Серебряная молния стального грома

1
Пронизывающий, ледяной ветер метался по огромному городу. Гонял по опустевшим проспектам обрывки бумаг с воззваниями и указами, ерошил промерзшую реку, оставляя за собой след из белых «барашков» на свинцово-серой воде. Темное небо хлестало прутьями мокрого снега. Колотился об ледок, вмерзший в лужу лист бумаги. «Мы, Никита Вторый…», - шелестел под порывами манифест об отречении бывшего государя, отдавшего Державу на разграбление болтунам из Думы и все наступавшим и наступавшим, словно железный вал зигфляндцам…
Одна за другой объявляли о своей независимости губернии, провозглашали себя новыми самодержцами аферисты-политиканы, тыловые воеводы, армия рассыпалась на глазах, и лишь немногие верные Долгу полки держались под натиском врага. Над городами простирали костлявые руки голод и тиф.
Стольный град Александра Великого две сотни коловоротов царивший над миром, посылавший во все концы белого света свои несокрушимые легионы был теперь покинут и государем – жалким потомком великих людей, не желавшим отвечать ни за свою страну, ни за свой народ, и пустоголовыми думскими болтунами, которые разворовав, что можно было разворовать пустились в бега, кто переодевшись в женские платья, кто под видом нищих в лохмотьях набитых бриллиантами…
Холод, голод, болезни и тати царили теперь на улицах величавого города… Серп Луны казался орудием самой Морены, явившейся из своего мрачного царства пожинать Нити жизней…
Ораттия походила на израненного льва, который уже не в силах даже рыком отогнать налетевших стервятников. А те, забыв о своей войне, бушевавшей по всему континенту набежали урвать долю от тела недавнего и еще живого союзника.
Седмицу назад в ледяные воды Нево вошел бронированный дромон «Заря» - гордость Ораттского флота. Он был одним из немногих кораблей, сумевших не только с честью сразиться с Тахорёнским флотом, но и после разгрома ораттской эскадры, весь в пробоинах и копоти, огрызаясь пламенем огнеметов и зажигательными снарядами, оторвался от погони, дошел до родного порта, не спустил своего гордого стяга.
Этот бой длился три дня – один дромон – против шести. Казалось, сам океан кипел от огня, палубы плавились под ногами, небо было не видно из-за клубов дыма. «Заря» прошла сквозь ад и в горечи поражений, стала символом гордости.. Три коловорота назад, когда вновь взревели огнеметы войны «Заря» так и оставшаяся единственным ораттским дромоном нового типа - все средства на подобные корабли перекочевали в карман братца государя, а оттуда – уже в виде ожерелий и диадем на миленькие фигурки его любимых танцовщиц – несла дозор в Седом море, не пропуская к Котлину корабли Зигфлянда.
Когда отрекся Никита, и вся держава с облегчением вздохнула, ожидая перемен, неожиданно заправлять в Ораттии принялись пустозвоны из Думы, денежные мешки из гильдии ростовщиков, а вовсе не боевые воеводы и навархи. Шульга, безмозглый, но речистый судейский служка, избранный Думой начальствующим над Временными - кучкой таких же салонных болтунов, вознесенных волею случая (не без помощи золота, конечно) на стальной трон Державы первым указом объявил, что война будет вестись до победного конца… и тут же уволил из легионов двух лучших воевод, единственных, кто мог эту самую победу добыть.
Легионы рассыпались под нескончаемую трескотню думских ораторов, громоздивших одну нелепицу на другой – чины и звания отменить, честь не отдавать, погоны поснимать, приказы командиров не исполнять без голосования полковых комиссаров… Теперь уже явившиеся из тыла горлопаны, бывшие пииты да живописцы, судейские служки и мелкие купчики решали идти в атаку или нет, укрепляться в отлично подходящим для обороны месте или отступать дальше, оставляя в руках зигов все больше и больше родной, пропитанной ораттской кровью земли…Города по-прежнему голодали, зерно же гнило в амбарах. Несколько раз Временные приказывали открывать огонь по отчаявшимся согражданам, выходившим на площади требовать от «народных избранников» всего только хлеба и мира…
Ораттские полки гибли от огня зигов, от отсутствия целителей и снадобий, от тифа и бестолковых приказов думских комиссаров.
Зиги стояли в 19 верстах от Александрии…
И тогда в Нево вошла «Заря».
 Залп огнеметов гордого дромона прорезал окутанные тяжелыми облаками небеса, осветив великую столицу, ее безмолвных стражей – сфинксов, привезенных из далекого Менеса, дворцы и ажурные арки мостов, шпили Приказов и бронзовые изваяния героев и властителей былого расцвета.
И на миг показалось, что Луна вновь стала бросать на израненную землю серебристый свет, что черные дни Морены отступили перед новым началом…
И неизвестные прежде люди, те, что не раз восставали против жалкого Никиты, его иноземной жены, ее любовников и шаманов, те, кто бросил клич о мире и хлебе, взвалили на себя, казавшуюся непосильной ношу – страну, истерзанную войной, тифом, голодом и бездарным правлением подкаблучника иноземной принцессы – внучки злейшего врага Ораттии.
Но голод не отступал и зиги по-прежнему стояли в 19 верстах от Александрии…
2
Вячеслав в который уже раз отряхнул с карты комочки земли. Еще один снаряд зигов впился в бруствер заливая жидким огнем все вокруг себя на десять саженей, но никто из сидевших в блиндаже даже бровью не повел. Три года в окопах научили не кланяться огненным «подаркам».
- На левом крыле…, - пробормотал молодой ротмистр-конник, - дуркуют, черти, для настоящего обстрела у них боеприпасов не хватит… Мои орлы к ним ночью наведывались – склады с огневым нарядом почти пустые…
Слабенькое пламя керосиновой лампы выхватило из темноты его юное, но суровое лицо. Как и все он был измотан, его некогда щегольский мундир покрывала копоть. Только тонкие усики на изможденном лице напоминали о лихом десятнике, отличившемся на государевом параде за 4 дня до начала Войны.
- Медлят они чегой-то, - проговорил коренастый, крепкий как дуб матрос с умными карими глазами. – Готовятся…
Вячеслав в который раз подумал, что ему безумно повезло. Нет, не потому что родился он в славной своими служивыми традициями семье, не потому что стал полковником в 26 лет, не потому даже, что выжил в мясорубке этой жуткой бойни. Это все было… как бы предопределено. А вот в чем ему действительно повезло, так это в том, что комиссаром его полка, а теперь уже и всего Второго Легиона стал этот матрос – простой паренек с рабочей окраины Александрии, Общинник. Не думский вор-говорун, не карьерист и трепач, а настоящий боец, побывавший в сотнях стычек и сражений. И знал молодой полковник, что может положиться на него, как на самого себя, хоть и любил матрос Конанко свою революцию больше жизни, а может именно потому, что любил.
Полковник Шеломский и его комиссар умудрились не только уберечь от дезертирства и разложения свой полк, но собрать под свои знамена беглецов из других отрядов, и теперь их потрепанный легион, один, закрывал зигам путь на столицу.
- Что задумался, Вячеслав Андреич? – спросил Конанко.
- Да так, ничего, - взъерошил коротко остриженные волосы Вячко. – Твоя правда – не будут они с нами возиться, из каждого окопа выкуривать, сделают что-то, чтобы накрыть нас разом… всех…. И тогда – alles! – вперед на беззащитную Александрию. И…, - он добавил совсем тихо, словно трудно ему было выговаривать эти слова, - и конец, тогда, Ораттии…
- И Революции, и Ораттии конец, - кивнул матрос. – Вишь, как все переплелось, перепуталось… Мечталось о счастье для всего человечества, а биться придется за свой дом, за Ораттию, за державу. И будет биться!
- Только чем? – хрипловато спросил юный ротмистр.
- У зигов каждый день подводы с огнезапасом подходят. Против нас почитай всемеро больше врагов – числом одним задавят. А у меня конники голодные – весь свой паек лошадям скормили, раненых перевязать нечем…
- И огнезапаса на десяток выстрелов, - встрял немолодой уже подполковник с черными петлицами баллистика, а…
Он не договорил – сразу три снаряда прогудели мимо блиндажа, с чавканьем впились в измученную землю, покрыв ее озерцами огня. Засвистели свистки десятников и полусотников, заплескалась в ведрах вода, загрохотали сапоги рядовых.
А в блиндаже Вячко снова пришлось стряхивать комья грязи с многострадальной карты.
Полковник окинул взглядом серых добрых глаз соратников. Последний легион Державы.

Повесть в состоянии работы. В принцип пролог - это только пролог. Реально действие происходит через 70 лет после событий в Бессмертной вахте.
А далее основной упор будет делать на первых наших летчиках и их подвигах. Только летать они будут не на самолетах:-) Кстати, так как тут нет двигателей внутреннего сгорания, дирижабли юудут занимать довольно значимое положение...