Игра на раздевание с летальным исходом

– Разденешь Олю, артист? – золотозубо ухмыльнулся кряжистый торговец цветами, протягивая Савчуку огромный букет алых роз на толстых стеблях.
– Он обещал раздеть Машу, – нахмурил густые брови другой торговец, подошедший из мясного ряда. Он вытер руки и довольно жуткого вида нож о фартук, густо заляпанный кровью.
– Нет вопросов! – натужно улыбнулся Владлен, решив про себя: «Такому зарезать, как мне высморкаться». – Если обещал, обязательно раздену, не сомневайся, брат!
– Не понял, – ввинтился в разговор третий, небольшого роста крепыш с бешеным взглядом черных глаз. – А Настю? Я за что отстегиваю?!
– Не горячись, дорогой! – Савчук вложил все свое актерское обаяние в улыбку. – Всех ваших девочек раздену, все будете довольны. А сейчас извините, очень тороплюсь, сами понимаете – съемка!
– На, возьми, – строгий мясник сунул ему пакет, где лежал кусок свинины. – Пусть твоя жена отбивные сделает. Ты должен много есть, чтобы женщин раздевать! – И гулко загоготал на весь рынок так громко, что покупатели и продавцы невольно оглянулись.
– Мы в субботу будем ждать твою передачу, телевизор не выключим, – добавил крепыш, остальные закивали. – Так что постарайся.
Владлен Савчук, артист театра и кино, завернул на рынок по пути на ночную съемку. Он работал ведущим одной из самых популярных в последнее время телевизионных программ – «Взрослое шоу», и теперь его лицо стало безошибочно узнаваемым. Конечно, артист и раньше не мог пожаловаться, что его не узнают на улицах, но то была публика избранная, театральная. «Взрослое шоу», к удивлению Влада, сделало его популярным среди простых смертных.
После атаки рыночных продавцов и ажиотажа вокруг шоу настроение артиста стало приподнятым, адреналин в крови бурлил. «Вот вы как, ребята, раскочегарились! – подумал он уже в своем «Рено», выезжая на проспект. – А ведь такие, как вы, как раз и определяют рейтинг передачи. Пока вам нравится то, что мы делаем, пока десятки тысяч мужиков в субботу вечером с бутылкой пива или с чем покрепче, прилипают к экранам своих телевизоров, а их жены пишут возмущенные письма на телевидение, депутатам и всяким разным чиновникам, а их дети-подростки втихаря переписывают на видик любимую программу – шоу продолжается».
Актер покосился на заднее сиденье, где лежали пакеты, щедро наполненные бананами, мандаринами, свежей клубникой. Заботливо укутанный в три слоя, истекал соком мясной балык; букет роз, какой подносят только в день премьеры, наполнял салон тонким ароматом. Рыночные любители стриптиза постарались! Савчук ощутил приятный прилив тщеславия, подмигнул сам себе в зеркало и припарковался возле ночного клуба «Франклин».
Клуб всеми оттенками напоминал долларовую банкноту, дизайнер, видимо, скопировал интерьер именно с этой купюры зеленого цвета. Сходство с американской валютой поддерживал еще и стиль ампир, имперский символ воспевания доблестей. Он окружал вошедшего со всех сторон, как в шкатулке, своими амурами и венками, копьями и львами, букетами и тяжеловесными гирляндами плодов.
Под лепным декором и зеленью с золотом обычно расслаблялись обладатели зеленых денежных знаков. Самые горячие дни в ночном клубе «Франклин» выпадали на выходные и праздники. Тогда в казино торжествовала рулетка и коварный «Блэк Джек», любители кия озабоченно и сурово резались в бильярд, а любители стриптиза под танцы девушек у шеста напивались в данс-зале до полного онемения. Но сегодня, в понедельник, в свой законный выходной обслуга «Франклина» вышла на работу из-за съемки «Взрослого шоу». Нашумевший телепроект освещал своей славой клуб и приносил дополнительную прибыль владельцам, а рядовым работникам – лишнюю мороку.
Бармены непрерывно готовили кофе для съемочной группы, поглощавшей ароматный напиток литрами, а для зрителей взбивали коктейли. Официантки не успевали заменять пепельницы, приносить соки и прохладительные напитки, охрана провожала привычно-внимательными взглядами богемную телевизионную братию и приглашенных.
За одним из столиков сидел композитор передачи Сергей Баталин, рядом с ним с интересом поглядывала по сторонам миловидная шатенка.
– Ну, что, Вер-р-рунчик! Нр-р-равится? Не жалеешь, что приняла мое приглашение? – мягко грассируя, спросил композитор.
– Тут все так... по-другому. Не так, как я себе представляла, – ответила его гостья. – Сережа, объясни, пожалуйста, зачем девушки без конца бросают этот кубик?
– Тренируются. Он у них все время выкатывается из кадра, поэтому девушкам приходится бросать его снова. Все, что происходит в телепередаче, должно быть в кадре. Ты, вообще, наше шоу когда-нибудь видела?
– Не-а! – улыбнулась Вера, делая глоток кофе из маленькой зеленой чашечки с надписью «Франклин». – У меня не хватает времени. То дежурство в клинике, то пациенты. Но мои коллеги-доктора, особенно мужчины, словно с ума посходили – только и обсуждают твою передачу.
– А бабье ругает? – догадливо ухмыльнулся Баталин.
– Аякже! – весело откликнулась Вера. – Говорят: «Такая гадость, такой разврат!» Но лично я пока ничего развратного не вижу. Если ты мне объяснишь суть происходящего, я тогда, может быть, и смогу оценить степень развратности! – молодая женщина поставила пустую кофейную чашку на маленькое зеленое блюдце и взглянула на собеседника своим серо-синим взглядом.
– На самом деле все пр-р-росто. Ведущий – вон тот мужик во фраке, видишь?
– Я его узнала, это Влад Савчук.
– Так вот, он задает барышням вопрос. Ответ – слово из шести букв, закрытое на табло. Девушка должна угадать его.
– Это похоже на «Поле чудес», – догадалась Вера.
– Действительно, похоже, – с хитрой улыбкой согласился Сергей. – Но только здесь проигравшая раздевается.
– Ага. Совсем? И сразу?!
– Постепенно, – подмигнул композитор. – Ведущий задает вопрос, дает девушке большой надувной куб, сделанный как игральная кость – с точками, видишь? Сколько очков выпадет, столько букв на табло откроет ведущий, и девушка должна назвать слово. Если не называет – снимает с себя одну часть одежды, и ход переходит к следующей участнице. Таким образом девушки раздеваются до трусов, а кто и совсем. На этом и построено шоу!
– Ничего себе! Выходит, если девушка не может ответить на вопрос вашего Влада, она должна обнажиться перед миллионами телезрителей? – вскинула голову Вера.
– Именно. При этом ведущий, якобы смущаясь и сочувствуя, выдает им яркие цветные боа – чтоб прикрылись. Ну и для соблюдения некоторой видимости приличий, еще оставшихся на нашем разнузданном телевидении. Если снять уже нечего, девушка выбывает из игры. Но если она не хочет раздеваться, тоже выбывает. Таких строптивых участниц мало, потому что фирма-спонсор приготовила победительницам каждой тройки приз, что-то из бытовой техники: магнитолу, видеомагнитофон, музыкальный центр, телевизор. А финалистка получит автомобиль и вдобавок поездку в Европу... Тебя что-то смущает, Вера? Такого опытного психотерапевта?
– Не передергивай. Психотерапевта ничего не может смутить, но я, если ты заметил, женщина, и есть еще на свете вещи, которые меня тоже смущают. – Верины скулы слегка порозовели, и от этого она стала еще привлекательней. Глаза, обычно казавшиеся сине-серыми, холодными, в эту минуту стали глубокими, как сиреневый бархат. – Хотя пора бы уже привыкнуть, что нашему телезрителю, чтобы что-нибудь втюхать, нужно непременно показать снятые штаны и голую задницу. Без «клубнички» телевизор никто смотреть не будет, так у вас считают, да?
– Правильно, – кивнул Баталин, – эпатаж любой ценой. Ты точно определила суть масс-культуры. Это раньше для наслаждения искусством были специальные места, куда ходили по праздникам. А сегодня оно входит к тебе в дом и берет тебя за глотку.
– Не без вашей помощи, господин композитор, – прищурилась Вера. – Да ладно, не хмурься, я все понимаю. Просто слишком много стали показывать обнаженное женское тело, и это лично меня раздражает. Причем не самим фактом, а попыткой с его помощью манипулировать нами, грешными. Уж поверь мне, я в манипуляциях кое-что понимаю. Реклама, например, постоянно хватает тебя за основной инстинкт и тащит. Но когда для глаз столько вокруг всего интересного, зачем еще добавлять? Все равно что сыпать сахар в мед. Если обнаженного женского тела слишком много, то, как говаривали Ильф с Петровым, в этом зрелище так же мало эротики, как в серийном производстве пылесосов или арифмометров.
– Они так и написали? Надо же, – удивился композитор. – Это как будто прямо про передачу на другом телеканале, нашем конкуренте. Там идет просто бесконечное раздевание девушек, они танцуют у шеста одна за другой, а зрители им выставляют оценки. Как на олимпиаде. Но только на нашей передаче, госпожа доктор, девушка должна сначала проявить хоть какую-то эрудицию, а уж потом предъявить свои прелести, если эрудиции недостаточно.
Вера расхохоталась, причем на ее щеках появились симпатичные ямочки. Ей почему-то стало безудержно весело: она представила, как девицы-модельки, не приспособленные для интеллектуальных игр, натужно пытаются угадать слово, а оно, черт бы его побрал, не угадывается!
Внутри Вериного смеха была музыка, заставившая Сергея Баталина вспомнить день, когда случай привел его к ней в кабинет. Череду безрадостных черных дней Сергей тогда был готов закончить чернющим и жирнющим крестом на своей творческой жизни: депрессия ухватила его своими цепкими лапами с острыми коготками. Но ужаснее всего для талантливого музыканта и успешного шоумена было полное равнодушие к звуку. Казалось, музыка навсегда исчезла из его души. Кто-то из знакомых посоветовал ему обратиться к психотерапевту Лученко. Он пошел к доктору Вере Алексеевне, абсолютно не веря в исцеление, но чтоб окончательно убедиться, что помочь ему нельзя и чтоб знакомые отстали раз и навсегда. И тогда случилось нечто, чего Сергей не мог бы даже толком объяснить. Баталин поздоровался, Вера Алексеевна тоже поприветствовала своего пациента – и в Сергее словно задрожала какая-то струна. Голос. Ее голос был тихим и громким, сильным и слабым, знакомым с колыбели и новым.
Нет, никакого гипноза, просто беседа, хорошая, задушевная, такое устаревшее простое занятие – но именно оно вернуло композитору интерес к жизни. С еще большей силой вернулась музыка и все разноцветье звуков. Одним словом, депрессия вскоре исчезла так же внезапно, как и появилась. Зато возникла дружба. И потому не было ничего случайного в том, что композитор пригласил свою спасительницу посмотреть на съемку популярной программы, для которой он писал музыку и о которой Вера ничего не знала. Вот как доктор Вера Алексеевна оказалась сегодня в ночном клубе «Франклин».
Между тем прозвучало музыкальное вступление, режиссер скомандовал «Разгон! Снимаем!», и по подиуму заметались разноцветные лучи света. Грациозно пританцовывая, вышел ведущий Савчук. Своим бархатным баритоном он исполнил популярную песню на музыку Сергея Баталина, одновременно элегантно беря девушек под ручки и усаживая их на высокие стулья.
Когда песня кончилась, ведущий, улыбаясь первой из тройки участниц шоу, задал вопрос:
– Как называется переходная пора от отрочества к взрослому возрасту человека? Прошу, Маша!
Влад подал ей большой атласный куб с точками. Маша бросила куб, он мягко прокатился и застыл вверх нулем. Зеро! Повисла пауза. Подсказки не будет. Девушка испуганно посмотрела на табло, закусив губу. Оператор крупно снимал Машино славное молодое личико и надутые губки. Эти губы выглядели такими свежими и детскими, словно с них только что вытерли манную кашу. Другой оператор снимал с нижней точки ее длинные, красивые, совсем не детские ноги.
– Маша расстается с одним из предметов своего туалета! – объявил ведущий. Девушка сняла с себя вечернее платье и осталась в нижнем белье. – Ход переходит ко второй участнице!
– Дур-р-очка! – усмехнулся Баталин, и его кудрявое «р» защекотало Верино ухо. – Как можно не знать такого простого слова?
– А ты посиди там, под ярким светом и камерой, – сказала Вера, невольно стремясь защитить юное создание. – ТАМ тебе пришло бы в голову, что «переходная пора от отрочества к взрослой жизни» – это «юность»?
Тем временем шоу продолжалось, и Савчук уже улыбался следующей участнице. Яркий свет ламп освещал сцену казино, по лицам девушек, сидящих на высоких стульях, бегали цветные блики от вращающегося под потолком шара с гранями-зеркальцами. Прогремела музыкальная заставка, и прозвучало следующее задание: «Назовите фамилию французского министра, который придумал вырезать изображения придворных из цветной бумаги». Второй девушке повезло больше, чем предыдущей: игральная «кость» показала две точки. Помощник открыл на табло две последние буквы слова: «э» и «т».
– Силуэт! – радостно захлопала в ладоши девушка.
– Браво! Поаплодируем Оле Литвяк, угадавшей это сложное слово! – предложил публике Влад, пока помощник открывал остальные буквы. Публика, в основном приглашенные знакомые телевизионщиков, лениво похлопала. Сами телевизионщики ладоней не утруждали: все равно потом к изображению подпишут бурные аплодисменты.
За соседним столиком громко и бесцеремонно разговаривали. Вера невольно прислушалась, затем присмотрелась. Там сидели молодые девушки-модельки, по специфической одежде было видно, что они тоже участницы шоу.
– За что их только выбрали! Не понимаю, девочки! Эта Машка Карпенко – такая тупая! – возмущалась хорошенькая белокурая девушка с фарфоровым личиком. Говорила она, нарочито растягивая гласные, особенно смешно звучало слово «тупа-а-а». – Просто удавила бы ее!
– И не говори, подруга! – поддержала ее смуглая кареглазая красотка с длинными, черными как антрацит блестящими волосами. – А кстати, девочки, вы в курсе? Настя Попсуйко проторчала час в туалете: что-то с желудком. А теперь уехала домой и сниматься не будет! Так ей и надо!
– А кто вместо нее? – жадно поинтересовались ее собеседницы.
– Должна была Соня Нестеренко, но у нее началась аллергия на мейк-ап. Вы бы видели, как у нее распухло лицо! Прям фильм ужасов! – говорившая показала руками круг, и ее собеседницы, как по команде, хихикнули. – И ее отправили в больницу.
Вера Алексеевна невольно прислушалась к разговору более внимательно.
– Ой, девочки, аллергия – это такой ужас, все опухает, чешется, – сказала фарфоровая блондинка без всякого сочувствия в голосе. – А при мне Лесе позвонили на мобильный и сказали, что ее родители вроде бы попали в аварию, она пулей унеслась...
Девочки продолжали щебетать. Вера Лученко спросила у своего приятеля:
– У вас на телевидении так всегда?
– Что? – не понял Баталин.
– Ну, отравления, аллергические реакции и катастрофы. Или это только с участницами «Взрослого шоу»?
– Нет, – озадаченно протянул композитор. – Просто совпало, наверно.
– Не нравятся мне такие совпадения, – нахмурила высокий лоб его собеседница.
– Ах да! Я ведь забыл, с кем сижу за одним столом! Наша отечественная мисс Марпл и Шерлок Холмс в юбке! – иронично произнес Баталин. Но тут же совершенно серьезно посмотрел на Веру. – Слушай, но это ведь действительно странно, если вдуматься...
Вера прислушалась к себе, зная по опыту: если возникает пусть даже едва ощутимое, но сосущее чувство тревоги – значит, что-то не так. Чувство, к ее облегчению, пока не возникало.
Вера доверяла чувствам. Может, потому и профессию свою, доктора-психотерапевта, выбрала не случайно. Она с детства могла точно определить, что «пахнет несчастьем», правда, каким – объяснить не умела. Началось это однажды давным-давно, то ли поздней весной, то ли ранним летом. Когда маленькая второклассница Верочка категорически отказалась купаться, это было очень странно, совсем не похоже на обычное ее поведение. Девочка обожала воду, для нее ежевечернее купанье было обязательной радостной процедурой. Вера с удовольствием лезла в любую воду – и морскую, и холодную речную, хорошо умела плавать и даже была рыбой по гороскопу. У нее никогда не было водобоязни, скорее наоборот – стремление больше других детей плескаться, плавать и брызгаться. А тут ее словно подменили!
Верин папа, врач-педиатр, и мама-педагог забеспокоились. Они взволнованно наблюдали за внезапной капризностью дочки, а она еще и выдала странную фразу: «Сильно волнуется!» Взрослые не поняли ничего, но состояние девочки их встревожило. Особенно отца, знавшего, как неожиданно порой «налетают» детские болезни. Позже, ближе к моменту укладывания в постель, Верочка все же согласилась на уговоры матери и отправилась с ней в ванную комнату, где уже плескалась теплая вода и плавали любимые мочалки-утята. В эту секунду по поверхности воды прошла тяжелая волна, так, словно чугунная ванна находилась в открытом море во время шторма. Свет замигал, забренчали пузырьки на полочке. Верина мама подхватила дочь на руки, выскочила в столовую и увидела, как раскачивается люстра. Кутая дочь во что попало, она закричала мужу: «Землетрясение!» – и выбежала из дому с Верочкой на руках.
В их старом дворе на Подоле уже стояли соседи, выскочившие из домов кто в чем. Кто-то в ночных рубашках и пижамах, кто-то в зимних шубах и с чемоданами в руках. Так Вера с родителями и соседями встретила знаменитое турецкое землетрясение средины семидесятых, к счастью, отозвавшееся в Киеве всего тремя-четырьмя баллами. В Турции же был зафиксирован удар в десять баллов, принесший много жертв и разрушений. Так Вера впервые удивила родителей своей сверхчувствительностью.
Вера очнулась от воспоминаний и посмотрела на подиум, где продолжалось телевизионное шоу. Ведущий Владлен Савчук уже раздевал вторую тройку участниц шоу. Кто-то сидел в лифчике и трусиках, у кого-то уже отсутствовал бюстгальтер, и обнаженную грудь прикрывало пушистое фиолетовое боа. Девушке, на которой остались только кружевные трусики, попался вопрос: «В чем хранится тайное средство обольщения?» Фортуна была не на ее стороне, ответ не угадывался. И она, повернувшись к телекамере в три четверти, стала снимать последнюю деталь своей одежды.
В эту минуту на сцену выскочила женщина с перепуганным лицом. Под грохот музыки она только открывала рот, как рыба, слов слышно не было. Режиссер скомандовал «Стоп».
– Врача! Есть здесь врач?! – заламывая руки, проговорила женщина.
– Я врач. Что случилась? – спросила Лученко, поднимаясь из-за стола и мимолетно отмечая: «Вот оно. Кажется, что-то началось».
– Там... в туалете... одна из девушек поскользнулась и упала!
Вера Алексеевна решительно направилась с женщиной в туалетную комнату. На узорном керамическом полу рядом с умывальником лежала Маша Карпенко. Ее губки уже не казались смешными и надутыми, как у маленькой девочки. Из носа текли два кровавых ручья, заливая всю нижнюю часть лица. Девушка была без сознания. Вера Алексеевна тщательно осмотрела голову пострадавшей, оттянула веко и посмотрела глаза. Затем, поднявшись с колен, обратилась к женщине, чье сопение слышала у себя за спиной:
– Срочно вызывайте «скорую» и милицию. И не вздумайте ее приподнимать.
– О господи! А милицию-то зачем?! – пролепетала та.
– Вас как зовут? Вы администратор? – обратилась к ней Вера.
– Жанна Клюева. Я директор программы, а не администратор. – На этот раз она от зеленоватой бледности перешла к пунцовому цвету. Чувствуя на себе Верин внимательный взгляд, Клюева одернула мышиного цвета деловой костюм и поправила короткую стрижечку. – Вы ничего не понимаете. Вы не телевизионный человек! Если информация просочится и станет известно, что у нас здесь происходит... Рейтинги поползут вниз. Программу можно закрывать! А вы просто зритель, случайно попавший на съемки. Вам не понять нашу внутреннюю ситуацию. – Глаза администраторши за стеклами очков блеснули торжествующим блеском причастности к этим самым «рейтингам».
– Тогда я сама позвоню. Девушка может умереть, если ей не оказать срочную помощь, – быстро проговорила доктор Лученко, вглядываясь в лицо Жанны.
Но тут же отвернулась от нее, повинуясь какому-то беспокойству. Ей показалось, что она видела краем глаза какую-то важную деталь, но та ускользнула от ее внимания. Может, туфель пострадавшей девушки со сломанным каблуком? Да нет, вот он лежит на виду, словно вопит: «Посмотрите! Это я виноват! Не будь я так узок и неудобен, а мой каблук так высок, Маша не упала бы!» Надо рассмотреть его подробнее...
– Ой, извините! Я совсем голову потеряла! Уже звоню, сию секунду! – словно проснулась Жанна и отвлекла Веру от размышлений.
В зале, где проходила съемка, никто особенно не волновался. Только те девушки, чей разговор был Верой услышан, стали немного испуганными. Лученко подошла к Сергею Баталину и попросила у него закурить.
Скорая помощь приехала на удивление быстро, Вера успела выкурить всего одну сигарету. Она курила крайне редко, и сегодня был именно такой редкий день. Только сейчас психотерапевт Лученко буквально кожей почувствовала возникшую где-то рядом опасность. Сейчас у нее снова, как у животных, чующих грозу, землетрясение и прочие катаклизмы, появилось обостренное ощущение неприятностей, и древний инстинкт нашептывал ей: «Беги!» Как психотерапевт она давно знала, насколько сильна мощь бессознательного, как мало подсознание доверяет разуму, но главное – она столько раз убеждалась в том, что ощущение ее никогда не обманывает, что теперь всегда доверяла этому «тринадцатому» чувству. Число «13» для Веры было счастливое, и тринадцатое чувство не раз предупреждало ее о разных опасностях.
Вера вновь задумалась, ей не давал покоя странно подломленный каблук Маши. Он был не отломан, а оторван «с мясом». Словно девушка сперва упала, потеряв сознание, а каблук исковеркали уже потом.
Милиция явилась, когда Машу выносили на носилках. Из группы милиционеров до Веры донеслось «несчастный случай», «поскользнулась на таких-то каблучищах», и она поняла, что милиционеры сейчас уедут. Что ж, их можно понять. В который раз у Веры возникло секундное колебание: вмешиваться или нет? Она вспомнила Машино лицо и, преодолев колебания, начала действовать.
Через минуту Баталин, выполняя Верину просьбу, отвел ее к режиссеру программы. Глеб Сорока выглядел уставшим от роли мэтра искусства немолодым человеком с обвисшим и складчатым, как у собаки породы шар-пей лицом, печальными красными глазами с кожаными мешками. Увидев композитора, он со вздохом покачал головой:
– Вот, Сереженька, к чему мы пришли. Скоро ни одной участницы не останется, и передачу закроют.
– Познакомься, Глеб, я привел к тебе Веру Алексеевну. Возможно, она единственная, кто может спасти положение.
– Вы хотите сниматься в нашем шоу? – спросил телевизионный мэтр, оценивающе рассматривая Веру. – А что, вы очень сексапильны. Сережа, поздравляю, у тебя, как всегда, отменный вкус!
– Ни в коем случае! – фыркнула женщина.
– Ну ты даешь, Глеб! Наша с Верочкой дружба, к моему несчастью, не омрачена любовью, – покачал головой музыкант.
– Тогда я не понял, – Сорока удивленно взглянул на Баталина.
– Вера Алексеевна доктор-психотерапевт, и она очень хорошо умеет распутывать всякие сложные ситуации.
Сорока уставился на Веру своими по-собачьи умными грустными глазами, и некоторое время молча изучал ее лицо. Затем, после долгой театральной паузы, высказался:
– Вам интересно узнать, кто и почему выбивает участниц из шоу? Для вас это психодрама? Шарада? Для нас, если хотите знать, это трагедия. Одна участница выбывает из-за отравления, у другой – некстати аллергия на грим, у третьей родители попадают в автокатастрофу. Теперь вот четвертая получает травму головы! Это же какая-то лавина несчастий! Нас просто сглазили, я в этом уверен. Да, да я не преувеличиваю! Мы все можем очень скоро оказаться без работы. И найдется ли новый проект?..
Пока Сорока говорил, а поговорить он любил, Вера все про него поняла. Он принадлежал к сексуальному меньшинству, которое нынче стало уж никак не меньшинством. Девочки-модельки его совсем не интересовали, Глеб даже не сочувствовал им. Когда Вере надоело слушать режиссера, она мягко прервала его на полуслове:
– Значит, я поговорю с участницами и съемочной группой.
Сорока, с изумлением взглянул на странную докторшу. Складки лица трагически провисли. Бывает же такое – ему не удалось заболтать ее до бесчувствия!
– Но зачем? А, вы снимаете порчу и сглаз...
– Маша Карпенко умрет, – перебила его Лученко. – У нее перелом основания черепа. И это не несчастный случай, а убийство.
Глеб и бесшумно подошедшая Жанна остолбенели. У Сергея от изумления вытянулось лицо. Это был специальный Верин шоковый прием – чтобы привести людей в «рабочее» состояние или по крайней мере заставить себя слушать, она выражалась стремительно, без обычных осторожных «подводок» к проблеме: «видите ли», «так сказать», «я полагаю», «я это точно знаю, потому что».
– Какое вы имеете основание... – нараспев начал было Глеб, но его прервала Жанна.
– Кто вы такая, чтобы нас подозревать?! Как вы смеете!
Баталину стало неудобно и перед Верой, и из-за Глеба и Жанны. Ну, зачем ему взбрело в голову приглашать на запись программы Лученко?! Если б ее не было, может, все бы обошлось тихо-мирно! Не зная, как разрулить ситуацию, он решил попросту улизнуть, но не успел. В комнату вошел человек в темном, идеально сшитом костюме, и все замолчали. Доктор Лученко сразу окрестила вошедшего «олицетворение недоступности», потому что лицо его было как будто наглухо захлопнуто для окружающих. Он сказал тихим голосом, не поднимая глаз:
– Представьте меня.
– Арслан Микаэлович Иртегилов, – торжественно произнесла Жанна.
– Наш хозяин, – добавил Сорока.
Несмотря на «закрытость» лица вошедшего, оно показалось Вере смутно знакомым. Через секунду она его, как всегда, вспомнила.
– Я вас знаю, – сказала Вера.
– А я вас – нет, – произнес Иртегилов, присаживаясь.
– Это потому, что я не олигарх и меня не показывают по телевизору. Лученко Вера Алексеевна, врач, психотерапевт.
Иртегилов повернул голову на миллиметр, к нему подскочил помощник, выслушал отданное шепотом распоряжение и исчез.
Режиссер картинно поднял брови:
– Но Арслан Микаэлович всего один раз выступил в «Экономическом вестнике» в позапрошлом году! Как вы могли запомнить?..
– Теряем время, – с досадой сказала Лученко, которая запоминала всех и всегда: такова уж была особенность ее памяти. Она обратилась к «хозяину». – Вы хотите знать, кто совершил преступление? Или вас интересуют только вложенные в проект деньги?
– Давайте по порядку. Преступление – слишком громкое слово, – по-прежнему тихо сказал Иртегилов. – Чтобы его произнести, должны быть основания.
– Вот именно! – произнесла Жанна-директор, подражая интонациям своего руководителя. С его приходом она совершенно успокоилась.
Тут Сергей Баталин тоже опомнился и осмелился внести ясность:
– Арслан Микаэлович, я знаю Веру Алексеевну, она никогда не говорит без оснований.
Иртегилов продолжал говорить, как будто его никто не прерывал.
– Второе. Дело не в том, сколько вложено в проект. Хотя никто не собирается выбрасывать деньги в мусорник. Просто у всех есть конкуренты. Они раздуют из этих неприятностей с девушками все, что только возможно. Хотя, если Маша умрет, ничего раздувать не понадобится. Ты звонил? – обратился он к помощнику, вновь возникшему за его спиной. Тот наклонился к уху хозяина и что-то прошептал, поглядывая на Веру.
Иртегилов нахмурился, и его лицо окаменело еще больше:
– Маша умерла по дороге в больницу, не приходя в сознание. С ней был мой начальник службы безопасности, рассчитывал, что она скажет, как это с ней произошло. Ну вот. Завтра во всех газетах «радостно» сообщат, что в телепроекте Иртегилова люди мрут как мухи...
Повисла тяжелая пауза. Все молчали и ждали, что будет дальше. Наконец «олицетворение недоступности» соизволило произнести:
– Теперь я вас знаю, госпожа Лученко. Вас очень похвалили, назвав сильным аналитиком. Говорил человек, которому я доверяю. Итак?
«Из всех частей речи, вы, господин Иртегилов, предпочитаете глагол, – подытожила Вера первые наблюдения. – Что ж, это доказывает, что вы человек действия. Для вас, инвестора крупного проекта, вся эта ситуация настолько неприятна, что даже голова раскалывается! Ну, голова – это ничего, этому можно помочь. Хотелось бы взглянуть вам в глаза. Они ведь, как у всех у нас, простых смертных, зеркало души!»
Вера умела «читать людей», это помогало ей в работе.
– Действительно, иногда у меня получается распутывать неприятности пациентов. А вот у вас сильно разболелась голова. – Вера намеренно добивалась, чтоб Иртегилов поднял на нее свой взгляд.
Он так и поступил. Очень темные глаза, почти черные, и во взгляде какая-то холодная изморозь. «Ах вот оно что. Вы очень устали никому не доверять. Вам осточертели маленькие и большие предательства, которые постоянно случаются рядом с вашими деньгами. И еще вам смертельно хочется плюнуть на всю эту бодягу с моделями, с программой и уехать домой».
Иртегилов воспринимал окружающих людей как кукол. Как говорится, ничего личного, ведь кукол тоже можно любить. Просто он пользовался людьми для выполнения своих целей и задач и в психологию каждого не вдавался. Какая у кукол психология? Они, родившись в незапамятные времена как подобие животных и людей из тряпок, кожи и дерева, играли те роли, которые не могли себе позволить люди: богов для ритуальных шествий и жертвоприношений, инсценировки божественных событий. С помощью своих кукольных персонажей мастер-кукольник мог иносказательно говорить о том, о чем прямо, «в лоб» сказать было нельзя. Вот и Иртегилов использовал работающих на него людей там, где сам он не мог или не хотел присутствовать, расставляя их в нужных местах и называя это менеджментом. Сейчас он видел перед собой симпатичную женщину, шатенку с хорошими формами и синим взглядом, и решал, на роль какой куклы она претендует.
А шатенка вдруг оказалась рядом с ним и сказала проникновенно:
– Конечно, от громкой музыки и сигаретного дыма – вы ведь не курите – не мудрено разболеться голове. Если бы у нас было больше времени, я бы вам посоветовала побыть на свежем воздухе полчаса и выпить стакан апельсинового сока или крепкого горячего чаю. Сосуды бы расширились. Однако и так обойдемся. Ну-ка, прикройте глаза...
Иртегилов так и не понял, почему он разрешил ей взять себя за виски прохладными руками. Возникла у него еще мысль, что это неловко при посторонних... Возникла и вдруг оборвалась. Пальцы Веры Алексеевны оказались у него на лбу, потом – на затылке. Тупая головная боль перетекла в переносицу, сосредоточилась в ней тяжелым бильярдным шаром, потом стала превращаться в точку, эта точка покинула его голову и повисла рядом. А вскоре исчезла.
Вера Лученко уже стояла поодаль, как ни в чем не бывало.
– Но чтобы «головная боль» в смысле случившейся трагедии вас оставила, поскорее разрешите мне поговорить со всеми участниками событий. Если вычислим преступника и предъявим его, завтра во всех газетах сообщат, что Иртегилов никому не позволяет безобразничать у себя под носом.
Арслан Микаэлович чувствовал, что после прекращения головной боли у него могут увлажниться глаза. Ему не хотелось, чтобы это видели. И потом, женщина не пожелала превращаться в куклу, это было необычно и требовало обдумывания. Он торопливо встал и, выходя, сказал:
– Действуйте.
– Секундочку, – сказала Вера, – распорядитесь, чтобы никто из съемочной группы не мог уйти из ночного клуба.
Иртегилов кивнул помощнику, тот дрогнул бровью, но поспешил к охране «Франклина».
Вера попросила композитора отвести ее в большой зал.
– Ты поняла, что Глебушка голубой? – спросил Сергей.
– Даже если он темно-синий, это его личное дело и никак не влияет на ситуацию, – задумчиво ответила женщина.
– Почему? – энергично вздернул подбородок Баталин. Он понимал, что Вера принялась за «расследование», и хотел помочь. – А если он не любит женщин до такой степени, что решил прямо у себя на программе отомстить им! Разве это так уж нереально?
– Мотив мести? Не думаю. Уж очень твой Сорока печется о своем комфорте. Девушки ему нужны. Он их не воспринимает, поскольку ориентирован на мальчиков, но они ему нужны, понимаешь? Без них «Взрослое шоу» невозможно! Значит, ему невыгодно, чтоб с ними что-то случилось…
Из бокового лестничного пролета навстречу им вышла высокая стройная женщина, одетая в нечто кожаное, состоящее из шнуровок и тесемок в самых неожиданных местах. Поддерживалось это одеяние, играющие символическую роль блузки, брюками-галифе на подтяжках. Платиновые длинные волосы красиво оттеняли тонкие черты лица, лишь слегка тронутые макияжем.
– Меня к вам Арслан прислал. Я Арина Полушкина. Девочки – мои.
– В каком смысле ваши? – спросила Вера, не знакомая с тонкостями шоу-бизнеса.
– В том смысле, что я директор модельного агентства.
Удивляясь непонятливости незнакомой гостьи, Арина выразительно посмотрела на Сергея, в ее взгляде читалось: «Барышня твоя тормозит, что ли?» Она внимательно осмотрела Верину одежду, мысленно поставив отличную оценку ее брюкам в полоску и обуви. Белая шифоновая блузка и копна каштановых волос тоже прошли Аринин фейс-контроль. Проведя этот быстрый осмотр и приняв решение, что спутница композитора «своя», Полушкина решила объясниться подробнее:
– Мне сказали, вы – психолог. Собираетесь помочь со всей этой чертовщиной?
– Вера Алексеевна психотерапевт, – поправил Арину корректный Баталин.
– Мне это без разницы! – пожала кожаными тесемками на плечах модельная директриса, – главное, чтоб с моими девчонками... – Она закусила губу, и на ее глазах выступили слезы.
– Спокойно, Арина, ведите к вашим девочкам, мы к ним как раз и направлялись, – взяла инициативу в свои руки Вера.
Однако сразу начать с девушек и них не получилось. Послышался шум, крик «Отпустите!» К Вере подошли помощник Иртегилова и охранник «Франклина», они вели за руки Савчука. Лицо его утратило свою импозантность и было красным.
– Что за безобразие! – воскликнул он, пока его усаживали за свободный столик. – Мне что уже, на улицу выйти нельзя?! Кто нас арестовал?
Влад еще несколько минут громко распространялся о безобразии своим хорошо поставленным баритоном, и было совершенно очевидно, что он играет возмущение. Публика за столиками перешептывалась. Потом Савчук потребовал водки, которую ему тотчас же принесли, и рассерженно выпил.
Помощник Иртегилова подошел к Вере и сказал:
– Он хотел улизнуть через кухню, хотя мы всем объявили, что здание временно покидать нельзя.
Баталин встрепенулся.
– Ничего себе! Значит, это он? Да, Вера? Но зачем?..
– Я его сейчас убью, – мгновенно среагировала Арина. Она сделала движение в сторону ведущего, вытягивая руки с острыми ногтями, ее ноздри раздулись.
– Тише, тише! – с трудом остановила ее Вера: директриса модельного агентства двигалась стремительно. – Сергей, ты мне всю публику переполошишь своими предположениями! Давай договоримся, что никто никого не обвиняет, даже я – пока точно не буду знать.
Баталин пожал плечами.
– Да пожалуйста. Но он хотел удрать...
Вера Алексеевна, держа Арину за руку, обратилась к помощнику Иртегилова:
– Спасибо, что задержали, пусть сидит, я с ним после поговорю. А кстати, как вы объяснили всем причину их временного заточения? Никто не жаловался, что, дескать, милиция никого не задерживала, значит, и вы не имеете права?
Помощник снисходительно улыбнулся.
– Ну что вы, Вера Алексеевна, сравниваете! То милиция, а то Арслан Микаэлович. Его все тут знают.
Вера с Ариной и Сергеем Баталиным подошли к моделям. «Девочки», сидевшие за тем же столиком, восприняли Верино вмешательство достаточно нервно. Лученко поймала на себе настороженно-испуганные взгляды, в них читалось пронзительное любопытство и одновременно полугипнотический страх, как у кроликов перед удавом.
– Да я вообще забила на эту программу! – громко выразила свои чувства фарфоровая блондинка.
– Мы отказываемся сниматься! – объявила та, которую еще раньше приметила Вера, с темными длинными волосами.
– Нам что, сидеть и ждать, пока всех нас перетравят или голову проломят? – тихо спросила третья, очень изящная, похожая на японочку с календаря. В ее раскосых глазах стоял неподдельный ужас.
– Вот видите, – сказала Арина озабоченно, – им уже не хочется никакого «Взрослого шоу». Они боятся! Понимаете, Вера?! Я тоже боюсь, что останусь без девочек!
Обычно в напряженных ситуациях доктор Лученко резко меняла сценарий разговора. Вот и сейчас она удивила собеседниц неожиданным вопросом:
– Вы случайно не помните последний вопрос, перед тем, как с Машей произошло несчастье?
– Какой вопрос? – оторопело спросили девушки.
– Я помню, – вмешался в разговор Баталин, – там что-то такое... Кажется так: «В чем хранится тайное средство обольщения?»
– Сережа! Ты просто феномен какой-то! Именно этот вопрос и задавали, – восхитилась Арина. – А какой ответ?
– Флакон, – ответила Вера и улыбнулась девушкам. – Простой вопрос!
Переключив эмоции собеседниц на недоумение в свой адрес, она легко повела разговор в нужном русле. Оказалось, как Вера и предполагала, что и казино «Франклин», где они все находились, и модельное агентство Арины Полушкиной, и передача «Взрослое шоу» принадлежали одному человеку: Арслану Микаэловичу Иртегилову. Девушки говорили о нем со священным трепетом, как о некоем высшем существе. Ни к кому из них, что больше всего их удивляло, он не приставал. И к модельному, и к игровому бизнесам относился одинаково серьезно, по слухам, собирался купить тот телевизионный канал, где транслировалось «Взрослое шоу». Арина доверительно прошептала Вере на ухо: «Все думают, что Арслан спит со мной или с девчонками. Это ерунда: его по-настоящему, кроме работы, ничто не интересует. Он из нового поколения богатых. Знаете, с чего он начинал десять лет назад? С одного компьютера и крохотной комнатки в подвале. Жанка Клюева работала у него секретаршей. Он тогда, как все, занимался купи-продаем. Сперва очень трудно пробивался. Потом уехал в Америку, подучился. Когда вернулся, у него были только мозги, никакого начального капитала. А потом пошел, пошел... Он такой, знаете, слегка чокнутый трудоголик».
Вера внимательно смотрела в Аринины желтовато-карие глаза и думала: «Не врет, это точно. А жаль. Как было бы все просто, если бы этот их спонсор был типичным новоукром в малиновом пиджаке, с золотыми килограммовыми цепями. Да еще спал бы со всем своим модельным агентством. Тогда его «Барби» эти мерзости устраивали бы из ревности. Все было бы ясно и понятно. Но проверить не помешает».
– Эльвира, – обратилась Вера к фарфоровой блондинке, – а почему вы так не любите Машу Карпенко?
Та фыркнула и демонстративно уставилась в потолок, непрерывно перекатывая во рту свою жевательную резинку.
– Вы чего? – мгновенно окрысилась смуглянка Оксана. – Хотите сказать, что она ее толкнула?! Ну, это уже голимая шиза!
– Они все сидели здесь, когда с Машей случилось несчастье, -– вступилась за девочек Полушкина. – Они никак не могли.
– Вот именно, – добавила изящная моделька восточного типа по имени Руслана. – Этот вариант не катит. Проблемы негров шерифа не волнуют.
– Правда? – усомнилась Лученко. – А может, все же волнуют? А как же то, что «Машка Карпенко – такая тупая! Просто удавила бы ее!» А?
– Да бросьте вы, – смягчилась Оксана. – Это я так типа выражаюсь. Я и мамуле своей так говорю, когда гонит пургу.
– Вера, действительно, – сказал Сергей Баталин, – никто же не станет говорить вслух о своих враждебных намерениях по отношению к другому человеку.
Арина Полушкина послала композитору одобрительный взгляд.
Вера внимательно посмотрела на Оксану.
– Ксюша, а ведь у вас мамы нет, это вы себе такую сказочку придумали, – сказала она, и блондинка застыла. – Только не надо напрягаться, я и не думала обвинять вас в убийстве. Просто чувствовала, что вы... ну, немного придумываете, что ли. Поймите, девочки, я сейчас разговариваю со всеми и вычисляю убийцу.
– Как вы... Что вы еще про меня знаете? – заволновалась Оксана, переставая в эту минуту быть фарфоровой и даже снимая свои длинные ноги с соседнего пустого стула.
Баталин решил встрять в разговор.
– Вера Алексеевна, чтоб вы знали, уникальный психотерапевт, почти что экстрасенс. Что, не верите? Вера, скажи им.
– Не скажу, – лукаво усмехнулась Лученко. – Такие девочки, как Оксана, прошедшие через интернат и сами пробивающие себе дорогу, в такие глупости не верят.
Похожая на японку Руслана захлопала в ладоши:
– Ой, как здорово! А про меня скажете?
– Хотите фокусов? – вздохнула Вера. – Ладно, еще один. У вас, Руслана, не только папа с мамой есть, но и маленький ребеночек, годика два-три. А вот жилищных условий у вас нет.
– Классно! – воскликнули девушки хором. Баталин горделиво оглядел всех, словно приглашенная им на программу докторша была его личным сокровищем. А Полушкина спросила:
– Я слышала про то, что такое бывает, но никак не могла представить. Но как?..
Тогда Вера Алексеевна Лученко с заговорщицким видом рассказала им, что умеет «прочитывать» людей, как книгу – это первое. Что лицо всякого человека рассказывает о неких своих тайнах, сообщает о прожитых годах и проблемах – а впрочем, и о радостях тоже. В каждом лице есть своя собственная магия линий, внутренняя музыка и уникальность выражений. Это второе. Все это является намеками и сообщениями, каждый взгляд приглашает к игре в угадайку. Чуть сузились зрачки, слегка дернулась бровь, язык облизнул губы, появилась складка у носа... Это обязательно имеет свое значение, и это, дорогие мои, уже будет третье.
Девочки были так восхищены, что завели разговор о фейс-контроле – дескать, Вера Алексеевна просто рождена для него. Что это такое? – спросила Вера для поддержания контакта, и получила оживленное разъяснение: отфильтровывание публики при входе на тусу, чтобы ни один баран не помешал никому комфортно напиваться и танцевать до упаду. Потому что потенциальных хамов, дебоширов, жаждущих дать кому-нибудь в дыню и попросту несовершеннолетних придурков всегда предостаточно. Вот вы готовились весь вечер, предвкушали расколбас, а тут какой-нибудь разгоряченный чилдрэн тянет свои ручонки...
Под этот своеобразный щебет девочки, забыв о страхе, легко дали себя уговорить на некоторую авантюру. А Вера и Сергей прошли в музыкальный салон, находившийся дверь в дверь с большим залом, где снимали шоу. Здесь стоял роскошный новый Стейнвей, мимо такого рояля композитор спокойно пройти не мог. Он, повинуясь Вериной просьбе, позвал в музыкальную гостиную актера Савчука. Тот грузно опустился на одно из кресел с зеленой обивкой, а композитор сел за инструмент, наигрывая попурри из своих песен.
– Владлен! – обратился Сергей к актеру. – Ты знаком с Верой?
Слегка выпивший и расстроенный телекумир подрастерял значительную часть своей обворожительности. Он ответил чуть замедленно:
– Не имел счастья. Мне только намекнул этот наш бульдогоподобный мэтр режиссуры, что твоя приятельница будет нам чем-то помогать. Но чем можно помочь, когда больную Машку уже увезли, а здоровым врач не нужен?
– Маша Карпенко скончалась, – сообщила актеру Лученко.
– Твою мать!… Извините, Вера. Да что ж это такое! Молодая, красивая девочка, кому она могла помешать?!
– Куш велик! Автомобиль! – подлил масла в огонь Баталин.
– Да ты с ума сошел, Серый! Девчонки, понятно, ревнуют друг дружку, завидуют, но чтоб убить?
– Владлен, а вы пошли в программу из-за денег? – Вера с интересом смотрела на артиста.
– Честно? Да, из-за них, любимых... То есть проклятых. – Влад сладко, по-кошачьи потянулся. – А потом выяснилось, что программа еще и бешено популярна в народе. Как говорится, «думал, что женился по расчету, а оказалось – по любви». Вообразите! Я теперь на рынок могу кошелек вообще не брать. Только меня продавцы увидят, сразу давай кричать: «Эй! Влад! Подходи, я тебе вырезку лучшую дам! Слюшяй, дорогой! Вазмы апельсин, мандарын, виноград – кушяй витамины! Вах!»
Савчук вошел в образ, увлекся. Вера сказала:
– А что это вы, Влад, так торопились покинуть наш славный ночной клуб «Франклин»? Совесть нечиста?
Савчук поперхнулся.
– Только не говорите, что я хотел убежать потому, что это я толкнул Машку в туалете! – воскликнул он.
– Не думаю, – задумчиво сказала Вера. – Ваши продавцы, скорее всего, делали ставки, кого вы разденете в следующей программе. Тотализатор. И расплачивались с вами продуктами, впрочем, возможно, и до денег дошло...
– Как вы об этом... Почему вы так решили? – спросил ведущий вмиг осипшим голосом.
– Признавайся, Влад! – весело воскликнул из-за рояля композитор. – Вера видит тебя на три метра вглубь!
И Савчук, запинаясь, рассказал, что хотел быстро смотаться на рынок, благо уже утро, и вернуть деньги тому, кто ставил на Машу. «Объяснил бы, что произошел несчастный случай. Ведь оставить их у себя без объяснений было невозможно: ребята шуток не понимают! Они не увидели бы Карпенко в следующую субботу, и тогда на рынке мне можно не появляться никогда».
Вера с ним охотно согласилась.
– Но как вы догадались? – не отставал Савчук.
– Влад, у нас мало времени. Вам еще сниматься в заключительной части с финалистками! Давайте все вопросы потом, хорошо?
– Хорошо, – кисло кивнул актер. – Только какая теперь может быть съемка? И потом, разрешит ли Арслан продолжать, раз погибла участница?
– Карпенко не погибла, ее убили, – поправила ведущего Вера. – И Арслан Микаэлович разрешит продолжить шоу. Сейчас я с ним поговорю.
Арслан Микаэлович сидел за столиком в одиночестве, пил крепкий чай с лимоном и размышлял. Он был в некоторой растерянности. Какое-то время назад он разговаривал со своим помощником, отдавал распоряжения насчет помощи родителям Маши Карпенко. Между делом как бы вскользь заметил:
– А эта Лученко неплохой специалист. Не знаю насчет детективных способностей, сам не видел, но головную боль снимает.
– У кого? – спросил помощник.
– Ну как у кого?..
Иртегилов запнулся, в голову пришла мысль, от которой сразу стало жарко. Пальцы автоматически ослабили узел галстука.
– Григорий... Э-э... Напомни, что мы обсуждали с Лученко там, в комнате у Глеба.
Григорий привык ничему не удивляться на службе у хозяина.
– Она сказала: «Вы хотите знать, кто совершил преступление? Или вас интересуют вложенные деньги?»
– Нет, что она сказала после того как сказала, что у меня болит голова?
– Она просила вашего разрешения поговорить с участниками съемки.
– И ничего не делала?
– Вы сразу вышли.
– Так, – сказал хозяин и задумался на мгновение. – Позови ко мне Жанну.
Помощник испарился мгновенно. «Хорошая кукла, – подумал о помощнике Иртегилов. – Исполнительная». Подошла Жанна.
– Арслан, звал меня?
Она была все еще бледной после случившегося. Тоже отличная кукла, лучше всех. Многостаночная, всепогодная и долговечная. Каждый коллекционер кукол гордится какой-то одной в коллекции, и у Арслана Иртегилова была такая своя гордость – Жанна Клюева. Он считал ее аппаратом для исполнения определенных видов работ – отличным, но все же аппаратом. Некоторые куклы, почти как реальные живые создания, занимают какое-то пространство, в том числе и эмоциональное. Когда Иртегилову случалось уезжать, он даже скучал по своим тщательно подобранным куклам. Особенно по Жанне: она была выращенным им за долгие годы экспонатом, вещью ручной работы. Но он, конечно, никогда ей об этом не говорил.
– Сядь. Ты помнишь момент, когда я вошел в комнату к Глебу, где была ты, Лученко и Баталин?
– Конечно, – пожала плечиком Жанна.
– И что было дальше?
– А что, у тебя действительно болела голова? Докторша не ошиблась? Бедненький, – покачала она головой.
– Не отвлекайся, – строго сказал Иртегилов. – Расскажи.
И его послушная марионетка, повинуясь дерганью за ниточку, рассказала. Выходило, что и она не помнила момента, когда Лученко прикоснулась к нему и сняла головную боль.
– Ну ступай, – отпустил он Жанну.
Она встала и спросила:
– А когда мы разойдемся? Я так понимаю, съемка на сегодня сорвана. Что вообще будет?
– Иди-иди. Узнаешь после.
Иртегилов чувствовал себя очень неуютно. Выходит, она действительно имеет такую власть и такие способности, о которых сказал Янис? Его знакомый и партнер, президент крупного холдинга, отозвался о ней самым восторженным и уважительным образом. И это Янис Пылдмаа, уравновешенный прибалт, несклонный говорить комплименты и практически ни о ком не отзывавшийся с таким восхищением!.. Однако какая сильная женщина! Ведь она на секунду заставила его, Иртегилова, почувствовать себя самого куклой. Это вызывало и уважение, и опасение. Но поразмыслив, он все же понял, что, несмотря на это, не может сердиться на докторшу: в поступке Лученко была определенная деликатность и понимание его отношений с подчиненными, когда он не должен «потерять лицо».
Тут за перегородку в зале, где он сидел, зашла Вера Лученко.
– Мне нужна ваша помощь.
– Смотря что потребуете, Вера Алексеевна, – с ироничной усмешкой вздернул бровь бизнесмен.
– Ничего сверхъестественного я не попрошу. А нужно будет вот что... – И Вера подробно изложила Иртегилову свой план.
– А вы хороший стратег! – с явным удивлением заметил «хозяин». – Хорошо, я распоряжусь.
Спустя несколько минут в зале, где проходила съемка, собрались все участники съемки. Казалось, в нем витали электрические разряды. Напряжение усилилось, когда режиссер скомандовал:
– Начали!
На высоких табуретах, в сверкающих вечерних туалетах сидели три модели, те самые, что беседовали с Верой Алексеевной. Владлен театрально представил их:
– Эльвира Горина, Оксана Оксион, Руслана Янголь!
Операторы отсняли их с разных точек. Затем камера наехала на табло из шести закрытых букв. Прозвучала музыкальная фраза, после которой должен был последовать вопрос ведущего к участницам. Но тут режиссер внезапно остановил съемку:
– Стоп!
– В чем дело? – удивился Савчук, а участницы беспокойно заерзали на высоких, неудобных стульях.
– Дело в том, – микрофон был у Веры в руках, и ее голос, сильный, грудной, заполнил все уголки зала, – что на табло скрыта фамилия человека, совершившего несколько покушений и одно убийство. Она состоит из шести букв.
Над съемочной площадкой повисла такая плотная тишина, что она казалась физически ощутимой. Словно темный душный занавес опустился над залом. Баталин по Вериному сигналу ударил по клавишам Стейнвея, и этот звук взрезал тишину так, что натянутые нервы не выдерживали напряжения. Первым сорвался с катушек режиссер Сорока. Он с истерическим подвизгом заорал:
– Немедленно откройте слово! Я приказываю! Моя фамилия тоже состоит из шести букв! Сорока – шесть букв!!!
Тут тишина зала лопнула. Все заговорили разом – участницы и зрители, ведущий и администратор. Савчук сумел перекрыть громкий шум толпы, и над многоголосым ором прозвучал его вибрирующий голос:
– У всех участниц фамилии из шести букв!
Снова воцарилась мертвая тишина. На девушек смотрели десятки глаз. А сами участницы переглядывались с таким видом, словно сейчас им объявят смертный приговор.
– Горина, Оксион, Янголь, – повторил фамилии девушек ведущий.
– Полегче на поворотах! Савчук – тоже шесть букв, – нашлась Арина Полушкина, готовая отстаивать своих моделей до последнего.
Кто-то из зрителей истерически хохотнул, у кого-то вырвалась нецензурная брань. Ведущий «Взрослого шоу» подскочил к выгородке со щитом, где было закрыто слово, но охранник, стоявший у табло, не подпустил резвого Влада. А Вера вновь взяла ситуацию под контроль и произнесла в микрофон почти буднично:
– Мы откроем фамилию убийцы. Но сначала мы попробуем ответить на вопрос: почему?
Зал, казалось, состоял из одного затаившего дыхание организма. Маленькая женщина стояла у сцены, все смотрели на нее и могли сейчас по ее приказу сделать что угодно – как Бандар-Логи, загипнотизированные Каа. Из-за своей загородки-кабинета вышел Иртегилов и, сложив руки на груди, слушал каждое слово.
– Думаете, виновата алчность? Деньги или их эквивалент: машина, призы, путешествия? Ничего подобного, все дело в ревности. Древнейший человеческий мотив. Разве можно простить, что тебя предпочли другим? Не важно, к кому ревновать – к работе, к людям, к успеху. Важно, что она не дает жить, дышать. Ей нужен выход.
– Ревность не болезнь, – негромко проговорил Иртегилов, но его услышали все. – И никто не мог ревновать меня, нет таких людей.
– Вы правильно догадались, что преступления направлены именно против вас, – сказала Вера. – А ревность действительно не болезнь – она невыносимая душевная боль, и к ревнующему надлежит отнестись со всеми предосторожностями, принимаемыми в отношении к душевнобольным. Хотя психика может быть совершенно здоровой. С ревностью, да будет вам известно, шутки плохи. Основа ее – комплекс ущербности, неполноценности физической, интеллектуальной. Всякой. И низкая самооценка... А теперь откройте фамилию убийцы!
Не успел медлительный охранник обернуться к табло, как сдерживающая пружина лопнула, зрители и съемочная группа повскакивали со своих мест, раздались крики «Давай быстрей!», «Ты что, заснул, парень?!» Но тут к нему подскочила директор-администратор Жанна Клюева. Она замолотила сжатыми крепкими кулачками по широким плечам секьюрити:
– Не сметь! Не сметь открывать мою фамилию!!!
Все смолкло. На Клюеву смотрели десятки глаз, словно сверяясь со своим представлением об убийце. И не верили. В ней все было среднее: росточек – средний, костюмчик серенького цвета тоже средний, гладкая стрижечка, волосок к волоску, – совсем средняя, глазки, спрятанные за очечками – словно упрятанные в футляр. Сомнение отразилось на лицах зрителей, и Жанну будто ударили. Она вздрогнула и развернулась к залу.
– Не верите!? Напрасно вы мне не верите. Это ты, Арслан, ты во всем виноват! Мы же с тобой вместе... Я была твоей правой рукой, верной помощницей! Кто горбатил на твой бизнес?! Я!!! Я была для тебя секретарем, бухгалтером, поваром, менеджером, нянькой, любовницей – всем! А ты? Ты поднимался как на реактивной тяге, и все время оставлял меня за собой. Где-то в хвосте твоего дела, твоего успеха. Тебя же ничто не интересует, кроме твоего бизнеса!!! Ты даже конкурс этот гребаный придумал, чтоб доказать всему городу, как важны мозги. Такая шикарная идея! Женщине тоже нужно думать, соображать! Не можешь ответить? Раздевайся. Не вспомнила «Средство для принятия ванн египетской царицей, любовницей Цезаря» – снимай тряпки, оставайся голенькая перед всем миром!!!
– Уведите ее, – прозвучал внезапно голос Иртегилова.
Охранник наконец открыл табло, оно оказалось пустым, но никто этого не заметил. Только Жанна, которую взяли под локти, посмотрела в изумлении на табло, потом на Веру – ненавидящим взглядом раненой пантеры.
К Вере подошел Иртегилов и предложил отвезти ее домой. Когда они с композитором вышли наружу, стояло раннее летнее утро. Щебетали птицы. Внутри широкого черного ленд-ровера, показавшегося Вере похожим на карету, Арслан поднял на Веру иссиня-черные глаза, показавшиеся Вере на одну секунду беспомощными, но через мгновение беспомощность растаяла, и он сказал:
– Вы очень устали, догадываюсь. Но я не успокоюсь до тех пор, пока не узнаю: как вы додумались? Если возможно, расскажите, пока доедем.
– Верочка! Ну, пожалуйста! Иначе у нас случится нервное расстройство от любопытства, – умоляюще сложил руки Баталин, сидевший рядом с ней на заднем сиденье.
Женщина сказала водителю свой адрес и, когда машина мягко тронулась, стала неторопливо рассказывать.
– Мы с Сережей еще в начале съемок услышали, что две участницы шоу выведены из строя. Одна чем-то отравилась и не выходит из туалета. У другой жуткая аллергия на грим, лицо опухло, и она тоже не сможет сниматься. А третья выбыла, потому что ей позвонили, якобы родители попали в автокатастрофу. Об этом говорили девушки-модели за соседним столиком. Мне сразу не понравилось услышанное. А когда с Машей Карпенко случилось несчастье, я поняла, что это не только не совпадения, а продуманная цепочка поступков. Потом мне нужно было собрать свои впечатления. Какая реакция на происшедшее была у тех, кто имел отношение к событиям? Я стала разговаривать с людьми.
– Я догадался, что ты не просто так беседуешь со всеми, кто имел отношение к шоу. Но я, честно говоря, подозревал Сороку, – поделился Сергей.
– Потому что он нетрадиционной ориентации? – усмехнулась Вера. – Видишь ли, Сережа, режиссер, конечно не ангел. Но ваш Глеб не играл расстройство и сочувствие, а по-настоящему был расстроен. Перечисляя все случившееся, он воспринимал несчастья девушек-моделей как поломку полезного инструмента для своей телевизионной работы. Проблемы участниц шоу его не волновали, жалел он себя и только себя. И было отчего: ведь «Взрослое шоу» пользуется огромной популярностью. Рекламодатели охотно платят, чтоб их рекламный ролик поставили в блок именно этой программы. Это кормит канал и участников проекта. А теперь они могли остаться без «куска хлеба с маслом и икрой». Одно дело хороший скандал для поднятия рейтинга, и совсем другое – преступление, когда милиция не даст работать, да и конкуренты, уже не говоря о руководстве канала. Я права, Арслан Микаэлович?
– Вы формулируете, словно профессиональный маркетолог, – обернулся с переднего сиденья Иртегилов. – А что, нынче доктора изучают бизнес-стратегии? – в его глазах мелькнули ироничные искорки.
– Лучше спросите, почему я и вас перестала подозревать.
– Ничего себе! – озадаченно поднял брови Арслан. – Я был в числе предполагаемых злодеев? Забавно!
– Вы – делатель, – спокойно продолжала Вера. – Вам, в принципе, чуждо разрушение, и вы страдаете, когда построенное вами рушится. Поэтому вы не годитесь в злодеи.
«Хозяин заводов, газет, пароходов» впервые не справился с лицом, порозовев как спортсмен, получивший золотую медаль.
– Во дает! – выдохнул восторженный Баталин. – Вера, ты просто чудо какое-то! Дальше, пожалуйста, говори дальше!
– Следующим человеком, который мог иметь мотив для преступлений, был Владлен Савчук. Но дело в том, что он не просто работал ведущим, а еще сам себе придумал приработок. Ему так мало платят в театре, а тут такие возможности... Словом, он пристроился букмекером и жокеем на собственной программе.
– То есть как? – удивился Арслан, который за последние полчаса удивлялся больше, чем за несколько предыдущих лет.
– Ну, он брал на рынке продукты или деньги у торговцев за то, что разденет именно ту девушку, на которую горячие южные ребята спорили.
В салоне на несколько секунд повисла тишина, даже водительский затылок побагровел от напряжения. Но Вера будто не заметила этого и продолжала.
– В общем, для Влада шоу было очень важным источником существования, это раз. И потом он бабник – это два. Он, как пионер, «всегда готов» с каждой переспать, но не вредить программе и тем более не убивать.
– Но остаются еще сами участницы. И Арина? – Сергей вопросительно смотрел на свою приятельницу.
– Девочки и Арина отпали сразу же. Как бы вам поточнее объяснить... Она их мамка, настоятельница такого не очень святого монастыря. Полушкина сама не так давно была моделью, все про этот бизнес знает. Ее девочки – это и бизнес, и семья. А они между собой, как сестры в многодетной семье. Конечно, там и ссоры, и склоки, и зависть, и тряпки или цацки могут друг у дружки замотать, но по крупному подставить не могут. Тем более убить!
– Получается, вы определили Жанну методом исключений? – полувопросительно констатировал Иртегилов.
– Нет. Я каждого из перечисленных участников проверила главным образом по их реакции. Знаете, как в поликлинике делают анализ крови, мочи или желудочного сока – чтоб потом определить вероятность какого-то заболевания. Каждый как-то реагировал на несчастья с моделями. У Арины с девушками это был страх. У Сороки – недовольство ускользающей работы, у Влада – жалость к девочкам и к себе, уходил заработок. У вас, Арслан Микаэлович, была очевидна горечь от того, что дело не делается. Даже ты, Сережа, проявлял нормальное любопытство зеваки, наблюдающего за происшествием.
– Я? – изумился композитор. – Ты что, и меня подозревала?
– А ты ничем не хуже и не лучше остальных, – спокойно ответила ему Вера. – Только один человек из всех отреагировал странно. Клюева еще тогда, когда мы нашли Машу, что-то белькотала про рейтинги и все такое, но во взгляде ее было торжество! Понимаете? Она как будто что-то кому-то доказывала. Штрих первый: она заявила, что не администратор, а «директор». Налицо желание быть директором чего угодно, хоть директором морга, лишь бы носить это гордое звание. Штрих второй: «вы не наша, не телевизионная». Гордость за принадлежность к узкой касте «своих», избранных. Штрих третий: вся жизнь, весь характер отражается на лице и в жестах. Все комплексы и муки, все тайные мысли в виде привычных складок и морщин, в походке и движениях записаны, и только специалист может их точно прочитать. Эти черты лица и фигуры сложились в такой диагноз: характер тяжелый, недобрый, скрытный, душа без тени сочувствия, ум ограничен. Человек с таким сочетанием «букв внешности» боязлив и неудачлив, с низкой самооценкой, ведомый, со слабо развитым личностным началом. И зверски ревнует ко всему, что колышется. Что и оказалось правдой. О! Вот и мой дом. Приехали.
Иртегилов с Баталиным вышли проводить Веру до парадной двери.
– Вы можете не согласиться, однако мне жаль не только пострадавших, но и Жанну, – с некоторым вызовом произнес Иртегилов.
– Да, понимаю. Но... «Искусство требует жертв. Наука требует жертв. Все требуют жертв, одни жертвы ничего не требуют», – процитировала Вера невесело. – В том смысле, что попробуйте-ка вы рассказать о своей жалости родителям Маши Карпенко... Да молчите вы, догадываюсь, что вы им пенсию назначите. Но жизнь их дочери не вернете. Поосторожнее с куклами, уважаемый Карабас-Барабас!
Иртегилов думал, что уже не удивится никаким словам этой загадочной женщины. Но не только удивился, а и почувствовал себя неловко. В очередной раз.
Сергей Баталин только усмехнулся.
– Да-да, поосторожнее. А не то найдется на вас когда-нибудь свой Буратино. Разница между тем, чего человек хочет и что на самом деле может, – это трагедия. Он считает, что имеет право на что-то, и добивается, сметая все на своем пути... Но часто из этого получаются именно трагедии, потому что в действительности никакого права на то, чего добивался, он не имеет.
Мужчины дожидались, пока Вера откроет дверь, не зная что сказать, но тут она облегчила их задачу:
– Надеюсь, шоу будет продолжаться? Оно забавное.
– «Show Must Go On»! – ответил композитор цитатой из песни группы «Queen».
– Будет, – кивнул бизнесмен.