Друзья

Я хотел бы поблагодарить мою учительницу Ашанину Елену Николаевну, которая преподавала мне химию в восьмом классе, за предоставленный материал и информацию, Бероеву Юлию Эдуардовну за то, что научила меня писать, моих родителей, которые своим жизненным опытом подсказали мне идею для сюжета. И ещё хотел бы сказать спасибо всем людям, которые каким-либо образом помогли мне при создании этого рассказа. СПАСИБО!
От автора.


ДРУЗЬЯ


Иногда мы совершаем поступки,
о которых потом жалеем.
Иногда мы делаем вещи,
впоследствии, понимая,
что их не следовало бы делать.
Иногда мы понимаем это слишком поздно.

В тот день отцу было плохо. Ему все последние дни нездоровилось – диабет совсем его доконал – но тогда ему было особенно нехорошо. Мы делали ему уколы два раза в день, назначенные врачами, но по его словам, ему это не помогало. Неделю назад у отца был инсульт, и врачи говорили, что ему не останется и недели. Сначала они настаивали на полной госпитализации, но мама и сестра уговорили их оставить отца дома. Каждый вечер, мы молились за него и каждое утро мы были готовы к тому, что это утро окажется для отца последним. Но отец держался, вопреки предсказаниям врачей.
Утром, как обычно, позавтракали. Наташа отнесла завтрак отцу в постель и вернулась на кухню мыть посуду.
- Отцу сегодня плохо, - на кухне кроме нас никого не было, но я не ответил – я знал, что она не закончила фразу, - он сказал, что сегодня умрёт, и, похоже, он не шутит.
- Послушай, врачи сказали, что он не продержится и четырёх дней, а сегодня уже седьмой. Вот увидишь, всё будет в порядке.
- Хорошо бы, да вот только… - она не знала, что сказать, но я всё и так понял, - он хочет с тобой поговорить.
- И о чём же?
- Не знаю, но, мне кажется, о чём-то серьёзном. Я бы тоже послушала, но он хочет поговорить с тобой одним.
- Одним?
Мы оба молчали, не зная, что сказать. Впрочем, это было и не нужно. В эти минуты мы всегда думали об отце, о нашем детстве, о его улыбке. Единственное, что омрачало воспоминания о нём, это были его наказания. Даже мама не понимала, почему они были настолько суровы и безжалостны.
Я направился к отцу. Каждый день я видел его не один раз, и каждый раз я боялся заходить к нему в комнату. Я сам не знал, чего боялся, то ли увидеть беспомощного отца, лежащего в кровати, толи его строгости, с которой он всегда наказывал меня за проступки. В любом случае, я шёл по ступенькам, ведущим на второй, этаж не без страха перед тем, что встану перед его дверью и не смогу её открыть.
Дверь, ведущая в комнату отца, была сделана из красного дерева. От лестницы до неё было ровно семь шагов. Уже на шестом я засомневался, входить мне или нет. Я уже решил, что постою около неё минуту-другую, как порыв ветра распахнул её. От неожиданности я остановился, как вкопанный.
- Входи, Александр, - сказал отец низким басом, как только увидел меня – присядь, нам предстоит долгий разговор.
- О чём?
- Это длинная история, поэтому сядь поудобней и слушай.
Никогда ещё отец не говорил так серьёзно, поэтому я быстро сел, а точнее, упал в кресло и приготовился слушать то, о чём я раньше, как выяснилось, услышать просто не мог.
Тогда я ещё не знал, о чём будет история, которую собирался поведать мне отец, но уже был готов к чему-то непривычному и неожиданному.
Итак, вот история, рассказанная мне отцом в то утро.

Я вижу, Александр, ты готов. Пожалуй, стоит начать.
Как ты знаешь, я в своей жизни часто переезжал с места на место, менял места работы, да и много чего повидал. Так вот, до того, как я начал путешествовать жил я в городе Н**, что недалеко от Горького, работал там, мало того, тогда я был там начальником в конторе, которая занималась тем, что, переводила бумаги из конторы, которая была над нами, в ту, которая стояла ниже нас. А проще говоря, занималась бесполезной бумажной работой, по переводу бумаг. Да к делу это не относится. В конторе нашей работало около тридцати человек, которые все мне подчинялись. Я был очень рад, что занимал эту должность: у меня был свой кабинет, секретарша (это она сейчас так называется), а что самое главное – как мне тогда казалось – у меня была власть над людьми, стоявшими ниже меня.
И вот, как-то раз, подвалило нам работы, у меня на столе лежала куча бумаг, подлежащих, как ты понимаешь, разбору. Естественно, больше половины этой работы я дал выполнять моим подчинённым. Я надеялся, что они быстро сделают эту работу и вернут мне её в тот же день. Я не ошибся, почти. Все, кроме одного мне её сдали. Лишь один человек опоздал, вернее просто её не сделал. У него тогда была какая-то причина. Я не обратил на неё внимания, только потом я узнал, что в тот день у него умерла сестра, и он, действительно, не мог сделать ту работу. Наше бюро оштрафовали. Из-за него. Он остался в тот день, чтобы всё сделать, но не успел. Штраф был большой, но не его размер пугал нас, а то, что теперь мы были отмечены позором, который приклеился к нам надолго.
Тогда я негодовал. Мне хотелось, как можно суровее наказать виновника. Все наказания, которые приходили мне в голову были слишком слабы. В конце-концов я лишил его не только премий и отпуска, но и дал ему сверхурочной работы без дополнительной оплаты. Все его коллеги простили его, но только не я. Даже, когда он справился с первым наказанием, мне и этого показалось мало. Я нагружал его работой больше остальных, всё время искал повод, чтобы задержать или понизить ему зарплату. В конце концов, я стал его ненавидеть просто так.
Теперь я знаю всю его историю, всё то, то было с ним тогда и всё то, что с ним стало.
Он молча принимал все мои упрёки и выполнял работу, он уставал, но никогда не жаловался. Поначалу, после смерти сестры, ему нужно было отвлечься, и он целиком уходил в работу. Потом он стал чахнуть оттого, что у него не было времени передохнуть, от этой бесконечной рутины. Он начал меняться, только тогда я этого не замечал. Он замкнулся в себе, считал, что он виноват во всём и, даже уговоры близких ему не помогали, он взвалил тогда груз вины на себя и шёл с ним в течение всей жизни.
Я много узнавал о нём из рассказов его немногочисленных друзей, его матери. Все они сходились в одном, что после того случая в конторе он стал другим человеком, и это сыграло большую роль в его жизни, к сожалению, не самую лучшую. Он считал, что виноват и, думаю, считает до сих пор.

Отцу пора было сделать укол инсулина. Я встал с кресла, приготовил шприц. Поначалу отец отказывался от уколов, но потом привык и не сопротивлялся. Я сделал укол и снова сел в кресло. Помню, оно ещё не успело остыть, и я почувствовал приятную теплоту, тогда как в самой комнате было достаточно прохладно.

- Мне жаль его, - продолжал отец – нет, правда. Тогда я его ненавидел, а ведь он был прав,
он имел права не делать эту чёртову работу, мог отказаться от наказаний. Он мог вообще уволиться… Так мог? Нет, ему нужны были деньги, нужна была работа. Ему нужно было место, куда бы он мог просто приходить, место, где он был нужен. И он действительно был нужен. Только, скорее, как козёл отпущения для меня. Я делал всё, чтобы ему досадить. Мне это даже стало нравиться…
Где он теперь? Как сложилась его жизнь? Хотел бы я знать. Саша, я всю жизнь страдал
оттого, что сделал. Оттого, что я сломал ему жизнь. Я всю жизнь хотел сказать: «Прости…», - и тут папа сделал, то, чего не делал никогда, по крайней мере, я этого никогда не видел – он заплакал. Это были слёзы досады и огорчения, слёзы боли оттого, что он не может ничего сделать. Слёзы отчаяния.
Вдруг отец начал задыхаться. Я хотел позвать Наташу или кого-нибудь на помощь, но
отец сделал мне знак рукой, и я понял, что он хочет умереть в спокойствии.
Я уже спускался по лестнице, когда Наташа посмотрела на меня и спросила с обеспокоенным видом:
- Саша, ты бледен, как сама смерть, что случилось?
- Отец, он умер, - я зарыдал, - понимаешь, он умер, его больше нет. Я рыдал всё сильней и сильней и не мог остановиться. Наташа обняла меня и тихонько заплакала вместе со мной.
Не знаю, сколько мы так стояли, обнявшись и плача на лестнице, и не знаю, сколько
бы ещё простояли, если бы не последняя просьба отца.
- Ната, отец попросил меня сделать одну вещь, и я должен исполнить его просьбу.
- Хорошо, - она отвечала мне сквозь слёзы, которые тщетно пыталась скрыть, - мама уже уехала. Я сообщу ей всё.

Я позвонил маме Саши, (друг отца оказался моим тёской) спросил, где он. Через десять минут я уже сидел в машине и мчался в больницу.
- Скажите, а Потапов Александр в этой палате?
- Был.
- Что, простите?
- Да. Полчаса назад его увезли отсюда, накрыв белой простынёй. Он был тяжело болен. Врачи говорили, что он сам себя извёл. Иногда он бредил по ночам, говорил, про смерть сестры, про работу и всё время твердил, что он виноват. В чём, никто так и не понял… Простите, а вы ему родственник или?..
- Нет, я просто хотел… Да видно, уже поздно.



КОНЕЦ