Хироувинд. 1 серия
I Глава. Авантюрист и влюбленный.
Серое небо в размытых и смазанных тучах – идет дождь. Дождь повсюду, куда хватает глаз – к северу и к югу, к западу и к востоку, над лесом, в полях он заливает ячменную стерню, в скалах струится по камню, медленно, но верно высекая протоки, размывает глинистую дорогу, по которой тащатся из последних сил, спотыкаясь и оскальзывая в лужи, десять путников в дорожных плащах.
Добротный каменный дом на холме, то ли резиденция зажиточного купца, то ли долженствующее изображать замок, да по недостатку средств лишенное каких-либо украшений жилище мелкого дворянина, жалованного титулом за многолетнюю службу. Глина перед ним засыпана речным щебнем, луж нет и идти легче. Противный вой над головами путников, и, откуда ни возьмись, пикирует виверна. Те спохватываются, поднимают щиты, вытаскивают мечи из ножен, но мерзкая тварь, словно разбившись о невидимую преграду, шлепается им под ноги. Из горла хищницы торчит арбалетный болт, желтые глаза стекленеют.
У распахнутой створки ворот стоит орк и улыбается во всю ширину своей пасти: «Добро пожаловать в Нордцвейг, самый глухой угол Хироувинда!» Кажется, для него появление страшной хищницы – такое же рядовое событие, как для нас, к примеру, вороны или стаи бродячих собак на помойках. Вот гости – другое дело, видно, не часто бывают здесь, и хозяин, не стесняясь, демонстрирует желтые клыки в ослепительной и, надо сказать, несколько пугающей с первого взгляда улыбке. Невольно вспоминаются байки о незадачливых путниках, решивших остановиться на ночь в орочьем селении – говорят, потом и костей от них не сыскали. Но теперь чего уж пугаться, коль напросились.
Гости проходят во двор, ворота снова закрываются на засов, орк распахивает дверь, из которой тут же вырываются клубы дыма и пара. Когда тот рассеивается, мы видим двух мальчишек неидентифицируемой расы, чумазых, лохматых и востроухих, что-то выхвативших из камина и запихивающих это в горшок.
- А ну, марш в детскую, - рявкает орк. - Инис! Да уведи же ты братьев, пусть занимаются. Я им наставника пригласил, так они вместо учебы в войнушку играют и дрянь всякую жгут. Простите, что сразу не вышел встречать, непогода, скрутило меня, проснулись все зарубки на память. Да нет, ничего, отсижусь дома, в тепле – как новенький буду.
Запирает дверь, проходит к огню, пинает горшок... тот оглушительно взрывается. Отерев с морды копоть и проверив, не сгорел ли «хвост» на макушке, извиняется перед гостями:
- Жену в гости отправил, так что сами тут управляемся с малышней. Не топчитесь в дверях, проходите... Инис, прими одежду, высушить надо. А я пока на стол соберу. Ох, неохота в погреб спускаться... Насчет обучения или купить что пришли?
Из двери, ведущей в глубину дома, показывается девушка. Лицом она похожа на юных поджигателей, с той лишь разницей, что шкодливое выражение заменяет кислая мина старшей сестры, вынужденной возиться со шпанистыми братьями. Она даже красива – той диковатой красотой полукровок, когда непонятно, то ли влюбиться в такую с первого взгляда, то ли драпать без оглядки, пока не прирезала незваного воздыхателя. За ней стоит эльф – настоящий эльф, без дураков! Ясно, что занимает он здесь подчиненное положение, и ему это не нравится, да что ж поделаешь – учи это орочье дурное потомство, раз уж взялся, ради денег ли, ради ли политеса.
Инис без разговоров поднимает мальчишек за уши и отправляет за дверь, та захлопывается с тяжким вздохом, более говорящим о тяжести и толщине дубового массива, из которого выпилена во время оно, чем об отношении к подобным происшествиям. Орк смотрит на дочь, сдвинув к переносице клочковатые брови, потом оборачивается к гостям, и выражение морды становится много приветливее.
Те мнутся, наконец, самый высокий и, наверное, старший, откинув капюшон, отвечает с поклоном:
- Учиться у тебя пришли, мастер Шверт. Сколько за обучение спросишь, столько заплатим.
Орк поджимает губы и смеривает взглядом гостей. Если отвечающий молод, то остальные, так уж точно подростки, в первый раз совершившие столь далекое путешествие.
- Сколько спрошу, говоришь? За науку Умерших Древних? Я-то сам заплатил за нее так, что предложи теперь начать все с начала, то, наверно, и не согласился б... Давайте за стол, выпьем, поедим да обсудим. На пустой желудок и разговоры пустые.
Путники раздеваются, рассаживаются, оглядывают стены жилища. Оружие, шкуры, какие-то непонятные деталюхи (но мы-то с вами вполне можем опознать материнскую плату, приколоченную «за уши», несколько лазерных дисков, нанизанных на веревку, сетевой шнур, изогнутый наподобие сороконожки)... Орк выкатывает пивной бочонок, притаскивает свиной окорок и почти черное сушеное мясо. Девушка накрывает на стол: наливает пиво в изрядные кружки, расставляет блюда со свининой, хлебом, свежей зеленью... Орк усаживается, берет кружку и смотрит, как оседает пена, потом, видимо, удовлетворенный результатом, поднимает тост:
- С прибытием! Горячего предложить не могу, но вот копченый окорок – это нечто! Рекомендую. Да, про учебу... Родился я в глухой деревне, отсюда не так далеко, в общем, как и Нордцвейг, почти на краю света. Мать с отцом на охоте погибли, когда я еще у очага ползал, а вырастила меня бабка... Тогда виверн было не в пример больше, все время какая-то дрянь караулила близ деревни, а в лесу и на скалах каждую неделю кто-нибудь пропадал. Одни башмаки потом, глядишь, находили, да копье сломанное.
Ребята внимательно слушают, камера заглядывает каждому в лицо – ясные детские глаза, не замутненные горьким опытом, синие, серые, черные. Брови сдвигаются, губы сжимаются в ниточку, ибо события в рассказе разворачиваются не лучшим для орчонка образом.
Его бьют все, кому не лень – старшие дети, взрослые дядьки и тетки, потому что мелкий он и тощий, недокормыш. Но орчонок не дает им спуска, тут со стены стащит связку подвяленной рыбы, там с накрытого стола лепешку утянет, старших орчат дразнит и пакости делает: кому в башмак смолы бросит, кому за шиворот мокрицу засунет, и – тикать, не догонишь. Вот несется вшивая команда за мелким, а он петляет между домов, прыгает через канавы и уже, вроде, преследователи далеко, да вот беда – подвернулся камень под ногу, и летит орчонок об стену головой.
Когда открывает глаза, видит перед собой башмаки с окованными мысами. Все! Сейчас если и не убьют, то все потроха напрочь поотшибают.
- Эй, мелкий, тебя хоть как звать-то?
- Шверт, - орчонок осторожно поднимается, ожидая удара. Но его не бьют.
Местный заводила и гроза Меркенской ярмарки, Хакен, стоит против него и ухмыляется.
- Хорошее имя... а что ж ты позоришь его?
- Как – позорю?
- Без штанов бегаешь. Не стыдно?
- А где взять, денег-то нету... – орчонок в растерянности пожимает плечами. Его плотным кольцом окружила Хакенова шайка, убежать невозможно.
- Как это – где? Вон, висят, - и Хакен показывает в открытое окно, там, действительно, над очагом сохнут заляпанные грязью штаны. – Поди, да возьми.
Орчонок пробирается в дом, тихонько проскальзывает мимо задремавшего хозяина, хватает добычу и с грохотом вылетает наружу. Погоня возобновляется, только теперь за Швертом гонится обворованный им взрослый орк, а малолетняя шайка путается у того под ногами, мешает и улюлюкает. В конце концов, преследователь спотыкается о ловко поставленную подножку и плюхается в канаву, а орчата, смеясь, убегают.
И вот уже наш орчонок, подросший и повзрослевший, в составе Хакеновой шайки заваливается в трактир. В глазах – кураж, в голове – ветер, в кармане, как всегда, ни шиша. Там сидят и люди разных народностей, и орки, и даже эльф один у окна тоскует в такой неподобающей компании. Шум, гам, пьянка и бабы.
Разбитная девка подходит к Хакену, как старая знакомая, обвивает шею рукой.
- Лизи, ты куда? – но Лизи бесцеремонно тащит Хакена за стол и усаживается к нему на колени. Тот лыбится и мнет ее грудь. Из клубов дыма вылезает фигура выше Хакена раза в полтора и нависает над ними.
- Эй, хозяин, тут нелюди к нам заявились, - кричит верзила, обернувшись к невидимой отсюда стойке. – Прогнать или пусть сами уходят?
- Ты, навоз, кого нелюдью обозвал? А ну, быстро, пятнадцать кружек пива, и чтоб не смел разбавлять!
- Не пива тебе, а гуарьей мочи! Выметайся, хрен собачий, и свору за собой уводи, пока не схватил горяченьких.
- Я съел твоего отца и сношал твою мать, - тихо и внятно произносит Хакен и стряхивает с себя девку.
И в трактире сделалось тихо, слышно лишь, как шуршат одежды и отодвигаются стулья – посетители достают оружие и готовятся к драке. Молчание нарушает верзила, с ревом толкнув на Хакена стол. Тот ловко вскакивает на столешницу и, схватив детину за патлы, разбивает ему нос об колено, а потом, отпихнув, добавляет ногой в грудину. Люди кидаются на Хакена, орки вступаются за атамана.
И начинается всеобщая свалка...
Наш орк вывернулся из захвата, чуть не поймал в брюхо нож, вышиб оружие, кажется, перебив попутно у нападающего запястье, третьему двинул под дых, «ну-ну, подойди-ка сюда...» - следующего насадил причиндалами на колено, оглянулся. Поодаль Хакен и Бретт отбивались от двух мечников, и дело их было плохо. Шверт просто повалил на бок бочонок и пнул в эту сторону. Одного человека сбило с ног, второй отскочил, но выпустил из внимания противников, и Бретт всадил в него нож.
Брезгливо морщась и уворачиваясь от ударов, к двери проскользнул эльф, и тут встретился с пьяным амбалом, перегородившим проход.
- Бей нелюдей! – крикнул тот, и схватил эльфа за горло.
Шверт, почему-то посочувствовав этой бледной немочи, швырнул в амбала горшок, тот смачно разбился о его башку, забрызгав противников полурастопленным маслом, и эльф выскользнул из смертельных объятий. Внезапно у нашего орка потемнело в глазах (кто-то сзади дубиной погладил), закачались стены, и земляной пол страстно прижался к щеке.
Очнулся, когда всю добычу уже разобрали.
- Эй, мелкий! – Хакен поливал его вином из кувшина. – Мы тут тебе всяких пузырьков оставили, мож, хоть немного поздоровеешь.
Видимо, среди постояльцев оказался лекарь или мелкотравчатый маг, потому что осталась сумка с кучей снадобий и свитков. К несчастью, никто из Хакеновой шайки читать не умел, посему добру цена оказалась невелика, вот и наделили им Шверта. Тот потер ушибленный затылок, ссыпал эту дрянь в свой мешок и равнодушно закинул его за плечо. Пора убираться, пока стража не спохватилась! И уже дома почувствовал, что у него за пазухой лежит что-то лишнее. «Небось, таракана подсунули», - подумал он и с опаской ухватил незнакомый предмет. На бечевке, рядом с амулетом, висело кольцо. Тонкие серебряные проволочки, переплетенные сотней разных способов, окружали отполированный, но не граненый сапфир, и тот напоминал обрывок зимнего холодного неба в просвете голых ветвей. Орк припомнил спасенного эльфа, и решил – его подарок. Только что делать-то с ним?
Продать? Почему-то не хочется. Оставить болтаться на шее? Увидят и отберут. Решил спрятать в тайнике, в скалах. Заодно и бутылки с письменами туда заховать, чтобы жить не мешали.
- А тебе не противно было с такими дружить, мастер Шверт? Ну, ты их от смерти спас, а они тебя обманули?
- А я сам такой был. Представилась бы возможность, оставил бы Хакена с носом. В большой семье клювом не щелкают. Это потом Лаэ встретил, и все поменялось. Инис, принеси чего-нибудь сладкого, а то ребята совсем заскучали. Может, хватит байки травить, сольем пиво, да на боковую? Нет? Ну, слушайте...
- Пошел я на Распадок – там скалы, пещеры, самое милое дело. Иду впотьмах да прислушиваюсь, да принюхиваюсь – не крадутся ли за мной приятели. Слышу – шлеп!, не слишком громкий, а вроде молодой гуар со скалы рухнул. И шорох осыпающихся камней. Я копье изготовил и – на звук.
Подростки напряглись, вытянули головы, слушают. Даже мед без вниманья стоит, а ведь с самого дома его не видали.
Слушают они и воочию видят, как лезет орк на скалу, цепляясь босыми ногами за чуть видные выбоины и трещины. Как заглядывает он в природой сделанную ловушку, впадину между четырех сдвинутых почти отвесных камней, и видит...
Недавнего знакомца – тощего эльфа. Тот глядит на орчика волком и к скале прижимается. А Шверт, ухмыльнувшись, спрашивает:
- Ты, горе матери, как здесь очутился?
Эльф помалкивает и в обтрепках своих шарит. Вытаскивает кинжал и пищит, как мышонок:
- А ну, подходи, посмотрим, какого цвета у тебя потроха.
Отвечает орк:
- И не подумаю, бо спуститься легко, а вылезти трудно. Ты ведь свалился туда, и не чаешь, как взобраться назад.
Молчит, головой кивает.
- Вылезти хошь? Ясно. Ну, ладно, я веревку привяжу, тебе брошу, а сам отойду. Хочешь – лезь, хочешь – жди, когда виверны по твое мясо придут.
Сбросил орк веревку, отошел, стоит, посвистывает. Видит – выпрыгнул эльф, рубаху одернул и – к нему.
- Ты, - кричит на него орк. - Веревку зачем оставил – отвяжи, смотай и мне принеси. Вернулся, сделал, как надо.
- Эй, - спрашивает. – Орк, а чего ты-то здесь ищешь?
- Во-первых, - сердится орк. – У меня имя есть, Швертом звать будешь, во-вторых, Распадок – не твой, чай, ты за него не платил, ты гуляешь, где вздумается – я делаю то же самое.
Смеется эльф. Весело так, необидно.
- Нет, - отвечает. - Я не гулял здесь, а источник искал, чистую воду.
- Э-э, - поморщился орк. - Ты без меня воду днем с огнем не найдешь, потому – с детства лазить тут надобно, чтобы знать. Она есть – под скалой, только дырок в камне – раз-два и обчелся. Дай ведро, принесу.
- Нет, - уперся эльф. – К источнику проведи.
- А тогда, приятель, давай мне отчет в полной форме – кто ты есть, и зачем близ орочьего селения бродишь, да и как называть тебя, ты не сказал.
- Я, - отвечает. - Из хорошего рода, и звать меня Лариллан, но пришлось нам из дома бежать, и теперь мы – скитальцы.
- По какой причине – бежать? Проигрался в кости или убил кого?
Усмехнулся недобро.
- По политическим мотивам, - отвечает. - Мы в своей стране – вне закона.
- А кто еще-то с тобой? - спрашивает его орк.
Молчит, по сторонам глазищами водит.
- Под ногами! – кричит.
Аж подпрыгнул орк, и вовремя – змея выползает, с руку толщиной, ну, да в такую загнать копье – не промахнешься, проткнул ее Шверт прямо за головой, едва древко удержал, когда она в агонии билась. Как издохла, взял ее в руки, измерил – шесть с половиной локтей, смотал, сунул в мешок.
- Ну, Лариллан, - говорит, - Ужин сам к нам приполз, пошли, воды наберем, да полопаем, что ли.
- Какова сила! – восхищается эльф.
- Кабы не ты, никакая сила не помогла бы. Потому что больно тихие они, эти змеи. Много народу с тобой? Зови всех, хоть по маленькому кусочку достанется.
- По большому кусочку, - улыбается. - По очень большому. А зачем ты нас приглашаешь – ты же ее убил, а не я.
- Ну, вопщетки, поучаствовали оба, а, потом, твои родичи, наверняка, голодные, охотиться не умеют – горожане.
- Что верно – то верно, не умеют... - не договорил, дернулся, побежал.
Шверт – за ним, где эльфу острое зрение и ловкость помогают, орку – знание места. Добрались до скальной площадки, а там – девушка от летучих тварей («Мы, орки, фледерами их называем, – поясняет Шверт. – А вы как – не знаю») палкой отмахивается. Одну тварь орк умудрился сбить, когда та резко спикировала, вторую – снял эльф из лука. Остальные, пища-вереща, ретировались. Девушка подошла ближе, вся дрожит, но страх с лица согнала.
- Сестра его оказалась. Лаэлиндиль, Лаэ... Вот и вся семья... Остальные – погибли. Вот уж не знал, что эльфы эльфей убивают. Показал я им одну пещерку – маленькую, но вполне безопасную, да и тянет по ней ветерком, воздух не застаивается, даже костер можно жечь. И вода близко. Ну, а тайник в другом месте устроил.
- Это что, было после переворота в Имменсхолде?
- Нет, раньше, много раньше. В перевороте... хе... и я поучаствовал, с Ларом на пару...
- Так ты такой...
- Старый? А что, ведь не дашь ты мне столько. У меня уже дочки на выданье. Так у них дурость в головы стукнула: только по великой любви. А где ее, любовь-то великую, сегодня отыщешь? Все вокруг суетятся, спешат, о доходах трясутся, а для настоящей любви нужно время. Нам с Лаэ его хватило, чтобы втюхаться друг в друга по уши. Инис, выйди, а то опять так покраснеешь, что придется водой отливать.
Орк ржет, увидев, что дочь, неодобрительно фыркнув, уходит. Ребята с интересом разглядывают темную, словно продубленную дождями и ветрами физиономию, честно пытаясь определить, сколько же рассказчику лет, но это, скорее всего, невозможно. Да и не только им – тут и взрослый человек, не понаслышке знакомый с орками, запутался бы. Судя по тому, что рассказчик родился до переворота – орки столько не живут, а рожа – так себе, лет на сорок-пятьдесят тянет. Совершеннолетние дочери... полукровки... это что же – мать у них, что ли, эльфийка? Да какая эльфийка за орка замуж пойдет? Разве что от полной безысходности, но тогда детей не было бы – эти только по любви родить могут. Странно...
А орк продолжает.
- Ну, что, ребята, рассказать вам про эльфов? Нет, конечно, вы уже многое слышали, видели их, да только вряд ли с ними по душам говорили. Скрытные они, сдержанные и... какие-то... вобщем, люди говорят, высокомерные. Это не так, я воочию убедился. Когда с Лаэ встретился, подкармливать их решил, ну, на первых порах. Она худенькая была, печальная и тени под глазами. От переживаний, как потом оказалось. Они, бедные, с тоски и умереть могут. Лар, тот жестче намного, его злость держит, он в будущее смотрит, назад редко оглядывается. А девушка переживала, плакала. Я думал, от голода. Притаскивал им то дичь, то хлеб, а то и вина (они пиво не пьют, брезгуют). А еще – мы с Ларом вместе охотились.
Подростки, осоловевшие от еды, пива и позднего времени, трут глаза, но слушают – интересно!
Будто видят.
Предрассветное время, темень, но птицы уже перекликаются, пробуют голос, клубится туман, выползая из речки и заполняя лес причудливыми мороками. Среди стволов мелькают две тени. Впереди беззвучно скользит эльф, ни одна ветка не хрустнет под его легкой поступью, ни один лист не шелохнется. За ним шагах в пяти идет орк, хоть и старается не шуметь, тут уж о тишине говорить не приходится. Светает, но видимость нисколько не лучше – из молочно-белого тумана выныривает то облепленная лишайниками ветка, то корявый пень, обросший грибами, то колючий куст, весь в бусинах крупных капель. Наверно, река уже близко – слышно, как переговариваются струи, как чавкает жирный ил под шагами – чьих это ног? Тихое хрюканье быстро проясняет обстановку. Дикие свиньи. Орк машет эльфу, и тот, повернув, отправляется вверх по течению, орк же встает в стороне от тропы, на которой отпечатались следы узких копыт. Ожидание. Свист и пронзительный вопль, мгновенно перекрываемый топотом множества ног, кабаны ринулись в лес. Вот из тумана вынырнула клыкастая харя, горбатая туша пронеслась мимо, потом замелькали спины самок, молодняка, а одного из последних орк подцепил на копье, выступив из засады и всадив оружие глубоко под лопатку. Тот дернулся, завертелся, ломая древком кусты, и свалился отскочившему орку под ноги. Подошел эльф, спрашивает:
- Там же были крупнее, почему ты этого завалил?
- А тот, что крупнее, завалил бы меня. Копье из него вытащу, и давай-ка домой, а то мне штой-то не того...
- Предчувствие?
- Опасна дорога от развилки до скал, там ты как на ладони, а сам ничего не увидишь, пока не кинутся на тебя.
- Кто?
- Надеюсь, никто, но бывает-то всяко.
Идут по дороге, если ее так можно назвать. Спускаются по косогору, поворачивают от развилки налево. Орк несет свиную тушу на плечах. Эльф идет налегке, пересвистывается с птицами, учится подражать их голосам. Он сейчас напоминает ребенка, из школьных стен вырвавшегося на свободу. И тут – свист крыльев пикирующей виверны, когти вонзаются в плечи эльфа. Орк швыряет свиную тушу в хищницу, не дав ей поднять его в воздух. И она, не выпуская добычу, шлепается наземь. Орк бьет ее копьем в шею, но та перехватывает и перекусывает древко. Потом отпускает добычу и перепрыгивает через нее, нападая на обезоруженного орка. Эльф, шатаясь, поднимается и, с трудом подняв тушу, швыряет ей на спину между крыльев. От неожиданности виверна клюет носом в землю. Орк выхватывает кинжал, пытаясь зайти сбоку, но получает удар хвостовым жалом. Отшатывается, падает, схватив зверюгу за хвост. Пасть виверны щелкает в опасной близости от него, хвост дергается, пытаясь еще раз достать его жалом. И тут раздается такой рев и шипение, что вздрагивают даже скалы – эльф всадил обломок копья ей в задний проход и загоняет все глубже, пронзая и наворачивая на него внутренности хищницы. Виверна извивается и бьется в агонии, валится на бок, подминая орка, свиная туша наваливается сверху, копье выскальзывает из эльфовых рук, и тот, не удержав равновесия, падает на всю эту кучу.
Несколько минут спустя:
Труп виверны с оскаленной пастью и вытекающей из нее черной кровью.
Свиная туша весьма измочаленного вида.
На траве валяется орк, эльф распахнул его куртку и с испугом смотрит на синюшное пятно, расползающееся по орочьему боку вдоль ребер.
Орк, приподнявшись и скосив глаза на укус:
- Кинжал!
Эльф:
- Что?
Орк:
- Кинжал бери, быстро! Я мышцу зажму, а ты – пятно вырежи, где укус. Иначе – мне каюк, к вечеру сдохну.
Эльф с расширенными от страха глазами выполняет его указания.
Еще через некоторое время, перевязав друг друга, сидят рядом и мрачно осматривают поле боя.
- С удачной охотой, Шверт!
- Ладно, могло быть и хуже...
- Пошли домой.
- Вместе с добычей. Во всяком случае, той, что съедобна.
- Не поднимем... Лаэ! Ты что здесь делаешь?
Девушка, подобрав юбки, бежит к нашим горе-охотничкам.
- Я почувствовала, с вами что-то случилось... Прости, Лар.
- Да это ты нас прости...
- За что?
Орк:
- Наверно, за то, что ты понесешь нашу добычу...
Ребята заворожено смотрят на рассказчика и ждут продолжения, но тот не спешит, глядит в огонь, подперев челюсть лапой.
- Неделю я провалялся в их пещере – трясло меня и морозило, а когда становилось жарко, начинался бред. И Лаэ не отходила от меня, хоть помочь ничем не могла – эльфы ведь не болеют, потому все, кто специально тому не обучен, в леченьи не смыслят ни уха, ни рыла.
Взгляд орка затуманивается воспоминанием, голос звучит тише и как-то даже проникновеннее, и слушателям уже кажется, что они сами видят эту картину.
Шатающийся свод пещеры, камни, колышущиеся и меняющие очертания, словно разглядываемые сквозь толщу воды. Потом все накрывает алая пелена, сквозь нее мельтешат языки пламени, орк слышит собственный вой... Пламя сменяется чернотой, та уступает место белесому свету, из которого проступают черты Лаэ. Девушка отжимает тряпку, снова намачивает ее в холодной воде и кладет орку на лоб. Легонько касается пальцами его щеки. Орк зажмуривается, боясь спугнуть ее, а на морде предательски расплывается довольная улыбка. Лаэ переворачивает орка на бок и осматривает кожу вокруг раны, нет ли признаков омертвения от яда виверны, а орк ловит кайф. Когда, наконец, открывает глаза, то видит Лаэ стоящей у входа в пещеру, платье просвечивает, открывая взору силуэт стройной фигурки – ну эльфа, красавица, что еще скажешь. Понятно, на человеческий взгляд, но у орков, говорят, понятия о красоте вовсе иные – ну, чтоб грудь у женщины была полновесная (у орчих-то не очень... не то питание, чтоб мяса как следует нарастить), и бедра шириною со стол (чтобы много детей нарожала), ну и крепкая вся из себя – чтобы в полную силу работала, не скулила. Потому так часты набеги на отдаленные селения – не столько грабеж, сколько – невест похищают. Высмотрят, какие девки подходяще выглядят, подкараулят, когда те к речке стирать пойдут – и поминай, как звали... Пока трех орчат не родит, под замком жену держат, а потом – куда она денется, от детей-то. У чистокровных орок девки редко родятся, вот и не хватает невест, а у полукровок – как у людей, поровну. Только полукровки слабее, да и к магии чувствительны, не то что породистые мордовороты, так что в орочьих армиях, когда таковые собираются, их почти не видать. Но чтобы с эльфой сойтись...
- А-а, - смеется Шверт, его хитрые глазки суживаются и почти исчезают в сетке морщин. – Вы-то думаете, не как она меня полюбила, а что я в ней нашел – верно? То и нашел, что никак не мог понять ее, а очень хотелось. Слабая, вроде, а упрямая – хуже, чем я. Одну ночь не спит, другую – сидит возле меня, ободряет, Лар говорит – отдохни, а она отмахивается, я в бреду буяню – удерживает, чтоб не грохнулся, не сорвал повязки, еще чего не учудил... Она потом рассказывала, как я жутко орал, хорошо, наших ругательств не знала, а то обиделась бы, наверно. Когда приходил в себя, слабость была страшная – пальцем не двинуть, а в бреду раздавил пару кружек – так просто, руками... Уж хотел ей открыть, где тайник, может, пузырек бы какой-нибудь и пригодился, да тут пошел на поправку, повременить решил. Лариллан к тому времени уже сам научился охотиться, но в основном стрелял мелких зверюшек и птиц. Хорошо, виверн с тех пор долго в округе никто не встречал, увидали зверюги, как с их товаркою обошлись и решили таких дуроломов не трогать.
Прошел еще месяц.
Раннее утро, туман стелется у подножия скал, в небе – мелкие облачка, словно перышки. У входа в пещеру стоит орк с тушей гуара на плече и посвистывает. Выходит эльф, потягивается, улыбается отстраненно.
- Заходи...
В пещере уютно, две лежанки сколочены и покрыты полотном поверх сухой травы, очаг, камушками-голышами обложенный, горит ровно и рыба на веточках жарится, дым вытягивает вглубь, в какую-то трещину свода. Лаэ не видно.
- Ты больше нам не носи ничего, ладно? А то мне платить нечем.
- Да я – просто так, не за плату.
- Не понял.
- Просто так, говорю, или не ясно? У тебя сестра голодная, а ты ломаешься, как зартиновый корень.
- Мы не голодаем, - раздельно так, с нажимом. – Мне везет на охоте. И очень прошу тебя больше к нам не ходить.
- Где Лаэ?
- Не Лаэ, а Лаэлиндиль. Ушла зарю встречать, а куда – я не знаю.
- Можно ее здесь подождать?
- Нет. Уходи. Ты очень помог, но теперь можешь принести нам беду. Большую беду. Если что-то понадобится, я найду тебя сам.
«Что за беда, – думаю. – Наверно, учуял, эльфийская морда, что к его сестре неровно дышу, да только ведь я ничего плохого не делал, даже заговорить об этом с ней не решился, да и не решусь, наверное, никогда: кто я, голь перекатная, и кто – она. Но уж, раз гонит – пойду, не драться же с ним, еще убью ненароком». Причина-то, оказывается, совсем другая была, да никто на моем месте такое и с перепою бы не предположил.
...Орк хмурится, опускает голову, не прощаясь уходит. Спускается в долину, топает вдоль перелесков, выходит к реке. Птицы проснулись, щебечут, вода журчит, в общем – обычное летнее утро. Орк встает на четвереньки, глубоко вдыхает и опускает морду в ручей. Ледяная вода подхватывает черный «хвост», играет с ним, пока Шверт охлаждает сердитость. Веточка падает на затылок. Вторая. Орк поднимает голову, отдуваясь и протирая глаза, озирается. А на дереве, в развилке... чудо какое... Лаэ. В мокром платье, вся фигурка, как обрисованная. Откровенней, чем голая, точно. Смеется.
- Что смотришь? Или девушек не видал?
- Видал... но таких, как ты – никогда.
- Не видел или не существует?
- Ты одна, на всем свете.
- И какая же я?
- Красивая.
- И только?
- Худенькая. И печальная.
- Теперь – веселая. Ты меня насмешил.
- Это чем же?
- Морда смешная. Словно перцовки глотнул.
- А ты что, разве пробовала?
- Неужели забыл? Помнишь, под ливень попали, а ты говоришь мне: вино... вот и погрелась, век твоей доброты не забуду.
- Прости. Хотел ведь как лучше.
- Да нет, все в порядке, хотя кашляла долго. Ну и отраву вы пьете! Теперь будет, о чем вспоминать.
Лаэлиндиль спустилась с дерева и подошла к нему. Схватила орочью лапу и прижала к щеке. Шверт застыл с выпученными глазами, будто его хватил паралич. Но, спустя мгновение, девушка отпустила его, отпрянула, перепрыгнула через ручей и понеслась в лес, крича: догоняй!
Какое там, не догнал...
Эльфы, они такие – не захотят сами, так и не догонишь.
- И вот, с тех самых пор не мог я забыть ее, как закрою глаза, так и вижу – стоит Лаэ и руку мою к щеке прижимает, личико у нее узкое, а глаза огромные, будто с другого лица. И грудки маленькие, в такт дыханию ходят. Ну, женщины у меня тогда уже были, человеческие, но это – так, в трактире встретишь, заплатишь пару мелких монет, сами понимаете, за подобные деньги можно только с теми договориться, которыми люди брезгуют. Только мысли о Лаэ – совсем другое, я уж свихнуться боялся.
Знаю, жениться мне надо, орочку взять, авось, эльфу забуду, да за бедноту такую вряд ли какая замуж пойдет. Охотой не обогатишься, по крайней мере, у нас. Хотел перстень продать – Крейшенд отказался, у меня, говорит, за год денег таких через руки не проходит. Честный был старик, хоть и скупал краденое. Орк, кто ж еще. Но случай мне подвернулся, да такой, кабы знал – отказался бы сразу... Хотя – нет. Если б не было в моей жизни сокровища Стербендов, пропал бы потом ни за грош. А теперь – все по лавкам, и спать. Завтра вечером дорасскажу.
Утро, едва рассвело. За ночь дождь прекратился, ненадолго проглянуло встающее солнце, но не потеплело, а, скорее, наоборот. Осенний ветер срывает с деревьев последние листья, они, кувыркаясь, мечутся, как стая испуганных птиц. Орк распахивает окна, а потом ревет во всю мощь своей глотки:
- Подъем!
Ребята нехотя продирают глаза, поднимаются.
- Что копошитесь, как слепые крысята? Быстро, во двор!
Полуодетые, стоят на осеннем ветру, отчаянно зябнут.
- Та-ак, по камушку в руки и десять кругов вдоль забора. Бегом!
Орк стоит возле груды «камушков», а камушки эти весьма внушительно выглядят. Ребята пыхтят, поднимая их, а уж, чтобы бежать с такой ношей, нет и разговора. Семенят, как беременные тараканы. А орк орет, подгоняет...
Наконец, разминка закончена, ребята умываются из дождевой бочки, идут в дом. Завтрак их ждет, и они на него набрасываются так, будто несколько дней голодали. Орк поджимает губы, скрывая улыбку.
После завтрака.
- Так, будем знакомиться. Ну, я, вы уже знаете, Шверт, или учитель Шверт, как хотите. А как мне вас называть?
- Дорил.
- Перси.
- Энди.
- И Оди.
- Келен.
- Карни.
- Орли.
- Элберт.
- Тарни.
- Роби.
Орк недоволен.
- Ну, во-первых, не Дорил, а Дорис, и не Оди, а Одри. Я правильно понял? Вы же – девушки. Дорис, как ни затягивай грудь, а заметно. Только не думайте, что это гарантирует вам поблажки. Гонять буду хуже, чем парней. Согласны? А не хотите – пока ребята будут учиться, поможете Инис по хозяйству, и никакой платы за обучение.
- Нет, уж лучше гоняй, мастер Шверт! (в два голоса)
- Тогда – не ныть. Да, во-вторых, пока вы спали, я осмотрел ваше оружие... Рядовая работа, но для начала сойдет... Да кто ж так с ним обращается! Только что ржавчины нет. Тренироваться сначала моим будете, у меня есть для этих целей тупое, а то покалечитесь. До конца года, а там поглядим. За это время свое приведете в порядок, чтобы родителям потом над могилкой не плакать... И третье. Слушаться меня беспрекословно. Кто хоть что-то вякнет или будет хитрить и своеволить, отправится до весны к Инис на кухню, а потом – к маме домой. Я за вас отвечаю.
Ребята согласны. Неизвестно, как родители согласились отпустить их в такую даль, в опасную неизвестность, явно, не одну домашнюю битву выдержали, а отец Дорис, гильдейский купец, сопровождал их с четырьмя вооруженными до зубов наемниками вплоть до Меркена, и повернул назад только после жестокого скандала с битьем горшков и швырянием стульями, что своевольная дочь учинила в гостинице, немало позабавив остальных постояльцев. И вот, теперь этой рыжей бестии придется смириться, и выполнять все команды хитрого орка. Собственно, она пришла сюда не за этим, просто в Кайндвей только и говорили, что о «знаниях Стербендов», которые могут дать владеющему ими невероятное богатство и власть, и девочка решила – я, дескать, буду не я, коли не выучусь этому, и не стану главой гильдии, а то и самого города. Отец сперва противился, но единственная, умная и своевольная дочь знала, что переломит любое его сопротивление, и не отступилась. На четвертый месяц уговоров, когда к ней присоединились все ее друзья, Дорис одержала победу. Отпраздновав Майские дни, протащив по всему городу увешанное лентами «дерево», маленький отряд выступил в путь.
И тут она упустила инициативу. Перси, серьезный и тихий, всегда уступавший ей в спорах, рассудительностью и недетской основательностью суждений завоевал расположение не только ее отца, но и ребят, благо, жизнь подарила ему опыт, достойный взрослого человека. Четырнадцати ему не исполнилось, когда остался он без отца, и плотницкая артель, лишившаяся в одночасье главы, чуть не развалилась, но Перси поговорил с отцом Дорис, и тот помог найти ему хороший заказ. Запахло деньгами, и, уж было собравшиеся разбежаться, плотники ухватились за подвернувшуюся работу, а там и думать забыли о чем-то другом. Перси знал, на кого можно положиться в трудном и знакомом ему не понаслышке деле, помощник был выбран им верно, и теперь можно было не волноваться. А в путь отправился он из-за Дорис. Не беда, что она старше на год, не так уж дурно, что своевольна и упряма чрезмерно, главное – умная и самостоятельная, чего трудно, в общем-то, ожидать от ребенка, выросшего в достатке и холе, да и с отцом ее Перси нашел общий язык... Теперь главное – не упустить такую невесту. Еще пара-тройка лет, и можно посвататься.
Энди и Одри, близнецы-оторвяги, не раз поставившие на уши весь город, им только бы подальше от дома и побольше приключений на лохматые головы.
Премудрый Келен, прочитавший больше книг, чем взрослые дядьки из городского совета, вместе взятые, сперва хотел пойти учеником к какому-нибудь магу из города Праха, да способностей не оказалось. А знания Стербендов, говорят, даются всякому, кто не ленится думать... это для него стало единственным выходом.
Карни-болтун, сочинитель дурацких историй и хулиганских песенок, распеваемых всеми, от мала до велика по праздникам в Кайндвей, он просто не смог дома остаться, когда запахло настоящими приключениями.
Орли, Элберт, Тарни и Роби, неразлучная четверка с тяжелыми кулаками и твердыми понятиями о «дворовой чести», с такими не пропадешь, только сам будь предельно честен и не допускай насмешек над ними. Шутки понимают плохо, если шутит кто-то другой, не они. Дорис однажды вытащила из канала тонувшего Тарни, он и сейчас плавать не умеет – с тех самых пор панически боится воды, но никогда не признается в этом. Так Дорис приобрела четырех защитников и тайных воздыхателей, о чем позже не пожалела ни разу.
Все они ожидали чего-то таинственного, необыкновенного, и на же тебе – обычная тренировка... Впрочем, не такая уж и обычная...
Для начала орк просто встает перед Орли – плечистым не по возрасту парнем с перебитым носом и взглядом всегда исподлобья. Говорит: «бей». А сам стоит вполоборота, расслаблено покачиваясь, словно в подпитии. Орли поплевал на руки, улыбнулся чему-то... и все произошло в долю мгновения. Удар его прошел впритирку к орочьей безрукавке, а сама рука, захваченная и поддернутая в сторону движения, будто протащила все тело скользящей рыбкой – на землю, в грязь. Парень вскочил, рассердившись уже не на шутку. Хотел дать в ухо, но противник словно исчез из виду, и Орли понял, куда, только в то мгновение, когда сам получил по затылку и снова умылся грязью.
- Не надо так суетиться! – назидательно заключил Шверт, когда парнишка отирал испачканное лицо, и тут выступил Перси.
- А меня свалишь?
- Ну, давай, нападай.
Перси ударил – не метя, как-то исподнизу, криво, будто дерево хотел срубить, а не ударить. И удар нашел цель. Правда, орк «обкатил» его, получив не в полную силу, но и того было достаточно, чтобы пошатнуться и отступить. Отступить? Нет, отшагнуть в сторону, выбросив руку в ударе... левую. Перси согнулся пополам, не в силах вдохнуть.
- Хорошо. Молодец. А я – дурак самоуверенный, вот и поплатился. Ясно? Но на одних «странных» ударах не долго продержишься. Так будем учиться?
Перси кивнул.
К вечеру ребятня уже выглядит так, будто на ней весь день воду возили, падают с ног, спят на ходу.
Орк смеется:
- Ну, что, об Уралтских пещерах будете слушать? Или сразу на боковую?
Вопли: «Нет!» «Рассказывай!»
- Так рассаживайтесь поудобнее.
В очаге потрескивают дрова, в трубе шумит ветер, а ребята слушают, затаив дыхание – куда только сон убежал!
Папуково войско Хакена – нет, теперь уже не банда, а именно боевой отряд в разномастном доспехе и вооруженный до самых клыков. Перед ними – человек в сером плаще, лицо под капюшоном, видно только острый и дурно выбритый подбородок. Человек говорит старческим раздраженным голосом, орки переминаются, Хакен все время тянется почесать репу, но мешает шлем.
- Мне нужно оружие Стербендов! Именно оружие, а не золото и прочее барахло. В пещерах будут ловушки, какие – не знаю. Никто не вернулся, чтобы рассказать мне об этом. Но то были дрянь-люди, мелкие воры, одиночки. Вы – сила, вы принесете мне оружие, а я вас озолочу! Все, кто имел со мной дело, убеждались в моей щедрости. Нет, сейчас денег со мной нет, но сразу же, как дело будет сделано, вы их получите.
Вот старикан делает пассы руками, открывается сияющий всеми цветами радуги портал. Орки медлят, боятся, наконец, Хакен решительно шагает в мерцающее сияние и пропадает. За ним – остальные, последним проходит старик и портал схлопывается.
Вот орки идут по странной дороге – она вымощена серыми полуразрушенными балками, с торчащими из них кусками ржавого железа, такие же ржавые полосы идут по краям дороги, но мы-то, в отличие от орков, знаем, что это такое – заброшенные железнодорожные пути. Дорога ныряет в сквозную пещеру и там раздваивается, старик ведет по боковому отнорку. Становится совсем темно, только глаза посверкивают в темноте. Старик достает из мешка светящуюся банку и первым минует ворота. Сорванные с петель. Орки обнажают мечи, опасливо входят. Дальше, в стене – закрытая дверь.
- Рычаг нашли сразу, тот, в капюшоне до кончика носа, хорошо обсказал. Дверь открыли, пошли – один за другим, проход-то оказался узким. Первым – Хакен, потом – Ангриф, Раген, Бретт, остальных не помню, не из нашей шайки. Так вот, Ангриф заорал, а не Хакен – тот был уже убит, болтом промеж глаз. На Ангрифа завалился, тот закричал. Надо было бы трупом прикрыться и шагнуть вперед, а он его откинул – тут ему башку и снесло. Все остальные к двери кинулись, а она снаружи заперта, не выйти. Толкотня, Раген позади оказался, его тоже из арбалета достали. Я прокрутился через толкучку, подхватил тело, прикрываюсь, сам взглянул из-за него... ох, жутенько... трупак живой стоит совсем рядом, глаза мутные, высохшие, рожа гнилая, но мечом машет здорово, подбирается к нам. На возвышении, слева – кувшин медный с арбалетами, ну, то есть, не совсем кувшин, нечто с глазами на пузе и руками вместо ручек, а так – прям ночная ваза. Ну и урод! И стреляет. В тот момент он арбалеты уже разрядил, теперь тетиву на одном натягивает, а другой рядом валяется. Я тело на мертвеца ходячего толкнул, сбить с ног не удалось, но он еще несколько мгновений столбом стоял, не знал, что с этим делать. А я ему – башку снес. Думаю, будет без башки драться, или нет? Нет, так и упал, в обнимку с трупом. Смотрю – тот, горшок ночной, арбалет уже зарядил, я еле успел щит поднять, так третьим болтом его насквозь прошило, малость не достало меня. Остальные очухались, идут, прикрываясь щитами, хотят простреливаемое место быстрее пройти. Ан, еще одному в ногу досталось. Пока горшок арбалеты заново заряжал, мы к следующей двери подались. И вовремя – откуда ни возьмись, два скелета ходячих, с оружием. Дверь заперта, а отмычки все у Бретта, он у нас по замкам в шайке был. Пока возился, мы скелетов отбрасывали, потому – уж больно сложно эту нежить достать, удары в грудь бесполезны, а пока руку первому отрубили, второй одного из наших убил. Но в дверь вошли, вбежали, то есть, захлопнули, налегли и двумя копьями подперли. Скелеты рвутся, еще немного – поломаются древки, и снова-здорово, отбивайся. Куда податься? Тот, в капюшоне, плана пещеры не дал – у самого, верно, не было. Ребята совсем растерялись. Взял я командование на себя. Проклюнулась мысль: если нежить сторожит проходы к сокровищам, двинем туда, где сокровищами и не пахнет, в какой-нибудь узкий отнорок, там отсидимся и решим, куда дальше податься. Может, потом вернемся ко входу, если найдем другую дорогу. А дальше подходим к двери, стучим, говорим – добыли, что надо, заказчик наш открывает, в зуб ему гардой, сшибем да и выскочим наружу. Никакие деньги такого кошмара не стоят. Так вот – это был еще не кошмар. Отнорок мы вскоре нашли, полезли по нему – приходилось продвигаться где согнувшись, где – боком, я достал старикову светящую банку, переднему дал, сам – вторым иду, озираюсь. Ветерок по отнорку тянет, ясно – сквозной, не тупик.
Вдруг слышу – кто-то сзади хрипит. Обернулся, а там – дым наползает, но как-то странно, против ветра ползет, и тот, что шел последним, уже почти в нем исчез, схватился за горло, глаза выпучил и затих, потому – помер. Упал. И мы побежали... Но дым нас нагнал, вот – еще один вскрик, переходящий в сипение, вот – снова, гляжу – впереди свет. Скорее туда! Чуть не свалились.
Если бы мы увидели то, что появилось у орков перед глазами, то удивились бы не в пример больше – зал, скорее похожий на какой-нибудь центр управления полетами, чем на пещеру с грудой сокровищ. И в этом суперсовременном антураже торчат кучей анахронизмов полтора десятка зомби, а перед темным экраном стоит дама в золотистом доспехе и желтом плаще. Она пытается разобраться в назначении кнопок и переключателей, водит над ними рукой, не дотрагиваясь. Забытые ею зомби застыли на месте.
Сзади опять вскрик, странный дым настиг орков, и еще один задохнулся насмерть. Дама в желтом плаще оборачивается, и получает болт промеж глаз. Воздев руки, падает, зал озаряется яркой вспышкой, и вот – внутри золотой скорлупы становится пусто. Ходячие трупы оборачиваются на нее с бессмысленными выражениями на лицах, и тут на них сверху, в лучших традициях десанта, сыплются орки. Трупаки, понятно, уже не могут осмысленно драться, ибо руководить ими некому, но от этого не становятся менее опасными, ибо в них осталась ненависть ко всему живому, заложенная в момент смерти. Тупой толпой они прут на оружие, и те, что умудряются добраться до кого-то из орков, буквально разрывают его на части. Уничтожение нежити стоят отряду еще пятерых бойцов, остается шестеро, из них – двое раненых. В это время зеленоватый дым, пройдя в ту же дыру, что и орки, сгущается у стены и превращается в зеленое нечто. Ростом раз в пять выше человека, с вытянутой зубастой пастью и острыми когтищами на шести передних лапах. Оно хватает трех орков и отрывает им головы, подцепляет четвертого когтем под живот и вспарывает плоть вместе с кольчугой, внутренности вываливаются из тела. Монстр швыряет оторванные головы в пасть, щелкает их, как орехи и хохочет. Последние двое пятятся к пульту, один пытается отрубить руку монстра, протянувшуюся к нему, но меч проходит сквозь нее, как сквозь дым. Монстр хватает его и засовывает в свою пасть ногами вперед, до половины. Жует и наслаждается воплями. Шверт, оставшийся в одиночестве, бессмысленно шарит руками по пульту, будто там – единственное спасение, и нажимает на какой-то рычаг, переведя его из одного крайнего положения в другое. Взвывает сирена, зал ярко освещается и начинает работать вентиляция. Лопасти в отверстиях под потолком набирают скорость, сливаются в сверкающие круги, ветер усиливается, подхватывая и вытягивая все, что можно снести. Взлетает монстр, и, обратившись дымом, с воем исчезает в отверстии, туда же летят клочья одежды... Прямо с потолка начинают бить струи воды, нет, не просто воды – что-то в ней понамешено, и пол, и пульт мгновенно становятся скользкими, и не за что уцепиться. Вода прибывает, затапливая зал почти по колено, бурлит, пенится, несет разломанные стулья, гнилые кости и тряпки, даже оружие не остается на месте – скользит по полу к стокам, открывшимся в стенах у самого пола, в которых работает такая же мясорубка, что и в продухах, если только не посильнее. Даже металл размалывается ею в куски, уносимые после вместе с водой. Шверт кричит в ужасе, но даже его вопль в этом шуме едва слышен.
Открывается дверь, и в зал вползает странное существо – железное, о двенадцати лапах, настолько тяжелое, что злая вода не в силах его подхватить. Топая, оно не спеша ползет к пульту. Орк оборачивается на топот, отцепляется от рычага, чтобы взяться за меч, и, не в силах удержаться на месте, летит вслед за всем остальным в рычащую мясорубку. Железное существо протягивает лапу и передвигает рычаг обратно. Останавливаются лопасти, меркнет свет и всхлипывают сливные трубы остатками «скользкой» воды. В двенадцатилапом «существе» открывается дверца и, согнувшись в три погибели, вылезает человек... человек? у него человеческая фигура, но сделанная из металла, а вместо лица – ничего не выражающая маска. Орк видит ее, когда железный человек наклоняется над ним, и теряет сознание.
- Ну, что примолкли? - орк остановился, чтобы перевести дух, и отхлебывает пиво, испытующе глядя в напряженные лица детей.
Опорожнив кружку, откидывается на спинку стула и продолжает:
- Мы не были первыми, кто проник в пещеры Стербендов, до нас туда пробрались слуги Догона. Под предводительством Желтой ведьмы были Черный и Зеленый демоны; Медвежьеголовый, Свиноголовый, Пантероголовый и Змееголовый люди.
Демоны действовали отдельно, звероголовые вели за собой по сотне слуг Догона. Желтая ведьма командовала кучкой оживленных трупов и расставляла големов. Вошли с двух сторон – через продухи демоны и по основным проходам – все остальные, демоны открывали или выламывали двери изнутри. Дальше звероголовые рассредоточились в четырех направлениях, а ведьма стала искать проход в штаб Железного Бертрана. И нашла... Жители Уралтских пещер считали штаб недоступным и были отвлечены отрядами звероголовых людей.
Нападение слуг Догона было обнаружено ими тотчас же. Внутренние помещения перекрыли опускающимися стенами-щитами. Но там остались только дети и подростки, все взрослые встали на защиту пещер. Их тогда было, где-то, около тысячи человек, но оружие Стербендов – лишь у отряда, которым командовал Железный Бертран. Остальные дрались практически тем же, что и нападающие. Четыре сотни фанатиков, пусть и поддержанные зверолюдьми и демонами, находились явно не в лучшем положении, сражаясь против тысячи людей, да, к тому же, в пещерах, которые те лучше знают. Но Догон на это и рассчитывал, они должны были отвлечь Бертрана от внутренних помещений и погибнуть в бою. А Желтая ведьма в это время проникла в штаб, и, не убей мы ее, разнесла бы вдребезги все пещеры.
Откуда я это узнал? Рассказали... Я там надолго застрял, было, из-за чего...
...Свет бил даже по закрытым глазам. «Я умер?» - подумал Шверт. Кажется, даже произнес это вслух. И, как ни странно, получил ответ: «Нет, хотя ты был весьма близок к этому». Орк приоткрыл глаза и тут же зажмурился. Незнакомец понял, что столь яркий свет не способствует диалогу, и пригасил его, раненого окутал приятный сумрак, потянуло сквозняком с резким металлическим привкусом. Орк глубоко вздохнул и решился открыть глаза. Первое, что он увидел, была маска железного человека. Лицом он ее не смог бы назвать, ибо она была лишена всякого выражения. Но голос, исходивший оттуда, был вполне человеческим, насмешливым и сочувственным одновременно.
- Пить хочешь? – Шверт кивнул, и железный, подсунув руку под плечи, ловко приподнял орка и поднес к его губам кружку.
Вода была чистой, холодной, и не пахла ничем. Орк вцепился в кружку обеими лапами, выпил всю, до последней капли. Попутно заметил, что руки у него в порядке, ну, то есть, левая перевязана, и, конечно, болит, но вполне может двигаться. Хотел взглянуть и на ноги, но железный тут же уложил его обратно.
- Скажи, приятель, здорово мне досталось?
- Порядочно, но опасности для жизни больше нет. Крови потерял много, и мы восполнили это... заменителями. Раз очнулся, значит, выкарабкаешься.
- Я – ваш пленник? Зачем вы спасали меня?
- Нет, что ты! Ты наш гость и друг, если захочешь. Когда бы вы не отвлекли слуг Догона, мы были бы разбиты, а лаборатории и цеха – уничтожены. Но вы зашли с тыла, и развоплотили Желтую ведьму. Сейчас мои люди добивают последнюю нежить.
- Вы – Стербенды?
- Нет, мы – люди, но живем здесь, исследуем книги и машины, что оставили после себя Умершие Древние.
- А из наших еще кто остался в живых?
Железный качнул головой.
- Увы. Все твои друзья погибли. Не знаю, как они столько продержались с таким неподходящим оружием. Скажи, зачем вы пришли нам на помощь?
- Вообще-то, мы хотели пограбить пещеру...
- Понятно. И что ж вы искали?
- Ну, оружие, золото, драгоценные камни...
- Здесь нет золота, и маловато драгоценных камней. Тут вещи иного рода, хоть и намного более ценные. Они дают знание. И это знание, думаю, поможет исправить нам твое увечье.
- Увечье? Ноги!.. – Шверт заорал и дернулся, чтобы подняться.
- Без паники! Даю тебе слово, что не позже, чем к началу зимы, ты будешь ходить. Придется, правда, еще потренироваться с оружием, если хочешь не потерять навыки, поскольку механические конечности будут слушаться тебя, но чувствовать их ты не сможешь. Ничего, к этому привыкаешь быстро...
- Я не хочу быть таким, как ты!
- И не будешь. Лет... да, где-то лет двести назад я почти умер – тело было разорвано в клочья, неповрежденной осталась лишь голова. Другого выхода не было, но с тех пор я понял, насколько важно знание Стербендов, скрытое в этих пещерах. Догон желает убить не только меня – он хочет уничтожить то, что составляет смысл моей жизни. Нелегко это было... лишиться всех человеческих чувств кроме зренья и слуха... первое время мозг отключался, я терял сознание от недостатка тактильных и мышечных ощущений... потом привык, и смог воспринимать реальность несколько иначе, нежели вы, острее и четче.
- Но ради чего ты живешь? Тебе ведь так тяжело.
- Ради чего... Ты где вырос?
- На западе Хироувинда, в Германи, а, по-нашему, в Дойчланд.
- Значит, прекрасно знаешь, что такое бедность, болезни, нападения хищных зверей и монстров. Знания Стербендов помогут нам победить все напасти. И это – единственное сокровище, что хранится в Уралтских пещерах. Поверь, оно лучше, чем золото. Если ты делишься им, твоя доля не уменьшается, а может и возрасти... Ну, прости, не спасли твои ноги! – раздраженно крикнул железный, видя, как орк, приподнявшись на локтях, с мрачным выражением морды разглядывает обрубки. – Там спасать было нечего, одно кровавое месиво.
- Я вот думаю, если вернусь домой... соплеменники не примут меня. Калек изгоняют, и это – закон.
- Так оставайся с нами. Тут работы – край непочатый, и тебе дело найдется.
Да, это оказались настоящие наследники Стербендов – умные, терпеливые и дотошные. Как я понял, несколько поколений жили в этих пещерах, не покидая их, два с лишним столетия. Прочли книги, разобрались во множестве механизмов, освоили почти все, что умели Стербенды. Да иначе и быть не могло – грабители многие годы не могли забраться в пещеры лишь потому, что старались лишь отомкнуть запоры и разгадать, как действуют ловушки, а люди Бертрана научились мыслить, как Стербенды, изучая их книги, оставшиеся на поверхности, пока, наконец, пещеры не сдались и сами не пропустили их в свои глубины. Но за все надо платить, и разум живущих в пещерах изменился настолько, что вам бы их не понять. Я сам попадал впросак не раз и не два...
Комнатка, в которую поместили Шверта, по размерам напоминала тюремную камеру, но пол и стены ее были чистыми и светлыми, воздух – настолько теплым, что не требовалось одежды или одеяла, а постель – странной, одновременно твердой и мягкой, прогибающейся от любого движения и повторяющей изгибами формы тела, но и застывающей в таком виде до следующего шевеления. Дверь за железным человеком закрылась, и Шверта, скорее всего, охватила бы паника, если бы ему сразу же не захотелось спать – так сильно, что даже мысли застыли в мозгу. Сон его был столь же странен и искусственен, как прогибающаяся постель, он окружил и сковал его мягким и неразрушимым коконом, так, что, даже проснувшись, он чувствовал себя не в силах пошевелиться.
А проснулся он, когда зашли два человека в одинаковых светлых одеждах – узкие штаны и простые рубашки без украшений, только с квадратными бляхами чуть ниже левой ключицы. Судя по голосам – женщины, но волосы коротко стриженые, фигуры – худощавые, с едва просматривающимися формами. Да и голоса – слишком жесткие, какие-то бесчувственные.
- Еще один, и можно передохнуть.
- Этот – точно не наш. Я таких еще не видала. Интересно, откуда он взялся? Один из тех, ненормальных?
- Нет. Потрошитель гробниц...
- Что?! Грабитель? Как он здесь оказался? – женщины болтали, словно его тут и не было вовсе, успевая ловко доставать из железного ящика какие-то блестящие мелкие штучки и раскладывать их на подносе.
- Орки шли вслед за югли, и здорово их потрепали. Так что, возможно, этому парню мы обязаны жизнью.
- Так это – орк? Как интересно… никогда их не видела. Похож на некоторых югли, ведь правда? Особенно, зубы… - женщина оттянула двумя пальцами верхнюю губу Шверта, чтобы продемонстрировать товарке клыки, а орк даже не смог ей помешать.
В конце-концов, напрягая все силы, выдавил из себя какое-то нечленораздельное мычание, а хотел ведь выругаться.
- Бедняга… больно тебе?
- Ему не больно, накачали так, что вторые сутки спит без просыпу, – эта самоуверенная особа с жестким голосом совсем не понравилась Шверту, вторая, все же, хоть немного смахивает на женщину и даже сочувствует…
- Ну-ну, дай руку, - сочувствующая энергично провела несколько ладонью от запястья вверх, потом крепко зажала и всадила в сгиб локтя блестящую колючку. Это оказалось не столь больно, сколько противно. Обидно… пожалел волк кобылу…
Шверт закрыл глаза, и снова сковал его сон. Позже, насколько позже – не ясно, в этом мире без солнца время шло словно рывками, он услышал сквозь тяжкую дрему какие-то звуки. Пение?
«…Ах, простите, милый рыцарь,
Ваш дракон сегодня спит…
Спит, спит, крепко спит.
Не ходите, не будите, на дракона не глядите,
Вообще, не торопите вам неведомых событий,
Посидите под горою, не ищите встреч с судьбою...
Вам же…»
Шверт с усилием приподнял веки – у его постели кто-то сидел (в глазах все расплывалось, но, судя по голосу и силуэту, это была женщина) и тихонько напевал, время от времени дергая его то за ухо, то за волосы на виске.
- Ты к-кто?
- Ура! Дракон проснулся! – женщина засмеялась и вскочила со стула. – И даже заговорил! А то я думала – ты немой или всеобщего не понимаешь.
- Я – орк. Не дракон.
- А я – не рыцарь. Хотя дралась нисколько не хуже. Правда! Тебе тут не скучно?
- Я спал…
- Неужели так весело спать? Может, что-то интересное снилось? Ну, тогда прости, я пойду…
- Не уходи.
- Ага, значит, хочешь, чтобы я осталась. Тогда расскажи, кто ты, и зачем к нам пришел. И вообще, как там – наверху? Солнце светит? Ты же видел солнце? А деревья, и эта… мрава…
- Трава?
- Она самая.
- А что – трава… зеленая…
- Знаю, - погрустнел женский голос. – Только не видела. Для меня что дракон, что трава – все одно, сказки. Выбраться бы наверх, мир поглядеть – да нельзя. Теперь уж точно – нельзя.
- Почему?
- А как я там появлюсь – с этим?
Орк, постаравшись, сфокусировал взгляд, и увидел симпатичную девичью рожицу – курносую, щекастенькую, большеглазую и смышленую. Конопушки, густо осыпавшие мордашку вплоть до самых ушей, и здоровый румянец говорили о том, что жизнь в пещерах не пошла ей во вред. Одежда, как понял Шверт, обычная для этих людей – простые штаны и рубашка, отличались лишь по цвету от нарядов тех противных баб с железными штучками. Темно-серая ткань поблескивала, как тонкий шелк, и растягивалась в наиболее выдающихся местах фигуры... действительно, выдающихся... Орк сглотнул. Девушка пошевелила у него перед носом пальцами, и испортила все впечатление. Рука была, как у того, железного – металлическая, блестящая, кошмарная искусственная лапа.
- Представляешь, что подумают дикари наверху? А жаль... Говорят, Бертран хочет направить два отряда на разведку в города верхнего мира. Но меня туда не возьмут. Три года тренировок, два языка, этикет... все псу под хвост.
- Мы – не дикари. Дикари – там, за вашими горами. У нас есть города, книги, ученые люди... Ремесла, купцы, гильдии...
- Не обольщайся. У югли то же самое, если не больше. Мы недооценили их – и вот, получили. Потеряли больше ста человек убитыми, раненых много. Надо было делать оружие, настоящее оружие, а не ваши дремучие железяки. Слушай, а ты что умеешь, чем наверху занимался?
- Я? Охотился, ну, дрался иногда... воровал...
- Хорошенькое дело! Ну, что ж, тут тебя переучат. Быстро. А воровать у нас невозможно – все на виду. Я и слово это узнала, когда языки учить начала.
Девушка обернулась, и в глазах ее появилось растерянное выражение, а румянец превратился в какой-то пожар. Шверт повернул голову – над ними нависла вчерашняя мерзкая баба.
- Опять бродишь, Элен! Его к операции готовить, а ты...
- А я – не мешаю. Ну, даже ободряю немного...
- Брысь отсюда, и до завтра мне на глаза не попадайся!
Дорис понимающе улыбается, а Келен, благополучно проспав всю историю с девушкой, встряхивает головой, отгоняя сон.
- Железный человек – это Бертран?
- Да.
- Так ты знал Великого Бертрана?
- Не только знал, он учил меня – сам, когда я жил в Уралтских пещерах, а потом – через механического слугу. Но после Имменсхолда контакт с ним был потерян.
- А теперь тебя туда пустят, ну, к нему?..
- Не только пустят, он позвал меня сам. Вчера вечером (вы уже спали) мне передали... как бы вам объяснить, ну... письмо, и теперь вот думаю, что делать с вами. Может, ну его, Бертрана, дома останусь?
- Возьми нас, а, мастер Шверт? Мы будем слушаться... одному путешествовать опасно, вместе – надежнее.
- Вы драться-то не умеете. Но неучами не могу вас оставить. Пойдете со мной, а учиться будем в дороге...
Радостный вопль в десять глоток.
И, вот, первая стоянка – в заснеженном лесу. Снег мокрый и липкий, но ребята уже не в силах кидаться снежками, едва смогли поставить палатку и натаскать дров для костра. Орк поливает сложенные шалашиком сучья чем-то из бутылочки, и они разгораются жарко и споро. Шипят и плюются мокрые ветки, дым коромыслом, никакой маскировки...
- Мастер Шверт, а ты не боишься?
- Чего?
- Ну, кто-нибудь дым заметит...
- Тут еще некого бояться, разве что... жена моя раньше вернется.
- А ты боишься ее?
- Не то, чтоб боялся, а ведь догонит, и тогда, наверно, придется нам возвращаться. С женщиной спорить, знаете ли, бесполезно. Не убедит, так на жалость надавит, не пожалеешь – скандалу не оберешься, а хуже всего – если решит отправиться с нами. Она может... Вообще, если спросят вас, какой самый страшный монстр Хироувинда, не задумываясь, отвечайте – женщина. Она бьет всего один раз, но неожиданно, исподтишка, и – насмерть. И больнее всего это делают те, кого любишь.
- Расскажи лучше об Уралтских пещерах!
- О пещерах, так о пещерах. От Элен я узнал, что люди Бертрана десятилетиями почти не бывали на поверхности, как они сами говорят – «под солнцем». Они постигли мудрость Стербендов, но потеряли знания о настоящей жизни. Время от времени Бертран засылал шпионов в города по обе стороны Уралтских гор, но мало кто из них возвращался. Слишком уж странными, чужими были они для нашего мира, и мир их убивал. Не удивительно, что я оказался ему полезен. Как только мне присобачили эти железяки, – орк поддернул штанину, чтобы ребята убедились, что не врет. – Бертран каждый день навещал меня, вроде, для того, чтобы учить, но чаще мы говорили: он выспрашивал, я отвечал. Элен говорила о каких-то отрядах, и я думаю, то, что я ему рассказывал, тут же использовалось, чтобы их научить. Но в его железной башке зрела и другая идея, благодаря которой я смог вернуться сюда. Иначе он не настаивал бы, чтобы я тренировался вместе с его людьми.
Уралтские пещеры, большой, ярко освещенный зал. Кто просто силу качает, кто – дерется на кулачках, один из секторов огорожен прозрачной стеной, там – стреляют из луков, другие заняты отработкой приемов владения различным оружием, от цепа до секиры. Сотни две человек, рядом с ними и Шверт, с ним в паре Элен, дерутся на мечах и допускают такие ошибки, что не сделал бы ни один из них до увечья. Оба сердятся на себя, устали, а орк еще и падал немереное количество раз, и теперь уже ему более всего хочется не вставать вообще, а просто валяться на прохладном гладком полу и глядеть в потолок. Девушке не намного лучше, она стоит над ним, опершись на тренировочный меч, и спрашивает:
- Может, вечером продолжим?
Вечер того же дня. Одни в большом гулком зале.
- Ну, что, на мечах?
- Нет, лучше я тебе нашу орочью драку покажу, научиться хочешь?
- Угу. Без оружия?
- Можно и без него. Эх, кабы раньше, до этого, - орк наклоняется, вроде штанину одернуть, и внезапно делает подсечку.
Девушка падает. Дальше идет демонстрация различных приемов типичной уличной драки – с подлянками и неожиданными ударами, чаще они только намечаются орком, иногда – он бьет, но не в полную силу, а девчонка всякий раз попадает впросак и оказывается сбитой на пол, и Шверт комментирует:
- Это – я разбиваю тебе нос, удар оглушающий, в тяжелых случаях смертельный... это – не смертельно, но запястье сломаю на раз... это – специально для мужчин, после которого они становятся... бывшими, если выживут...
Элен учится быстро, и теперь уже они тузят друг друга, сцепившись на полу в рычащий клубок... спарринг, плавно переходящий в спаривание...
- Сам не знаю, как все получилось, оттого, наверно, что женщины в Уралтских пещерах не то, чтоб доступные... а ведут себя так же, как мужчины – не стесняются говорить, что думают, и ведь слушать их интересно – умные! А спорят, даже с самим Бертраном, аж искры летят. Конечно, все, и мужчины, и женщины, старшинство соблюдают, но в пещерах так заведено: если считаешь, что начальник неправ, подойди к нему и скажи, иначе, если что-то случится по недосмотру, сам виноват будешь. А видели бы вы их советы... как они называют – совещания, вы б подумали, что сейчас драка начнется. Ничего – поорут друг на друга, поспорят, и, как миленькие, выполняют приказы. И уважение к начальству – в этом беспрекословном выполнении, а вовсе не в том, чтоб молчать, глазки потупив. Ну, и, я думаю, Элен уже давно решила со мною сойтись, только случая подходящего не было. Вот когда мултузить друг друга стали, тогда...
- Мастер Шверт, ты говорил, они наверх не выходят, так что же они едят?
- А гадость едят, я так и не смог привыкнуть. Вроде сыра, но пресное, волокнистое – не то мясо вымоченное, не то – плесень какая-то, уж больно грибным запахом отдает. Никакого удовольствия от жратвы, и пива у них нету. Но питательная штука, признаю. И развлечений, кроме работы, никаких. Если только соберутся у кого-нибудь в комнатушке, и песни поют – глупые песни, детские, вроде той, что Элен мне напела. Понятно, что основное веселье начинается в койке.
Орк задумывается. Дети, все же – рассказывать, или нет? Бурные страсти с воплями и ругательствами, тяжелым дыханием и смертельной усталостью, накатывающей вслед за полным удовлетворением. Лучше не надо... Или, все же, намекнуть, обозначить, как относятся тамошние люди к подобным вещам, ведь не так поймут – у девчонок неприятности будут.
- А о любви они, бедные, даже не знают. То есть, конечно, может, кто и чувствует что-то такое, но никогда не признается в этом – не принято.
Крошечная комнатка – такая же, как и у Шверта, только на стене два рисунка, один – какой-то механизм в полуразобранном виде, другой – солнышко в виде тележного колеса без обода и трава, напоминающая зубья шестеренки, дерево, больше похожее на веник, чем на что-то живое. На кровати – отрубившийся после весьма энергичного времяпрепровождения орк и усталая, довольная, словно сытая кошка, Элен. Она разглядывает его лицо, словно в первый раз видит, проводит пальцами вдоль губ, по широкой челюсти, дотрагивается до щеки... Он ей нравится – с каждым днем все сильнее, наверно потому, что так непохож на других, с кем она делила постель, и не только внешне, или, скажем, тем, что только он один смог ее несколько раз «укатать» до полного изнеможения, но и что-то в нем есть такое, что понять она не может, как ни пытается. Наклоняется к нему, вглядываясь в грубые черты, качает головой.
- Лаэ...
- Что ты сказал?
- Лаэ?.. Ой, прости, - орк проснулся и выглядит очень смущенным.
- Кто она?
- Девушка. Эльфийка.
- Это все, что ты хочешь сказать?
- Ну, она из рода Айоли, если мне правду сказала, изгнана вместе с братом из родного города. Больше ничего и не знаю.
- Ты с ней спал, да?
- Нет.
- А почему же назвал меня ее именем?
- Не могу забыть.
- Что, она так красива?
- Да нет, ты лучше. Она худенькая, кажется, дотронешься и сломаешь. И лицо узкое, не как у тебя. Ты – яркая, а Лаэ – так, бледная немочь.
- Она умная?
- Не знаю, я с ней и не говорил о чем-то серьезном. Но, наверно, знаешь ты больше, чем она. Наверху о ваших книгах и не подозревают.
- Она тебя... приворожила? У нас тут многие считают, что магия – это что-то вроде внушения, помешательства, но я сама видела духов, что шли вместе с югли... думаю, магия – это неизвестный нам способ управления материей, и...
- Конечно, магия есть. Только орка невозможно приворожить. Мы устойчивы... ко всяким внушениям. Да она, думаю, и не пыталась.
- Что же это?
- Наверно, просто люблю ее. Так, ни за что.
- Странно. Но ведь ты не можешь вернуться и встретиться с ней.
- Да. Но эта штука, - орк ткнул пальцем себя в грудь. – Не слушает разумных советов.
- Сердце? Но сердце – всего лишь насос, который, при необходимости, можно заменить механическим, и личность при этом не пострадает. Может, все-таки, причина – у тебя в мозгах?
- Вряд ли. Больно уж неразумно...
- Но ты хочешь вернуться к ней, да?
- Конечно.
- Что ж, надо подумать... Попытаться, во всяком случае, стоит.
Дорис поднимает брови и недоуменно глядит на учителя, а Шверт утвердительно кивает головой.
- Не знаю, она ли убедила Бертрана, он ли сам принял такое решение, но наследники Стербендов вышли из своих пещер, и наверху узнали о них. Вышли, конечно, не все, я, к примеру, учил правилам внешнего мира человек сорок, не больше, но знание имеет свойство умножаться, когда им делишься. Думаю, посланцев Бертрана было около двух сотен, как и предполагалось ранее. А потом Бертран заговорил об этом со мной.
- Шверт! Я знаю, тебе у нас нравится. Не ошибся?
- Вообще-то, да, только...
- Хочешь домой, но боишься своих соплеменников.
- Не боюсь. Боюсь быть один. Один в поле – не воин, а добыча того, кто сильнее.
- Жестоко у вас.
- Не жестоко, а как уж есть. Вы тоже кучно живете, даже теснее, чем орки. У нас таким племенем только северяне живут, по сотне и больше в одной пещере.
- У вас тоже есть пещерные жители?
- Да, но пещеры-то не Стербендские, да и орки в книжках не стали бы разбираться, спалили б их все, как дрова.
- Дикие вы. А что бы ты сказал, если кто-то, кто знает их не понаслышке, дал им какие-то зачатки нашего знания? Смогли бы они им воспользоваться?
- Если принесло бы быструю пользу, то – да. Орки – не дураки, чтоб от своей выгоды отказаться.
- А люди?
- А люди – разные. Вон, у Догона тоже ведь люди есть, не одни югли. Да и у нас, в Хироувинде, есть такие, что больше магии доверяют, чем механике всякой.
- А ты не мог бы найти мне тех, кто «механику» предпочитает?
- Каким образом?
- Ну, ты пойдешь в свой Хироувинд, будешь... купцом хочешь стать? Я дам тебе хороший товар, у вас его все любят.
- Золото?
- Нет, драгоценные камни. Продашь – будут деньги. На них купишь... зерно. Продашь его Волканскому войску – я слышал, оно уже стоит под Имменсхолдом.
- Не выйдет. Ограбят раньше, чем продам ваши камни.
- А кто сказал, что пойдешь один? Я дам тебе механического слугу, он один стоит хорошо вооруженного отряда. К тому же, через него ты всегда сможешь поговорить со мной. Подмоги не обещаю, но если потребуется совет – в том, что я знаю лучше тебя, то беспокоить можешь в любое время. Согласен?
- Да уж очень заманчиво это все... как бы не ошибиться. Можно до завтра подумать?
Ребята слушают орка и недоумевают – что тут думать, когда вот они – и деньги, и охрана, и возможность выбиться «в люди». Шверт смеется.
- Так ничего ж не дается задаром! Я стал не купцом... я стал шпионом Бертрана, а все остальное – и деньги, и железный слуга – только способствовали выполнению этого дела. Кроме того, мне пришлось расстаться с Элен. После этого я ее не встречал, и никогда больше не встречу – даже знания Стербендов не дают такого долголетия, как эликсир Агаспера. Мы с ней не просто простились – она прогнала меня. Она сама уговорила Бертрана на эту затею, она устроила мне скандал, чтобы я ушел, не вспоминая о ней, и она же плакала, когда я шагнул в открытые двери.
- Наверно, она любила тебя, - заключила Дорис и тяжко вздохнула. – А что было дальше?
- Ну, я вернулся к себе, точнее – на Распадок.
По грязной дороге шлепают ноги в орочьих башмаках. Шверт, оборванный и усталый донельзя, подходит к родному селению. Перед орком семенит шестиногий железный слуга, он не устал, хотя и тащит основной груз. Весна, небо сочится влагой, в вечернем сумраке светятся барашки цветущей ивы и белотала. Шверт останавливается и долго разглядывает скалы, потом замечает тонкую струйку дыма, стелющуюся по камням. И поворачивает от деревни к Распадку.
Кто-то дотрагивается до его плеча. Резкий разворот, рука сама хватается за оружие... и опускается.
- Лаэ!
Ее лицо приближается к нему, пока не начинает расплываться перед глазами. Поцелуй. Когда, наконец, отрываются друг от друга, в ее глазах он читает упрек.
Упрек? А это тогда было или сейчас? Потому что и сейчас перед ним стоит Лаэ – волосы растрепались от быстрой скачки, шубка распахнута, глаза горят гневом.
- Без меня думал уйти? И куда, интересно?
Свидетельство о публикации №205080400104
Варвара Лисицина 14.10.2005 14:29 Заявить о нарушении
О.Хорхой 14.10.2005 19:47 Заявить о нарушении