Звонок с того света

ЗВОНОК С ТОГО СВЕТА
Рассказ
«Не рой яму другому,
сам в нее попадешь»
(Пословица)

Людмила Васильевна медленно открыла глаза – в комнате было светло. Она повернула голову к окну: на улице светило солнце, проникая лучами в комнату и освещая каждый ее уголок. Вместе с лучами сама жизнь врывалась к Людмиле. Она с удивлением ощутила, что во всем теле не чувствовалось боли, нигде не кололо, не стреляло, не ныло. Вот только смердящий запах – откуда он? Проведя рукой под одеялом по постели, она ощутила сырость. С досадой подумала: вот подписала квартиру и после этого Анна стала хуже ухаживать.
Людмила Васильевна повернулась на бок, сняла телефонную трубку, набрала номер отделения, где работала Анна.
– Алло, позовите медсестру Мухину.
– А ее нет, она в отпуске, – ответил приятный женский голос.
– В отпуске?! – удивилась Людмила Васильевна. – А когда она ушла?
– Да уже две недели, как уехала.
– Две недели?! – Людмила Васильевна чуть не вскрикнула, но силы в голосе не было. – Вы сказали, что она уехала?
– Да, уехала в деревню к матери. А вы кто? Почему это вас удивляет?
– Это что же получается, что я две недели лежала одна? – Людмила Васильевна была потрясена услышанным и не поняла последние вопросы.
– Минутку, минутку. Вы – та женщина, за которой ухаживала Анна? – в голосе собеседницы было нескрываемое удивление.
– Да, это я. Почему вы обо мне говорите в прошедшем времени? – в свою очередь удивилась Людмила Васильевна. – Я с кем разговариваю?
– С заведующей отделением. Как вы себя чувствуете?
– Не знаю, не пойму. Скажите, а вы добрый человек? Вы могли бы помочь мне лечь в больницу, в Хоспис? Я не хочу, чтобы меня убивали. Я хочу умереть собственной смертью.
– Не волнуйтесь, я прошу вас, успокойтесь. Я сейчас приеду. А вы сможете открыть дверь или придется ее ломать?
– Я постараюсь встать. – Людмила Васильевна положила трубку и стремилась вспомнить, что же произошло с ней до потери сознания?
С Анной Людмила Васильевна познакомилась, когда узнала, что у нее быстроразвивающаяся опухоль. Она сходила в отдел социальной зашиты, оформила уход за собой. И стали к ней ходить медсестра и соцработница. Двоим-то у нее делать было нечего. Вот если бы соцработница умела делать уколы, то ее одной хватило с избытком. Но это их дело, пусть у начальства болит голова. А у нее своих забот полон рот.
Людмила Васильевна выросла в детдоме, поскиталась по общежитиям и стала копить деньги на кооператив: семейным давали квартиры, а у нее не получилось с замужеством, и жить бы ей до конца своего в общаге. Но у нее была мечта: жить в отдельной квартире, как все нормальные люди.
Любила она одного одноклассника, а он женился на красивой дурочке, промаялся с ней всю жизнь, под старость разошелся, но на Людмилу так и не посмотрел.
И сейчас ей жаль было оставлять квартиру, которая доста¬лась ей, можно сказать, с кровью вперемешку со слезами.
И вот в один день, когда медсестра сделала назначенный укол, Людмила Васильевна поделилась с ней мыслью, что хорошо бы найти человека, который ей выплатил бы половину стоимости квартиры, а она бы сделала на него завещание и на квартиру, и на имущество.
Медсестра молча выслушала, а назавтра пришла с Анной, которая предложила свой вариант: она ежемесячно будет выплачивать по десять тысяч и весь уход берет на себя.
На следующий день она привезла нотариуса, оформила завещание, переехала жить к Людмиле Васильевне и стала ухаживать за ней с таким вниманием и даже с любовью, что той показалось, что она живет в раю. А здоровье ухудшалось, она почти не вставала.
Так продолжалось в течение месяца. За пять дней до срока, когда Анна должна была заплатить первые десять тысяч, она сделала первый укол наркотика.
После укола Людмила Васильевна проспала всю ночь и прихватила следующий день. Вечером, когда Анна пришла с работы, Людмила спросила ее:
– Зачем ты мне делаешь наркотики? У меня же пока нет сильных болей и на сон я не жаловалась. Ты что, побыстрее хочешь избавиться от меня? А как же ты потом будешь жить? Совесть не будет мучить?
Анна зло сверкнула глазами.
– Слишком грамотные все стали. Онкобольным делают обезболивающие наркотики.
– Правильно, если они есть, эти боли, – возразила Людмила Васильевна.
На ночь Анна не стала делать укол, а утром вошла в комнату со шприцем и встретилась с взглядом Людмилы Васильевны, в котором были безысходность, сожаление и ...насмешка.
А страха не было. Она смирилась со смертью, только хотела немного ее отодвинуть с помощью дорогостоящих лекарств, из-за чего и пошла на такой договор. Ночью, не заснув ни на секунду, она сделала вывод, что Анна все равно выполнит свое намерение, и теперь уже окончательно смирилась с приближающимся концом, расставшись с теплившейся надеждой на лекарства. Поэтому она встретила Анну без страха.
Зато он появился во взгляде медсестры, а затем и во всем ее теле – рука задрожала, и шприц упал на пол. Анна со злости наступила на него каблуком и выскочила из квартиры, даже не покормив Людмилу Васильевну и не оставив воды.
Первый день она проплакала, на второй попыталась встать, но упала, сутки пролежала на полу возле дивана, а затем последним усилием воли взобралась на него и, смирившись с судьбой, впала в забытьё.
А в этот момент заведующая отделением Вера Васильевна положила телефонную трубку и растерянно посмотрела на стоящего рядом дежурного врача Игоря Петровича.
– Что с вами, Вера Васильевна? На вас лица нет. Откуда вам звонили?
– Похоже, что с того света, – задумчиво произнесла она. – Когда выходит Мухина?
– Через неделю. Она же уехала в деревню, чтобы там похоронить свою подопечную – там эти услуги дешевле. А в городе так вздули цены на погребение, что скоро родственники будут отказываться хоронить близких, а уж про дальних и говорить нечего, – Игорь Петрович говорил с сочувствием к Анне.
– Вот эта ее подопечная и звонила сейчас. Вот что, Игорь Петрович, надо срочно собрать медикаменты: физраствор с глюкозой для капельниц, гемодез, саму систему, несколько шприцев, сердечные препараты. А я свяжусь с милицией – одним туда входить нельзя, неизвестно, что там есть.
Созвонившись с милицией и собрав все необходимое, они через несколько минут были возле квартиры Людмилы Васильевны. Одновременно с ними подошел участковый милиционер.
Дверь была полуоткрыта. Участковый распахнул ее и увидел Людмилу Васильевну, сидящую на вертящемся стуле на колесах. Она напряженно смотрела на дверь.
Вошедшая следом Вера Васильевна распорядилась:
– Быстро, быстро ее в постель.
Людмилу Васильевну подвезли к дивану, на котором лежал свернутый грязный матрас.
– Лида, отнеси его в ванную, потом попробуешь привести в порядок, – обратилась Вера Васильевна к санитарке, которая приехала с ними.
На диване расстелили чистую простынь, лежащую на подушке. Сама Людмила Васильевна сидела в чистой рубашке.
– Давайте мы потихоньку положим вас, – Игорь Петрович осторожно взял ее под руку, но она возразила:
– Я сама.
– Матрас вы тоже сами скатывали? – Вера Васильевна удивленно смотрела на Людмилу.
– Да.
– Ну, значит, мы кукиш покажем Косой, – усмехнулась Вера Васильевна, продолжая внимательно рассматривать лицо Людмилы Васильевны, которая лежала на диване с капельницей.
– Как ваша фамилия?
– Жизнева, Людмила Васильевна.
– А у вас есть брат? – медленно произнесла Вера Васильевна.
– Да, есть. – И тут Людмила вспомнила о главном, что тревожило ее все эти дни и не давало покоя даже в бреду. Она умоляюще посмотрела на Веру Васильевну и почти закричала:
– Доктор, мне надо выжить, я должна найти брата! Я получила письмо, в котором сообщили, что у меня есть брат. Я должна его найти!
– Вы обязательно его найдете, не надо так волноваться. Все будет хорошо, поверьте мне. А теперь скажите, с того дня, как уехала медсестра Мухина, прошло две недели – она появлялась здесь за это время?
– Не знаю, я была как в бреду. А вообще-то она не могла войти, так как оставила свои ключи на стуле. А соседка мои запасные просто так бы не отдала, она обязательно зашла бы вместе с ней.
– Вы что-нибудь ели за это время?
– Нет. Она не оставила даже воды. Вероятно, она хотела, чтобы я умерла голодной смертью.
Все это время я чувствовала себя как в раскаленной пустыне, очень хотелось пить. Перед тем, как очнуться, я увидела женщину, которая подала мне кружку воды. И я пила, пила, пока не скатилась последняя капля. А вода была такая ледяная, что заломило зубы, и я открыла глаза. Я поняла, что подо мной лужа. Я позвонила к вам в отделение, а затем попыталась встать. Мне это удалось. Во всем теле чувствовалась пустота, будто внутри все выжжено. Затем я переоделась, додвигала на стуле до кухни и выпила полный бокал воды. У меня прибавились силы.
Вера Васильевна весело посмотрела на коллегу.
– Ну что, Игорь Петрович, как вы думаете, можно на этом примере написать диссертацию с темой: «Выживание в экстремальных условиях». Мне муж рассказывал забавную историю: у них в деревне заболела пожилая женщина – определили опухоль желудка. С операцией уже опоздали. Выписали ее домой и бабулька просит капустки покислее. Родственники в ужасе – как же так? А врач говорит, что теперь ей можно все. И бабулька с аппетитом съедает целую миску перекисшей капусты, лежит довольная, смотрит в окно и вдруг видит, как ее любимая сноха сгружает гроб (заранее купила в лесхозе). Бабуля в ярости вскочила с постели, устроила скандал. Сын разобрал гроб на дощечки, забросил их на чердак. И пролежали они там двадцать лет – до девяноста годков проходила бабуля на своих ногах в полном здравии.
Пути Господни неисповедимы, а организм человека мало изучен. Я сейчас почти уверена, что у нашей больной не осталось ни одной болячки.
Вера Васильевна сняла капельницу, измерила давление, удовлетворенно улыбнулась:
– Очень хорошо, все будет нормально. Вы сейчас немного отдохните после капельницы, а мы с доктором пройдем на кухню, нам посоветоваться надо.
Вера Васильевна закрыла кухонную дверь, позвонила мужу по мобильнику и попросила его приехать.
– Вы понимаете, Игорь Петрович, муж тридцать лет ищет свою сестру, пропавшую во время переезда. А в общей сложности ее ищут пятьдесят лет. А вы обратили внимание, что у больной фамилия как у меня? Вот было бы здорово, если бы это была она! – Вера Васильевна говорила тихо, но возбужденно.
– Да, да, было бы хорошо. Вера Васильевна, а почему вы поехали сюда? Это же не входит в наши обязанности – мы не «скорая помощь». И на тот момент у вас не было даже намека на возможные родственные связи. – Игорь Петрович смотрел на нее с любопытством и непониманием. Он привык во всем подчиняться шефу, что ни на секунду не возникло желания возразить или отказаться от поездки.
– Во-первых, меня возмутил поступок Мухиной. Я была просто потрясена. На что она рассчитывала? Что больная просто-напросто умрет от голода?
И, во-вторых, мое профессиональное любопытство повело сюда: как это человек мог выдержать без еды и воды – она же была неподвижна! Как вы думаете, что произошло в ее организме, что дало ей силы встать? Мне кажется, что ее надежда, стремление найти брата, сыграли немаловажную роль. Что вы скажете? – Вера Васильевна в свои пятьдесят лет выглядела лет на десять моложе. А сейчас от возбуждения на ее лице выступил румянец, губы без краски были пунцовыми, короткая стрижка густых волос, необычный блеск глаз – весь этот вид еще больше ее молодил и делал очень привлекательной, чем и ввел в смущение Игоря Петровича и заставил отвести взгляд в сторону. В его голосе появилась хрипловатость, с которой он не сразу смог справиться, и чтобы скрыть это, быстро заговорил:
– Раковые клетки сгорают при высокой температуре. Может быть, она была простужена, потому что сказала, что чувствовала себя как в пустыне. Значит, был жар?
Но как могла Мухина оставить ее в таком состоянии? Выходит, что действительно ждала ее смерти? Если задуматься, то это же страшно, что рядом с тобой такой человек.
– Да, действительно страшно. Но ведь на работе-то она – овечка! А все потому, что мы снуем как заведенные, по кругу: дом, транспорт, работа и наоборот. И всюду беспросветная нервотрепка. Нам некогда заглянуть в душу работающего рядом с нами человека, рассмотреть, что там: светло или черно. По телевизору только одни убийства и прочая грязь. Все эти годы шло планомерное растление душ... И вот оно достигло своего апогея: самая гуманная профессия – сестра милосердия! – становится орудием убийств. Надо кричать, выть, звать на помощь, чтобы бороться с этой чумой, – Вера Васильевна в такт своих слов махала рукой, как бы разрезая воздух, отсекая все ненужное.
– А мне кажется, что с этой чумой легко справиться – одного, другого выгнать с работы по статье, лишить диплома и дать огласку в информационных службах. И без всяких знахарок вылечатся от этой проказы.
За последние годы столько шумели: «Запад, запад!» Что оскомину набили. Так почему же, господа, вы не берете все хорошее с Запада? Там наряду с платной медициной есть больницы Красного Креста, где бедных лечат бесплатно. Там взятки являются самым большим преступлением, потому что взятка растлевает, убивает душу человека.
А у нас что творится? Кто думает о наших душах? Взятки, поборы в школах, институтах, в больницах, среди чиновников. А среди последних такой махровый бюрократизм, что жутко становится.
– Игорь Петрович, вы были таким спокойным, мне показалось, что вас эта история совсем не тронула.
– Да как же это может не тронуть, что вы, Вера Васильевна, – он выглянул из кухни: – Лида, как там наша больная?
– Она спит. И так спокойно, а на лице улыбка.
– Вот и прекрасно, – он вновь закрыл дверь.
В это время зазвонил звонок. Лида открыла входную дверь и затем прошла на кухню.
– Вера Васильевна, ваш муж приехал.
– Замечательно. Веди его сюда.
В кухню зашел Андрей Васильевич.
– Вера, что случилось? У тебя был такой взволнованный голос, что я мчался на повышенной скорости, боялся, что задержат патрули. А на центральной улице пробка. Я уж кружил, кружил по задворкам, пока вас разыскал. Что здесь у вас?
– Андрюша, ты успокойся, сядь на стул, – Вера Васильевна смотрела на мужа как на малое дитя. – Андрюша, у твоей сестры есть какие-нибудь особые приметы?
– Вера, почему ты об этом спрашиваешь? – Андрей Васильевич, только что присевший на стул, тут же вскочил с него. – Что произошло здесь? Ты можешь мне вразумительно ответить?
– Ну, ты же не можешь ее узнать, поэтому я и спрашиваю о приметах.
– Как это я не могу узнать свою Любу? Ты понимаешь, что говоришь?
– Любу? – растерянно переспросила Вера Васильевна. – Почему – Любу?
– Да потому, что ее зовут Любой. Ты забыла?
– Ты прости меня, Андрюша, что я тебя взбудоражила. Здесь больная Жизнева Людмила Васильевна. Меня смутила фамилия. Это же редкая фамилия, правда?
– Да, правда. Я могу ее увидеть? Почему ты стоишь в дверях и не пускаешь меня?
– Она спит. А потом, зачем тревожить, смущать ее, если у них разные имена. А жаль, я так обрадовалась.
В кухню заглянула Лида и сообщила:
– Больная проснулась и хочет вставать. Что делать? Андрей Васильевич отстранил жену и первым оказался в комнате. Он взглянул на седую женщину, сидящую на диване, и чуть не вскрикнул: перед ним была копия матери, именно такой он видел ее за месяц перед смертью. Он услышал, как женщина тихо произнесла:
– Андрейка, это ты?
Андрей Васильевич опустился на колени перед Людмилой Васильевной, взял ее руки в свои, подрагивающие от волнения ладони, и стал целовать, приговаривая:
– Сестрица моя, Любушка, Любаня, нашлась.
– Лю-ба-ня, – нараспев произнесла Людмила Васильевна. – А я помню, меня так мама звала. Она живая?
– К сожалению, нет, не дожила, и отца тоже нет. В один месяц ушли один за другим. Все годы мы искали тебя. Сначала родители, а вот уж тридцать лет как один ищу. Отец обходил дом за домом в каждом селе рядом с той станцией, где твои следы исчезли. Как же ты здесь оказалась, Любаня?
– А я забралась в вагон, ходила из купе в купе, пела песенки, плясала, меня хвалили, кормили. И только к вечеру выяснилось, что я еду одна. Ночь переночевала у проводницы, а утром на первой же станции высадили, сдали в детприемник, а затем перевели в детдом. А после выпуска закончила техучилище, позже работала здесь в заводе.
– Надо же, почти рядом с нами и за столько лет ни разу не встретились, – с сожалением произнес Андрей. – А мы в пригороде живем, сад у нас хороший. Бывало, как начинали обрывать яблоки, так мама нарывала три больших корзины ведер по пять и заставляла отца везти в детдом в соседнем селе.
Однажды мы все вместе поехали. Но оттуда мама приехала вся в слезах и слегка на целый месяц. Послышался ей голос Любани, только, говорит, он был хрипой. Она бегом к директору: пересмотрели все документы, но с фамилией Жизнева никого не было. И как ни странно, с именем Люба тоже ни одной девочки не было на тот момент.
Непрерывно вытирающая слезы Людмила Васильевна с грустью промолвила:
– А к нам яблоки привозил дядька седой, бородатый. А однажды он приехал с женщиной и мальчишкой, который прятался за отца. Я увидела их из окна, сразу узнала маму и закричала своим хриплым голосом: «Мама!»
– А почему же из окна? Все же дети были во дворе, – удивился Андрей Васильевич.
– Я лежала в изоляторе со страшенной ангиной. Позже рассказала девчонкам, а они все обхохотались.
– Вруша, вруша, ты всегда что-нибудь придумываешь. Уж лучше скажи, что тебе яблочка хочется, а то, может быть, их сыночек приглянулся? Вруша, на тебе яблоко, ешь, и не ври.
Я впилась в холодное яблоко зубами и сгрызла, почти не жуя. А в ночь поднялась температура выше сорока, и меня срочно отвезли в больницу, где я провалялась целый месяц. После этого я стала еще больше заикаться, рот повело в сторону. В общем, была страшна – без слез не взглянешь. Все это прошло к семнадцати годам.
– Мама в это время уже не вставала, она пять лет лежала. Но папа ушел первым, а через месяц и мама. А яблоки они больше не возили сами, а ваш завхоз приезжал и забирал. – Андрей Васильевич так и не выпускал рук сестры, а нежно поглаживал – он все еще не мог поверить в свое счастье, пришедшее так неожиданно, и как будто боялся, что сестра может вновь исчезнуть.
Он был моложе сестры на два года, но выглядел лет на десять старше ее – тяжелый моральный груз постоянных поисков, висевший над ним, и вина родителей, переданная ему по наследству, придавливали его, не давали распрямиться. В его красивых карих глазах были постоянная печаль и усталость. А сейчас они излучали удивленную радость.
– Почему такая несправедливость, Андрейка? Ведь мы были рядом и не встретились. За что меня Боженька наказал?
– Мама перед смертью сказала, что это ее грех, потому что она не хотела второго ребенка, пила таблетки, затем пошла на аборт, но из больницы убежала, оставила тебя. А после твоего рождения тряслась над тобой, боялась потерять. Никогда не надо думать о плохом. Я это усвоил твердо. Мама дала мне наказ: искать тебя постоянно. Что я и делаю всю свою жизнь. В отпуск собирались с Верой поехать на Алтай по тому маршруту, каким ехали тогда, побывать в тех населенных пунктах, прилегающих к станции, где ты потерялась. А теперь можем поехать все вместе, навестить родственников.
– А я недавно сменила свою фамилию, а до этого была Зюзина. В детприемнике спрашивали фамилию, а я из-за появившегося заикания пыталась сказать Жизнева, а получалось Зиз-зиз. Зашла толстая тетка, глянула на меня и говорит: «Чего она у вас зюзюкает? Фамилию называет? Зюзина она и есть».
А у меня в кармашке был платочек, мама его положила, на нем вышита фамилия – Жизнева Л. Почему они не нашли его? Или не захотели найти? А я обнаружила его годы спустя в своих бумагах. Сначала не придала ему значения, даже подумала, что просто нашла. Но однажды по телевизору в одной из передач показывали горное село на Алтае и я, к своему удивлению, узнала один дом, он был до боли знаком мне. Я вспомнила даже внутреннюю обстановку – в ту пору мне пять лет было. А когда услышала фамилию Жизнева, то разыскала этот платочек. Я написала туда, и мне ответили, кто жил в этом доме. И тут то ли от волнения, то ли еще от чего, но у меня обнаружили серьезное заболевание, и все полетело вверх тормашками.
И все же Господь спас меня, не допустил, чтобы я ушла с обидой на родителей, и послал тебя на встречу со мной.
– Почему ты так говоришь, Любаня? Что здесь произошло? Вера, почему ты-то молчишь? Ты как здесь оказалась? – Андрей Васильевич смотрел непонимающе на жену, которая стояла в дверях, внимательно слушала и время от времени смахивала слезы с лица.
– Андрюша, я тебе все расскажу. А сейчас нам надо Люду увезти к нам, ей нельзя оставаться здесь. – Вера Васильевна повернулась к доктору, который с санитаркой Лидой все время стояли за ее спиной. – Игорь Петрович, надо имитировать, что мы забрали ее в больницу. А ты, Андрюша, заверни Люду в покрывало и занеси в свою машину. Участковый не вернулся? Вот времена настали: свою же медсестру боишься как опасного рецидивиста.
– Участковый в нашей машине, я сейчас. – Через минуту Игорь Петрович занес носилки, положил на них свернутый вдоль матрас, накрыл простыней, и вместе с участковым вынесли в больничную машину.
Санитарка помогла Людмиле Васильевне надеть платье. Андрей Васильевич взял ее на руки, сверху накинул покрывало с дивана, и в таком виде посадили в машину к брату.
На улице шел моросящий холодный дождь, он разогнал всех зевак у подъезда. Дверь квартиры закрыли, участковый опечатал ее, и машины отъехали от дома.
Год спустя Людмила Васильевна Жизнева рано утром поехала купить продукты на рынке. Сегодня исполнился ровно год, когда она нашла брата. Андрей Васильевич решил отмечать этот день как семейный праздник и как день второго рождения сестры. С того самого дня они жили в одном доме, только вход в ее половину был отдельным. А квартиру сестры продали, чтобы ни что не напоминало о случившемся год назад.
Машина у брата немного барахлила и Людмила Васильевна не стала ждать, когда он ее отремонтирует, уехала своим ходом, не сказав ему – решила сделать сюрприз.
Закупив все необходимое, она с тяжелыми сумками шла по рынку и остановилась передохнуть недалеко от прилавков с рыбой, и тут же почувствовала на себе колючий взгляд. Она поискала, откуда шел этот негатив, и увидела за прилавком женщину, которая исподлобья зло смотрела на нее. Этот неприятный взгляд показался знакомым. Присмотревшись внимательней к женщине, узнала в ней медсестру Анну, которая чуть не отправила ее на тот свет.
Людмила Васильевна подняла сумки и подошла к ее прилавку.
– Ты что так зло смотришь? Не ожидала, что я выживу?
– Да, ты живучей оказалась, – на лице Анны появилась презрительная усмешка.
– Вот как видишь, с Божьей помощью выжила. А у тебя лакомый кусочек сорвался, вылетел из рук? Вот досада. А ты как на рынке оказалась? Неужто выгнали из больницы? Или и вправду справедливость восторжествовала? – Людмила Васильевна сейчас ни капельки не боялась Анны, а даже немного жалела ее.
– Змея, из-за тебя я потеряла все, – прошипела Анна. Ее обветренное лицо покрылось пятнами, губы скривились.
– А как ты могла потерять то, что тебе не принадлежало? – удивилась Людмила Васильевна.
– Да подавись ты своей квартирой. Я мать и сына потеряла. – Губы у Анны задрожали, в глазах появились слезы.
– Я не знаю, что произошло с твоими близкими, но в их гибели виновата только ты. Неужели ты не поняла это? Ты же была готова на убийство. А может быть, и помимо меня ты совершила такое злодеяние? Так что же ты думаешь, что Господь за это не наказывает? Наказывает, да еще как строго. Бог дает нам жизнь, и только он вправе отнимать ее. А ты куда замахнулась? Решила взять на себя обязанность вершить суд над людьми – кого умертвить, а кого оставить жить?! Опомнись, несчастная! Иди в церковь, покайся в своих грехах. Если не покаешься, но неприятности будут преследовать тебя. Ты посмотри на своих соседей по прилавку – у них за той же самой рыбой очередь стоит, а у тебя ни одного покупателя. А знаешь почему? Потому что твоя рыба со сковороды выскакивает после того, как побывает в твоих злобных руках. Тебя же ни один хозяин держать не будет.
Ты горе свое спрячь подальше, закрой на семь замков и улыбайся покупателям – у них у каждого свое горе, но они умеют его прятать. Что же случилось с твоими близкими?
– Я когда приехала к матери, то ходила сама не своя – выбила ты меня из колеи своим взглядом. Мама заподозрила что-то неладное и выведала у меня все. Ругала сильно и прогнала в город. Но, видно, на сердце было неспокойно у нее – через неделю после моего отъезда поехала вместе с моим сынишкой, но по дороге попали в аварию и оба погибли. – Анна говорила удрученным голосом, не поднимая глаз от прилавка.
– Да, горе большое и непоправимое. Я сочувствую тебе, но помочь ничем не могу. Да и никто не может. У тебя получилось по пословице: «Не рой яму другому – сам в нее попадешь». Только ты в нее столкнула самых близких, самых дорогих для тебя людей. Дойдет ли до тебя это? – Людмила Васильевна взяла сумки и пошла от Анны, думая, что брат теперь заждался ее, и она может запоздать с праздничным обедом.

2002г.