Белые ночи

I
Длинны, бесконечно длинны белые ночи, когда ты один под крышей на шеcтом этаже в маленькой, душной комнатке. Из твоего окна видны крыши, а если забраться на подоконник, то увидишь Биржевой мост и Ростральные колонны. Можно седеть так часами, когда есть солнышко, и смотреть на свой любимый город, ни о чем не думая. А можно сидеть так ночи напролет, уже совершенно не чувствуя и не замечая, в какой ты реальности: спишь ли ты, или ещё бодрствуешь, или ты на грани сна, где рождаются самые нелепые образы и самые разнообразные мечты, которые приносит ветер.
Ветер шелестит кустами на Мытнинской набережной и приводит в восторг туристов своим запахом речной воды. Уже далеко за полночь, и скоро разведут мосты, и носатые ржи пронесутся мимо города, полные морским достоинством и нефтью. А ты всё сидишь на подоконнике, и ветер играет твоими волосами, и кто знает, может быть так рождаются мечты.
II
Он шел по Лебяжей канавке в сторону Невы, сквозь решетку и стволы деревьев по его правую руку виднелись боги, и все мысли его были обращены к богам, но вряд ли проходя мимо них так близко, он их замечал.
Он думал о том, что больше так жить нельзя, что нужно что-то менять, и менять очень координально, но он прекрасно понимал, что это сложно, и что ему самому легче обманываться сейчас, чем что-то менять. Он думал о том, что он скажет рядом идущей, прилетевшей к нему только для него. Он уже давно знал, ещё до того как она прилетела, что из этой затеи ничего не выйдет. Не возможно из любви, уже давно убитой, построить счастье быть вдвоем. Любит ли она? И да, и нет. Любит ли он? И да, и нет. Он совсем запутался в том, что такое любовь: привязанность, близость, душевность или страсть и зов тела. всё спуталось в его голове, и он очень устал идти один по своей жизни, устал искать, устал, просто безмерно душевно устал. Его сознание, как это всегда бывает, старалось обмануться, чтобы он смог отдохнуть, уткнуться в кого-нибудь теплого и доброго, как мама, и на секундочку стать счастливым.
О чем думала она? Немного о своем, немного о том, что пора уезжать, что «затея не удалась, за попытку спасибо», что можно будет ещё вернуться и попробывать снова, но эта последняя мысль была так же обманчива, как фальшивая надежда.
Шли белые ночи, которые терзали умы и сердца, заставляли думать и не давали спать.
III
Он сидел на гранитной набережной, а она положила голову ему на грудь. Он был бы безмерно счастлив видеть и прикасаться к ней через полтора года разлуки, если бы она думала сейчас не о том человеке, который пытался понять, что такое любовь, проходя мимо богов и приближаясь к Неве. Он летел сюда только ради неё, и кода вышел из самолета всё ещё не верил, что она всё же его встретит. Он готов был отдать всё, что собрал за годы разлуки с ней , и с открытой душой и слезами обнял её. Она увернулась, но поддалась, ведь он оставался ей таким же близким и родным… другом.
«Какой же я дурак!»- думал он, докуривая сигарету. –«Какой дурак! Нельзя же быть таким доверчивым.» Он любил её, но был для неё другом. Когда он летел, он мечтал обманывал свой разум, что всё могло измениться за прошедшие полтора года, но ничего не изменилось. От этой давно не новости хотелось убежать, спрятаться, напиться и закурить.
Она целовала его, но это были поцелуи подруги, хотя и очень-очень интимными были эти поцелуи. Он бился в сетях себя и делал ей больно. Он уже не мог контролировать причиняемую физическую боль, потому что его собственная затуманила ему глаза. Он бился «внутри своей кожи», и не мог понять фразы из её уст: « Я люблю его».
Как? Ну как такое может быть? День с ночью перепутались в шальном Петербурге, и он, сидя на гранитном парапете, обнимая её, заклиная про себя, что никому её не отдаст, понимал, что это лишь мечта, которую он не сможет осуществить.
Она, уткнувшись в его жесткую грудь искала тепла, ей было не меньше больно от того, что где-то около Летнего Сада… Она твердила о близкой дружбе и о том, что любит того, который пытается найти любовь.
Таковы белые ночи. Прозрачны, как глупые мысли в перетруженных головах, безмятежны, как люди спящие всю жизнь и не замечающие этого.
Июнь 2000