Зрелый возраст

Как сложилось, что у мальчика, который с самого своего детства предпочитал одиночество и избегал любого общения со сверстниками, и тем более со старшими, черты характера нелюдима отразились на лице? Из под густых сросшихся бровей угрюмый взгляд скорее отталкивал от него людей; неровные, будто рубленные черты лица делали его еще менее привлекательным. Короткие черные волосы, жесткие настолько, что кажется, растут они не на том месте - словно у взрослого человека щетина на лице, пугали и вызывали брезгливость у любого нового собеседника. Однако чем-то Михаил манил к себе людей – общение с такими придает смелости и самоуверенности, повышает внутренний стимул. Ведь такой отталкивающий человек, как Михаил, все равно не способен дать верный совет, только бубнит себе что-то невпопад; а выговорившись и убедившись в своей правоте, будь то сокурсники Михаила или его будущие коллеги по работе, в следующий момент старались сторониться его и забывали о его существовании; до следующей возникающей потребности в подобном разговоре, когда говоришь, по сути, сам с собой.

Михаил не задумывался над своей угрюмостью – его, наоборот, не привлекал активный образ жизни, последствия которые приводят к нарастающему клубку друзей-приятелей; он сторонился мест, где могло быть много народу, - и даже общественный транспорт он не выносил. Из-за своей внешности, и он это чувствовал, он вызывал повышенное брезгливое внимание и отторжение окружающих, поэтому как-то само по себе получилось, что учился он в соседнем с домом институте, и на работу устроился в контору, которая оказалась ближе к дому. У него не было предпочтений к ярким, творческим профессиям – где требуется что-то доказывать общественности. Ему в принципе была безразличная эта гонка за перспективными профессиями – юристами и финансистами, телевизионными или медицинскими работниками. Михаил мог бы пойти учиться на телевизионного мастера, или техника-технолога приготовления пищи, но, в конце концов, и эти профессии подразумевали постоянный контакт с людьми; и в эпоху Интернета и инновационных продуктов, он стал программистом. Работа эта требует силы мысли и отсутствие коллективных потуг; а общение с коллегами для построения запросов языков программирования и не требует.

Год шел за годом; страну потрясали то природные, то финансовые катаклизмы; Михаил в размеренном сосуществование наедине сам с собой не заметил, что прожил тридцать лет своей жизни. За это время он успел похоронить родителей, которые прожили и ушли из жизни один за одним; все случилось так же неприметно и буднично, как и жил Михаил. Правда, после похорон своей матери, прожившей ненамного дольше отца, войдя в пустую, пропахшую человеческой старостью квартиру; посмотрев на ее вещи, словно оставленные немым укором их наследнику в том, что и его жизнь уже почти прошла так же незаметно и, в общем-то, бесполезно, ощутив отсутствие живой души, к которой он мог бы обратиться с любой просьбой – или даже высказать вслух мимолетную мысль о качестве приготовленной пищи – Михаил испугался. Он вдруг увидел себя со стороны – и устрашился грядущего одиночества, неминуемой старости и тихого угасания, потому что какова бы ни была выполняема им сегодня на работе задача, он рано или поздно ее закончит; его фамилия войдет в длинный список разработчиков и он уйдет в отпуск, но стены его дома не будут издавать звуки шаркающих тапок или хриплого кашля на кухне; не будет больше скрипеть по ночам родительская тесная кровать, не будет больше раздражать громкий звук вечерних новостей, идущий из телевизора. Михаил в тот вечер в первый раз в жизни напился. Наутро он не помнил, когда же он захмелел, что чувствовал в тот момент и зачем же он это вообще сделал. Но жизнь продолжалась – в принципе, ничего в ней и не изменилось, кроме того, что он стал чаще ходить в соседний магазин, где со временем продавщица изучила его непритязательные вкусы и иногда даже откладывала ему товар, если вдруг для Михаила его могло не хватить…

Несмотря на свою замкнутость, страх перед людьми, и отсутствие необходимости в общении – ведь у Михаила даже не было в доме цветов, так сильно на его душевное равновесие влияли живые организмы, - тем не менее, он умел следить за собой, был опрятен и всегда аккуратно причесан и выбрит. Вся процедура была и правда выработана годами: поскольку к разнообразию в одежде он никогда не стремился, он удовлетворялся всего двумя свитерами, двумя джинсами и парой рубашек. В зависимости от сезона этот комплект мог чередоваться; по утрам, собираясь на работу, он шлепал в трусах в смежный санузел, пока пропускал горячую воду; совершая утренний туалет, он внимательно изучал поднимающийся пар от бьющей горячей струи воды. Затем быстро брился – так как долго смотреться на себя в зеркало он тоже не любил, после быстро принимал душ; одевал футболку и на кухне пил чай с бутербродами. Одевшись для выхода на работу, он внимательно окидывал взглядом квартиру на предмет нарушения предписанных правил – остался ли где включенный свет, газ или вода; аккуратно смотрел в глазок – не спускается ли кто по лестнице из соседей, чтобы не портить себе утро дежурным приветствием, и выходил из подъезда своей дорогой.

Как сложилось так, что контора, в которой он проработал уже почти десять лет, приказала долго жить, и однажды всему коллективу было заявлено, что все должны сами себя трудоустраивать? Вот и Михаил очень сильно растерялся. Будучи очень хорошим специалистом, он не мог себе представить, что для поиска работы ему нужно будет обивать чьи-то пороги, что-то кому-то про себя доказывать и просить. Но судьба и здесь повернулась к нему лицом; и если бы не этот случайный кризис с работой, он бы и оставшиеся десятилетия протирал бы здесь свои две очень редко чередующиеся пары джинс. Стоит сказать, что как таковой личной жизни у него и не было; на утро он не знал, как себя вести; а барышни, которые в принципе менялись у него раз в пять лет к его 35-ти летию, не чувствовали себя обязанными поддерживать с ним отношения и дальше. Их устраивала ночь, которую они проводили у него – первая в его неполные 25 первый и последний раз, испугавшись своей молодости и стариковой отстраненности Михаила от жизни; вторая – использовала его в качестве уединенности от своего деспотичного мужа и трех убийственно хамоватых детей; а третья оказалась в его постели совершенно случайно. Они познакомились в магазине рядом с новой работой Михаила, она сама за ним пошла, разговорила его, и он был вынужден ее пригласить в свой дом. Первая и последняя ночь, опять же, их обоих устроила – но несмотря на то, что она стала часто бывать у него в гостях, больше они вместе не спали. Лиза была много старше его; ей срочно нужен был муж; но, найдя Михаила, – который не требовал от нее абсолютно ничего, лишь молчаливого просмотра кинофильмов, - она прекратила свои поиски. Вскоре они стали друзьями – впрочем, Михаила многие считали своим другом, так как он был абсолютно оторван от жизни, и предпочитал просто внимательно выслушивать собеседника, избегая взглядов в глаза. Лиза, как буря влетавшая в квартиру, принималась готовить праздничный ужин; они вместе ели, и, чередуя глотки вина и жаркого с междометьями рассказа о подробностях своего очередного бурного романа; по его завершении Михаил принимался мыть посуду, а Лизавета, обессилев от воспоминаний, закуривала, бросала пару фраз о его косолапости и неуклюжести, давала обещания, что обязательно найдет ему верную до гроба подругу, и они вместе шли смотреть телевизор; закутавшись в плед в комнате, наполненной простым полумраком, не вызывающим никаких эмоций. Зевнув несколько раз, они разбредались по комнатам, чтобы опять на утро Михаил испытывал чувство дискомфорта от пробуждения чужеродного живого организма в своем собственном доме.

Проходили годы – пока однажды Лиза действительно не выполнила своих обещаний. Совершенно неожиданно, влетев, как обычно, в его квартиру, она направилась не на кухню, а к Михаилу – бросив в него пакетом, в котором оказалась не еда, а новый свитер и брюки. Заставив его переодеться, они выскочили из дома, и помчались в кафе. Михаил покорно шел за своей подругой, уже свыкнувшись с ее вспыльчивым характером, размышляя о том, что для восстановления своих сил ему придется провести чуть больше времени в одиночестве, то есть в понедельник не выйти на работу. В кафе у Лизы была встреча со своей очередной верной подругой – которая, безусловно, не отличалась неписанной красотой, но была привлекательна своей русской яркостью: чуть пышные формы, длинные русые волосы и ясный, добрый и покорный взгляд. Михаил не стремился произвести впечатление – хотя, немного выпив, он вспомнил тот одинокий вечер после похорон матери. Он посмотрел на свою подругу Лизавету, которая была его гораздо старше и которой уже нельзя было дать на десять лет моложе, как бы она не старалась одеваться в молодежное и делать макияж, прячущий морщины вокруг глаз и на шее. Ирина тоже не верила в принца на белом коне – она уже знала, с какой целью ее пригласили в кафе – подобрать медвежонка Михаила, чтобы стать ему спутницей его жизни. Знакомив Ирину с Михаилом, Лизавета, по широте своей души, стремилась заделать себе тылы – потому что она скоро должна была эмигрировать в Мексику к своему молодому и богатому мужу, и она уже была беременна. Ирине, ее подруга, срочно требовалось место жительства, так как ее предыдущий сожитель отличался крайне крутым и гулящим нравом, а она очень хотела рожать. Михаил же – по стойкому убеждению Лизаветы – сгинет в одиночестве, так как следить за ним, пусть и раз в месяц, как прежде она больше не сможет.

Михаил не понял с утра, почему он не почувствовал привычного ему дискомфорта: то ли потому, что Ирина, словно исстрадавшаяся по доброй мужской ласке, самопроизвольно почувствовала себя хозяйкой в его доме; она ненавязчиво вписалась в его ритм. Какие-то невидимые флюиды столкнули их вместе – и она осталась на следующую ночь, и на всю неделю. На следующие выходные она перевезла свои небогатые вещи, которые, вопреки страхам Михаила, не смешались с его и не мешали ему размеренно существовать, как и прежде. Ему не пришлось менять свои утренние привычки; за его внешним видом стала следить женская рука – его гардероб разнообразился, скрывая внешние недостатки; в квартире появился кто-то живой, с кем можно было молча просмотреть кинофильм, и кто не требовал от него моральных усилий по попыткам заглянуть в его глаза. Собственно, и Ирине было с ним хорошо – она нашла спокойствие и мужской материал, на котором можно было реализовать ее представления о совместной жизни семейной пары. Недостатка они ни в чем не испытывали, конфликтов у них никогда не возникало, и было им вдвоем слишком хорошо.

Единственное, что расстраивало Ирину, что ее мечта об обязательном дополнении семейной жизни – ребенке – постепенно отложилась на неопределенный срок, так как для ее воплощения надо было этим заниматься, а их обоих не всегда тянуло, и они оба не испытывали потребность в подобных занятиях. Так бы и продолжалась бы их совместная жизнь – рано или поздно пришлось бы Михаилу свыкнуться и с третьим чужеродным живым организмом в его доме, но как сложилось, и где это было можно предвидеть, что однажды – на уже ставшей традиционной и единственной в году их обязательной прогулке на катере по Неве с заходом в Финский залив – с Михаилом и Ириной познакомился молодой человек. Он оказался таким потерянным, таким наивным и растерянным – всего второй день в таком большом городе, у него нет здесь знакомых, и кто ему покажет достопримечательности? Ирина и Михаил словно увидели в нем ребенка, которого нужно защитить, уберечь от неизбежных неприятностей большого города, от этой усталости от его шума и вечной спешащей толпы. Михаил смотрел на него – и видел себя, когда он еще не был погружен в дрязги взрослой жизни; когда он не напрягался от излишнего любопытства и вмешательства в свой внутренний мир. Как сложилось, что после прогулки на катере они прошлись по всему Невскому, вернулись к Неве немноголюдными тихими двориками, и Михаил рассказывал безостановочно; Ирина не узнавала его поведение, но была счастлива, что на ее спутника так повлиял молодой человек; а он был, кажется, счастлив, что встретил в этом неприветливом сером городе друзей. Михаил уже не узнает, почувствовала ли Ирина опасность, поступила бы она иначе – но именно она настояла, чтобы их нежданный спутник приехал к ним в дом; она накормила своего мужчину и гостя, и ушла в ночь на дежурство. И Михаил опять неожиданно не почувствовал страха перед чужим живым организмом – он расправил плечи; он улыбался ему; в отличие от всей своей жизни, сейчас говорил Михаил, а его трепетно слушал молодой собеседник. Они пили вино, и никто и не подумал, каковы же будут последствия для Ирины – потому что наутро Михаил понял, что никуда его не отпустит. И наутро был тяжелейший виноватый разговор со своей женщиной, которая была убита, но гордость ее не позволила делить ее мужчину еще с кем то. Она тихо взяла из шкафа сумку со своими вещами и закрыла за собой дверь.

Счастье для Михаила оказалось слишком жестоким – его молодой любовник совсем скоро обманул его, и покинул его квартиру не без ценных вещей. Михаил, убитый горем, спустя месяц стал разбирать вещи, и по некоторым женским признакам понял, что Ирина носила для него ребенка; но куда она ушла, где она сейчас жила – для него было неизвестно, так как ни где она работала, ни были ли у нее друзья и родственники, за два года их совместной жизни он так и не узнал. Одно он знал точно – она будет рожать; но как ее найти в многомиллионном городе он тоже не знал. Он жаждал ее найти, упасть в ее ноги и попросить у нее прощения. Умолять у нее прощения – но он уже точно знал, что ни к ней, ни к какой другой он не вернется, потому что он вернет своего юного друга, объяснит ему, что материальное - ничто по сравнению со счастьем. И обязательно его найдет. Как и найдет своего сына, потому что Ирина все поймет и позволит его воспитывать.


http://www.evgenij.boom.ru/index.html