Пограничники

Желанный вечер в компании лучшей подруги в кофейне превратился в беседу на лавочке у Патриарших прудов с городским философом. Безработный реаниматолог, явно настроенный на цинизм и монологи, смысл которых один - "жизнь пермоментная жопа". Женщина ушла, денег нет, работы нет, надо идти в грязную 4-ую городскую больницу, спасённые жизни не вытаскивают из пропасти, хочется утопиться, юмор грустный, песни старые, 25 лет было давно.

Пытались спорить с человеком разочарованным в жизне. Это сложно.

No money - no sorrow.
No woman - no sorrow.

Пересказывать весь разговор глупо. Просто грустный человек на лавке около памятника Ивану Андреевичу Крылову.

Закончилось всё свинцовыми тучами надвигающимися с Малой Бронной. По поверхности пруда побежала мелкая рябь, поднялся почти по-человечески беспардонный ветер, опустели лавочки, стало темно и даже рассеяный свет фонарей выглядел чей-то злой шуткой. Пошли к Маяковке. Оказалось, что тучи обошли стороной таинственные Патриаршие пруды, а вот на тратуарах Большой Садойвой всё-таки организовались блестящие лужи.

Вышли на родной станции метро. Стало страшно от глухого грохота капель о крышу. Ливень. А может быть и потоп. Ручейки, пока ещё вяло, стекали по ступеням в нутро подземного перехода. Решили ловить машину. Я вышла из крытого павильона станции и поняла, что ноги по щиколотку скрываются в мутной холодной воде. Течение (именно так - течение) было довольно сильным. Дошла до ближайшей машины. Попросила водителя подъехать поближе к бордюру, чтобы Анюта избежала контакта с холодной водой. Какой-то парень спросил можно поехать с нами. "Делайте, что хотите - мне по фигу". Оказалось, что попутчиков у нас будет трое. Все утрамбовались в маленькой "копейке". Двое парней и девушка (её посадили на колени). Попыталась закурить. Резкий веер брызг - сигарета потухла. Едем. Светофор. Машина встала. Водитель открыл дверь и выразил свои эмоции трёхэтажным матом - вода скрыла колёса и наровила пробраться в салон. Надо толкать. Страшно. Ребята разделись по пояс, засучили джинсы и выпрыгнули в нечаянно образовавшуюся реку. Толкают. Получилось. Поехали. Всё. Теперь стало смешно. Стёкла запотевали, брызги залетали в окно, которое нельзя было закрыть, рядом улыбался совершенно чужой Андрей в мокрой насквозь рубахе. Смешно! Анютка с переднего сидения показывала дорогу и беспрестанно елозила рукой по лобовому стеклу, чтобы водитель мог хоть что-то разглядеть. "Первый день в Москве и такое приключение", - девушка Наташа сидит на коленях своего спутника и не знает, куда в этом коробке можно деть ноги, на каждой кочке она ударяется головой о потолок и смеётся. Я узнаю водителя. Это молдаванин, который часто меня подвозит. Он всегда улыбается и почему-то называет меня "умницей". Анюта успевает переписать все телефоны, согласиться на урок пляжного волейбола, рассказать почти всю свою биографию и пригласить на пироги. Я снова пытаюсь закурить, но теперь выясняется, что моя зажигалка отсырела. Мне предлагают спички. Тоже сырые. Долго потрошим в темноте коробок. Нашли! Одну единственную. Наконец-то закурила. Андрей, наш будущий тренер по волейболу, роется в карманах. Находит сигареты, которые превратились в мокрую труху, пока он толкал машину. Снова дружно смеёмся, потом долго ищем в моей пачке ещё одну сухую сигарету. Нету. Курим одну на двоих. "Курю зубочистки!" - передаёт мне бычок и пытается закрыть окно, потому что я уже вся мокрая. Приехали. Наши попутчики выбираются. Обещаем позвонить, встретиться, улыбаемся. Ребята бегут к подъезду. Опять беда - машина встала. Толкать бесполезно. Что-то там со случилось свечами. Молдаванин снова беззлобно матерится и обещает починить транспорт, надо только подождать. Сидеть в сырой машине не хочется. Почему-то опять страшно, обидно и чуть-чуть грустно. Ждём. Через 10 минут едем к Анюте. До трёх часов трепимся на кухне, пьём горячий зелёный чай с малиновым вареньем и мёдом. Потом курить на лестничной площадке и спать. Просто так, не разбирая дивана и не доставая подушек.

Утро. Минуты две соображаю, где я нахожусь и что за странная штука вибрирует рядом со мной. У Анюты на диване. Кажется, нас накрыли пледом. Скорее всего, это был Анюткин отец. Половина 9-ого. Рядом надрывается мой мобильный. Это звонит мама.

— Ало! Привет. Я в Серпухов еду... Ты вчера не промокла?
— Так слегка... Ты во сколько уедешь?
— Через минут десять будет машина. Там срочный аудит - я на два дня. Думаю, буду в среду вечером... на столе оставила деньги... сходишь в магазин?
— Ага.
— Ну, тогда целую... в комнате бардак ещё разбери... - смеётся -...а то заходить страшно. Всё! Меня зовут! Пока, дочуньк!

Отсоединилась. Даже не спросила, где я ночую. Так наверное ведут себя все демократичные родители.
 
Болит шея, потому что спала на жёстком диване. Встаю. Анютка ещё спит. Накрываю ее как следует пледом и пытаюсь найти свои джинсы. Потом вспоминаю, что они висят на батарее в ванной. В голове сумбур. Беру сигареты и выхожу на лестницу в одной футболке. Половина сигарет размокла, половин - сломана. Но всё-таки я смогла кое-как закурить. Села на ступеньку. С улицы пахло свежестью и мокрой землёй.

Снова мобильный. Теперь Лёшка.

— Твоя мать сказала, что тебя нет дома! Я звонил в 11, а потом в час! А тебя не было!

Дальше совсем скучно. Сплошные упрёки, на которые он не имеет никакого права.

На лестницу вываливается заспанная Анюта. Заразительно зевает, потягивается, как сытая кошка, и отнимает у меня остатки многострадальной сигареты. Затягивается, смотрит на меня: "что опять?" Киваю головой и вешаю трубку. Надоело. Тут же снова звонок.

— Ты повесила трубку?
— Да.
— Не делай так больше. Мне не приятно.
— А мне всё равно. Я не хочу в и без того поганое утро выслушивать всякие бредни от чужого человека.
— Я чужой?
— Да.
— Я тебе чужой?
— Да, чёрт бы тебя побрал...

Молчит.

— Зачем ты так?
— А потому что у нас с тобой нет ничего.
— Как ты так можешь говорить!
— Разве я не права?

Анютка отдаёт обратно почти мёртвую сигарету и шепчет: "Я пошла готовить завтрак... ты это... не нервничай! Всё будет хорошо. Поговоришь - приходи. Я не буду мешать". Киваю.

— Разве я не права?
— Ты мне не чужая!
— Лёш, я могу что-то изменить?
— Нет. Просто ты сама изменилась...
— И что дальше?
— Раз ты так говоришь, значит ничего.
— На этом и закончим.
— Почему?
— Потому что нет и не было будущего у нас на двоих. И прошлого не было. И быть не могло! Есть настоящее. Я хочу жить сегодняшним днём. Не нравится - не ешь. Только не заставляй меня оглядываться или чего-то тебе обещать.
— Твою мать! Почему когда ты говоришь, я чувствую себя придурком?! Нельзя для нас, деревенских, проще выражаться?!

Молчим.

— Ну?
— Что "ну"?
— Может, объяснишь?
— Не хочу я ничего объяснять. Пусть всё остаётся так, как есть. Не сейчас. Пока.
— Нет! Опять ты...

Уже повесила трубку.

Длинный день. Медленно по капельке: экзамены - дом - идиотская философия - Патриаршие - разочарованный в жизни реаниматолог - сигареты - ливень - Анюткина кухня - разговор на лестнице - дом. Странно. Кажется, я всегда об этом мечтала. Сейчас пью почти остывший кофе. За окном туман. Чуть-чуть тоскливо. Почему-то на языке крутится слово "свобода".