Жираф

Петрович топтался около гаража своего приятеля в ожидании воскресной стопки.
-Что он там ищет? – Петрович обратил внимание Кириллыча на сгорбленную высоченную фигуру.
В пяти метрах от них, под деревьями, бродил Жираф. Он осторожно раздвигал траву, словно пытался найти в ней что-то очень дорогое.
Вдруг он нагнулся и радостно выхватил из травы маленькую вещицу. Петрович вытянул шею, пытаясь рассмотреть находку. Но довольный Жираф быстро сунул ее в карман потрепанного пиджака и продолжал поиски.
-Кириллыч, слышь? Что он ищет-то? Ключи, небось, потерял?
- Да что-что! Орехи!
-???
-Ну. Питается он ими.
Кириллыч выбрался из-под «Москвича», под которым проходили его пенсионные будни. Неторопливо обтер мазутные руки куском бывшей военной рубашки. Потом достал с полки припрятанную от недобрых глаз жены бутылку. Петрович присвистнул.
-Может, давай его «третьим», а, Кириллыч? – Улыбающийся от предвкушения Петрович кивнул в сторону Жирафа.
Кириллыч замотал головой.
-Ну его! Он как пятьдесят грамм «тяпнет», так - дурак дураком. Такое вытворяет! Давай лучше дверь прикроем, будто нет нас.
Петрович с готовностью помог другу закрыть металлические двери. В гараже воцарился полумрак.
Было слышно, как к гаражу подошел Жираф. Он робко постучал.
Пенсионеры затихли и переглянулись.
Жираф потоптался, постучал еше раз и, вздохнув, побрёл прочь. Сквозь щелку Петрович увидел, как двухметровая нескладная фигура направилась к мусорным контейнерам.
-Да-а-а, дела! - Кириллыч поскрёб лысину, размазав капельки тормозной жидкости, и протянул Петровичу налитую стопку.
- Слушай, дак ведь он молодой совсем! Сколько ему? – Петрович продолжал наблюдать за Жирафом, который стоял к нему лицом и копался в пластиковом пакете.
-Молодой, молодой. Он как мой Васька примерно. Сорок с «хвостиком». Вместе пацанами бегали. Его уже тогда Жирафом дразнили. Спокойный, домашний такой был, всё с книжкой у подъезда сидел. Скрючится и читает, читает. Я ему: «Жень, брось, глаза-то не вечные!? А он: « Дядь Петя, так ведь интересно!» Женился, дочка родилась. И чего, дурак, к бутылке потянулся? Как выпьет - зверем становится. Слышу как-то: опять буянит. Позвонил. Мать его, Варвара, царствие ей небесное, дверь открыла и сразу бегом, как мышь, в комнату. Закрылась. Я гляжу: батюшки родные! Дверь топором изрублена, стекло выбито. Сидит «герой» в луже крови, прям на стекле битом, слезы по щекам размазывает: «Нет мне в жизни счасть-я-а-а-! Зарублю –зарежу!»
-Ну, а милиция родная куда смотрела?
-Да туда и смотрела. Сначала на 15 суток, потом – срок дали. Небольшой, правда. Но когда вернулся – уж и родителей в живых нет, и жена с дочкой убрались от греха подальше. Дружки повадились. Дым коромыслом, водка - рекой…Квартира-то ему досталась.
-Погоди-погоди! Так это он чуть ваш дом не спалил?
-Он, он, родимый. Супом из кильки решил себя порадовать. Так весь дом потом его «суп» вспоминал. На морозе, в пол-второго ночи.
-А он чего ж?
-А что ему будет? Как пожар начался – проснулся, удрал через окно, благо, что первый этаж. Прямо по снегу, в семейных трусах.
-Да-а, что ж не живется на свете? Молодой, руки- ноги на месте. Работать бы пошел…
-Работать…Обидно, Петрович, то, что не дурак ведь. У-умный! Как начнет философствовать- все рты раскрывают.
Петрович покосился в щелку на несостоявшегося Эпикура. То уже нашел в контейнере изношенные кроссовки и пытался засунуть в один из них свою богатырскую ступню.


… Прошло несколько месяцев.
Осень незаметно уступила место зиме. На город обрушился невиданный снегопад.
Кириллыч, в ушанке набекрень, по-молодецки орудовал совковой лопатой, пытаясь освободить гаражные ворота от снеговой корки.
-Бог в помощь, Кириллыч, - раздался за спиной знакомый голос.
-Петрович! Сколько лет, сколько зим! Где пропадал? – Кириллыч, тяжело переводя дух, облокотился на держак, радуясь внезапной передышке.
-Да в больнице лежал. Вот так.
-Сердце?
-Да, прихватило. И сегодня что-то «давит», «давит»… - Петрович покачал головой.
-Мороз ведь на дворе, Петрович, вот и «давит».
-А я знаешь кого в больнице видал? Ни за что не угадаешь!
-Кого?
-Да Женьку вашего, с первого этажа, Жирафа!
-А что с ним? – Кириллыч сдвинул ушанку на затылок. – Слушай, правда, давно его не было! Так что с ним?
-Я с ним не разговаривал. В коридоре видал, его на томографию на каталке везли. Весь в гипсе, голова разбита, обмороженный. Мужики по палате сказали, что привезли его с пустыря. Кто бил его - не помнит, что хотели – тоже. Хребет перебили. Не жилец он больше. Вот такие дела.
Кириллыч вдруг вспомнил, когда видел в последний раз Женьку. Жираф держал в руках какую-то папку, был почему-то выбрит и одет в чистые джинсы. Выйдя из подъезда, он кивнул Кириллычу и сел на заднее сиденье иномарки. Его ждали. Машина взвизгнула, сорвавшись с места, и исчезла за поворотом.

После разговора с Петровичем ему было не по себе. Возвращаясь домой, он зачем-то заглянул в подъезд, где жил Женька. Вместо знакомой обшарпанной двери Кириллыч увидел массивную железную «броню» с оптическим глазком. О бывшем хозяине напоминала только процарапанная на стене надпись: «Жираф – алкаш», выполненная неизвестным малолетним художником.