За пеленой дождя

Погода стояла слякотная, мерзкая, Моросил мелкий, нудный дождик. Прохожие, укрывшись от этой сырости зонтами, подняв воротники плащей, торопливо спешили по своим делам. Привычной дорогой мимо грязных зданий с осыпающейся штукатуркой, однообразных, унылых, почерневших от сырости, деревянных киосков, шлепал и я по пузырящемуся от брызг выщербленному асфальту к автобусной остановке.
Дождь стал отплясывать чечетку на асфальте веселее. Видимо, кто-то всемогущий и невидимый, утомленный затяжной нудностью такой погоды, немного потряс серое одеяло облаков.
Спрятавшись под козырек обшарпанного киоска с обгорелым черным боком от надоедливой влаги, я, в ожидании автобуса, осмотрелся.
На площадке было немноголюдно. Несколько человек, сбившись в серенькую кучку (цветовая гамма верхней одежды была удручающе однообразной), молчаливо прятались под разноцветье, в общем-то, такое же унылое, с преобладанием коричневых, фиолетовых, черных красок, зонтов.
И только чуть в стороне, не замечая влаги, стекавшей по его непокрытой голове, и удивленных взглядов, с каким-то ошарашенным видом, напряженно всматриваясь через темные стекла очков па пелену дождя, стоял мужчина, показавшийся мне знакомым.
Верно, это был Денис. Когда-то мы работали на заводе в одном цехе. Он отличался удивительным благодушием, с коллегами общался с мягкой, несколько наивной, располагающей к себе улыбкой. Денис был объектом добродушных шуток и розыгрышей со стороны товарищей по работе, на которые никогда не обижался, и непонятной стойкой нелюбви и придирчивости со стороны начальства, которого он до ужаса боялся.
Когда я его окликнул, он долго всматривался в меня с какой-то болезненной, пугающей гримасой. Я даже засомневался, Денис ли это, так непривычно было видеть его без приветливой улыбки.
Только сняв очки, он попытался лицевые мышцы, будто сведенные судорогой, растянуть в улыбку. И тут я по-настоящему испугался за него:
- Денис, что с тобой, заболел?
Он потряс головой, разбрызгивая дождевые капли, как мокрый пес, и вдруг засмеялся:
- Чепуха какая-то!
- Да что случилось? - недоумевал я.
Он вместо ответа сунул мне в руки очки и почему-то шепотом попросил;
- Посмотри!
Я одел очки. До чего же нелепо выглядел он, а теперь и я, стоящий под струями дождя в солнцезащитных очках!
Но в следующий момент я уже об этом не думал, забыв, где я и что со мной.
Меня вдруг ослепил яркий солнечный свет. Это было удивительно. И хотя голову мочил дождь, а на мир я смотрел через черные очки, но видел... солнечный день во всем многообразии красок.
Изменила не только погода, но и все окрестности. Если в моем сыром мире напротив автобусной остановке через дорогу на асфальтированной площадке без единого деревца и кустика стоял длинный кирпичный сарай, в котором располагалось кафе, то теперь я видел стеклянный павильон, внутри которого за изящными ажурными столиками сидели улыбающиеся люди. «Сквозь пыльные стекла наших заведений мало что разглядишь», - вдруг подумалось мне. Было странно, что увиденное я никак не ассоциировал с окружающим миром, будто смотрел не сквозь очки, а на экран телевизора. Так это было неожиданно и сказочно.
Площадь перед кафе оказалась не пустынной и асфальтированной, а представляла собой идеальный зеленый ковер, получить который, по-видимому, требовались десятилетия, ухаживая за травяным покровом. Ковер пересекали дорожки малинового цвета, а окаймлен он был кустами с удивительными, никогда не виданными мною, цветами, напоминающими розы, но величиной с крупнейшие пионы.
Беспорядочные, почерневшие деревянные киоски исчезли. Вместо них строго симметрично, как бы завершая идеальную целесообразность всей площадки, стояли красочные сооружения, которые трудно назвать киосками. Стены их были не просто разрисованы, а представляли живые картины, которые постоянно менялись и рекламировали товары, здесь продающиеся. И все это не выделялось аляповатой яркостью, а, казалось, являлось продолжением окружающей жизни.
Я повернул голову. Куда делись серые дома с осыпающей штукатуркой? Белоснежные здания, наверное, были сделаны из фарфора, такими невесомыми и хрупкими они представлялись.
Люди, стоящие рядом со мной, были прекрасны. Их тела облегала легкая одежда, по-видимому, прозрачная, но переливающиеся, разноцветные оттенки цветов которой скрывали очертания фигуры, лишь подчеркивая стройность и индивидуальность каждого.
Оживленно беседуя, они так приветливо и открыто улыбались друг другу, что мне вдруг нестерпимо захотелось стать участником этого дружеского разговора. Курчавый круглолицый человек, смотревший на меня почему-то чуть насмешливо и напоминающий мне кого-то, протянул руку и...
Денис снял с меня очки. Струйки дождя все также стекали по его лицу. Серо и тоскливо кругом. Он засмеялся, глядя на мой ошарашенный вид.
- Что это? - выдохнул я.
- А черт его знает, - весело ответил он. - Прицепился тут ко мне какой-то бомж и чуть ли не насильно продал эти очки почти даром, украл, наверное, где-нибудь. И вот такой парадокс: в ясную погоду видишь в них все, как надо, а в дождь – фантастика какая-то.
Подошел желтоватый автобус с размазанными грязными пятнами на боках. Денис вскочил на подножку, напоследок, прежде чем захлопнулись двери, крикнул мне:
- Это параллельный мир просматривается, так мне кажется!
* * *
С тех пор я Дениса больше не встречал. Житейские заботы закрутили, замотали в бытовой круговерти, но нет-нет да и вспоминался этот ненастный день и прекрасное видение, проникшее сквозь черные тучи лучом солнечного света.
И так иногда хотелось заглянуть по ту сторону реального мира, что однажды я не выдержал и в такой же пасмурный и сырой день пошел к Денису домой.
Он жил в продолговатой коробке девятиэтажного дома в коммунальной квартире. Я зашел в ободранный и заплеванный лифт, поискал кнопку с цифрой девять, которая почему-то была с корнем вырвана, нажал на восьмерку и, в конце концов, оказался перед обитой черным дерматином дверью.
В коридоре с отстающими, в грязных разводах, коричневыми обоями (крыша дома протекала) меня встретила седая, благообразная, разговорчивая старушка – соседка Дениса. Она заохала, когда я спросил приятеля:
- Ох, ох, беда-то какая с ним приключилась, - зачастила она. - Такой спокойный все время был, положительный, книжки читал. От этих книжек он и того, - соседка покрутила пальцем у виска. - Как только дождь начинается, надевает черные очки и из дому... Ну, разве нормальный человек? На работу ходить перестал, целыми днями где-то шлялся, а спросишь, посмотрит ошалело, расхохочется и отвечает, что ищет дверь в как его… потусторонний мир, что ли!
- А где сейчас Денис? - спросил я.
- Вот и догневил бога, - всплеснула сухонькими ручками старушка. - С месяц уже как пропал. С ним такого раньше не случалось. Я уж заявление в милицию написала. Пришел оттуда молодой человек в штатском, я и ему все, как вам, рассказала. Но пока ни слуху, ни духу.
- А меня Денис не вспоминал?
- Ой, как же, как же, вспоминал и даже просил передать вам кое-что. Это перед его исчезновением было. Он тогда какой-то взволнованный и сияющий был, как будто суженую отыскал.
Старушка ушла в комнату Дениса и через минуту вынесла… солнцезащитные очки.
- Вот это просил передать. Совсем ненормальный!
Я уходил с твердой уверенностью, что Денис нашел дверь в прекрасный мир, и я вряд ли когда-нибудь его увижу.
Дождь прекратился. Ветер разогнал тучи. Солнечные лучи озоровали, играя с дождевыми каплями.
Я надел черные очки Дениса. Кругом сразу стало пасмурно и скучно.