Художник Светлого Града

Елене, художнику светлому, посвящается

ХУДОЖНИК СВЕТЛОГО ГРАДА…

… тогда я была при Нем художницею,
и была радостью всякий день…
 (Притч. 8:30)

Она писала Город…
Любила писать, безраздельно отдавая себя состоянию, когда рука свободно парит крылом кисти, прорывая облако холста. В прорыв устремлялся Город. Может быть, Город сам писал ей о себе? Или они встречались, как встречаются струящиеся потоки духа? Их встречу можно было назвать Свиданием. Свидание – с-видение, порождавшее чудо творения нового видения: знак “с” каким-то таинственным действием соединял два видения в одно, ввергая ее из небытия каждого в бытие единого. Она вливалась в Его чувство: Город наводнял свет, она зачерпывала Его свет в холст; Город наполняла радость, она впитывала эту радость сердцем. Она влетала в Его мысль: мысль Города отражалась в граде земном, ее мысль в граде земном узнавала Град Небесный.
Город всегда был окутан Небом – живым океаном, источающим свет. Он словно проглядывал сквозь играющее дыхание океана, проявляясь из отсвета его глубин. Они были неразлучны и нераздельны – Город и Небо. В их единстве осознавала себя и она, очарованный свидетель Красоты Небесной, каждый раз неповторимой и неизменной, звучащей и невыразимой… Как донести, не расплескав, это полыхание огненных цветов, багряно-фиолетовый огонь, лилово-лазурные струи воздуха, дыхание снежно-розовой сини, чашу золотого света?
Она знала, что ее назначение – видеть Красоту, являть Ее в полотнах, невидимое делать видимым. “По вере вашей дано будет вам…” Она верила. “Кто любит Бога, тому дано знание от Него…” Она любила. Поэтому дерзновенно стремилась увидеть Его Город, кропотливо трудилась, чтобы сделать видимым его для других. Под дождем, ветром и солнцем происходило незримое, неслышимое общение с Городом. Стены, окна, люди, судьбы, все отправлялось в замес красок. Касаниями кисти облик Города постепенно обретал видимость и звучание. Тогда оживали дряхлые свидетели канувшего бытия, серая шелуха отступала под ярким лучом цвета. Жизнь возрождалась светом радости и красоты. Гул прошлого растворялся в песни будущего. Это был новый Город. Он всегда был новым, никогда не переставая быть.
Город был пустынным, но не пустым. Пустынь – обитель Молчания, Тишины, Молитвы… Его невидимая жизнь исполняла хорал Тишины голосами поколений ушедших и грядущих. В этом торжественном единстве не было места разрушению. Сила Города была в монолитной гармонии. На полотнах не было людей. Но в полотнах Город Сам шел к людям. Умытый светом, сияющий любовью Он ждал людей. Казалось, они вот-вот выглянут в окно, пройдут улицей, устремятся в храм. Где же вы, люди? Как сказать вам, что такой Город действительно существует? Как донести радость сиротам, забывшим Свет Изначальный, кутающимся в одиночество богооставлености?
Люди приходили смотреть на Город. Ищущие, они проходили мимо полотен, иногда останавливаясь, покачивая головой и проговаривая что-то соседу. Она же искала тех, кто в молчании смотрел в глаза ее картин. Вот он, еще один очарованный странник Красоты Небесной. Тогда она хотела знать, что видели эти глаза, выглядывающие из плоти в окна беспредельности? Что они узнавали в Нем, что открывали? Как отзывались в сердце дары Небесного Града?
Когда, закончив работу, она могла отстраниться от нее, всматривалась в глубины картины, пытаясь увидеть в ней себя. Не себя вчерашнюю, но себя истинную, ту, которой ей назначено стать, которую она должна осуществить в себе самой, в этом мире, в этой вселенной, в Боге. И в том, что иногда открывалось, узнавалась неземная рука Художницы, рожденной прежде гор и холмов, когда еще Он не сотворил ни земли, ни начальных пылинок вселенной. Когда Он уготовлял небеса, Она была там …
Тогда она брала белый холст и летела на Свидание.
Здравствуй, Город Солнца, Город Божьего Света! Прими блудных детей твоих в Братство Света Твоего… Прими сердца наши в сердце Твое… Благословенно Имя Твое…