Полоска жизни

Пустынный пляж. Мелкая волна билась о берег, нашёптывая ласковые слова. На песке лежал каримат, а на нём прекрасное обнажённое тело. Оно насквозь было пронизано теплотой солнечных лучей. Её глаза были закрыты, но она не спала, потому что по щекам катились солёные капли. Просто и безостановочно. Она знала, что её никто не потревожит, и поэтому мышцы были расслаблены. Чуть дальше от воды, в хвойном лесочке, сброшены кучей рюкзак и одежда.
Великанши – сосны смотрели свысока, не опуская своих крон, на тряпьё и уставшую девушку. Они пытались казаться умными и всезнающими, хотя сами перешёптывались, дрожа всеми иголочками от интереса и удивления.
 Как долго она ждала покоя. Километры отпечатались на ступнях мозолями, их боль не чувствовалась, так как всё тело ломило, и определить какая же частичка болит больше было невозможно.
 Казалось бы, никакая сила не сможет поднять её, но нашлась таковая, и имя ей – голод. Успокоить его сложно, хотя состояние полуголодности уже стало естественным. Нужно было проснуться, а сделать это можно было только одним способом: окунуться в холодный Байкал. После горячего солнца, которое разморило, войти в леденящую воду неописуемое чувство. Чистая вода обнимала и обжигала. Погружаясь в неё, ощущаешь невесомость. Отталкивающая и манящая в одном лице, она приводила в ободряющее раздражение нервы.
Почти новорождённой Евой почувствовала себя девушка. Теперь можно было позаботиться и о стоянке. Палатка-одноместка, взятая на прокат у друзей, слегка дымящий костёр и маленький котелок; – что ещё нужно для того, чтобы расслабиться?
Обустройство заняло немало времени, но оно летело незаметно. Единственным, что могло заставить подумать о приближающемся вечере, были мурашки по остывающей коже.
Одевшись, перекусив, она снова почувствовала чрезмерную усталость, но встать и отойти от костра, не было желания. Костёр почти догорал, и от него веяло не жгучим, а мягким теплом.
В природе нет тишины, но её услаждающий душу говорок не раздражает перепонки. Это не гвалт улицы, не школьная перемена и не базарный мат: пытается взлететь трещётка-саранча, птицы готовятся к ночлегу, мирно дышит озеро – это классическая музыка с тонким, одевающим пеленой, забвением.
«Как прекрасно одиночество после стольких лет … - думала она. – Да простят меня люди, но я ненавижу всю цивилизацию».
Мотыльки-снежинки выбрались из укрытий, ночь шла своим уверенным шагом.

* * *
 Ирина стояла около раскрытого окна.
 - Что-то не так, - шептали её губы.
 Был вечер, и солнце уже давно ушло, спрятавшись за торцом ближайшего жилого дома.
 - Прекрасный вечер, - продолжали шептать губы, - но что-то внутри бьётся.
 Мелодичный звонок заставил вздрогнуть. Она постояла, переводя испуганное дыхание, и медленно поплыла к двери. Щелкнула замком и распахнула настежь преграду. За короткое мгновение Ирина утратила все чувства, даже страх.
 За порогом стояла слишком знакомая мужская фигура. На лице стоящего было изображено смущение и, вроде бы, смелость.
 - Здравствуй, - почему-то шепнул он, - я хочу тебе кое-что сказать.
- Зайди!
- Ты одна?
- Да.
Переступив порог, он не пошёл дальше и, немного помявшись, продолжал:
- Извини меня, что я так поступил.
- Не стои… - хотела остановить она.
- Извини, я просто тебя люблю… - рот закрылся, челюсти и язык прекратили двигаться…
- Ты скажешь ей «люблю», она поверит, и вскоре станет полностью твоя, - почему-то стихами ответила она.
- Ты мне?
- Небу. Я не верю!
«Боже, зачем я это делаю? Я не хочу, чтобы он ушёл, » – мелькало в голове.
Молодой человек повернулся и вышел. Бросившись к двери, она хлопнула ею изо всей силы, как будто боялась, что он вернётся обратно. Что-то необъяснимое повлекло Ирину к окну. Слёзы никак не находили себе выход наружу и тяжко томили. Вместо естественной истерики губы издевательски декламировали:
- Всегда так будет:
Те, кто нас любят,
Нам рубят крылья
И гасят свет…
 «Братцы! Живодёры! – носилось где-то внутри, - за что же вы меня?»
 Окно безумно рядом, высота манит к себе, как удав кролика.
- Не-е-т! – закричала она так, что эхо отразилось от бетонных коробок.
Бледная луна, совсем недавно появившаяся, привлекала её внимание.
 - О величественная, одинокая Диана! Прости, что потревожила тебя своим криком.
Помолчав, она опустила голову на грудь, но ей не дали покоя: телефонный звонок возвратил к действительности. Пустоголовый собеседник раздражал и был безразличен. Положив трубку, Ирина закрыла свежевымытое окно. «Спать!» – взвыл её разум.
Коснувшись подушки - пропала. В голове закружились непонятные даты, планы. Закрытые глаза не принесли расслабления, и казалось, что темнота специально напускает на тебя заботы, которые днем сидели где-то глубоко в подкорке мозга.
 «Неужели снова?» – спросила она себя утром.
Днем, как в тумане, силы и чувства ослаблены до предела, и хочется только спать, но ночью опять даты, планы.
В обществе: на работе, дома – будто закована в мыльный пузырь. Видишь и слышишь, но боишься дотронуться до стенок, чтоб что-то предотвратить или на что-то ответить. Ведь коснёшься, и мыло попадёт в глаза, а потом проблем не оберёшься. И так изо дня в день.
Очутившись в подобном водовороте, медленно вымираешь. Хуже всего, когда дают надежду и до исполнения ясно и толково объясняют, что стремиться к этому бесполезно. Снова ночные даты, ночные планы. Так и хочется вспомнить фразу: «Где начало того конца, который является концом начала?»
Самое удивительное то, что скорость этого водоворота увеличивается. В снежном коме катишься, не видя уже ничего, только зная, что оно есть. Когда разобьётся этот ком о быт? Ведь даже инерция конечна в земной атмосфере.
«Что это?» – шёпот превращается в крик ужаса, но ночные даты и планы унимают крик. С болью отдирая утром голову от подушки, забываешь ночные планы, отдавая их уходящей темноте до её возвращения.
Вредные мысли – чёрненькие тараканы разбегаются по голове. Каких-то успеваешь раздавить пальцами, специально вызывая у себя отвращение, какие-то умудряются спастись, чтобы потом снова дразнить своими усами глупые надежды.
Голова – грязная кухня, и нет умелых рук, чтоб вычистить и вымыть её. Ещё не так давно здесь было чисто. Может и не совсем правильно была расставлена утварь, которую постоянно приносили, но ведь было чисто.
Две тупые пропасти глаз уставятся временами в весёлый телевизор, но они видят и вылавливают тараканов. Откуда их столько, маленьких, мерзких тварей?..
Шатание по комнатам в чужом теле, тупая зубная боль. Хочется спать, но уже не спится; хочется есть, но не естся. Ходишь живым столбом: не сядешь, не увидишь, не почувствуешь, не встанешь, не …
Стоп! А как же жить и веселиться? Как же знаменитая фраза: «Хочешь быть счастливым – будь им»? Хочешь быть счастливым человеком? Да-а-а!..
Шустрые, чёрненькие тараканы перебирают своими членистыми ножками, быстро разбегаясь от грозящей им кары пальцев.
«Немедленно к Байкалу», - решила она, как только освободилась от суеты дел. Собравшись за пару часов, села на раннюю электричку.
* * *
Проснувшись уже примерно в середине дня, она почувствовала дым. Кто мог разжечь костёр? Неужели он не совсем затух? Натянув, на всякий случай, джинсы и джемпер, вылезла из палатки.
- Привет! Я уж подумал, что здесь кто-то болеет, - сказал молодой человек, кипятивший чай на костре.
- Привет! – слегка оторопевшая, пробормотала Ирина.
- Надеюсь, не помешаю? Если что, то я попью чай и уйду. Не зря же ты сюда забралась, - довольно дружелюбно продолжал он.
Юноша был очень странно одет при тёплой погоде. Его длинные волосы, заправленные за уши, лежали почти опрятно, хотя видно было, что они давно забыли, что такое расческа и парикмахер. Добрые серые глаза хитровато и довольно прищуривались сквозь очки с одной треснутой линзой и на резинке. Его улыбка напоминала неулыбающегося кота из детского мультфильма «Простоквашино».
- Если хочешь, оставайся, вдруг я кого-нибудь испугаюсь. Хотя мне уже нечего бояться.
- «Ню-ню», - сказал розовый бегемотик, пролетая над остановкой, - покачал незнакомец головой.
- Угу, - задыхаясь от смеха, промычала она в ответ.
Расположившись рядом с ним, Ирина спросила:
- Вода холодная?
- Ты собираешься купаться? Может, лучше подождешь ночи? Тогда точно будет не холодная.
- Хорошо!.. Есть охота.
- Доставай ложку, вон каша в котле.
- Ты мой спаситель! Возьмёшь меня в свои рабыни? Я буду тебя защищать.
- Ты знаешь, у тебя такой вид, что мне впору тебя защищать. Ты, наверное, ещё не выспалась?
- Наверное, - ответила она и сунула в рот очередную ложку каши.
Ветерок обдувал жару, а Матроскин пил чай с сахаром из большой железной кружки. Ботинки его были в пыли и одежда потрёпана – снаряга настоящего туриста, перетерпевшая много на своём веку. Он сидел на маленьком полене, и его коленки были на одном уровне с плечами, что придавало ему какой-то сказачно-загадочный вид. На спине его джинсовой безрукавки шариковой ручкой когда-то был нарисован щит с гербом и меч, которые до сих пор были слегка заметны вместе со странным именем: Доктор Фестер.
- Ну, я пойду спать.
- Хорошо, солнышко! Мне остаться?
- Да-а! – безапелляционно, со слащавой улыбкой, протянула она.
Когда Ирина высунула голову из палатки, было уже темно. Фестер сидел также около костра и наслаждался чаем.
- А, нимфа! Купаться пойдёшь?
- Если вода потеплела.
-Кипятильник с обеда заброшен, - сказал он, вытаскивая из своего рюкзака спальник.
- Зачем он тебе?
- А во что я буду кутать вашу милость, а?
- Ясненько.
Песчаный берег был таким холодным, что, казалось, стоишь на плитах мостовой. Месяц скромно освещал раздевающуюся особу, которая, обнажившись, совершенно не стесняясь, входила в Байкал.
- А ты? Чего стоишь?
- Я ещё не совсем с ума сошёл.
Сделав всего пару гребков, пришлось выходить, иначе разморённое тело могло совершенно остыть в ледяном, не смотря на лето, озере. Потрёпанный спальник царапал покрытую мурашками кожу.
- Иди сюда, нимфа, - заботливо проговорил Фестер, усаживая девушку между собой и огнём. Его худощавые руки укутали ноги Ирины, а подбородок нашёл себе удобное местечко на её плече.
«Совершенно незнакомый человек, - думала Ирина, грея себя чаем изнутри.– Возможно ли такое? Может быть, я чего-то не понимаю?»
Весь остаток ночи они просидели вот так, молча, иногда слегка раскачиваясь из стороны в сторону. Только один вопрос был задан уже знакомым незнакомцем:
- Когда уезжаешь?
- Завтра, на последней, – был ответ.
Рассветало быстро. Запели птицы, и затрещала саранча. Поднялся ветерок. Природа протирала глаза спросонья, и сосны, зевая, потягивались крепкими ветками.
- Пора, - встала Ирина.
Собиралась молча: приготовила перекусить, просушила на ветерке палатку и спальник, уложила рюкзак. Потягиваясь, поднялся и Фестер через какое-то время. Он, приняв театральную позу запел:
Вечный покой сердце вряд ли обрадует
Вечный покой для седых пирамид,
А для звезды, что сорвалась и падает,
Есть только миг, ослепительный миг.
Песня распространилась сильной волной. Его чистый голос заставил Ирину забыть о сборах на пару минут. Закончив, он улыбнулся девушке и занял наблюдательную позицию.
Накинув рюкзак, Ирина подошла и шепнула:
- Спасибо.
- До встречи, - мурлыкнул он.
- До встречи, - лизнула она его.
 Март – Апрель 1998