Скульпторы

Вот уже месяц я наблюдаю за этой девушкой. Она не слишком красива, и, видимо, одинока. Пару раз я уходил из зала раньше нее и издалека видел, как она выходит одна со своим рюкзачком и идет на остановку. Хотя это, конечно, не гарантия того, что у нее никого нет. На вид ей лет 20, максимум 25. Натуральная блондинка, очень легкий макияж, одета откровенно недорого, но экипировка подбиралась с умом, и это видно любому, кто прозанимался хотя бы полгода.
На меня она смотрит как на мебель – точно так же, как я смотрю на тех лентяев, которые ходят в наш зал бессистемно и которые до сих пор не умеют ничего. А я стараюсь смотреть на нее как можно реже, потому что она отвлекает своим телом. Не думаю, что у нее потрясающий генетический потенциал, но то, что у нее есть, она использует на полную катушку. Вот уж не предполагал, что когда-нибудь это скажу, но у нее идеальная техника. Один знакомый тренер предлагал мне заниматься серьезно, потому что, по его мнению, человек с таким упорством и настойчивостью, как у меня, может далеко пойти. А помимо этого он сказал, что у меня есть чутье, что я чувствую свое тело, а значит, у меня есть шансы. Но когда я вижу ее, мне кажется, что я немощный дурачок с ДЦП, что штанга идет криво, что движения зажаты и амплитуда недостаточна, я начинаю нервничать, и моя техника действительно нарушается, а там и до травмы недалеко. Мне приходится отворачиваться, успокаиваться и начинать подход снова.
Ее тело – это лучшее, что я видел в жизни. Естественно, ее комплекция не идеальна, но у меня есть некоторый опыт, и я знаю, чего стоило прийти к тому, что она имеет сейчас. Как минимум, три-четыре года тяжелого труда, очень медленный прогресс, поиски своей схемы, штудирование всех книг, которые только можно достать, ненавистная диета, обезжиренная еда, от которой уже хочется лезть на стену, витаминно-минеральные комплексы, половина из которых не работает… Теперь при собственном весе около 60 килограммов, она жмет стоя 92,5 так, что хочется аплодировать.
Вот и сегодня. Я отдыхаю и смотрю на то, как она приседает. Как описать это? Я не думаю, что меня легко поймут те, кто далек от железа. Сочетание артистической легкости гимнастки на ковре и мощи профессионального тяжелоатлета, уверенность в своей силе и предельное напряжение всего тела в последних повторениях… При по-настоящему мощных мышцах она не напоминают соревнующихся женщин-бодибилдеров, от которых хочется убежать, скорее это фитнесс, но необычный… Она занимается так же, как и я: она хочет иметь красивое тело и подстраивается под свое телосложение и свой вкус. Как бы она ни прорабатывала тончайшие детали, ее тело остается женским, не покрывается вздутыми венами, и походка у нее плавная, парящая…
Она отходит от стойки и вытирает лоб полотенцем, затем подпрыгивает и висит на турнике, чтобы вытянуть позвоночник, чуть волнообразно извиваясь. Делает она это спиной ко мне, и я прекрасно вижу все детали – позвонки под тонкой кожей, словно звенья цепочки, забытой на краю стола, откуда она соскальзывает, упругие мышцы спины, светлые волосы, стянутые в хвост, капли прозрачного пота на слегка загорелой коже… Наверное, она ходит в солярий – сложно назвать это подвигом, если не учитывать, что месяц занятий в нашем зале стоит меньше, чем два часа ультрафиолета в самом несерьезном салоне красоты. Она поставила себе ясную цель и работает в этом направлении, отказывая себе в мелких слабостях, столь свойственных женщинам. Это не одна из мелочей, таких как макияж или бритье, а образ жизни.
Я только что сделал очередной подход упражнения на пресс и восстанавливаю дыхание, а она направляется ко мне и просит подстраховать ее, поскольку она переходит к новому весу. Если это действительно новый вес, то она просто молодец – абсолютно уверенные движения, правильное дыхание, и только под конец она делает дополнительный вдох и мощно выталкивает штангу. Отходя, я говорю что-то о том, что никогда не видел таких девушек…

Сегодня около пятнадцати градусов, сухо и светло. Мы договорились встретиться в парке в полседьмого для того, чтобы побегать и поговорить. Не сказал бы, что этот парк меня радует, но я сам предложил ей выбрать место, и, по-моему, ей это понравилось, по крайней мере ее улыбка стала мягче. Оказалось, что ее зовут Настя, и она работает в магазине бытовой техники.
Вот сзади раздается шорох упругих шагов, и она подбегает ко мне. На ней короткие эластичные шорты, серые кроссовки и специальный беговой топ с поддерживающим эффектом, а в руке бутылка со специальным напитком, восстанавливающим солевой баланс, и я опять поражаюсь ее предусмотрительности и профессионализму.
- Побежали, - говорит она весело и направляется в глубину парка, где все дорожки давно заросли травой по щиколотку. Я бегу вслед за ней, и после пяти минут неторопливой трусцы мы оказываемся перед старой лестницей с выщербленными ступеньками. Уж не знаю, сколько там ступенек, но точно не меньше двух сотен.
- Наверх, - командует Настя и первой легко, словно ровную дорогу, преодолевает лестницу. Я отстаю ровно настолько, чтобы рассмотреть все то, что можно рассмотреть, когда бежишь за девушкой по лестнице, и замечаю, что на ней нет трусиков. Меня это ничуть не удивляет – лишние тряпки на теле во время физических нагрузок только мешают – но мысли мои начинают сворачивать к теме случайного секса, которым я уже довольно давно не занимался. Чтобы отвлечься, считаю ступеньки, и наверху спрашиваю:
- И как вниз? Опять по лестнице?
- Нет – она бежит дальше, и я вижу, что растрескавшаяся асфальтовая дорожка где-то далеко впереди спустится к площади посреди парка, от которой мы опять прибежим к подножию лестницы. После двух кругов она слегка прибавляет темп и неожиданно спрашивает:
- Ну как, разглядел?
- Что? – Я начинаю догадываться, что эта Настя не столь проста, как показалось.
- Мою задницу, когда мы взбегали по лестнице? – Мне кажется, я слышу усмешку в ее словах.
- Поверь мне, я ее давно разглядел, еще в спортзале – отвечаю я, решив играть по ее правилам, – а сейчас я любовался твоими движениями. Давно гоняешься-то?
- Давно. С шестнадцати лет. – Мало-помалу на ее коже начинает выступать пот, и она делает мелкий глоток из бутылки, после чего облизывает губы. Ее язык очень нежный и розовый, и меня начинают одолевать непристойные видения.
- А сейчас тебе сколько?
- Двадцать два. Почти двадцать три – Ее ноги отсчитывают шаги, словно механизм, и мне кажется, что я вижу калории, сгорающие в ее упругом задике.
- Однако, - говорю я, - семь лет непрерывных тренировок не каждый вынесет.
- У меня были причины – Настя быстро поворачивает голову и на мгновение заглядывает мне в глаза, - когда мне было пятнадцать, во мне было килограмм девяносто, если не больше, а когда мне было плохо, я жрала сладкое, и мое лицо оккупировали прыщи. Помимо этого, у меня плохо росла грудь – по крайней мере, медленнее, чем мой вес. Я думаю, не стоит уточнять, как я себя чувствовала в это время. Я еле закончила девятый класс – у меня просто ноги в школу не шли, потому что там было полно милых мальчиков и особенно девочек. Я не дура, я понимала пацанов – им было просто неприятно смотреть на меня, и они не особо и смотрели. Ну смеялись, да любой нормальный человек тогда должен был смеяться надо мной, но вот девчонки – это были такие суки!!! – Ее свежий рот на миг искажается в гримасе, - они просто доставали меня на каждой перемене. Если бы я тогда знала, что в уголовном кодексе есть статья за доведение до самоубийства, я бы вскрыла себе вены только для того, чтобы посадить этих тварей!
- Ээээ… - Я не нахожу что ответить. – И что?
- После девятого я поняла, что мне в этой школе делать нечего, и поступила в коллеж – она произносит это с французским выговором, проглотив «д», и ударением на последний слог, - а за лето скинула 20 кэгэ и наконец-то нашла грудь, которая перестала сливаться с пузом, забыла вкус сахара, и мне пришлось переклеивать фотку на студенческом, потому что наш вечно пьяный вахтер в первый же день выдал мне дословно следующее: « Это шо такое? Ты меня обмануть хочешь? Шо за срань у тебя тут сфотографирована?» После того как я ему сказала, что это я, он вытаращил на меня глаза и сказал: «Ну вы, девушка, как хочете, а то, что у вас на карточке, я бы в жизни не забыл – не ходило у нас таких.» После этого я готова была плакать от счастья и поняла, что я на правильном пути. Вот и все.
- Ннда… - Я снова не знаю, что сказать. – Ну что ж, ну теперь-то все в порядке?
- Типа того – улыбается Настя. – А ты знаешь, я думала, что ты педик.
- Я? – Я спотыкаюсь. Моя футболка уже мокра насквозь – где-то половина тренировки позади. – Почему это я педик?
- Очень просто. Во-первых, я видела, как ты отшил ту рыжую в прошлом месяце, а во-вторых, у тебя проэпилировано все тело. Я подумала, что вряд ли ты женатый стриптизер, скорее голубой.
- Ну и ну… - Я делаю паузу. – На самом деле я знаю таких сучек – они шляются по залам, чтобы подцепить себе мужиков. Эта дура попросила помочь поставить ей присед, а сама нарочно ломала технику, чтобы я лучше видел ее жопу. Может быть, я слишком принципиальничаю, но качалка и дом свиданий это разные вещи; а у меня еще тогда не работе был завал, ну я и не сдержался… Невозможно же заниматься, когда не можешь следить за движением…
- А что тут такого? – задает неожиданный вопрос Настя. – Назначил бы ей встречу после тренировки, она же вроде красивая – или не в твоем вкусе?
- Ты знаешь, - тут уже начинаю откровенничать я, - классу к одиннадцатому я понял, что мне нужно три «Д»: друзья, деньги и девки. Поэтому с первого курса я начал заниматься собой, а с третьего – работать. После третьего я съездил на пару семинаров по НЛП, и следующие два месяца были земным раем: днем я работал, а вечером снимал баб и жестоко драл их, сразу предупреждая, что возможно, больше они меня не увидят. За неполные два месяца я обработал 20 вполне симпатичных телок, и мне это, откровенно говоря, поднадоело. Помимо этого, с появлением второго и третьего «Д» стали пропадать друзья. Одним не понравились мои амурные подвиги, другие стали брать в долг и не отдавать, на третьих не стало хватать времени из-за работы. Постепенно то, что было средством, стало целью. И теперь я просто работаю и качаюсь. Вот и все...
 - Ну что ж, тоже неплохо – говорит она. – Не самое худшее, что можно делать в жизни. Но и не лучшее.
- Согласен. Это так же бессмысленно, как и все остальное, на что люди тратят свою жизнь. У меня на работе есть тип, который фанатеет от игровых приставок. Человеку уже за сорок, а он вкалывает на работе только чтобы купить какую-то легендарную Нинтендо за несколько тысяч долларов. У него нет ни жены, ни детей, ни даже друзей, кроме других коллекционеров, с которыми он общается через Нет. Мы его спросили, чего он не женится, так он сказал: «Да был я женат, и, по-моему, фуфло все это. Вот нравятся мне приставки, я их и собираю. А вы не лезьте не в свое дело». И вполне этим доволен. Даже больше того, я никогда не видел столь довольного своим положением человека…
- Да уж, неплохо. – Смешок. – Но, мне кажется, хватит – у меня бутылка кончается. До встречи в зале. – И она так же легко и непринужденно убегает через парк, оставив меня у подножия лестницы…

Через месяц мы уже бегали вместе два-три утра в неделю в зависимости от наших расписаний. Раньше я делал это дома на кеттлеровской бегущей дорожке, но я предпочел свежий воздух и симпатичную девушку кондиционеру и телевизору и нисколько не жалею. Оказалось, она любит хорошую музыку и чтение, только времени не всегда хватает. Слишком много приходиться работать в магазине и над телом…
 И вот, однажды я спросил, где же она живет. Настя спокойно назвала адрес.
- Это где? – Я растерян - Я даже и улицы такой не знаю.
- Неудивительно. Там семь домов и мусорка. – Она смеется. – И все заросло сорняками. Если бы я была террористом и захотела залечь на дно, то я бы не нашла лучшего места.
- Хорошо, что ты не террорист. А то б ты точно развязала гражданскую войну или чем они там занимаются. Никогда не видел такого упорства.
Настя улыбается и советует не дразнить дураков. Ее зубы блестят на солнце, словно в рекламе зубной пасты.
После этой пробежки она предложила зайти посмотреть на ее квартирку. Я не стал возражать, поскольку знал, чем обычно заканчиваются такие предложения. Названная ей улица и вправду напоминала просеку посреди леса, утыканную неказистыми типовыми пятиэтажками; Настя жила в третьем доме на четвертом этаже. Пока мы поднимались, я аккуратненько положил руку ей на талию, надеясь впоследствии переместить ее пониже, а там уж и квартира с кроватью… Но как только я дотронулся до ее тела, я просто обалдел: ощущения были очень необычными. Мне доводилось страховать пауэрлифтеров, придерживая их во время приседа за бока, но чувствовать такие столбы мышц под тонкой кожей девушки, ощущать их перемещения при ходьбе и понимать, что это все очень скоро может стать полностью твоим…Восхитительно, но передать это словами мне не удастся. Мы вошли в неплохую однокомнатную квартирку, но в прихожей Настя сразу мягко сняла мою руку и сказала:
- Знаешь, Егор, ты мне действительно очень нравишься, ты милый и замечательный, но…
- Что но? Ты занята? Или ты до сих пор девственница и до свадьбы ни-ни? Я не настаиваю, я просто подумал… - Мне неловко.
- Да нет, именно потому, что я уже не девственница. Когда мне было девятнадцать, ко мне стал клеиться один тип, который тоже был милым и замечательным около месяца. Потом он решил, что предвариловки хватит, и уговорил меня. – Настя делает длинную паузу. – Распластал, как лягушку для опытов, потыкал в меня членом, не обращая внимания на мои крики, а потом кончил мне на лицо и, одеваясь, сказал: «Хреново трахаешься, ты слишком зажата. Чаще надо, авось выйдет толк. Ну пока, до скорого». И ушел. А у меня потом все еще почти неделю болело. Это было хуже, чем в девятом классе. Хуже, чем все, что мне доводилось испытывать. Так что я не хочу нового облома. Лучше будь милым и замечательным. Потому что если что-нибудь подобное повторится, мне кажется, я этого не перенесу.
- … - Я стою с довольно идиотским выражением лица. – А что, крови он не заметил? – Ничего лучшего я спросить не смог.
- А ее не было. Было только очень больно.
- Ну ладно, ладно, - я поспешно думаю, что сказать. – Что было, то прошло. Лучше уж покажи свое гнездышко. Жилье хорошо отражает характер человека. Интересно мне, как тут у тебя.
Настя потерла лоб рукой:
- Извини, что я так резко, ну ты понимаешь…Проходи.
Я прошел и остолбенел от неожиданности. Небольшая светлая комнатка была обставлена по минимуму. Напротив окна – одежный шкаф с зеркальными дверцами, под окном – узкая кровать, явно на одного, вдоль стены пара ажурных стеллажей с книгами, напротив, на полу дорогой стационарный CD-плеер и стойка дисков. Наушники лежали на кровати. Я подошел поближе: «Сенхайзеры», и явно не бюджетная модель. На полу бежевый ковролин, обои такого же цвета… Мило, но не уютно. Словно дизайнер нарисовал все это на листе бумаги, забыв людей.
- Ты никуда не торопишься? – Спрашиваю я ее.
- Да нет вроде, а что?
- Я думаю, тебе стоит взглянуть кое на что. Минут двадцать пять бегом отсюда. Позавтракать успеешь, обещаю.
Настя не поняла, но согласилась.
Не переодеваясь, она добежала со мной до новой девятиэтажки, и мы взлетели на самый верх по лестнице. Я достал ключи и открыл тяжелую дверь, обитую светлым кожзамом.
- Прошу вас, - я галантно прогибаюсь и подталкиваю девушку внутрь.
Она застыла в дверях, и мне пришлось еще пихнуть ее в спину, чтобы она зашла в комнату. В просторную комнату со светло-бежевыми обоями и чуть более темным ковролином. В комнату, где под большим пластиковым окном стоял низенький диван-кровать, слева от него компьютер на кажущемся невесомым столе, справа – одежный шкаф с зеркальными дверцами, а в торце комнаты, напротив окна, стояли плеер, ламповый усилитель и высокие, в человеческий рост, колонки светлого дерева. Диски на металлических полочках над аппаратурой.
Денег потрачено в разы больше, но дизайнер явно тот же.
Всегдашнее позитивное спокойствие изменило Насте. Она хотела что-то сказать, но у нее не получалось.
- Ты здесь живешь? – Наконец выдавливает она эти слова.
- Да, - я взял пульт. Звук заполнил комнату. Крис Ри снова хотел покрасить свой джукбокс в синий цвет, и это стало последней каплей. – Да, я здесь живу.
Я вовремя спохватился, потому что Настя тотчас же упала мне на грудь. Я всегда думал, что подобные фразы – красиво звучащий бред, но она в прямом смысле слова упала на меня. Кажется, я услышал посторонний звон, словно лопнула гитарная струна, и я понял, что одна из струн действительно лопнула – струна, которая заставляла ту толстую девятиклассницу бегать до одурения, струна, которая не давала ей есть досыта, струна, которая с каждым одиноким бессмысленным годом затягивалась на ее горле туже и туже. Она никуда не ушла из того отвратительного девятого класса, просто менялись декорации, менялись формы и размеры, менялись люди вокруг, но эта жирная школьница продолжала мучить себя кроссами и мышечной болью, не позволяла себе съесть конфетку даже в день рождения, закрываясь в такой же комнатке, как и я. А после того случая, о котором она говорила полчаса назад, она заперлась на засов и задернула шторы, не думая о том, что вне этих стен может быть что-нибудь или кто-нибудь, кроме работы, тренировок и всех тех, кто делал ей больно, не слушая криков. Что там могу быть я. И что когда-нибудь все ее тренированные килограммы будут содрогаться в рыданиях, размазывая слезы по моей потной футболке.
Она пыталась произнести что-то еще, но единственным, что я разобрал, было «Так не бывает». Вообще-то я не люблю плачущих девушек, но эта плакала не потому, что я разбил ей сердце и насрал в душу, а потому что она не могла сказать «Спасибо тебе за то, что ты есть» по-другому. А ведь по большому счету мне не за что было говорить это. Если бы все мои слезы не вымерзли давным-давно, то я бы сам разревелся, и мы бы оба упали на пол в слезах и соплях – никто бы не смог держать другого. Но я стоял и нежно гладил ее упругие мышцы под тонкой кожей, чувствуя то тепло, которое не может быть описано словами, которое заполняет тебя целиком, и я боялся, что оно разорвет меня на части, и пытался поделиться им с ней, чтобы она больше никогда не возвращалась туда, откуда она вышла, перешагнув порог моей квартиры.
Наконец, она затихла и молча прижималась ко мне. В этом не было ничего возбуждающего, но я вдруг наклонился и слизнул слезу с ее щеки. Потом вторую. И третью. А потом все остальные. И Настя вдруг вцепилась в меня, словно клещ, и принялась яростно целовать в губы, словно боялась, что я сейчас растворюсь в воздухе, а она останется одна у подножия той выщербленной лестницы, которую она никак не могла преодолеть…
Потом мы обессиленные сидим на полу душевой, на нас сверху льется горячая вода, а мы просто гладим тела друг друга и любуемся ими. В принципе, я бы смог еще пару раз, но просто не хочется. Хочется вот так сидеть под упругими струями и просто наслаждаться влажным усталым телом партнера.
- Как сраные школьники, - усмехаюсь я. – Как ****ые сраные школьники.
- Какие школьники? – удивляется Настя.
- Ну представь себе, - говорю я, - влюбленных восьми- или десятиклассников, которым уже давно хочется, но только сейчас представился случай, и они наконец-то оторвались по полной. И вот теперь они, охуевшие от такого счастья, валяются на кровати. Ничего уже не хочется и не можется, первый шок и первый восторг прошли, остались только нежность и упоение моментом, это, ****ь, самый счастливый момент в их жизни. – От обилия эмоций я обильно усыпаю свою речь матерщиной, не замечая этого. – А мы-то взрослые, *****, люди, у которых уже все было. А чувствуем мы стопудово то же самое, что и эти сраные только что поебавшиеся школьники. Наверное, мы оба просрали ****ь какой важный кусок жизни, и только теперь нам досталось это чувство. Наверное, если бы это случилось с нами в том возрасте, это было бы стократ круче…
- Ты плачешь – говорит Настя, внимательно глядя мне в лицо.
- Я плачу? Ни *** себе, - должно быть, я действительно разволновался. – Я, мать твою, не плакал с тринадцати лет, когда моего котенка переехали машиной. И вот я плачу после ебли, сидя с голой девкой в душе. – Я изо всех сил бью кулаком по кафелю, и рука мгновенно немеет. Я чувствую, что и в самом деле плачу, но начинаю смеяться.
- Ну тогда ты значишь для меня больше, чем все, что у меня было с тринадцати лет. С ума сойти…
Я утомленно смотрю в потолок. Вода бьет мне в лицо, заставляя жмуриться. Вдруг я слышу плеск воды, и чувствую, как Настя молча прижимается ко мне всем телом. Мы еще долго так сидим, и я снова плачу.
- Знаешь что, - говорю я, ощупывая ее рельефную спину.
-Что?
- Мы с тобой скульпторы.
- Кто?
- Скульпторы. Которые скульптуры делают. Но те работают по мрамору или там по бронзе. А мы по телам. По своим ****ым телам.
- Пожалуй. – Ее мокрые волосы липнут к моей коже.
- По своим ****ым телам. И это здорово. Потому что иначе мы бы встретились через хренову тучу лет. А то и вовсе не встретились бы.
- Это было бы плохо.
- Да, это было бы плохо.
- Но мы встретились. Мы встретились?
- Да, мы встретились.
Вода течет по нашим телам. По-моему, мы счастливы.