Генетическая память Цвет

Тень величественного махаона легко легла на рунический орнамент, оберегом вышитый по краю кожаных ползунов из нежнейших шкур горностаев.
Его большие и уже внимательные глаза поймали эту скользящую тень,
почти закрывшую над ним солнце. Он быстро перевернулся на спину и пытаясь
инстинктивно защититься выбросил на встречу надвигающейся тени еще
маленькие но уже сильные ручки.
Большому махаону нравилось это подвижное существо, пытавшееся
иногда вставать на ноги и потягиваться казалось к самому солнцу, поражая непредсказуемостью своего поведения, в отличии от существ покрытых густой шерстью с которыми он резвился под высоким крыльцом большого дома.
Бабочка будто играя с ним пыталась сесть на этот живой цветок
с голубыми глазами и русыми вьющимися волосами. Она то касалась его своими большими, бархатными крылами, то взлетала мягкой тенью прикрывая ему глаза от палящего солнца и манила, манила незаметно увлекая в сторону буйно-густой шелестящей зелени с парящим духом разнотравья, который приносил ветер, когда отворялись тяжелые, тесовые ворота ограждавшие дом с высоким крыльцом
от девственного и дикого урмана.
Вот и сейчас, он поймал этот разноцветный запах забродившей в жаре пыльцы, ворвавшийся во двор большого дома легким дуновением, одновременно вздрогнули тесовые ворота и подались в разные стороны. Малыш с восторгом и удивлением стоя на раскачивающихся ножках подставлял себя влетевшему ветерку
и пытаясь опять поймать дразнящее мелькание крыльев, двинулся на встречу
открывающемуся, пахнущему, цветному и новому.
 Ему была не страшна эта все движущая и проникающая всюду сила.
Наделенный от рождения сильными артефактами он еще пока не понимал этого, но уже чувствовал, почему то вдруг начиная смотреть по сторонам как будто слыша знакомый голос. Зато когда вздрогнули кончики ушей от этой все проникающей
вибрации у той что всегда незримо была рядом, то она поняла это как : « Храни».
 Матерая седая волчица долго наблюдавшая за каждым движением
маленького человека, вдруг встрепенулась и направилась за ним в след недовольно ворча. Она взяла его зубами за русый загривок так нежно, даже закрыв глаза, как
не брала своих детенышей собирая их когда они разбегались. Она чувствовала,
что за этого Белоголового гораздо больше в ответе, чем даже за своих детей.
Ведь это был Повелитель!
 Не успела она донести его до края высокого крыльца, как с тяжелым
топотом в открытые ворота влетел храпя белый Тулпар, сверкая широко открытыми , глянцевыми глазами и развевающейся, длинной, взмыленной гривой, роняя на ходу густую пену с тугих губ. От с силой натянутых поводьев, он осел как вкопанный перед ступенями высокого крыльца, глубоко взрыв широкими, острыми копытами нежную зелень двора.
 
«Ула, Ула я нашел Его, Добрый Купала вел меня»!- Коренастый наездник на ходу
спрыгнул с разгоряченного жеребца.
Молодая девушка казалось выплыла на крыльцо, длинная черная коса увитая алой лентой танцевала ей в след, одновременно потянул за ней легкий ветерок, снова вздрогнули тяжелые тесовые ворота и сомкнулись.
 Он вбежал по широким ступеням крыльца, бережно доставая от разгоряченной груди растеньице с чуть колеблющимся мерцанием ореола вокруг набухшей и лопнувшей почки. Как будто живой огонек или само благоухание осторожно передал его в нежные руки девушки. Пока Ула широко - открытыми от удивления глазами рассматривала чудодейственный нежный цвет папоротника, он вдыхал еле уловимый знакомый запах исходящий от ее волос и тела, который всегда путал мысли.
 «Слава Доброму Купале,
 Грозному Перуну
 И Всесильному Велесу,
Будет Великая Благодать нашему Роду!» - только и смогла произнести потрясенная
Ула. Утопая в объятиях мужа и погружаясь в истому, она почувствовала как на нее снизошло теплое торжество прикосновения, как сладко подкатило к горлу, опускаясь мягким огнем обожгло грудь и томно заныло лоно.
 Так бывало когда они сплетались в густой траве на развилке тропинок, на прибрежном песке или в доме с высоким крыльцом, на широком ложе устланном мягкими шкурами и пахучими травами. Скоро Ярила уйдет на покой, улыбаясь подумала счастливая Ула, она вдыхала и ощущала на губах запах пота и лесных трав от груботканной рубахи мужа.
 Шум внизу вывел их из волшебного состояния, они уже умели это делать когда им хотелось, особенно после долгих разлук. Крепко прижавшись она питала его накопившимся и переполняющим даже светящимся чувством. Шум внизу настойчиво повторился но они даже не разжали своих объятий, хотя уже все видели, слышали и чувствовали вокруг.
 Волчица виновато глядя, раскачивалась из стороны в сторону
не зная как себя сейчас вести, но люди уже не обращали на нее никакого внимания.
Шлепая крепкими ладошками по тесаным ступеням крыльца к ним пыхтя полз русоволосый крепыш, наконец то вырвавшийся от своей строгой няньки и одновременно задрав головку рассматривал двух красивых людей к которым почему то так тянуло и запах от них шел которым казалось нельзя было надышаться. Взобравшись на последнюю ступеньку и уткнувшись в ноги Родителям он оторвал ручки от ступени и выпрямился, всматриваясь в дорогие, знакомые улыбки, потом повернулся лицом к уходящему Яриле и потянулся, сладко зевая или приветствуя по своему Всевидящего Бога Солнца.
 Изождавшееся широкое ложе давно томилось душистыми травами и мягко выстланными шкурами, безмолвно шевелясь и дыша душами Двоих, но Ула переборола в себе нахлынувшее и стала готовиться к обряду.
 «Ты усни – все заспи прошлое себе возьми, Я за тобою пойду твои беды в никуда уведу» - зашепотала как в бреду обнаженная ведунья. Встряхивая длинными, распущенными прядями, она бросала пучки трав и завороженно вглядывалась в бездонную воду, которая отозвавшись на заповедные слова, мелкой дрожью перелилась по глубоко - голубой поверхности задышавшей, оживающей плоти,вдруг расцветая пугающей густо - зеленой дремучестью дикого Урмана.
 Ула тронула воду, окропив себя крестным знаменем воссоединилась с Живыми Силами Помощи и не прекращала шепот:
«Заступись и Сохрани, Заступись и Сохрани»! Будто потянул легкий ветерок
и открылось Зеркало Воды, как в хороводе замелькали видения, переливаясь ночными оттенками и замерли. В расползающейся темноте еле угадывался силуэт Пня с торчащими как жилистые руки в разные стороны высохшими ветвями, который вдруг зашевелился и ожил засверкавшими, мигающими глазницами светляков в трещинах коры. Казалось он застонал, заскрипел разлапистыми ветвями – руками, завыл плачем ночного зверя заметившего в дали мелькнувшую добычу и уже упиваясь предстоящим, ждал своего часа – Полночи.
 Не понятное еще, вдруг долетевшее до тонкого чутья, скрежетом отозвалось во всем заскорузлом теле Лесовина и уже как веткой – хлыстом резанули долетевшие слова Молитвы. Заторопился Лесовин, вихрем летел
под пологом дремучего леса, а уж поздно, приключилось. Очерчивая в круг
обоженной палкой, человек творил Заклинание. Каждое слово, будто острый шип впивалось в тело древнего хранителя Цвета, все больше обессиливая его, много
 веков скрывающего дорогое Ему от людского взора. «Кто решился»? – Путники далеко сторонились, звери не захаживали, даже сам Ярила не заглядывал
в сени этого Мрака.
 Забеспокоился вдруг белый Тулпар, почуяв не чуянное тихо заголосил по своему, насторожил уши, переступил ногами, ударил оземь,
вздрогнул мощным телом, влажные раздувающиеся ноздри поймали надвигающийся страх. Отворилась Полночь, обоженная палка замкнула в магический круг шептавшего Молитву над мерцающей бело - голубой почкой.
« Таланъ Божий, Судъ Твой, Да Воскреснет Богъ»! Успел дочитать Молящий.
С треском похожим на Молнию развернулся, брызнул Цвет, как Заряница
осветив далеко вокруг воцарившую Полночь.
 Только охнул древний Лесовин. Ожил, заворочался
дикий Урман, расступилась Мурава пред Лихой Силой, но надломил уже всепроникающий цвет потомственный Ведьмак. Одним прыжком оседлав гарцевавшего жеребца, уже мчался под хлеставшими ветвями вырастающими
на пути, как по чьему то волшебству. Отпустив поводья и отдавшись инстинкту
Животной Воли всадник слился воедино с животным превратившись в
 летящее единое существо, криком кричавшее колдовской Оберег.
А во след уже не кралось, а Лихо летело, проникая сквозь саму Тьму ураганом,
Диким табуном, Материнским голосом плакало: «Вернись, обернись, оборотись!»
Прижимая к груди Дорогое, Ведьмак будто и не слышал, а только сдерживал
сильною рукою в узде пытавшегося обернуться на зов Тулпара, да так что
чуть не сворачивал его непослушную, гривастую шею казалось все понимавшего
и силившегося взглянуть хоть краем глаза на зовущих зачем то людей и откликнуться на призывное ржание своей Матери. Подчиняясь могучей руке и воле седока, он шел во весь опор, как и воспринимая все идущее из Вне.
Ветки хлестали по тугим бокам жеребца, пытаясь сбросить отчаянного седока,
но все таки из последних Сил он подчинялся Человеческой Воле, ведущей Его.
 Просыпался Ярила, обогревая и высвечивая верхушки
зеленого Дрема, будил и вычищал от распоясавшейся в Колдовскую - Купалину ночь Нечисти, эти не пролазные дремучие Верши.
 Впереди забрезжило Рассветом, топкий туман расступался под уверенной иноходью Тулпара, стало легче и иноходцу и седоку. Ярила уже вел обладателя магического Цвета Указующим Лучом к той, что почти без Сил сидела над Живым Зеркалом Воды и выстилала Ему Скатертью Путь из девственного, Дикого Урмана, воздавая жертвы и мольбы Славному Купале,
 Грозному Перуну
 и Великому Велесу: «О ведущий Нас Перст Указующий
Лучем – Огнем выведи к Дому – Родному Порогу, сбереги – сохрани Чудо – Чудное
Диво – Дивное, шептала Ула почти в беспамятстве.
 Брызгала искрами утренняя, освежающая роса из под широких копыт загнанного белогривого Тулпара и он летел из последних Сил, стиснутый
по тяжело вздымающимся, потным бокам как скованными ногами завороженного,
отчаянного Ведьмака.
 Дикий Урман поредел, появились просыпающиеся цветы,
ласковый ковыль плыл по воле ветра, тронуло Светом и теплом, живые запахи
душистого, зеленого Дола возвращали Силы.
 Далеко был слышен звук открывающихся тяжелых тесаных ворот
скрывающих Дом с высоким крыльцом, вдруг выплывшим у далекого горизонта
Миражом из неоткуда.
 Лениво дышала парным покрывалом тумана Земля, просыпаясь и нежась в утренней, сладко-мокрой Росе, рождая новый, счастливый день.
 Пробовали распевать голоса первые, ранние птицы,
гудели мохнатые шмели и пропахшие медом пчелы, чесались кузнечики,
словно плавали разноцветные бабочки.
 Заворочался всей своей кажущейся неповоротливостью
Ведмедь, древний и бессменный старожил пасеки.
 Вздрогнула под высоким крыльцом Дома матерая седая Волчица,
Вдруг каждой клеточкой своего тела почувствовав приближающуюся Дрожь Земли.
 Взлетел над Малышом Бархатнокрылый Махаон,
Играя и как всегда предупреждая о чем - то.
 Открыла глаза изможденная Ула, на большом ложе устланном
мягкими шкурами и душистыми травами.
 Все ждали Его
 и Он Возвращался.