маяки

Сегодня я разговариваю с тобой. Я разговариваю с тобой уже не первый вечер, не первую ночь. Мои губы остаются неподвижными, а голосовые связки не издают ни звука. Не знаю, что делаешь ты во время наших бесед... Может быть, тоже сидишь в тишине? Я никогда не спрашиваю тебя о настоящем, его нет у нас. Есть ты, есть я; две крошечные марионетки, связанные тончайшими проволочками интернет-сети, забинтованные лентами легких и плохо запоминающихся снов, с маленькими пластырями sms по всему телу... по всему... телу...

***
- Привет.
- Привет...
- Как ты сегодня?
- Мне одиноко...
- Почему?
- Странный вопрос! Одиночество – оно необъяснимо... Есть и все.
- Но вокруг тебя столько людей! Они так радуются, когда ты уделяешь им немного внимания...
- Ну да, уделяю... А внутри-то все равно пусто и темно, как на море ночью...
- А маяки? Даже маяков нет?
- Нет... Даже маяков нет...

Вопрос... ответ... вопрос... ответ... шаг за шагом я изучаю бесконечное море твоей души, твой внутренний мир. Там и вправду мало света. Сначала он резал тебе глаза, и ты слегка уменьшила его силу. А потом почему-то получилось так, что следить за яркостью стало некому...

- Если ты не займешься собой сама, то пропадешь! Ты пойми, кроме тебя никто не сможет сделать это!
- Сделать – что?
- Починить тебя.
- Меня не нужно чинить. Во мне такие дыры...

Чинить тебя сложно. Намного проще было бы построить тебя заново – как корабль, гордый собой парусник, двигающийся плавно навстречу волнам. Если бы ты хоть на день ощутила себя парусником, ты смогла бы справиться со своим внутренним морем...

- Смотри вокруг! Жизнь продолжается!
- Да, я вижу. Жизнь – продолжается. Она продолжается вокруг меня. Я словно вне...
- Попробуй перетащить ощущение этого движения – в себя, внутрь! Зажги там свет, вспомни, как это – жить не за пыльной шторой своих страхов и воспоминаний, а на свету...
- В себя? Не выйдет... Там слишком темно...
- Темно...

Маяки придумали люди, чтобы корабли не теряли дорогу к дому, чтобы капитаны видели издалека опасные участки пути и миновали их без потерь.
Вечером я выношу на балкон старенький стол, на него ставлю стул и сажусь на вершину этой конструкции. Так мне лучше всего видно маяк в гавани. Он совсем маленький и при свете дня выглядит даже невзрачно. Однако ночью его свет виден издалека, разрезающий темноту, тянущийся над волнами, зовущий, оберегающий.
Внутри меня тоже есть маяк, однако свет его не каждому заметен. Я и сама порой теряю его... Он мигает с одному ему понятной частотой и то ли предупреждает, то ли манит... И если разобраться в предназначении маяка, расположенного в гавани, не представляется трудным, то понять функции внутреннего – практически невозможно. Остается принять его существование как данность, и не забывать периодически проверять – как он там, работает ли? – чтобы если возникнет необходимость показать кому-то дорогу, не возникло досадных сбоев. Выполняю доведенные до автоматизма действия и надеюсь, всем сердцем, всеми маяками своими надеюсь, что тот, для кого они горят, увидит. Заметит. Поймет и найдет дорогу ко мне.

Сижу на балконе ночью, над самым морем, слушая, как оно ворочается сонно внизу. Ощущаю мелкую соленую пыль на губах - остатки развившихся о камни волн. И наблюдаю игру света – дружат маяк из гавани и маяк внутренний. Делятся секретами, перемигиваются – как показывать единственно верный путь. Я лишь молчаливый свидетель тому...

***
- Привет...
- Привет. Почему не спишь?
- Жду кого-нибудь хоть. Поговорить. Такое ощущение, что меня – нет. Ни рук, ни ног, ни голоса...
- Ну что ты такое говоришь... Позволь, я возьму тебя за руку?
Ты не отвечаешь ничего, и я долго смотрю на мигающий курсор. Я, кажется, нарушила негласное правило – сделала шаг к сближению, неправильно сформулировала фразу, словно посягая на тебя – реальную, настоящую, живую... Этот шаг намного более широкий, чем вообще можно себе позволить.
- Хэй! – даже в письменном виде наш диалог звучит. Я окликаю тебя, живо представляя, как ты сидишь, развернувшись вместе с креслом к окну, и не смотришь в монитор. Рассеянно поглаживая дремлющую у тебя на руках кошку, ты все же слышишь меня, и поэтому я продолжаю:
- Хэй! Я говорю, представь, что я держу тебя за руку!
После паузы, когда у меня как раз начинает ломить глаза от долгого неморгания в монитор, ты пишешь короткое, но такое долгожданное:
- Да...
Пальцы стучат по клавиатуре, ее клацание сливается в ровный звук. Ты редко открываешься мне, и я стараюсь изо всех сил успеть сказать тебе как можно больше.
- Я держу тебя за руку. Почувствуй, представь.
- Хорошо.
- Теперь закрой глаза и представь свое море...
- Нет! Я боюсь.
- Не бойся. Я рядом. Ты держись за меня. Хорошо?
- ...Да...
- Представь свое море...
- Да...
- Какое оно?
- Оно... оно – море...

Море за окном морщится как от боли. Его поверхность ни на миг не успокаивается. Оно меняет цвета, украшает себя барашками и почти сразу же срывает, комкает их.
Ночью сначала кажется, что море – большая черная пустота. Но это заблуждение; стоит повнимательней присмотреться, и становятся видны далекие огоньки на горизонте. Некоторые остаются неподвижными – это город, другие – медленно перемещаются. Это корабли. Чуть ближе живет маяк. Я выучила ритм его дыхания: три вспышки, пауза, три вспышки, пауза. Этот маяк не манит, он предупреждает о камнях, едва видных над поверхностью воды.
Море живет своей жизнью, дышит, трется о берег, складывает к ногам красивые ракушки, перламутрово блестящие даже при неярком свете. Твое море – такое?...

- Мое море – бесконечный, ни к чему не приводящий суицид, - приходит твой ответ.
- Почему?
- С таким упорством разбиваться и разбиваться о камни может лишь убежденный самоубийца. Ему просто не везет...
- В чем?
- Море бессмертно. Во всяком случае, разбиться ему точно не суждено...

Твоя грусть – завоеватель-лазутчик. Если Любовь входит в меня без оружия, действуя одним лишь напором, то Грусть – незаметно втекает через строчки, неслышные вздохи, горло и длинные паузы. Мне сложно жить с твоей грустью, она кажется неизлечимой.
Море – вечный самоубийца.
Ты – вечная грусть...

***
- ...Почему ты молчишь?
- Я не «почему». Я о тебе молчу...
- Как это?
- Это так, что словами только вспугнуть можно, только все испортить.
- Я бы столько хотела сказать тебе, знаешь!? У меня столько слов, столько несказанного....
- Тшшшшш. Не спугни. Оно внутри, пусть и останется там...
- Навсегда?
- Я не знаю. Должно прийти время. Всему предписано свое время.
- И словам?
- Тем более – словам.

Меня считают писателем, но это не так. Есть у меня одна тайна – я опасаюсь слов. Да-да. Они всегда (ну, или почти всегда) неподходящи. Иногда «не дотягивают», обесценивают то, о чем хочется сказать. Порой – слишком громоздкими делаются, опошляя легкость чувств; словно бетонные плиты к ним привязывают и бросают в море. В твое море, у которого нет берегов и дна, над которым нет звезд, помогающих найти путь. Маяки заброшены, и свет в них давно не горит... Я опасаюсь слов.
И я очень хорошо понимаю, как это – молчать о ком-то.

- Ладно. Тогда я помолчу немного тоже. О тебе.
- Да. Давай помолчим друг о друге, - соглашаешься ты, и мне делается тепло от этой пустяковой «взаимности».

Разве взаимность бывает пустяковой?...

***
- Привет!
- Привет...
- Что делаешь?
- Дома сижу. Пью...
- Чай?
- Смешная! Почему чай?
- Зима, холодно же..
- Хм, может и логично... Нет, я не чай пью. Коньяк.
- Погулять не хочешь пойти?
- Куда?
- Ну куда-нибудь... На улицу... По бульварам, или, там, в парк...
- А зачем?
- Ну, просто – проветриться... Мы когда говорим в последнее время, ты все время пьешь, всегда...
- И что???
- Да нет, ничего...
- А раз ничего, то и не лезь, не надо говорить ни о чем.
- Ладно.

Я не умею обижаться на тебя. Я слишком... слишком привязана к тебе, чтобы обижаться. Я делаюсь мягкой и забываю о своем желании стать тебе стеной. Я соглашаюсь с любым твоим выбором, даже если он губителен для тебя, для меня, для – возможно – нас. Для возможных нас.
Я не умею на тебя обижаться, мне просто иногда бывает больно – от нарочито безразличных разговоров ни о чем, от твоих насмешек, в которых есть штрихи язвительности и непонятной мне до конца злобки. Не злобы, а злобки. Тогда я чувствую боль, но ты об этом не знаешь. Не знаешь? Я – не говорила тебе...
Молчу, ощущая твое нежелание говорить, уже готовясь к тому, что мне придется наблюдать тебя в онлайне и молчать. Я молчу, тоже наливаю себе выпить – желание быть ближе к тебе хотя бы в том, что я делаю. Ты выпиваешь, и я – тоже. Ты закурила – и я тоже... Ты молчишь, и я...молчу... Бутылка издает гортанное бульканье. Мы пьем на разных концах связи. Ты – утонченная, нежная, пьющая коньяк. Я – твое кривое отражение. От водки у меня привычно схватывает спазмом горло. Я сглатываю. Скоро пройдет. Все – проходит.

- Мне некуда идти, - неожиданно приходит от тебя сообщение.
- Как это – некуда?
- Вот так... Все дороги – кольцо. Замкнутый круг. Я всегда возвращаюсь туда, откуда начинала.
- Куда же?
- К ней...

Любовь – начало и конец всего. Она учит летать даже тех, кому небо изначально противопоказано. Она расширяет грудную клетку, позволяя делать вдох за вдохом, впитывая ветры, запахи, траектории падения листьев и высоких птичьих полетов, облака и сияние глаз. Она дарит крылья и ликвидирует гравитацию за ненадобностью.
Любовь – сила. Сила черпать силы во всем.
Любовь – орел.
Любовь – решка.

Что выпадет тебе?

Оборотная сторона – это обугленные тычинки перьев в области лопаток, распространяющие вокруг себя круги боли. Это корабельная цепь, туго стягивающая грудь и виски, один конец которой впаян в сердце, в самый его центр, а на другом болтается огромный проржавевший якорь. Для верности. Чтобы не летать.
Но как можно прожить на земле, если хотя бы единожды вдыхал облака и сидел на краешке радуги?!!
И тогда приходит время напильников и отмычек. Тогда – сжатые зубы и до боли сведенные пальцы. Друзья и знакомые, которых используешь, чтобы отвлечься. Ненужные встречи, чтобы только занять время. Выматывание себя полностью, чтобы только не видеть ее во сне, не думать о ней, когда засыпаешь. Гонка от себя самого... И жажда освободиться, чтобы больше никогда ее не видеть. Чтобы больше никогда о ней не слышать. Ту, что научила летать, а потом замкнула в кольцо дорог – от нее и к ней... Ту, что дарила обручальные кольца, обернувшиеся наручниками...
От Любви...
К Любви...

- Хочешь, я буду твоей дорогой?
- Нет. Я не люблю дорог...
- Ты не знаешь всех путей! Доверься мне!
- Ты и так подошла слишком близко. Хватит.

Ты отключаешься. Я долго еще сижу у компьютера, бессмысленно пялясь в экран и барабаня кончиками пальцев по столу. С тобой так всегда. Никогда нельзя подойти слишком близко. Ни-ког-да. То ли ты боишься подпускать к себе, контролируешь саму себя, и меня – заодно. То ли ты не хочешь себе лишних проблем; ведь прирученный человек – это ответственность, это морока, нервы и заботы.... А может быть, тебе просто неинтересна эта близость. «Большое видится на расстоянии... Ха!» - горько усмехаюсь я, включаю музыку и иду варить кофе.
Как всегда, в процессе кофеварения меня посещает гениальная мысль. Помимо кардиограмм диалогов, я помню, есть пластыри sms и простыни писем. Пластырь – маловат сейчас, а вот простынь – в самый раз. Ты так устаешь, выматывая себя специально, что зашептать тебя в сон – в самый раз. Я шепчу тебе свое письмо. Даже клавиатура – и та щелкает вполголоса, кажется, шепотом. Ночь...

«Я буду твоей дорогой. Если позволишь – ночной. Гладким шоссе с четкими штрихами разметки, несущейся навстречу. Дорогой с очертаниями деревьев и далеких городов на горизонте. Тебе нужно лишь жать равномерно на педаль газа и ехать – сквозь ночь, сквозь леса, сквозь призрачные пустые города. Не делай остановок в пути! Став твоей дорогой, я лишу тебя чувства усталости. Тебе не нужны города, в них слишком шумно, накурено, слишком много ненужных кратковременных знакомств... Она отщипывают от тебя по кусочку, или ты сама даришь им себя, раздаешь, разбазариваешь, швыряешь фейерверком...
Не нужно тебе в города. Не сейчас. Чуть позже, когда ты перестанешь говорить о том, что в тебе – пробоина на пробоине. Вот тогда...
Сначала нужно доехать до цели. До той цели, к которой я веду тебя – не зная отдыха, не позволяя тебе уставать. Я отведу тебя к морю – светлому, ласково жмущемуся к берегу. К пляжу – желтому, с чистым мелким песком, на который так хорошо падать. К замкам на горизонте. Туда, где тебе захочется – быть... Скорей, не останавливайся!
Ты простишь мне эту гонку?..Ведь я...»

«Клик», - говорит сервер, и письмо уходит к тебе, оборвавшись на середине.
- Судьба, - киваю я. Тушу свет и ложусь спать.
Засыпая под едва слышное гудение компьютера и тихое урчание города за окнами, я думаю о том, чем ты можешь заниматься.
«Пи-пи-пи» - возится мобильный под подушкой. Я чувствую, что это ты. Я всегда ощущаю, когда от тебя приходит сообщение. Не ошиблась:
“Miloe pismo, spasibo. Tolko ne vlublaisa v menya, ladno? Eto put' vnikuda…I ne otve4ai mne.Spi.”
Мысленно я прошу тебя: «Приснись!» Но ты редко выполняешь мои мелкие прихоти, и ночь я провожу одна – незаметной ракушкой на дне моря. Твоего моря сумрачного, вечно неспокойного моря, на берегу которого иногда умирают выброшенные волной рыбки... Рыбки – на берегу. Я – на дне. Ощущаешь ли ты мое присутствие?...

***
- Привет!
- Привет...
- Как ты?
- Хроническая усталость и хроническое отсутствие смысла во всем.
- Бедный ты... Тебе нежности не хватает....
- О, нет! Я не верю в нежность! Совершенно не жажду ее.
- Почему?
- Нежность – это болезненно.
- Интересно... Что для тебя нежность?
- Хм... Нежность – это когда сначала надают пощечин, а потом лед прикладывают к пылающему лицу и шепчут...
- Ну, знаешь! Это какой-то садизм!
- А что, по-твоему, Любовь – не высшая форма садизма?
- Любовь?.. Не думаю...
- А я уверена! Строгий ошейник и тонкие шнурочки, что держат крепче канатов. Любовные игрища закончились тем, что ты – в силке. Поддалась когда-то, распустилась – дергайся теперь марионеткой. Ведь ты – влюблена по уши!
- Я?
- Да, конечно. Стала бы ты иначе терпеть меня так долго!
- Но я...
- Вот и терпи, раз влюбилась. Вот и слушай, как я рассказываю тебе о своих влюбленностях, любовях, о своих разбитых сердцах. А ты – ползаешь на коленях в впотьмах пытаешься меня склеить, сердца собрать. А руки дрожат и ни-че-го-шень-ки не получается у тебя. Нравится тебе такая любовь?

Я молчу. От слез монитор двоится, троится... Яростное желание выдернуть все из розетки настолько сильно, что полностью парализует меня.

- Хэй...- несется от тебя. – Не плачь. Я знаю, что ты плачешь... Я просто не умею себя контролировать. Я слишком жестока с теми, кто близко. Защита, видимо.

Я молчу. Мне больно, и я молчу, чтобы ни строчкой не показать тебе эту боль.

- Я бы хотела узнать вкус твоих губ, - пишешь ты. – Когда ты так беззащитно молчишь, это будит во мне зверя. А слезы по вкусу – сродни крови. Ты любишь целоваться до крови?...
- Наверное, да, - отстукиваю я, представляя, воспаляясь, желая, все прощая и, кажется, сходя с ума.
- Что ты чувствуешь сейчас?
- Мне... мне тепло... И хочется обнять тебя нежно-нежно...
- Вот!!!
- Что...?
- Видишь – это нежность, как я тебе и описывала! Пощечина, а потом спасительный лед и шепот.
- Ты... ты издеваешься?
- Нет. Доказываю свою правоту!

Компьютер я все-таки выдернула из розетки.
В эту ночь я отвратительно сплю, - отсутствие привычного модемного жужжания меня пугает. Слишком тихо...
Зачем ты так?
Где ты?
Разве не знаешЬ, что всякий раз, когда ты исчезаешь, твое место занимает боль?...

Боль похожа на шрам. Иногда шрамирование становится модным, шрамирование тела. И тогда люди иссекают свою кожу странными рисунками, которые со временем розовеют, а потом – становятся белыми. Шрамы никогда не исчезают бесследно сами. Их можно убрать косметическим путем, лазеры, там, и всякое разное... Это больно и долго, но возможно. Шрамы души никогда не зарубцовываются, а избавить от них совсем – вряд ли кто сможет.

Никогда не слышала о пластической хирургии души...

Боль можно культивировать, доводить до абсурда и взрываться ею. Можно – лелеять, разглядывая новообразовавшиеся шрамы, поглаживая их и морщась от не отступающей ни на миг тошноты. Что еще делать – со шрамами? Можно, конечно, растравливать... но зачем???

***
- Привет!
- привет
- Как твои дела?
- мои дела замечательно. лучше не бывает
- Ты на меня сердишься?
- нет.
- Что-то не так все же...
- что?
- Что-то лишнее в нашем диалоге, или чего-то не хватает... Я чувствую.
- не знаю.
- О! Я знаю! Ты перестала ставить большие буквы и знаки препинания. Значит, где-то далеко мыслями. Ты никогда не делаешь ошибок, когда печатаешь... Расстроена?
- Это не расстройство.
Я спохватываюсь и начинаю следить за тем, как я печатаю.
- А что?
- Мне больно.
- Расскажи мне про свою боль. Кажется, сегодня мне хочется узнать о тебе боль-ше. Расскажи, пока болит. Пока все свежо...

Почему я терплю ее так долго?

- Лучше ты расскажи...
- Боль – это моя родная сестра. Так, как в тебе живет твоя ночная дорога, так во мне – живет моя боль. Изнутри я словно кровеносной системой опоясана своей болью. Она в каждой клетке моего тела, я это знаю...
- Тебе что, всегда больно?
- Нет, но в мире слишком много того, что причиняет боль. Намного больше того, что доставляет радость.
- Это пессимизм...
- Нет. Это моя жизнь...
В груди у меня делается мутно-мутно, тяжело-тяжело...

Ты – великий мастер образов. Говоришь о своей боли, а я чувствую ее как свою собственную. Рассказываешь об одиночестве, и мне начинает казаться, что это я – маленькая лодка, затерявшаяся в безбрежном океане, у которого нет и никогда не будет ни берегов, ни маяков...
Ты пишешь о нежности, и я чувствую ее в себе. Твою нежность, но направленную на тебя же.
Кубики льда в матовом молоке.
Звезда, чудом выбравшаяся из облачной каши.
Открытая рана с обожженными краями, которые нескоро заживут и никогда не исчезнут бесследно.
Ты...

***
Случайно заговорив с тобой в каком-то дурацком чате, я обрела интересного собеседника. Теперь я почти никогда не чувствую себя одинокой ночами, перестала вспоминать свое прошлое, мучиться рефлексией и чувством вины. Ощущение того, что ты единственный зачем-то уцелевший во этом большом городе, мерцающем огнями, прошло. Оно преследовало меня долгие месяцы, а с твоим появлением – исчезло. Ночью ты почти всегда со мной.
Прощаясь с тобой в ранние часы утра, я иду спать. Когда будильник сообщает мне о начале нового трудового дня, я знаю, что ближайшие четырнадцать или больше часов меня будет неотступно преследовать ощущение одиночества. Найти тебя днем – невозможно. Ты никогда не давала мне подсказок и направлений, а я – не спрашивала.
Ты спасла меня от ночей, разбив ночное одиночество своим «Привет...»
Из кусочков разбитого ночного одиночества ты, с мастерством ювелира, вылепила мои мучительные дни. Без тебя.

SMS: “Ti budesh menya vspominat’? Potom…”
SMS: “Ya I zabyt’to tebya teper ne smogla by… esli by zahotela… Ya vsegda ryadom!”
SMS: “Slova… slova… Po4emu ih nevozmozhno pro4uvstvovat’? Po4emu ya do sih por polna odino4estvom?...”

Одиночество в толпе похоже на тихое помешательство; странно доказывать десятку окружающих тебя людей, приятелей и коллег по работе, что ты – один.
Ощущение того, что ты сросся с человеком, которого ни разу не видел и даже по телефону не слышал – тоже похоже на помешательство.
А еще оно похоже на маленькое чудо.
На злую шутку...
Шутки цивилизации... ее милые подарки...

***
SMS: “Ya hotela by tebya uslyshat… Hotya by na 4ut-4ut…”
SMS: “Net… Ne zvoni. Ne vremya…”

...И я ее слушаюсь, мне даже не приходит в голову сделать что-то вопреки ее желаниям, настоять на своем. Я предлагаю, она говорит «нет, не нужно...», я заглядываю ей в лицо (пусть лишь в своем воображении), а она морщится и просит не создавать напрасной шумихи. «Не вижу повода... Не надо нервничать...»

SMS: “Po4emu, kak dumae$, ya nikogda ne delau 4to-to po-svoemu? Tolko kak ti skazhesh…”
SMS: “Ti boishsa realnosti. Slishkom yarkiy obraz sozdala. Ego lubish. Proshu, ne narushai nashei garmonii.”

В общем, я получила то, что хотела. Ответ на свой вопрос. Предлагаю боли заткнуться, захожу в первое попавшееся кафе и прошу «трижды по пятьдесят» коньяку. Лучшее средство задобрить боль. Лучшее средство посмотреть на все с прищуром и некоей легкостью во взгляде.
Больше всего мне хочется ничего не писать тебе, не смотреть на мониторчик мобильного каждые семь минут, не сидеть ночами в сети, ожидая и не-до-жи-да-ясь. Больше всего мне хочется спасти себя. То, что еще осталось – не раскрашенное твоими оттенками, не пропахшее твоими словами, не обожженное твоим равнодушием. Не принадлежащее еще тебе. Не взятое тобой - за ненадобностью.
Я выключу мобильный лишь для того, чтобы через две стопки коньяка нервно включить его и ждать «пи-пи-пи», извещающего о новом сообщении.
Я напишу тебе пять сообщений и ни на одно не получу ответа.
В рюмке с коньяком мне померещится маяк, и я аккуратно, стараясь ничего не разбить и не опрокинуть, подниму ее к глазам и буду долго всматриваться, пытаясь понять: предупреждает он меня, или манит...
Я снова выключу телефон. И снова его включу. Я буду делать это раз за разом, раз за разом, пока у аппарата не сядет батарейка и пока он не откажется возвращаться к жизни.
Я пообещаю себе начать с понедельника новую жизнь – реальную. Открыть наконец глаза. Обратить, наконец, внимание на тех, кто окружает меня – если, конечно, кто-то еще остался... Улыбнуться своему отражению. Стереть синяки под глазами и научиться вспоминать тебя.

Ведь вспоминают чаще всего то, что прошло.
О настоящем – думают....
О будущем – мечтают...

И я поклянусь себе, что я буду теперь только вспоминать тебя...
Это случится после очередных «пятьдесят», и я перестану верить самой себе. В своих клятвах. В своих обещаниях. В своих нетрезвых жалобах.
Расплатившись, я поеду домой и буду долго-долго рассказывать водителю о том, как хорошо быть свободной и ни от кого не зависеть. И о том, как я научилась рвать сети, мешающие жизни.
Дома я буду ходить кругами около компьютера, божась, что ни за что не включу его ...а потом, конечно, включу. И буду ждать тебя. Искать твои следы в сети, находить их, ошибаться, снова искать и находить, терять, злиться и ревновать. Ревновать – к фантому и к тому, что у фантома есть какая-то своя жизнЬ. В которую я могу только подглядывать... Злиться – на себя. За то, что я – такая, какая есть, и измениться мне не удается уже много-много лет...
Я напишу несколько стихов, от которых у меня будет сводить желудок, и получу на них несколько теплых рецензий. Твой среди них не будет.
Я сяду по-турецки на полу и громко объявлю самой себе, что творчество – это для себя. И поэтому глупо ждать от кого-то каких-то слов. В том числе – от тебя. В первую очередь – от тебя.
Потом я подумаю еще немного, и добавлю, что в любви, собственно, тоже самое. Любишь – люби, но не требуй ничего от других. Если кто-то тебя полюбит, то это случится само собой. Мы же не на рынке, скажу я. Мы же не корову продаем... Вот так-то, - добавлю я и откинувшись на спину буду долго изучать четыре трещины на потолке.

А потом я расплачусь.
Я расплачусь, сидя за пластиковым столиком какого-то безымянного кафе в районе бульваров, и буду неловко утирать глаза перчаткой с отрезанными пальцами. Будет холодно, и руки скоро замерзнут. Слезы будут катиться, несмотря на мороз – и почему они не превращаются в лед?
Я расплачусь.
Потому что пойму, ничего этого не будет. Не произойдет. Не случится.
Я не умею долго жить без тебя.
***
- Привет...
- Привет...
- Как ты...
- Тебя слишком долго не было... Время уходит...

07-08.2005
Поморие-Москва