Ночной Эфир
Наконец, вернувщись на базу, мы с Захаром, отбросив сомнения, разбавили бутылкой «Столичной» мрачную перспективу нудного ожидания полуночи. Последние семьдесят грамм благоразумно припасли на донышке, чтобы напосошок опрокинуть их в урчащие от голода желудки. Выяснив с утра, что нам предстоит работать вместе, я предвидел подобную программу на вечер. Многие называли Захара «бравым матросом», за приверженность к третьему номеру «питерского» пива «Балтика». Яркая желтая майка с логотипом чайной компании «Липтон» служила ему камуфляжем - в объемном брюхе всегда бурлило Балтийское море №3. Я же в тот день принадлежал к экипажу скромной «Клинской» флотилии.
Добровольцем на ночной эфир, своего рода повинность среди нашего брата-осветителя, я вызвался сознательно, потому что не спешил домой, рассчитывая проскользнуть за порог подобно вору или призраку, не раньше, чем Ольга уснет, выронив из рук телевизионный пульт управления.
В студии царила деловито-бдагодушная обстановка. Моя вотчина – осветительные приборы, в огромном количестве нависавшие с потолка, подобно лупоглазым монстрам из голливудского блокбастера, протыкали полумрак лучами заданной интенсивности, избавляя меня от лишних телодвижений. Очаровательная Надя – ведущая выпуска, слегка поерзала, утверждаясь в кресле, поправила челку и сложила губы бантиком. У Захара вырвалось протяжное, хриплое и восхищенное «О-о-о…». Оператор Коля, позаимствовавший бороду у капитана дальнего плавания, выставлял кадр, добиваясь правильного ракурса. Его обращения к Наде напоминали прихоти сексуального маньяка:
- Левее, ниже, чуть правее, вот так хорошо! А если чуть повыше? Отлично, больше не шевелись!
Главный «звуковик» Захар, нежно, двумя пальцами, словно борясь с искушением, оттопырил край надиной кофточки, нацепил «петличку» - крошечный микрофон и прошептал:
- Так хорошо?
Я не выдержал:
- Сегодня в студии одни извращенцы, ты заметила, Надь?
Нервным вихрем влетела косолапая и развязная девушка-подросток Лола, разметав в клочья нашу идиллию:
- Надя, посерьезней! Тебя скоро увидят миллионы!
- Мил-ли-оны? – Надя несколько раз растянула губы в резиновой улыбке, будто мечтательно и аппетитно выговаривая «сыр», - Ну и где эти светлые лица?
- Они глядят вдаль и видят светлое будущее, - ни к месту размечтался я.
- Это я, что ли, будущее?
- Не худший вариант, - отвечаю, - Коль, возьми меня в операторы, у меня и пиджак есть.
- Не могу, у тебя прищур неправильный.
Надя вскинулась:
- Быстрее! Кто знает, где ударение правильно – ПикАссо или ПикассО?
- Где мягче, - Захар круглился возле мониторов, как добродушный цирковой медведь.
Раздались голоса свыше – это проснулась аппаратная:
- Надя, поговори, проверим петличку.
- Раз – два – спать хочу.
- Все, спасибо!
Захар не унимался:
- Ты лучше со мной поговори, Надь.
Коля, изобразив на лице свой правильный операторский прищур, погрозил мне пальцем:
- Захару больше не наливать!
Люди в аппаратной всегда кричали так, будто трудились не на телевидении, а служили на флоте и готовили торпедную атаку по нарушителям границы:
- Двадцать секунд до эфира!
Коля поправил наушники:
- Мы готовы.
Лола вертелась перед нами с Захаром, словно заманивая куда-то. На ее лице отражалась борьба между кокетством и возложенной ответственностью:
- И все-таки перед эфиром пить нельзя.
- За такие деньги вообще все можно, кроме работы и будь немного попроще.
- Не могу, у меня сессия скоро!
Так и не очухавшись после августовского кризиса, наше подразделение переживало трудные времена. Вслед за рублем рухнула зарплата, отношение к работе в коллективе определялось исключительно ненормативной лексикой, но для таких, как я всеобщее бедствие не обернулось полной катастрофой. Телевидение, как кратчайший путь к формированию человеческих настроений и как лучший транквилизатор для потерявших терпение, не могло погибнуть совсем. Поэтому на днях я с легкостью оросил финансовую Сахару, потрудившись на съемке рекламы гуталина, а неделей раньше вернулся с пригоршней монет из тихого, задремавшего вдоль Волги Саратова. К тому же грядущее лето сулило выгодную и приятную в самых разных ипостасях командировку на кинофестиваль в Сочи. Пугало совсем другое – двухкомнатное пространство, прежде громко и гордо названное «домом», теряло, день за днем, драгоценные приметы, наполнявшие его смыслом. Иногда сталкиваясь с Ольгой где-нибудь на кухне или в коридоре, мы удивленно разглядывали друг друга, словно пытаясь вспомнить, при каких обстоятельствах встречались раньше. Отчуждение – вот какой флаг развивался над моей головой. И если бы меня спросили, где же выход, я бы не раздумывая, ответил: « Телевидение – это лучшее средство от скуки!»
- Десять секунд!
- Тишина!
- В эфире!
Где-то на юге ныли шрамы ампутированных конечностей распавшейся империи, фантомной болью пылал Северный Кавказ, в нереальной, сказочной Океании сгинул в грозе переполненный пассажирами «боинг», президент вручил награды деятелям культуры, в Северной столице расстрелян вместе с охраной известный предприниматель… - Надя била из всех орудий прямой наводкой, боекомплекты новостей взрывались прямо в жилищах людей. Вести о событиях пронзительно несправедливого и истошно прекрасного мира несла эта женщина, ее молодое, чистое лицо то ли вселяло надежду, то ли несло обреченность. Хотелось, чтобы ее четкий, металлический голос преобразился в тихий, жаркий шепот, в воздушную сказку на ночь…
- Всем спасибо!
Полтора десятка человек, обеспечивших десятиминутный полет телесигнала по виртуальным кровеносным сосудам, высыпало на улицу в ожидании развозящего транспорта. Мы толпились на обочине, словно не желавшие расставаться после закрытия ресторана друзья детства. Согретый «Столичной», Захар молча разглядывал звездные дали, похоже он прикидывал, где поселиться в следующей жизни. Его фигура похудевшего борца «сумо», высилась широкой скалой посреди пигмейского озерца. Я плескался где-то рядом.
Передвигаясь почти бесшумно, не включая свет, я заглянул в спальню. Расхлестанные по комнате обрывки снов, загадочных и далеких, спрятались в распущенных волосах Ольги, когда она, словно большая ленивая кошка, изогнулась на постели, усугубляя беспорядок из скомканных подушек и откинутого одеяла. Улегшись рядом, я прижался к ее холодному плечу. Все недоступное, скрытое днем от яркого света, шелестело в простынях, вырывалось наружу ровным дыханием, сладким стоном, мне будто являлось что-то главное, недосказанное, не знавшее обличья. Утром чужие, ненужные слова снова заполнят возникшую пустоту, когда мы, жадно вглядываясь вдаль, рванемся покорять еще один новый день. Каждый по-своему, в одиночку. А если я не задержусь на работе, то вечером мы немного помолчим у телевизора, чтобы ночью опять быть вместе, как только сон победит нас. Едва дождавшись заветного поворота в жерле замка, хранитель ключей нетерпеливо распахнет перед нами ворота и за миг до забытья, откуда-то сверху гулко донесется:
- В эфире!
БЕЛИКОВ
Свидетельство о публикации №205080100099
Я не против пронзительно прекрасного и истошно несправедливого мира, но все, что касается взрывов, обреченности и боекомплектов, - очень сильное преувеличение, оправданное только последующими фантазиями.
С уважением,
Людмила Тарасова 13.07.2008 10:23 Заявить о нарушении
Вы различаете новости сами по себе, как объективную (скажем так, совокупную) информацию, и восприятие зрителями (слушателями) тех, кто эти новости доносит?
Вы можете соглашаться или не соглашаться - в моем восприятии людей, ДОНОСЯЩИХ новости, ничего не изменится.
Людмила Тарасова 13.07.2008 14:21 Заявить о нарушении
не тратьте свой боекомплект на пустяки.
Людмила Тарасова 28.07.2008 14:59 Заявить о нарушении