Константиныч

-- Что будем делать, пастухи и пастушки? – это я обратился к своему мичману, нашему лихому дозиметристу Константинычу.
Через полчаса в автономку идти, а у нас вместо техника на выход матроса дали.
-- Слышь, семяпровод, ты хоть «Катюшу» пускал когда-нибудь?
-- Пускал.
-- Сколько раз?
-- Два.
-- Усраться можно! – это я Константинычу.
-- Я пущу, -- говорит он, -- Пошли в шестой.
И мы пошли в шестой отсек. Там «Катюша» стоит. «Катюша» -- это установка «К-3», наше секретное оружие. Вырабатывает она в час три куба кислорода и раздает его в отсеки нашей родной подводной лодки.
Мы на нее за восемь дней до того сели, а задним числом – МПР сделали. МПР – для жителей Владимирской пустоши -- это межпоходовый ремонт. Между походами положено сорок пять суток ремонт делать, но его, условно говоря, делал другой экипаж, который мы сменили неделю назад, по случаю того, что они – веники. То есть, способны только на то, чтоб вениками в поселке землю подметать. Представляю, как они этот ремонт запендюрили. А потом они еще прошли контрольный выход в море на десять суток и проверку штаба дивизии и флотилии. Проверку флотом проходили мы, но нам по башке настучали, чтоб мы отвечали то, что положено, а не изобретали новые флотские выражения, при встрече с проверяющими.
А еще у меня перед выходом техника отобрали и дали молодого матроса. Это значит, что матроса загребут в вестовые, а мы с Константинычем будем двухсменку таранить.
Я-то «Катюшу» пускал в своей жизни, ясный перец, но есть там одно обстоятельство: нужно обладать очень чувствительными пальцами и при пуске осторожно поворачивать большой клапан раздачи кислородика по отсекам, а то он жутко нервный – на доли миллиметра надо научиться его вращать, иначе передавишь водород в кислородную полость или наоборот, и будет взрыв.
Ничего страшного, конечно, у нас и техника и автоматика очень железные, и на такие неприятности давно рассчитана, просто моя челюсть на подобное не рассчитана – после взрыва всегда немного ноет.
-- Продул азотом? – это я Константинычу.
-- Ну?! – это он мне.
Надо продувать азотом обе полости – кислородную и водородную – чтоб этих взрывов с самого начала избежать.
Константиныч у нас азартный Парамоша, ему все ни по чем. Тут мы как-то на одном выходе в море химическую регенерацию снаряжали, а там все, как положено, должно быть: коврик, ключ для вскрытия, резиновые перчатки – в общем, все, как учили.
И еще чисто должно быть: регенерация не любит грязь, особенно в РДУ – замечательной нашей регенерационной двухярусной установке – где обязательно эта грязь вспыхнет.
Я тогда Константинычу тоже сказал: «Пыль в эр-де-ушке убрал?» – на что он мне сказал: «Ну?!» – потом в одно мгновение сорвал крышку с банки регенерации, голыми, естественно, руками туда скоренько влез, вытащил и зарядил в РДУ всю пачку пластин.
А пыль химическая просыпалась – ап-ч-***! -- и встретилась с пылью отсечной – ничего он не помыл, все лежало, как и лежало.
И – кя-як яхнет!
Столб огня в один миг снял с Константиныча всю его горячо любимую бороду, а у него при этом был вид козла, у которого маму родную на глазах сварили.
Я ему потом говорю: «Теперь пыль, наверное, сметать будем!» – а он мне с жаром: «Теперь-то – конечно!»
Так что его «ну?!», я очень хорошо знаю.
-- Точно продул?
-- Ну, точно, точно, что ж я вощ-ще, что ли!
Он уже не слышит. Он уже весь в «Катюше». Вводит аккуратненько так, осторожненько, стрелочки пошли-пошли, ожили-ожили, родимые, и тронулись-тронулись с места, милые, компрессор, компрессорок наш водородный подключился-подключился, пошел-пошел, уютненький, а стрелочка водородная задрожала – это самый тяжелый момент, задрожала, теперь все от ловкости рук, задергалась, точнее, от их чувстви… тельности… чувствительности… их… все сильней и сильней дергается… от чувствительности их… к происходящему и… к… клапану особенно – вот он его только повернул чуточку… вот еще… и – как да-да-х-нет!!!
Будто в узкий, стальной колодец упал металлический шар!
Зубы… слева… заныли… а во рту… кисло… слюни в ступе… во… до… р-ррр-о… д… е… ба.. нул… ту… точ… ки…
Я глаза приоткрыл – тухлять карманная… все живы… вроде…
Матросик-то сразу сбежал, а Константиныч стоит всклокоченный.
-- Ну, теперь-то, -- говорит он мне, безумный, -- точно азотом продувать будем.