Стены
Так Остамп образно представлял свою жизнь. Строение, вырисовываемое богатым на образы и абстракции воображением Дениса, имело вид стены. Прочной, непробиваемой кирпичной стены.
Несмотря на малочисленность элементов ее составляющих, стена монолитом воздвигалась посреди сочной, росистой травы будней, пространственной вечностью простирающейся как вширь, так и ввысь разноцветной картинки, называющейся «Судьба».
Любовно рассматривая, поглаживая свои кирпичики, Денис часто задумывался о сущности каждого из них. И приходил к выводу, что (и на солнце ведь бывают пятна, правда?) все могло быть и хуже.
Взять, например, семью, коей у Дениса как таковой никогда и не было. Настроение не портило даже то, что и девушки-то у него подходящей не наблюдалось. Что и говорить – вообще никакой никогда не было, и на восьмое марта Остамп даже не заморачивался над вопросом, какой подарок сделать ему своей единственной и неповторимой. Но – кирпичик-то – вот он, есть!
Или работа. Тут для Дениса все рисовалось в более лучезарных и оптимистических красках. Не стоит говорить о том, что на данный момент он считался безработным (по причине ли его поистине обширной профнепригодности, или же в результате вялотекущей ленивости темперамента – неизвестно). Радовало, что часто (ну раз-то в три месяца точно) его, улыбающегося, насвистывающего незамысловатый мотив, можно было увидеть то на товарной станции «Столица-Сортировочная», то возле фешенебельного гипермаркета, а то и вовсе крутящегося на оживленных, сверкающих нарядностью улицах центра. Красавец-работяга! Мужская работа: грузчик, фасовщик мясной продукции, дворник, а то и сам промоутер, Дениса никогда не страшила. Это было его призвание!
Цемент, связывающий два основных кирпичика Остамповой жизни, был, прямо скажем, крутого замеса. Мозолистые руки Дениса вряд ли за всю его недолгую жизнь держали больше суммы, означенной тремя нулями справа от циферки. Основное место обитание Остампа - переходы метро, где он тоже подрабатывал, притворяясь то нищим, то калекой попеременно. Родным домом же ему служил вполне комфортный, незаменимый в зимнюю стужу подвал окраинной хрущевки. Денис даже помесячно вносил плату за обитание в жилище местному участковому (по пьяни грозящемуся разогнать всю эту «бомжовскую ****обратию к ****ям собачьим»), что придавало ему среди соседей статус аккуратного и ответственного жильца.
Остальные кирпичики Остамповой стены были скорее некоей мифической конструкцией, теоретически тем не менее, составляющей складный пазл Денисовой судьбы. Проще говоря, из родственников ближайшей ему была какая-то троюродная тетка из Барнаула; единственным стоящим другом, всегда все понимающим и не расстраивающим недостойным поведением гнилой человеческой натуры был дворовый пес Пират; а хобби – паленая водка из недр самых зловещих кругосветок столицы.
С каким же удовольствием, благодарностью к окружающей его жизни рассматривал свою стену Денис, лежа на нагретых солнцем гаражах, после второй бутылки дешевого кахетинского. Стена играла перед его глазами, переливаясь всеми цветами радуги, пульсировала, подмигивала, даровала надежду на то, что уж он-то своего не упустит, отхватит от жизни кусок пожирнее…
И в самых кошмарных снах не приснилось бы Денису, что его стена, будучи предметом многочасовых остамповых размышлений в один момент оживет, станет самодостаточной, обретет себя в реальности.
Ее нарисует тринадцатилетняя слепая девочка из Аризоны, Дениза Остамп. Родители Денизы, простые фермеры, целыми днями занимающиеся каторжным сельским трудом, с самого рождения дочки считали ее появление на свет Божьим наказанием за вроде бы не существующие родительские грехи. Все-таки выхаживая хилого, болезненного ребенка, надеялись на рождение в ближайшие годы сына, наследника, помогавшего бы им по хозяйству и сделавшего бы рано или поздно из поместья конфетку. Но нет, не судьба, детей у Остампов больше не было.
Горестно вздыхая, молясь про себя за здоровье девочки, наблюдали фермеры за взрослением дочери, по своей малограмотности совершенно не понимая ее увлечения художественным ремеслом. Дениза рисовала карандашом, кистями, расспрашивая родителей о том, что из себя представляет окружающий мир, и старательно изображая его на бумаге. О ранних ее работах, к сожалению, никому ничего не известно, но последняя картина Денизы вошла в мировую историю культуры как родоначальница художественного направления неокубизм.
Едва нарисовав этот шедевр, Дениза достала отцовское ружье, зарядила его и, наощупь найдя курок, застрелилась. Убитые горем родители со слезами на глазах вспоминали, насколько часто их дочка говорила им: «Как жаль, что я не вижу этого чудесного мира!». На картине были изображены кирпичики. Незамысловатые, но ровно очерченные, почти идеальной геометрической (что впоследствии очень удивляло искусствоведов – разве мог слепой человек, без специальных подручных средств, без простой линейки даже, так нарисовать?) формы с непонятными простым американским людям символами внутри. Все вместе кирпичики составляли стену.
Об этой грустной истории слепой девочки миру поведал ни кто иной, как Цинь Ши-Хуанди, основатель китайской императорской династии Цинь, живший в III веке д.н.э. Именно во время его правления в Северном Китае была построена Великая Стена, служившая защитой жителям рисовой республики от набегов кочевников.
Вот что пишет Цинь Ши-Хуанди в своей книге «Былое. Думы государственные и немного о дизайне стенного интерьера»:
«… Одно время меня очень сильно мучила бессонница. Уж не знаю было ли это вызвано думами о бесконечно вспыхивающих народных восстаниях, чиновничьем произволе моей Поднебесной, войнах на севере и юге, или чем-то другим, но я очень долго не спал. Вызванный вследствие бессонницы недуг породил в моем воспаленном воображении образ маленькой слепой девочки из далеких стран, рисовавшей на бумаге фрагмент стены, воздвигаемой в северных провинциях.
Как же было тяжело у меня на сердце, как я плакал, увидев, что, дорисовав чудесную картину, девочка эта решила погибнуть от невозможности увидеть творение свое собственными же глазами.
И в то же время, насколько я возрадовался, какие теплые слезы восхищения потекли по моему лицу в то время, как я узнал какая судьба дарована ее творению. Эта картина стены, несравнимая по красоте ни с какой другой картиной стены, стала достоянием Художественного Музея далекого города Финикс, а позже прославилась на весь мир…».
Наверное, так бы и сгинула в пыльных тайниках финикского музея стена Денизы, если б не любовь и внимательность к текстам древних декана кафедры востоковедения Санкт-Петербургского университета, доктора исторических наук, Остампа Себастьяновича Денисова.
Натолкнувшись на фрагмент текста Цинь Ши-Хуанди, Остамп Себастьянович не поленился, и вместе со своим другом, безвестным, но безусловно талантливым художником, отправился в Америку.
Дальнейшую историю восхождение «Стены» на олимп мировой художественной классики ныне очень популярного неокубизма можно узнать из любого школьного учебника.
Полной неожиданностью, словно довершающей целый ряд изюминок кирпичного шедевра Денизы Остамп, стало и признание лингвистическими экспертами в наборе символов, украшающих картину Денизы, изображения букв современного русского языка. Букв, складывающихся ко всему прочему, во вполне осмысленные русские слова: «Работа», «Семья», «Родные», «Друзья», «Хобби». Что это, как могла неграмотная американская девочка (не стоит забывать и о ее слепоте) изобразить с такой точностью и каллиграфичностью эти слова чужого ей языка?
Еще более полного мистицизма овеяна история ужасного акта вандализма, проявленного по отношению к этой поистине гениальной картине Денизы Остамп.
Трагическое событие произошло 21 мая 1993 года, в зале современного искусства Метрополитен-музея.
Сербер Волл, охранник экспозиции, даже и не заметил, как в зале появился этот человек, буквально в несколько секунд уничтоживший кислотой не только защитное перекрытие стенда, но и опрокинувший целый баллончик жидкости на лист обычной бумаги «Стены».
Удивительные подробности происшедшего стали раскрываться уже в тюремном участке, куда был доставлен преступник.
Начать стоит с того, что по виду и запаху, исходящему от вандала, полицейские сразу определили вандала как жителя одного из неблагополучных районов Нью-Йорка (а следовательно, официально допущенным в музей он быть не мог). Практически сразу же выяснилось, что, не имея никаких документов, подтверждающих американское гражданство, и более того – не имея при себе вообще никаких документов, преступник совершенно не понимал английскую речь.
Позже полицейские определили, что хорошо владеет преступник только русским языком, и с помощью переводчика с Брайтон-Бич картина происшедшего стало еще более запутанной.
Вкратце, история этого странного человека такова: он, некто Дэнис Остамп, житель города Москвы, выпив с приятелями вина, уснул на скамейке в одном из скверов русской столицы. И ему стал сниться сон: будто он стоит в каком-то большом зале с картинами. Настойчивый внутренний голос внезапно повелел Дэнису достать из внутреннего кармана пиджака склянку и плеснуть содержимым из нее на картину, которая находилась прямо перед ним.
Остамп клялся полицейским, что он очень не хотел плескаться жидкостью, «поскольку на картине была изображена моя собственная судьба, мои кирпичики, все, чем я жил и буду жить», но какая-то внутренняя, непреодолимая сила сковала его и заставила совершить его этот акт вандализма. При этом он криво усмехался, пощипывая себя за руку и говоря, «что вполне возможно и вы мне все сейчас снитесь, обезьянки американские»
Мистическая странность и запутанность происшедшего вскоре развалила все дело, и оно было закрыто. Дэнис Остамп, будучи признанным психически нездоровым, был отправлен на лечение в психиатрическую больницу…
Так была разрушена стена. Или стены…
Свидетельство о публикации №205072300018
Ева Любимая 13.12.2005 20:37 Заявить о нарушении