхностью клубящегося фронта. Солнце, нежаркое и ласковое, встретило их. Птицы ответили одобрительным гоготом. Частицы воды и кристаллики льда, из которых состояли облака, ловили солнечные лучи и сияли миллионами крошечных звездочек, создавая иллюзию, что облака светятся изнутри независимо от солнца. Одни излучали молочный свет, другие окрасились в нежно-розовые тона, третьи в голубые, отдельно держались насыщенные мрачноватой синевой, а все вместе они создавали ландшафт сказочного континента, населенного метаморфозными великанами. Катя любовалась ими с восторгом, словно от их созерцания и внутри нее разгорались миллионы звездочек, наполняя все ее существо умиротворяющим светом. Казалось, что следить за облаками можно до бесконечности. Их движения завораживали так же, как досужего наблюдателя завораживает огонь или журчащая вода.
Но это чувство оказалось ложным. Костер или ручей надолго притягивают взгляд, но на периферии зрения все же остается разнообразие. А зрелище бескрайних облаков сколь не было красивым, но все-таки приелось. Глаза утомились и словно пробудили чувство усталости. Предплечья, поясница и бедра напомнили о своем существовании, с каждой минутой эти напоминания становились настойчивее и вскоре превратились в жгучую боль. Хотелось подтянуть ноги к животу и улечься калачиком, чтобы дать отдохнуть растянутым мышцам. Каждый взмах крыльев превращался в муку. Суставы в предплечьях грозились выломиться. Легким не хватало кислорода.
Они летели долго, очень долго. Вдогонку за ускользающим днем. И чем больше они старались, тем быстрее солнце убегало от них, пока не скрылось за наступавшей с юго-западной стороны черной армадой. Тучи двигались плотным строем, с бездушной жестокостью подминая разноцветные облака. Периодически в недрах армады громыхало, и белые молнии выстреливали зловещими зигзагами.
Разговоры прекратились. По сосредоточенным глазам Величкина поняла, что усталость, страх и боль мучают всех, а не ее одну. И все нуждаются в отдыхе и кормежке. Катя надеялась, что Гангсер поведет стаю вниз, но вожак упрямо двигался вперед, и клин тянулся за ним. Величкина боялась, что рухнет камнем вниз прежде, чем гуси позволят себе передышку. Она вспомнила девушку, которую Найман обозвал курицей, и позавидовала незнакомке. Нужно было не жалеть себя, заниматься спортом, питаться здоровой пищей и не поддаваться на провокации Ефима Берковича. “Вы счастливый человек, вы рождены летать! Миллионы людей даже не подозревают, какое это блаженство – свободный полет!” - вспомнила Катя слова наставника.
“Дура! Дура! Дура! – ругала себя Величкина. – Вот будет тебе блаженство, когда грохнешься вниз с несусветной высоты и превратишься в гусиный паштет!”
Незнакомая гусыня, летевшая впереди, начала отставать. Летевшим за ней поневоле пришлось притормаживать. Взмахи крыльев птицы стали неуклюжими. Она издала хриплый, нечленораздельный крик, на мгновение замерла и вдруг рухнула вниз. По стае прокатилось тревожное гоготание. Катя следила за падающей гусыней, за неловкими попытками птицы уцепиться за ускользающий воздух, за беспорядочным хлопаньем крыльями, от которого беспомощное тельце лишь кувыркалось. Больше всего Величкина боялась встретиться взглядами и все же не могла заставить себя отвести глаза в сторону. Гусыня провалилась сквозь розовое облачко и скрылась из виду.
Стая еще гоготала, но уже подтянулась, от пропавшей птицы даже места свободного не осталось. Гангсер летел вперед, как будто случившееся - не более чем повседневная мелочь, недостойная внимания. Величкина всхлипнула, от нахлынувшей жути желудок скрутился жгутом. Превращение в гусиный паштет есть отнюдь не абстрактное размышление, а реальность, от которой ее отделяет лишь один неловкий взмах уставшего крыла.
- Под нами город, - послышался голос вожака. – Осталось немного. Город кончится, и мы спустимся вниз в речную долину.
Слова Гангсера принесли облегчение. В мышцах прибавилось сил, боль отступила. Величкина огляделась по сторонам. Ее соседи заметно повеселели.
- Смотри, там внизу держись в центре стаи! В такие времена охотники не дремлют! – произнес Ансер.
Он говорил с нею, как с маленьким, неразумным птенцом. Значит, история с парашютистами все еще не забыта. И Ансер вознамерился при каждом удобном случае напоминать о ее оплошности, таким образом, возможно, утверждая свое превосходство. Величкина с трудом преодолела желание спуститься с небес на землю и покончить с этой затеей. Удержала ее мысль о том, что стая успела улететь далеко на юг: город внизу, подозревала Катя, окажется не тем местом, где с пониманием отнесутся к чужестранке, явившейся неизвестно откуда в обнаженном виде. И она продолжала махать крыльями.
Вдруг послышался радостный гогот.
- Вниз! Вниз! Мы летим вниз!
И клин следом за Гангсером нырнул в разноцветные облака перед самым авангардом грозовой армады, надвигавшейся с юго-запада. Полет сделался легким. Величкина почти не работала крыльями, воздушные потоки сами несли по нисходящей линии.
Пелена облаков осталась над головами. А внизу оказалась долина, вся изрезанная речными протоками. Фэнтезийное путешествие продолжалось, из края сказочных облаков воздушный путь привел в страну замысловатых островков, где счастьем было упасть на сырую песчаную отмель головой в камыши, а ногами – в речную заводь.
В самой широкой протоке Величкина заметила несколько жирных черточек, державшихся на стрежне, а спустившись ниже, разглядела, что это баржи, груженные щебнем и булыжным боем. Неожиданно над палубой последнего судна раздался хлопок, и из камышей, шумно шлепая крыльями, поднялись в воздух сотни птиц. Матрос на барже заржал и потряс ружьем.
- Видишь? Что я тебе говорил? – проворчал Ансер таким тоном, будто это Катя вручила ружье матросу посмотреть, что из этого выйдет.
- Они ведут себя глупо! – фыркнула Величкина.
- Кто?
- Гуси! Это же не охотник, это какой-то хулиган, который палит в воздух просто ради забавы!
- Будь спокойна, - включилась в разговор Аактя, - он запросто ради забавы и в тебя пальнет, а не просто в воздух.
- Ну, так тем более, нужно прятаться в камышах, а не метаться в воздухе из-за каждого выстрела! – возразила Катя. – Вторым залпом он может подбить сразу нескольких птиц.
- Это так. И мы учим молодняк прятаться в воде и в камышах. Но попробуй-ка усидеть на месте, когда стреляют над головой! С перепугу сердце разорвется! – посетовал Ансер.
Он признавал свою слабость, и Кате захотелось пожалеть его, хотя в укромном уголочке сердца еще осталась обида.
Гангсер выбрал небольшой островок подальше от основного русла реки и плывущих мимо барж. Птицы плюхались в зеркальную заводь, и брызги образовали десяток вееров. Катя ничком повалилась на песочный бережок лицом вплотную к воде. Прямо к ней подплыла Тааштя.
- Ну, как ты? – спросила гусыня.
- Это блаженство, - прошептала Величкина. – Еще бы покушать…
- Ну, так вот же водяная капуста, - ответила Тааштя и принялась поедать листья рдеста.
Катя опустила руку в воду, сорвала несколько стеблей с листьями, поднесла ко рту, оценила растения на вкус и подумала, что стоит открыть ресторанчик, где подавать рдест на десерт. И почему ж это раньше ей не нравилась растительная пища?! Ах да, организм требовал копить запасы гемоглобина.
Когда взошло солнце, стаи одна за другой покинули речную долину. Вожаки взлетали вверх, следом с громким гоготом поднимались остальные. Катя никогда не видела такого множества птиц, собравшихся в одном месте. В некоторых стаях гусей было не менее сотни. В других – не больше десятка. Одни стаи выстраивались клином, другие – косяками, все они держали путь на юг.
- Интересно, а бывает такое, что кто-нибудь по ошибке улетает с другой стаей? – спросила Катя Тааштю.
- Мой старший Грегсер приглядел себе подружку, - с грустью в голосе ответила гусыня. – Наверное, весною на обратном пути он покинет нас.
Катя не нашлась, что сказать. Но ответа и не потребовалось.
- Ну, нам пора! - воскликнула Тааштя и поднялась в воздух.
Гангсер кружил над землей. Следом за Тааштей взлетели еще несколько птиц. Вожак взял курс на юг. Катя глянула поверх зарослей камыша.
- Полетели, полетели! – услышала она голоса Ансера и Аакти.
Поднялась в воздух сразу же за ними и заняла место замыкающей правого луча клина. Небо, только что чистое, быстро затянулось облаками. Утреннее солнышко раскрасило их нежными красками. Гангсер вел стаю вверх.
- Мы полетим над облаками? – спросила Катя.
- Да, конечно, - сказал Ансер.
- Но почему? – воскликнула разочарованная Величкина. Она уже знала, что однообразный вид облаков быстро сделает путешествие утомительным. – Почему мы не можем лететь ниже?
- Потому что впереди – горы, - ответил Ансер.
Величкина настроилась на долгий, изматывающий перелет. Однако, им пришлось сделать остановку намного раньше, чем Катя могла предположить.
Стая поднялась над облаками. Юго-западная часть неба, как и накануне, оказалась затянутой грозовыми тучами. Казалось, что черная армада всю ночь выжидала в засаде, а завидев гусей, двинулась наперерез.
И нагнала стаю над горами. Величкина несразу узнала их, горы. Заснеженные вершины не так-то просто было разглядеть среди нагромождений облаков. Заваленные снегом горные массивы сверкали на солнце. По мере приближения они росли в вышину, под их натиском небо сделалось выше. Стая проскользнула в ущелье. Грозные выступы выпирали из скал, снег на них выглядел нахлобученными ушанками. Где-то совсем рядом, за одним из таких выступов, громыхнуло так, словно открылись врата ада, которые будто нарочно придерживали до появления стаи. Неожиданный порыв ветра разрушил строй. Затем налетели тучи, стемнело, ударил мокрый, колючий снег. Гогот гусей смешался в многоголосом вое. В небе сделалось тесно, ураганные ветры выли и стенали, словно затеянная ими снежная буря им самим доставляла невыносимые муки.
Воздушный толчок швырнул Величкину вперед. Кто-то задел ее крылом. Промелькнуло видение: обессилевшая гусыня, беспорядочно хлопая крыльями, падает сквозь розоватое облачко. Новый порыв ветра бросил Катю в сторону, она ткнулась в чьи-то мокрые перья, перекатилась через чужую спину. Отовсюду слышался гогот, а ее собственный крик уносил снежный вихрь. Вестибулярный аппарат отказал, и Величкина не знала, в какую сторону летит и вообще – летит или падает? Она слышала гогот птиц, но не видела дальше своего крыла и боялась, что потеряется и останется одна в этом кошмаре.
Внезапно снежная кутерьма расступилась, и черная скала, неприкрытая из-за откоса снегом, выросла перед Величкиной. Глубокие борозды грубым узором покрывали камень. И ветру прибавилось бы веселья – выковыривать перья и ошметки ой плоти из горных трещин. Величкина выгнула шею назад и задрала голову, чтобы принять удар грудью. Но боковой ветер подхватил ее, умчал в сторону и бросил в самой гуще снежного ералаша.
Катя вновь заработала крыльями, пытаясь совладать со стихией. И вдруг в снежном мареве прорисовался силуэт птицы. Величкина ринулась следом, понятия не имея, кто это – замыкающий стаи или такой же, как она, одинокий бедолага, потерявшийся и превратившийся в игрушку. Как бы то ни было, Катя не жалела сил – лишь бы не отстать и не потерять из виду собрата по несчастью. Снег летел в глаза, заставлял ее жмуриться, бил в лицо – в нос, в губы, о замерзших щеках даже думать не хотелось, не хватало воздуха. Ветер буйствовал, дул со всех сторон, хаотичные дуновения сбивали с толку, но Величкина упрямо держалась за незнакомцем. Гусь нырнул вниз. Катя ринулась следом, едва не врезавшись в ледяной карниз. Мощный порыв ветра на мгновение отнес в сторону снежную завесу, и Величкина увидела плоский выступ, на котором взъерошившиеся гуси укрывались от ненастья. Катя плюхнулась в снег как можно дальше от края пропасти.
- Прижимайся к горе изо всех сил, чтоб тебя не сдуло ветром! – прокричал Ансер.
- У-у, - только и выдала Катя непослушными от холода губами.
Птицы лежали на животах, их позы больше соответствовали кошачьим повадкам. Снежная пыль неслась по вертикальной стене – словно мостовая в метелицу взбесилась и встала на дыбы. Катя огляделась по сторонам. Насколько она могла судить, вся стая была в сборе, обошлось без потерь.
То и дело раздавался грохот, и напуганные птицы вертели головами. В глазах пернатых застыли ужас и упование на судьбу. Они боялись снежной лавины, они страшились камнепада, они умирали от отчаяния, ожидая, что очередной порыв ветра сбросит их в пропасть.
Катя подозревала, что умрет от переохлаждения раньше снежной лавины или камнепада. И почему этот Найман не предупредил, что нужно не только летать уметь, а и лежать голышом в снегу на ледяном ветру?! Ее колотило от холода, зубы выбивали чечетку, из глаз катились слезы, ветер размазывал их по задубевшим щекам.
- Что с тобой? – крикнула Аактя.
“Я замерзаю”, - хотела ответить Катя, но получилось нечто нечленораздельное.
Гангсер встряхнулся. Снежная пыль разлетелась от него. Вожак подполз ближе и прижался к Кате. Его примеру последовали Ансер и Аактя. За ними потянулись другие гуси. И десяток теплых, пернатых комочков облепили Катю. Их тепло перетекало в ее тело. Собственные крылья Величкина сложила под себя. Она оказалась словно укутанной в шубу из гусиного пуха. Только в этой шубе билась дюжина маленьких сердечек. Катя чувствовала, как дрожат согревающие ее птицы. Они дрожали от страха.
- Не бойтесь, не бойтесь! Вы держитесь за меня, а ветру не удастся сдвинуть меня с места! Я слишком большая для него!
- Ты только не замерзай! – ответили ей.
“Если нас занесет снегом, то мы сохранимся здесь на века, - подумала Катя. - Случайные альпинисты подумают, что наткнулись на усыпальницу богини – повелительницы птиц. Когда найдут нас. Через тысячу лет”.
4.
Буря закончилась чуточку раньше. Ветер будто устал от собственного воя. Последняя снежинка промахнулась мимо выступа и полетела вниз, чтобы по пути растаять и упасть каплей на землю. Исчезли тучи. Лишь одно полупрозрачное облачко осталось под воцарившимся в небе солнцем.
Гуси встрепенулись и загоготали. Клубы снежной пыли поднялись в воздух. Катя с наслаждением расправила крылья, выпрямила затекшие ноги.
- Пора в путь! – прокричал Гангсер.
Птицы покинули площадку. Стая выстроилась клином. Они пролетели над хребтом, перед ними вытянулась высокогорная долина. Они летели так низко, что слышали шелест трав. Перед ними выросла новая горная гряда, покрытая снегом. Стая начала забирать вверх. На мгновение в душе появилась тревога: а вдруг среди высокогорных снегов их настигнет новая буря? Но снег блестел на солнце, в небе не было ни облачка, и опасения отступили. Откуда-то донесся странный рокот. Стая поднялась над островерхой вершиной, навстречу ей вылетел маленький, красный самолетик. Гангсер и несколько гусей, державшихся сразу за вожаком, попали под винт и превратились в кровавый фарш. Перепуганные птицы разлетелись в разные стороны.
Красный самолетик весело кувыркался по склону, а потом взорвался. Огненная вспышка на белоснежном фоне выглядела восхитительно. Но почти никто не обратил на эту красоту внимания - шок оказался слишком сильным. Птицы кричали от ужаса. Больше всех надрывалась чудом уцелевшая Тааштя. Она металась из стороны в сторону, часто-часто хлопая крылья. За нею носилась Аактя и, как могла, успокаивала овдовевшую гусыню. Ансер посылал на людей самые страшные проклятия.
Катя безумно сожалела о Гангсере. Несколько минут назад он согревал ее своим теплом, а теперь погиб. Величкина сочувствовала Тааште. Но держалась на удалении. В эти секунды она чувствовала себя чужой среди птиц и боялась неловким поведением задеть их чувства.
Понемногу птицы успокоились. Нужно было выбрать вожака и продолжить перелет. Гуси кружили над струйками дыма, поднимавшимися от останков самолетика, и обсуждали кандидатуру нового лидера. Катя не прислушивалась к их разговорам. Она выписывала большие круги, наблюдая за Аактей и Тааштей. Сердце сжималось от боли. Тааштя угощала ее водяной капустой, а теперь Катя боялась взглянуть ей в глаза. Самым страшным было то, что рядом с Тааштей находилась одна только Аактя. Величкина догадывалась, что погибшие вместе с Гангсером птицы были его сыновьями.
- Эй, ты слышишь меня?
Только после этого окрика Катя сообразила, что Ансер уже некоторое время летит рядом и что-то пытается ей втолковать. Остальные гуси летели за ними по кругу. Они смотрели на Величкину как-то странно.
- Извини, я не расслышала твоих слов! – прокричала Катя. – Это несчастье! Это так неожиданно! Так страшно! – Величкина всхлипнула.
- Да, мы все в шоке! Это страшная потеря для нашей стаи! Мы все любили Гангсера!
- Я совсем недавно с вами, но я успела полюбить его! Я всех вас люблю!
- Это хорошо. Ты будешь вожаком стаи.
- Что?!
- Теперь ты будешь вожаком стаи, - повторил Ансер. - Ты поведешь нас к Северной Африке.
“Вы с ума сошли!” - хотела выкрикнуть Величкина, но удержалась. В глазах гусей застыли мольба и надежда. А Ансер говорил о том, что ей быть вожаком, как о решенном деле.
- Но как это возможно?! Я не могу быть вожаком! – прошипела Катя так, чтобы слышал ее один только Ансер.
- Ты лучше всех! Ты такая большая, такая сильная!
- Ты мне льстишь! – прошептала Катя. – К тому же я не знаю, как лететь в Африку! Да я и понятия не имею, где мы сейчас находимся! Я просто летела за тобой следом и все!
К их спору подключился Файсер. Старый гусь летел за Ансером, и катины слова достигли его ушей.
- Во главе стаи становится вовсе не тот, кто знает дорогу, а тот, кто больше и сильнее! – прогоготал Файсер.
- Ты такая сильная! – вторил ему Ансер. – У тебя мощный полет, ты рассекаешь воздух и следом за тобою легче лететь остальным.
- Ансер, милый! – всхлипнула Катя. – Я не представляю себе, как я смогу повести стаю!
- Но ты уже ее ведешь! – возразил гусь.
И Катя обнаружила, что они покинули место крушения самолетика, и летят над горной грядой. Клин выстроился за нею. Справа от нее держался Ансер, слева – Файсер. Правый луч замыкали Тааштя с Аактей.
- Ты не волнуйся. Если – что, мы подскажем тебе направление, - ободрил Величкину Файсер.
- Ну, хорошо. Тогда не отставайте! – ответила Катя.
Стая откликнулась дружным гоготом. И Величкина полетела вперед. Время от времени она оглядывалась. Клин держался ровным строем. В глазах птиц появилось новое выражение. Они смотрели на Величкину с уважением. Их доверие укрепило ее решимость превозмочь все невзгоды и довести стаю до Африки. Катя ощущала себя богиней. Богиней – повелительницей птиц.
Под ними проплывала горная страна. Иногда попадались города с кривыми улочками, застроенными вполне современной архитектурой. Несколько раз Катя замечала древние амфитеатры. Один из них стоял у подножия ослепительно белой горы. Казалось, что вершину покрывала глазурь. И эта глазурь выглядела белее снега. По тропинке вдоль горячего арыка в гору поднимались люди. Еще один человеческий ручеек спускался навстречу. Наверху расположилась база отдыха. В центре находилась огромная купель с притопленными в воде стилизованными под старину колонами. Клубился пар. В воде нежились люди, похожие на разомлевших в болоте лягушек.
- Памукале! Памукале! – прокричали гуси.
Впереди показался край земли. Величкина всматривалась вдаль, но дело выглядело именно так, что земля обрывалась. Ее край вытянулся четкой линией. Катя усмехнулась, представив, как, перелетев за черту, встретится с гигантской черепахой и исполинскими слонами.
- Мы приближаемся к краю земли! – выкрикнула она Ансеру.
- Впереди Средиземное море, - ответил гусь.
Синяя, уходящая за горизонт гладь слилась с небосводом. Вот почему берег выглядел краем вселенной.
Они пролетели над побережьем, занятым пятизвездочными клубами. Безмятежная публика отдыхала на пляжах. Воду рассекали катера, за ними на привязи носились купальщики на водных лыжах. В воздухе визжала и хохотала девица на пристяжном парашюте. Катя почувствовала острую зависть, и с удвоенной силой заработала крыльями. Им осталось преодолеть Средиземное море, чуть-чуть продвинуться вглубь черного континента, и стая достигнет цели.
Турецкий берег остался позади. Вскоре, насколько хватало глаз, виделось только море. Изредка попадались корабли. С бортов срывались чайки, с бурным писком кружили намного ниже, напоминая провинциальных собак, лающих на проносящийся мимо транспорт, а потом возвращались к своим теплоходам.
Однообразные вид Средиземного моря быстро наскучил, и Величкина почувствовала боль в суставах и растянутых мышцах.
- Я надеюсь, мы летим правильным курсом? – спросила она, постаравшись придать голосу твердость.
- Ты прирожденный лоцман, - ответил Файсер.
Величкина постаралась отключиться от боли. Она смотрела вперед, вдаль, туда, где должна была появиться земля, и работала крыльями.
Поздним вечером она свалилась на мокрый песок.
- Ты такая большая! Ты такая сильная! – передразнила она Ансера и добавила. – И такая долбанутая!
Морская волна окатила ее.
- Господи! Неужели я долетела?!
- Miss, what happen? Are you o’kay? – раздался голос над нею.
Катя подняла голову и увидела арабского юношу в униформе секьюрити.
- Да, все в порядке, - прохрипела Величкина. – Надеюсь, это “Марриот”?
- Йес-йес, да. Марриот-Хургада. А ты русский?
- Да, я прилетела из России. Отведите меня к доктору Найману. Он возглавляет здесь фитнесс-центр.
- Йес-йес, доктор Найман. Но ты должен что-то одеть.
Величкина поднялась на ноги. Юноша смотрел на нее с восхищением. Катя опустила глаза, но не от смущения – ей не терпелось оценить свою фигуру. От изумления она присвистнула. Все ее килограммы сгорели за последние сутки на пути в Хургаду.
- Где твой одежда? – спросил араб.
- Кажется, ее украли?
- Украль? – брови юноши поползли вверх.
Он вытащил рацию и встревоженным голосом передал кому-то сообщение. Величкина поняла, что факт воровства на территории первоклассного отеля вызовет большой переполох.
- Нет-нет! – воскликнула она. – Море! Мою одежду смыло волной! Я оставила ее у самой воды!
Несколько мгновений юноша смотрел на нее с недоверием. А затем поднес ко рту рацию. Теперь он говорил спокойно, ему что-то ответили, и он рассмеялся. Закончив переговоры, он снял форменную рубашку песочного цвета и протянул ее Кате. По дороге в отель молодой человек выдал Величкиной весь запас знаний русского языка.
- Как тебя зваль? Катя? А я Саша с Уралмаша этой ночью буду ваша!
5.
- Вы позволите?
Рядом с Величкиной опустился молодой человек.
- Привет! – откликнулась Катя.
- Вчера вы вели утреннюю физзарядку.
- Угу, и сегодня вела, а тебя не было.
- А-а, - молодой человек запнулся.
- Давай “на ты”! Меня зовут Катей.
- А я Сергей. Моего порыва приобщиться к здоровому образу жизни хватило только на первый день отпуска. А сегодня я даже завтрак проспал.
- Ну, и правильно.
- Я пойду, возьму что-нибудь поесть. За тобой поухаживать?
- Ага! Мне возьми большую тарелку картофеля-фри. Пару кусков мяса, желательно, с жиром. И побольше пирожных. Возьми два тирамису, два чизкейка и кексы. Кексов побольше. Возьми штук пять. Здесь они называются мафинами.
Сергей смотрел на девушку с недоумением.
- Ты чего? – спросила Катя.
- И ты все это съешь?!
- Конечно, съем.
- Потрясающе! Сколько же ты занимаешься спортом! При таком рационе у тебя потрясающая фигура!
- Ничего потрясающего! Мне предстоит торчать тут до весны, и я должна набрать вес перед полетом в Москву!
29 мая 2003г. – 01 сентября 2004г.
Трепетные птички
© Copyright: Лев Одинtsov, 2005
Свидетельство о публикации №205071200092
Свидетельство о публикации №205071200092
Рецензии
Фантазия у Вас и воображение! Замечательные! Редкие!
Очень, очень интересно было читать. Очень понравилось.
Все - очень. И письмо и стиль и интереснейшие детали, многие, присущие современной жизни, мне в новинку; все-таки оторвался я, не участвую.
И аллюзия на Булгакова и Гоголя, это уже отметили предыдущие читатели.
Читал и постепенно начал улыбаться и так с улыбкой читал Вашу повесть до самого конца.
Вы хорошо пишете, Вы интересно придумываете - в Вашем воображении придумывается.
Что касается всяких диет и натуропатии - о ней вскользь, она подразумевается у Вас - то я около двадцати лет занимался голоданием и йогой и достиг могучих успехов. А потом жизнь так повернулась, что от всего этого отстал, и теперь хотел бы, да и надо бы жизненно; но уже всё, нет возможности, поезд ушел.
Ну да ладно - главное, я Вас от души поздравляю и рад за Вас! Желаю дальнейших успехов в Ваших разносторонних стилевых и содержательных свершениях!
Ваш Р.Литван
Роман Литван 26.09.2005 18:57 • Заявить о нарушении
Очень, очень интересно было читать. Очень понравилось.
Все - очень. И письмо и стиль и интереснейшие детали, многие, присущие современной жизни, мне в новинку; все-таки оторвался я, не участвую.
И аллюзия на Булгакова и Гоголя, это уже отметили предыдущие читатели.
Читал и постепенно начал улыбаться и так с улыбкой читал Вашу повесть до самого конца.
Вы хорошо пишете, Вы интересно придумываете - в Вашем воображении придумывается.
Что касается всяких диет и натуропатии - о ней вскользь, она подразумевается у Вас - то я около двадцати лет занимался голоданием и йогой и достиг могучих успехов. А потом жизнь так повернулась, что от всего этого отстал, и теперь хотел бы, да и надо бы жизненно; но уже всё, нет возможности, поезд ушел.
Ну да ладно - главное, я Вас от души поздравляю и рад за Вас! Желаю дальнейших успехов в Ваших разносторонних стилевых и содержательных свершениях!
Ваш Р.Литван
Роман Литван 26.09.2005 18:57 • Заявить о нарушении
Уважаемый Роман!
Спасибо огромное за столь лестные слова. Получить от Вас такой отзыв - особенно приятно.
Один знакомый, прочитав эту повесть, спросил: Лев, где ты берешь такую травку?
Но нет, слава богу, все это приходит на трезвую голову.
Как-то автору романа "Другое измерение" не очень верится, когда он говорит, что оторвался от современной жизни. Это Вы скромничаете! С уважением,
Лев Одинtsov 27.09.2005 13:00 Заявить о нарушении
Спасибо огромное за столь лестные слова. Получить от Вас такой отзыв - особенно приятно.
Один знакомый, прочитав эту повесть, спросил: Лев, где ты берешь такую травку?
Но нет, слава богу, все это приходит на трезвую голову.
Как-то автору романа "Другое измерение" не очень верится, когда он говорит, что оторвался от современной жизни. Это Вы скромничаете! С уважением,
Лев Одинtsov 27.09.2005 13:00 Заявить о нарушении
"оторвался от современной жизни"...
Неточно выразился. Имел в виду молодежные тусовки, новояз, новые какие-то вещи, предметы. У Вас персонажи говорят сегодняшним, для меня жаргонным языком, и это органично по тексту.
Роман Литван 27.09.2005 14:02 Заявить о нарушении
Неточно выразился. Имел в виду молодежные тусовки, новояз, новые какие-то вещи, предметы. У Вас персонажи говорят сегодняшним, для меня жаргонным языком, и это органично по тексту.
Роман Литван 27.09.2005 14:02 Заявить о нарушении
Ваше последнее замечание крайне интересно вот с какой точки зрения. Я как-то раз слушал какого-то психолога по радио, и он высказал интересное соображение. Родителям, по его словам, крайне полезно знать жаргон, новояз современной молодежи, поскольку именно по жаргонным словечкам, проскальзывающим в речи, можно определить круг общения ребенка. Соответственно, если ребенок употребляет словечки, характерные для наркоманов, значит, таковые имеются среди его товарищей. Ну и так далее. Для меня это крайне актуально на данный момент - сыну 11 лет. В связи с этим с особым интересом взялся сегодня с утра читать "Рассмеяние злобы".
С уважением,
Лев Одинtsov 28.09.2005 10:46 Заявить о нарушении
С уважением,
Лев Одинtsov 28.09.2005 10:46 Заявить о нарушении
На это произведение написано 5 рецензий, здесь отображается последняя, остальные - в полном списке.