Плохой стул фотографа Соломона

 Соломон Яковлевич работал фотографом еще с советских времен в Бытэкспрессе. Дело свое Соломон любил, другого не мыслил, но грянули иные времена и помещение, в котором он провел добрую часть своей жизни, отдали коммерческой структуре.
-А ведь фотографироваться все равно будут, - решил Соломон и стал частным предпринимателем.
 Накопленное пришлось потратить, чтобы выкупить у комбината аппаратуру и достать реактивы. В том же Доме Быта, Соломон арендовал закуток, оборудовал его под фотостудию и снова потянулись бесконечные трудовые будни.
 
 Сказать, что Соломон стал жить богаче, язык не повернется - вслед за непрерывно растущими ценами на реактивы и бумагу, он был вынужден поднимать цены на свои услуги. Вскоре перестали заходить счастливые родители с детишками, запропали старушки с внуками, без надобности лежали надувной телефон и плюшевый мишка для стандартных «фото на память».
 Теперь кусок хлеба Соломон зарабатывал фотографиями для документов, а масло на бутерброд добирал по выходным. В эти дни, Соломон закрывал студию и выходил в центр фотографировать молодоженов возле Вечного огня. Здесь не спеша гуляли молодые мамаши с колясками, заезжали экскурсии, стекались свадебные кортежи. Но и возле этого, бывшим когда-то денежным местом, клиентов стало меньше - новейшая фототехника и видеокамеры, вытесняли Соломона с рынка. Лишь иногда, отдавая дань традиции, свадьбы выстраивались большой группой и просили седого фотографа сделать снимок.

 Заработанное исправно сочилось сквозь пальцы не оставляя следов в быту Соломона. И лишь недавно за безумные деньги он приобрел почти новый профессиональный «Никон». Приятель, продавший фотоаппарат, долго цокал языком, прощаясь с игрушкой, и обещал подождать с оплатой.
 Аппарат был шедевром японской техники и Соломон на него разве, что не молился. Вечерами, когда не было посетителей, он снимал поблескивающее хромированными деталями чудо со штатива и, поглаживая изъеденными реактивами руками, нашептывал только ему известные слова. Аппарат молчал, поблескивал единственным глазом, а днем все так же безучастно щелкал затвором для желающих получить фотографию в паспорт.

 Однажды, после неудачного проведенного воскресенья, Соломон возвращался по набережной в студию - нужно было успеть отпечатать фотографии, за которыми с утра придут заказчики.
 И тут он увидел стул. Это был обычный пластиковый стул, из тех, что стояли в открытом летнем кафе. Похоже, сворачивая на ночь оборудование, хозяева поторопились и теперь он позабытый одиноко белел на набережной.
 Соломон подошел ближе, потоптался и сел на холодное сиденье. Некоторое время фотограф оглядывался по сторонам, но никто не подошел к Соломону, и не стал кричать, отчего это он здесь сидит на чужом стуле. Соломон, немного помявшись, перенес стул дальше от палатки и снова присел. Так передвигаясь с места на место, он довольно далеко отошел от кафе, а после подхватил стул за спинку и принес в ателье.

 Конечно, Соломон пытался убедить себя, что если бы он не забрал стул, его бы все равно украли. За всю жизнь Соломон не взял и чужой копейки. Ну, разве, что самую малость недоплачивал налогов. Так ведь на то и государство, чтобы вовремя сказать: «Соломон, ты не прав». Но государство молчало, и Соломон со временем перестал считать это обманом.
 Однако, налоги и стул, вещи разные - у стула были хозяева. Более того, Соломон их знал и иногда здоровался.
-А если бы я не знал, что стул из того кафе? - говорил вечером Соломон жене,- я бы подумал, что его выбросили.
 Чтобы обрести душевный покой, Соломон зашел в кафе, заказал себе чай и разговорился с официанткой. Они поговорили и клиентах, о жизни и между делом Соломон справился, не воруют ли в кафе. Официантку вопрос задел за живое:
-Как не воровать, воруют, мерзавцы! Вчера все пепельницы покрали.
Соломону стало стыдно и он решил в выходные вернуть стул, избавившись от угрызений дурацкой совести.


 А до выходных, чтобы не простаивал задаром, Соломон усаживал на стул клиентов.
Вечером в пятницу, в студию ввалился огромный, крепко сложенный мужчина и с порога пробасил, что нужна ему срочно фотография для паспорта.
 Соломон усадил здоровяка на стул и хлипкие ножки под тяжестью клиента расползлись в стороны, а подлокотники беззубыми белыми деснами сжали мужчину под ребрами. Посетитель немного поерзал, опасаясь, что стул развалится и замер, уставившись добродушным лицом в любимый «Никон» Соломона.

 Аппарат привычно щелкнул, мелькнула вспышка и мужчина встал. Дальше произошло невообразимое: пластиковые подлокотники защемили массивные бедра посетителя, и вцепившийся в массивный зад клиента стул, зацепил стойку софита.
Соломон пискнул и в ужасе закрыл глаза, а падающая тренога потянув за электрический провод, повлекла за собой всю неустойчивую конструкцию освещения ателье. Услышав шум, мужчина вздрогнул, быстро развернулся в сторону повалившихся ламп, снося все, до чего не дотянулся ножками стула в первый раз. Стоявший перед Соломоном «Никон» вздрогнул, пролетел вместе со штативом полкомнаты и с противным хрустом упал в углу.
 
 Закончилось все через мгновение: мужчина судорожно отрывал от себя стул, а Соломон застыл над своим аппаратом - «Никон» восстановлению не подлежал, это было ясно с первого взгляда, даже не нужно было брать его в руки.
 Мастерская представляла из себя жалкое зрелище - софиты погасли, по комнате разлетелись осколки дорогих ламп. Даже группа вандалов не смогла бы успешнее справиться с разгромом студии в столь короткие сроки, как это сделал огромный неуклюжий мужчина. Соломон наклонился, подобрал аппарат и прижал его к груди.

 -Извини, отец… я ж не специально. В командировку слетаю и непременно к тебе зайду,
 - пробасил мужчина и вышел за дверь.
До глубокой ночи просидел Соломон над разбитой аппаратурой, а утром в первый раз за многие годы не вышел на работу. Конечно, можно купить другой аппарат, но это будет уже не тот профессиональный «Никон», способный соревноваться в качестве с новейшими цифровиками. И лампы в софитах… невыплаченный долг… Похоже, что Соломону было проще свернуть бизнес и жить на подачку, называемую пенсией.

 Несколько дней Соломон лежал на диване, уставившись в старенький телевизор. А исходу недели взял ключи от ателье и побрел в Дом Быта. Открывая дверь он тешил себя надеждой, что случившееся не что иное, как страшный сон и сейчас он проснется. Но хрустнувшие в темноте осколки вернули Соломона на землю.
 Фотограф взял злополучный стул, закрыл дверь и пошел к Вечному огню. По пути он несколько раз устало присаживался, но от реки дуло пронизывающим осенним ветром и он заторопился. На месте платки суетились рабочие, заканчивая грузить в кузов машины разобранные части, сезон закончился и оборудование увозили на склад. Соломон поставил стул рядом с грузовиком, его тут же подхватил рабочий и закинул в кузов.
 
 Соломон немного постоял у грузовика и, продрогнув на ветру, поспешил в студию – нужно было привести в порядок помещение, забрать остатки оборудования, отдать ключи, тем самым, прекратить начисление арендной платы.

 Возле Дома Быта была привычная суета, перегородив проход, суетились рабочие, из грузового фургончика выгружали объемные ящики с импортной маркировкой. Все это покачивалось неустойчивой горкой рядом со входом в его ателье. Соломон перешагнул через завалы и стал открывать дверь.
-Батя, я же говорил, что приеду, - раздался голос виновника соломоновых неприятностей. Мужчина стоял за спиной и добродушно улыбался. Держи, - он протянул Соломону коробку, на которой была цветная фотография последней модели профессионального «Кэнона».
-И принимай хозяйство, - он широким жестом махнул в сторону наваленных у соломоновой каморки ящиков,- в Москве была выставка для профессионалов и я купил со стенда комплект оборудования для студии. В расчете? Чего молчишь?
Мужчина рассмеялся, глядя на оторопевшего Соломона.
-Вот только просьба, к тебе, отец. Стульчик мне тот отдай. Я его у себя в офисе поставлю, для дорогих гостей. Да слышишь ли ты меня, отец?
Соломон встряхнул головой, прогоняя наваждение:
-Нету больше стула. Хозяевам вернул, временно он у меня был, - и потер отчего-то защипавшие глаза.