Сад желаний, роман. Глава 18. В прошлое не возвращаются

ГЛАВА 18
В ПРОШЛОЕ НЕ ВОЗВРАЩАЮТСЯ

Погостив неделю, Славик Лебедев покинул друга, увозя самые тёплые впечатления от Ташкента. Проводив его, Рустам загрустил. Началась ностальгия. Тянуло в Москву, в её промозглость и слякоть, к которым он привык, в её холодные электрички. Тянуло в общагу, к институтским друзьям. Неудержимо влекло к Марине. Не хватало её душевной теплоты. Не хватало секса. Молодое тело его изнывало от двухнедельного воздержания. После очередного разговора с Мариной по телефону, когда она пожаловалась, что очень тяжело писать диплом, и некому помочь и поддержать, Рустам заявил родителям: «Еду в Москву».
Накануне он довёл до них своё решение жениться на девушке по имени Марина, с которой познакомился в Москве. Родители ничуть не удивились. И совсем не обрадовались. Неожиданно выяснилось, что они знали, где и с кем жил их сын последнее время.
«Так вот оно как? – размышлял шокированный Рустам, – Вот что значит, быть на виду у вахтёрш! Это значит - быть на крючке у родителей». Стало неуютно. Никуда не скрыться от всевидящего родительского ока.
Состоялся неприятный разговор, в процессе которого выяснилось, что родители заранее против Марины. Не допускали они, чтобы девушка отдавалась до свадьбы. Не укладывалось это в их представления. Повыспросив, кто она да откуда, просмотрев фотографии, остались, по-прежнему, недовольны и принялись сына отговаривать. Рустам упёрся. И тем сильнее упирался, чем больше резона было в родительских словах. А мама с папой давили на больное: что недостаточно красива, что, возможно, распутна, по глазам видно. Но не мог же парень так легко сказать: «А, убедили, не женюсь». Поэтому упирался. Но мнение родителей расшатало и без того колеблющийся маятник сомнений.
И вот теперь он собирался ехать к ней.
- А зачем? – вопрошала мать. – Пусть тогда уж она к нам приедет.
- Да у неё диплом сейчас, ей трудно.
- Ну а ты-то чем можешь помочь?
- Хотя бы тем, что буду рядом, – неубедительно заявлял Рустам.
- Денег-то сколько зря потратишь.
- Ничего, у меня есть, заработал немножко.
- Эх, дурень! – сокрушалась мама, не в силах переубедить сына.
Отец проявил больше понимания:
- Ладно, я тебя заводским самолётом отправлю. Туда и обратно. Договорюсь, чтоб хоть деньги не тратить.

 ЁЁЁЁ

Никогда до этого Рустам не летал на грузовых самолётах. ИЛ-76 впечатлял. Огромная машина гордыми изящными линиями напоминала парящего орла. Борт стоял под погрузкой. Задняя часть – грузолюк - была разверзнута, от аэродромного бетона до палубы протянулась мощная рампа. Внутри фюзеляжа, в отличие от пассажирских самолётов, не было кресел, и пространство являло собой трубу, по стенкам которой размазано оборудование и приборы. На глазах Стерхова в самолёт спокойно заехали автобус и две легковые машины. Затем из подкатившего КАМАЗа стали выгружать какие-то ящики. Рустам с восхищением наблюдал, как по рельсам, укреплённым под потолком грузовой кабины, двигалась лебёдка, управляемая оператором с пульта, и легко перебрасывала ящики из машины в самолёт.
Вокруг суетились грузчики, толпились командированные, убывающие в Москву, сновали аэродромные рабочие, готовя борт к полёту. Отец Рустама тут же внедрился в группу руководящих работников, стоявших отдельной кучкой, со всеми поздоровался и включился в оживлённый разговор. Видно было, что все у него тут знакомые, все его уважают. Рустам уже знал, что сейчас Стерхов - старший укажет на него и с гордостью заявит: «Сын. Из Москвы приехал». При этом ему придётся долго и естественно улыбаться: да, приехал, да, из Москвы. Он попытался под видом осмотра самолёта отойти подальше, но не успел.
- А это мой сын, – представил его Евгений Данилович.
- Да ты что? Это тот пацанчик, которого ты в зилке привозил? – удивился усатый дядька в старомодном сером костюме.
- Да, да.
- Так вырос?
- Институт уже закончил.
- Да ты что? Надо же, как время летит. Какой институт?
Похвастаться про Москву Евгению Даниловичу не удалось, заработала вспомогательная силовая установка самолёта, а разговаривать при её рёве практически невозможно.
Вскоре закончилась погрузка. Командированные потянулись на борт. Отец показал Рустаму, как откидывается боковое сиденье, поручил усатому дядьке проследить за сыном, чтобы тот не потерялся в аэропорту, а сыну поделиться с дядькой съестными припасами, которые заботливо были собраны в дорогу матерью. Они простились, и Евгений Данилович покинул самолёт. Рампа поднялась, створки грузолюка со стуком захлопнулись. Через минуту взревели один за другим четыре мощных двигателя, и самолёт начал пробежку.
Командированные тут же постягивали с себя пиджаки и стали вытаскивать и раскладывать на сиденьях и ящиках снедь. Неизбежно должны были появиться бутылки с водкой, но Стерхов увидел другое. Из двадцатилитровой алюминиевой канистры стали разливать по кружкам и стаканам спирт и, разбавляя его взятой из самолётного кипятильника водой, распивать. Рустаму не предлагали, но выложенной им закуской воспользовались. Вскоре, о ужас, к компании командированных из своей кабины по одному стали выходить члены экипажа и прикладываться к услужливо заполняемым кружкам.
Пьянство продолжалось на протяжении всего полёта. Произносились тосты за взлёт, за премию, за первую тысячу километров, за запуск в серию нового пассажирского самолёта Ил-114, за вторую тысячу километров. Опять подходили члены экипажа, опять и опять булькала канистра. Когда самолёт совершил посадку в Домодедово, и командированные вышли, покачиваясь, из самолёта, Рустам, обернувшись, увидел, как со второго этажа пилотской кабины выводят под руки совершенно пьяного пилота. Возможно, это был не пилот, а связист, или техник, Рустам не знал, но ужас охватил его. Он зарёкся лететь обратно заводским самолётом, как договорился для него отец. Всё это было настолько дико, что не укладывалось в голове.
Видимо потому, что ИЛ-76 – самолёт не пассажирский, а может потому, что не аэрофлотовский, аэропорт автобус к борту не подал, и добираться до здания аэровокзала пришлось самоходом. Для Рустама это было затруднительно, поскольку отец нагрузил его несколькими коробками с гостинцами - дарами ташкентских рынков - для своего друга – работника Минавиапрома. Да и для Марины Рустам кое-что взял. Коробок было больше, чем рук. Пришлось метаться взад - вперёд короткими перебежками и при этом невольно оценить размеры Домодедовского аэродрома. Командированные ушагали далеко вперёд. Несмотря на просьбы отца, Рустаму никто не помог, и у него была реальная возможность заблудиться. Он не увидел, в какую из дверей аэровокзала зашли его спутники. Но всё обошлось. Задохнувшись, с оттянутыми руками, он выбрался на привокзальную площадь. Дальше путь ему был хорошо знаком.
Надо было Рустаму сперва завезти громоздкие гостинцы, а потом отправляться в Опалиху, но притяжение, которое влекло его к Марине, с уменьшением расстояния только усилилось. И он, проклиная свой груз, потащился с аэровокзала на трамвай, потом на электричку. Не только радость предстоящей встречи томила его. В равной степени душила не осознанная, сидящая в подсознании неизбежность сказать Марине, что никакой свадьбы не будет, что приехал он лишь для того, чтобы в последний раз увидеть её и расстаться затем навсегда. Две души, два сердца существовали теперь в нём. Две линии поведения всё с нарастающей силой боролись, одерживая попеременно верх. К Опалихе он приближался в этом раздвоенном состоянии.
Там всё было на месте: рельсы, шпалы, унылая платформа, дома и дороги, снова ставшие грязными после схода снега. Но его там больше не было. Он исчез, выпал из этого мирка, стал чужим, посторонним.
Обходя лужи и проваливаясь в жидком крошеве снежных остатков, Рустам доковылял до такого знакомого ему дома. Он совершенно выбился из сил и, поставив коробки на относительно сухие бугорки, встал перед калиткой, чтобы перевести дух. Марина не могла его увидеть, её окно выходило на другую сторону. Зато его заметила хозяйка и соизволила выйти на крыльцо.
- Здравствуйте, Нина Николаевна, – настроил Рустам свой голос на лебезящий тон. – Марина дома?
- Здравствуй, здравствуй, Рустамчик.
Хозяйка рассматривала его, не спеша впускать. Похоже, она была заинтригована, почему это Стерхов вернулся аж из самого Ташкента.
- Марина дома? – повторил свой вопрос Рустам.
- Да дома, дома. Заходи, – Она посторонилась, пропуская Стерхова. – Что это у тебя за коробки?
- Это я гостинцев привёз. Сейчас занесу Вам.
- Да не надо, ладно уж, – для вида завозражала Нина Николаевна.
Стерхов заволок коробки в сени и остановился перед крутой лестницей на второй этаж. Его сердце нервно затрепетало. Вот сейчас они снова увидятся. Вот сейчас! Какой она будет, эта встреча? В последний момент в голове промелькнула мысль, что Марина может быть не одна. Но он вспомнил, что вчера своим звонком предупредил её о приезде. Поднялся по ступенькам, стараясь не топать. Тихонько открыл дверь.
Марина стояла у стола спиной к двери, глядя в окно. Совсем как в его мыслях. Она была в узбекском чапане, который он ей оставил. Повернулась не сразу, как только он открыл дверь, а с едва заметной задержкой. Было видно: по шуму она поняла, что приехал Рустам. Но почему-то решила не выходить, чтобы встретить его на лестнице, а притворилась, что ничего не слышала.
- Ёжик приехал!
Марина бросилась к нему, лёгкие руки обвили его шею.
- Здравствуй, Цветочек.
Момент был натянут, сомнителен. В глазах Марины, вроде бы, сверкнула радость, но под ней читались сомнение и тревога. Рустам уловил это совершенно чётко. Они поцеловались. Совсем не так, как в лучшие сладострастные времена.
- Как ты? – Стерхов смотрел в её глаза, стараясь разглядеть в них как можно больше.
- С утра тебя ждала.
Разговор потёк в русле, которое было для него предназначено. Рустам с Мариной сказали, как они истосковались друг без друга, как ждали встречи. Марина поинтересовалась, как он добрался. Стерхов пожаловался, что пришлось переть сто коробок и, кстати, вспомнил про них, стоящих в сенях.
- Это всё мне? – поразилась Марина.
- Нет, не всё. Частично.
Рустам распаковал одну коробку, стал выкладывать душистую зелень, зелёный лук, редиску. Цветкова на всё это смотрела, изображая радость, но натянуто, натянуто. Далее Рустам расспрашивал о дипломе, Марина жаловалась, и так прошло полчаса.
Вдруг внизу послышался звонок. Марина едва заметно насторожилась. Хозяйка открыла и вступила с кем-то в разговор, тон которого как-то сразу взвинтился. Пришедший был мужчина. Цветкова заворковала вокруг Рустама, но он, прислушавшись, уловил хозяйкины слова:
- Да нет её, я тебе говорю…
Жаркая волна окатила Рустама. Отстранив Марину, которая сразу замолчала и сникла, он вышел в коридор, где уже совершенно чётко мог расслышать разговор.
- Ну дайте я пройду, посмотрю, – напирал пришедший, и в голосе его чувствовалась агрессия.
- Да что это, ты пройдёшь? С какой стати? – сорвалась Нина Николаевна. – Я тебе говорю, нет её! И всё, и шагай отсюда!
Рустам уже хотел спуститься, посмотреть, кто это там такой настойчивый прорывается к Марине, но она, выйдя неслышно из комнаты, схватила его за руки и зашептала взволнованно:
- Не надо, не ходи, от него потом не отделаешься.
Стерхов попытался освободиться, но она вцепилась в него изо всей силы. Пока между ними происходила эта заминка, хозяйка вытолкнула-таки непрошеного гостя и закрыла дверь. Напоследок он, кажется, прокричал, что будет стоять у калитки и караулить.
Вот так, значит! Теперь понятной становилась натянутость и тревога в глазах Марины. У них сегодня свидание должно было быть. И даже приезд Рустама их не смутил.
- Послушай, не думай ничего плохого, – висла у него на руке Цветкова. – Я тебе всё объясню.
Банальная и пошлая фраза: «Я всё объясню» - на пустом месте не возникает. Тот, кто её произносит, если и не виноват, то и не невинен. С неё начинаются многие разрывы, трещины и надломы в любовных отношениях. Стерхов почувствовал, что его стошнит, до того не хотелось слушать, что ему станет объяснять подруга. Для него всё было предельно ясно. Он это чувствовал. Он это знал. Это вытекало из характера Марины, из её естества. Восемь мужиков. И почему он должен стать последним? Чуть появились условия погулять, она их мгновенно реализовала. Эх, Стерхов, Стерхов, на хрена же ты припёрся? В прошлое не возвращаются.
Рустам стал нервно натягивать куртку. Марина лепетала:
- Понимаешь, он меня преследует. Увидел в магазине, когда я продавщицей там работала, и не отстаёт с тех пор. Но ничего не было. Не было, поверь мне!
Стерхов схватился за ручку двери. Марина заплакала.
- Ты не веришь мне? Не уходи!
Она пыталась обнять его за плечи, схватить за руку, но он отталкивал её.
- Не уходи, прошу тебя! Ты вернёшься?
Рустам уже спускался по лестнице с двумя коробками и сумкой на плече. Идти стало легче, часть груза оставлена. Марина пыталась задержать его.
- Отвали! – Стерхов поставил коробки на пол, оттолкнул Марину так, что она упала на ступеньки, открыл дверь и вырвался на улицу. Марина рыдала, закрыв лицо руками.
- Возвращайся. Я отравлюсь, слышишь? – кричала она ему вслед, стоя на крыльце.
Рустам надеялся встретить у калитки того, кто рвался пять минут назад в дом, но никого не увидел. Он добрался до платформы, сел на электричку и впал в раздумья. Что ему теперь делать? ИЛ-76, которым он прилетел в Москву, возвращается в Ташкент завтра. Придётся, отбросив страх, внушенный поведением экипажа, возвращаться этим бортом. Но нужно где-то провести ночь. Хоть и не хотелось оставаться у отцовского друга, деваться некуда.
Ну какая же стерва Марина. Не стерва, б…дь, б…ща. Зачем нужно было соглашаться на его предложение, потом вызывать его в Москву, если ей и без него здесь хорошо? А правда, зачем? Стерхов задумался. И как это могли они назначить свидание дома, когда было известно, что Рустам приедет? Что-то тут не клеилось. Может и правду Марина говорит: пристал к ней очередной маньяк? Они к ней как мухи липнут. Хотя с другой стороны, не хотела бы, чтоб приставали, отшила бы.
Стерхов впал в анализ ситуации. Отшить она могла и не смочь. Есть такие сволочи, которые могут преследовать девушку, пользуясь её слабостью. А защитить некому, его рядом не было. Стерхов вспомнил драку с Геной, и его передёрнуло. Да что же этот такое, одни проблемы с Мариной. А если женится, по жизни так будет?
В тяжёлых раздумьях, добрался Рустам до Чистопрудного бульвара, где жил друг отца. Вручил гостинцы, был приглашён на ужин, беседовал за жизнь. Узнал, что заводской самолёт улетает рано утром, но, что через день будет следующий. Попросился на него. Когда предложили остаться на ночь… отказался.
Вернулся в Опалиху в двенадцатом часу уставший и замёрзший. С трепетом позвонил в дверь, предвидя гневное недовольство хозяйки. Но Нина Николаевна оказалась на удивление спокойной, когда отворила дверь.
- Вернулся? – спросила она, и в её тоне Рустаму почудилось участие. – Что у вас случилось-то?
Грех было не использовать такое добродушие хозяйки, и Стерхов задал вопрос, который так мучил его.
- Нина Николаевна, а часто этот тип приходил? Ну, который сегодня?..
- Вот тебе крест, – перекрестилась хозяйка, – первый раз его видела. Даже удивилась, чего это он припёрся, именно когда ты приехал. Подумала даже, что тебя выслеживает.
- А вообще кто-нибудь приходил к ней?
- Да не было никого. Правда она сама часто не ночевала. Но это, она говорит, оттого, что не может без тебя в этой комнате находиться. Мы тут с ней разговорились как-то по душам. Она на кухню-то забежала, а мой кобель к ней лапы тянет. Так она его так отшила. А я из комнаты видела краем глаза. Я своему-то дала, да и ей пригрозила, что выгоню. А она говорит: «Мне вашего… - ну выразилась, она девка-то боевая, - вашего козла и видеть не хочется. У меня теперь жених есть». «Кто это?» – спрашиваю. «Рустам, - говорит, - мне предложение сделал. И мне, - говорит, - никто больше не нужен». Мы с ней потом отметили это дело, а своего я прогнала, три дня не появлялся. Любит она тебя, поверь. Так что ты полегче с ней. А этот откуда взялся, я не знаю.
Рассказ задел Стерхова за живое. Он поблагодарил хозяйку и подумал, что нужно будет занести ей обещанный гостинец.
Дверь в комнату Марины была не закрыта. Девушка лежала на кровати, уткнувшись лицом в подушку. Когда Рустам вошёл, она не шелохнулась. Рядом валялись какие-то таблетки и пустой пузырёк. Почему-то Рустам совсем не испугался. Спокойно разделся, прошёл по комнате, осмотрелся. Прошлое, это было его прошлое. Те же стены, та же мебель, двор за окном. Но ни одной его вещи. На трюмо не лежит электрическая бритва, на стуле не висит домашний спортивный костюм, на столе нет магнитолы. Нет запаха его одеколона, как будто даже нет его отражения в зеркале, перед которым стоит. Только одинокая серая сумка скомкалась на полу у двери, такая же бывшая здесь, как и он. Но самое главное: нет ощущения маленького мирка, который хранил их от тревог и претензий большого внешнего мира. Нет спокойствия, в которое они здесь укутывались, вожделения, которое исторгали. Всё исчезло. А вместо этого – тревога.
Он подошёл к Марине, склонился над ней. Дыхание ровное. Взял за плечи и сильно встряхнул. Она глубоко вздохнула, захлебнувшись этим вздохом, и открыла глаза, продолжая лежать на животе.
- Хочешь сказать, что ты отравилась? – спокойно спросил Рустам.
- Ты вернулся?
Марина повернулась к нему лицом, но с кровати не встала, в объятья не бросилась, а стала изображать немощь.
- К чему вся эта комедия?
- Какая комедия?
Голос её был слаб, глаза полуоткрыты. В общем, плохо девушке.
- И что это за лекарство?
- Снотворное.
- С каких это пор у тебя снотворное?
- С тех пор, как ты уехал. Я по ночам спать не могла.
Рустам взял пузырёк.
- Барбитал, – прочитал он. – Значит, ты напилась снотворного? Почему жива?
- Меня вырвало.
Что ты говоришь? И куда же тебя вырвало? - Стерхов подошёл к помойному ведру, поднял крышку. - Где следы?
- Не устраивай мне допрос, пожалуйста. Мне очень плохо.
Марина закрыла глаза. Через несколько секунд она опять спала.
«Может и правда, выпила несколько таблеток?» – подумал Рустам.
Разбираться во всём этом дальше не было ни сил, ни желания. Он разделся, грубо отодвинул Марину к стене, вытащил из-под неё одеяло, укрыл её, лёг, укрылся покрывалом и мгновенно уснул. Как будто сам наглотался снотворного.

 ЁЁЁЁ

Он проснулся среди ночи. В комнате было светло: полная луна заглядывала в окно, как будто подсматривала. Прислушался. Марина дышала спокойно и ровно.
«Отравилась», – подумал он с сарказмом.
Сон совершенно исчез. Рустам встал, подошёл к окну. Безликая чернота улицы поглощала лунный свет. Этакая пустота между зимой и весной, когда зимний цвет - белый уже сошёл, а зелёный весенний ещё не появился. Он смотрел в окно, стараясь хоть на минуту сосредоточиться на этой теме и отсрочить уже подошедшие к сердцу и мозгу ненавистные терзания.
Ему стало холодно. Раньше он бы, не раздумывая, залез под одеяло и приник к тёплой разнеженной Марине. Но теперь он не мог этого сделать. Его женщина, названная уже невестой, которую он не видел почти месяц и к которой приехал за три тысячи километров, лежала перед ним, отделённая внезапно возникшей стеной недоверия.
Казалась бы, удобный случай, обвинив её, разом разрубить узел сомнений, уехать, скрыться, забыть. Вот только всё это он уже пытался сделать. И не смог, оказался слаб. А теперь нужно это делать опять. Но на этот раз гораздо труднее. С каждым днём, с каждой минутой колебаний, силы таяли, душа изматывалась. А Марина была обнадёжена и ждала свадьбы.
И снова терзания. А если, и правда, не виновата? Вот и хозяйка говорит… Что, если опять преследует Марину какой-то подонок? Она же как мёд их притягивает. Рустам вспомнил, в чём вынуждена была признаться ему когда-то Марина, и ему стало её жалко. Он на время забыл о вчерашнем происшествии. Волна былой нежности накатила на него. Он откинул угол одеяла и приник губами к нежной коже между женских лопаток.
На утро, проснувшись, Рустам долго делал вид, что продолжает спать. Очень не хотелось начинать день. Ничего хорошего не предстояло. Предстояли разборки. Наконец он выбрал линию поведения, решительно встал и начал собираться. Марина, оказалось, тоже не спала.
- Ты куда?
- Ухожу.
- Куда?
- Отсюда.
- Почему?
- Сама знаешь. Извини, ночевать негде было.
- Послушай. Подожди.
Марина поднялась в постели на колени и попыталась обнять Рустама, сидящего на краю кровати. Стерхов отстранился.
- Ну почему ты уходишь? Я ни в чём перед тобой не виновата.
- Это я уж видел вчера. Слышал.
- Ничего ты не видел. И слушать не хочешь. Не уходи…
Марина, уткнувшись в ладони, заплакала тем тихим горьким плачем, который так трогал всегда Рустама. Выдержав две минуты, он тихо, но строго сказал:
- Ладно, я тебя слушаю.
Рассказала Марина примерно то, что он и ожидал. Некий парень увидел её в магазине, она ему понравилась, долго приставал, она всячески его избегала. А как нашёл, где живёт, сама не догадывается. Всё бы ничего, и даже можно было поверить, но у Рустама перед глазами стояло настороженное выражение её лица, когда он приехал.
- Я ушёл в общежитие, – коротко бросил Стерхов, когда Марина закончила. – Приду или нет, не знаю, мне надо подумать, – И хлопнул дверью.

 ЁЁЁЁ

С утра все были на занятиях, и Стерхов, замерзая, бродил по студенческому городку. Пошёл дождь, и он зашёл в кафе «Весна». Взяв завтрак, он спросил у кассирши - доброй симпатичной женщины по имени Виолетта - работает ли Наташа.
- Работает сегодня, – ответила Виолетта. – Что-то Вы к нам не заходите давно?
- Я уже в другом городе живу, – объяснил Рустам.
- А. Закончил, значит?
Стерхов хотел попросить её позвать Наташу, но что-то внутри подсказало ему, что не стоит этого делать. Он сел за свободный столик так, чтобы было видно раздачу, и стал наблюдать. Через полчаса Наташа появилась с несколькими порциями салата на подносе. Она поправилась, и на правом безымянном пальце её явственно виднелось обручальное кольцо. Была она, как всегда, серьёзна и сосредоточенна. Рустама не заметила, и он не стал подавать никаких знаков. Наташа и в лучшие-то времена никогда к нему не выходила, стараясь, почему-то, скрыть их связь. Просто смотрел на неё, заглушая нахлынувшую жалость к безвозвратно ушедшему прекрасному времени.
Как только она исчезла в дверях кухни, Стерхов встал и вышел из кафе. Побродил немного по близлежащим магазинам, убедившись в почти полном отсутствии товаров, вспоминая, как ломились полки, когда он впервые появился здесь. Наконец вернулся в общежитие. Триста двадцать вторая, по прежнему, была закрыта. Зато в соседнюю комнату дверь подалась. Стерхов зашёл и увидел… Гая. Вот к разговору с кем он был совершенно не готов. Гай сильно изменился. Он похудел, но, в то же время, из прежнего мальчика, вызывавшего добрую улыбку, превратился в средних лет мужчину с трагически отрешённым выражением лица. Он смотрел телевизор, сидя на стуле. Наличие в комнате телевизора было второй неожиданностью.
Первые несколько секунд, как Стерхов зашёл, Подольян не обращал на него никакого внимания, хотя появление в комнате ещё одного человека явно не осталось для него незамеченным. Рустам завис в паузе, лихорадочно ища начала разговора.
- Привет, Гай, – наконец сказал он.
- А, Рустик! Ты как здесь? Я думал это кто-то из наших, – Подольян встал и с улыбкой протянул Стерхову руку.
У Рустама отлегло от сердца. Гай вменяем, в нормальном, вроде бы, настроении.
- Я… ненадолго приехал. Зашёл вот, соскучился. Как у тебя дела, Гай? – участливо спросил Рустам, заглядывая Подольяну в глаза.
Гай помрачнел, и с глубоким вздохом махнул рукой.
- Да ты садись. Вот телевизор в прокате взяли.
- Молодцы, чувствуется организующее влияние Артура.
- Да нет, это я. Мне сейчас заняться нечем.
- Почему?
- В институт не хожу. Там меня исключают.
- Как? Почему?
- Я в КПЗ просидел пока, сессию не сдал до конца... Ты в курсе вообще?
Рустам кивнул. Гай держался молодцом. Не видно было ни депрессии, ни последствий нервного срыва, который толкнул его на безумный поступок. Бросалось только в глаза, как он сильно повзрослел, даже постарел, принимая во внимание его девятнадцатилетний возраст.
- Ну вот, а потом, естественно, в институт сообщили из милиции, – продолжал он. - Потом начало семестра пропустил, пока не выпустили.
- Так тебя выпустили? – задал Стерхов глупый вопрос.
- Под подписку о невыезде. До суда. Даже уехать не могу. А ехать все равно некуда.
- А суд когда?
- На двадцать восьмое апреля назначили.
- Слушай, Гай, а эти выжили, которых ты?..
- Да, живые все.
- А как же с институтом? Всё так безнадёжно?
- Написал заявление в подсос. Не знаю, разрешат ли. Не тот случай, говорят. Хотя Козлов ходит, договаривается. Он там у них старослужащий.
Несколько вопросов просились слететь с языка Рустама: нашелся ли отец, брат, сколько лет могут ему дать на суде? Кто похоронил мать и сестрёнку? Стерхов не стал задавать эти вопросы, боясь задеть рану Гая. Но он живо представил ситуацию, в которую попал этот маленький человек. В одночасье потерял дом, родных, исключают из института и судят. Во истину, от тюрьмы да от сумы не зарекайся. А держится молодцом, мужчина. Видимо есть стержень, что невозможно было разглядеть до всех этих событий.
Рустам молчал, не зная, о чём ещё можно спросить Гая. Тут дверь отворилась, и в комнате появился Зимородок. Он был, как обычно, весел и бодр. От души обнялся с Рустамом. Перекинувшись несколькими фразами: каким ветром, да как дела, Артур занял позицию перед зеркалом и стал придирчиво себя осматривать.
- Преподавательница по материаловедению нас пригласила на концерт, – объявил он.
Фраза нестандартная. Стерхов не смог втиснуть её в рамки какой-либо известной ситуации и потребовал:
- Подробнее.
- Она у нас эстетка. Поёт оперным голосом. Но как профессионал не состоялась, любительствует. Сегодня даёт концерт. Пригласила всю группу. Кто придёт, тому плюс на экзамене.
- Так и сказала?
- Нет, но и так понятно. Дама такая: вместо материаловедения целыми парами нам про театр, да про оперу. Если заинтересованно разговор поддержать, тут же проникается симпатией. Я хочу цветы преподнести после концерта, тогда пять баллов, я думаю, обеспечено. Потом решили с чуваками в кабак.
Стерхов расстроился.
- А я думал за встречу посидим.
- Завтра! – весело предложил Артур.
- Завтра могу улететь.
- Ладно, не кисни, – подмигнул Зимородок, переодеваясь в костюм. – Последний раз что ли в Москве?
Он умчался на концерт, а Стерхов стал дожидаться Крутова. Однако выяснилось, что Серёги вообще не будет.
- Он последнее время, в основном, у своей Жанны живёт, – сообщил Гай после получаса беседы. – Жениться собирается.
- Не может быть, – не поверил Стерхов. – Она же страшнее ядерной зимы.
- Завлекла, – ответил Гай и добавил после паузы. - Всё может быть в этой жизни.
Рустам совсем загрустил. Праздничной встречи друзей не получалось.
Напоследок с Левчуком всё прошло до безобразия скомкано, без эмоций, когда они с Кефиром и Дэном Лапшиным, которые для Рустама совсем чужие были, прибыли с занятий. Комната, в которой Стерхов прожил четыре года, произвела на него такое же впечатление, что и Опалиха. Одно только то, что на его кровати расположился толстый Кефир (как самый наглый), повергло Рустама в уныние. К тому же давила на мозги пасмурная унылая погода. В таком настроении, за нестройной беседой, и застала его Марина, которая не выдержала тягостного ожидания в деревне.
Стерхов покинул общежитие с облегчением. Казалось, что из его совсем недалёкого счастливого прошлого Марина – единственный человек, былая связь с которым ещё не совсем разладилась.

 ЁЁЁЁ

Они молча шли по лужам, потом по раскисшей от дождя и талых вод земле. Удивительно, но выход от Авиационного института и прилегающего к нему района к платформе «Ленинградской» был совершенно не оборудован. Сотни человек ежедневно вязли в грязи, спускаясь в овраг, пересекающий путь к электричке, рискуя жизнью, перебирались через рельсы, взбирались на платформу по стихийным ступенькам, выложенным из случайных кирпичей. Часто на путях стоял товарный состав, выжидая разрешения продолжить движение. Приходилось обходить его, затрачивая на дорогу дополнительно минут пятнадцать. Один раз, поленившись обойти, Рустам решил пролезть в промежутке между цистернами с горючим. Как только он взобрался на стыковочный узел, состав тронулся и стал набирать ход. В панике Стерхов спрыгнул обратно, да так неловко, что всей спиной отпечатался на мокром снегу. Сперва порадовался, что не в грязь. Потом выяснилось, что весь перепачкался мазутом. Другой раз он поскользнулся на обледеневшем рельсе и получил растяжение. Всё это в мелочах вспоминалось ему, пока они с Мариной пробирались к электричке.
Наконец достигли платформы. Рустам поинтересовался, есть ли у Марины проездной, взял себе в кассе билет и приготовился ждать электричку, стараясь не смотреть в сторону своей спутницы. Он отошёл от толпы ожидающих и повернулся спиной к краю платформы. Марина последовала за ним, забежав вперёд. Её руки легли Рустаму на плечи, губы приникли к его губам. Совсем как в былые времена, когда они часто ждали электричку на этой платформе и подолгу целовались, испытывая нескончаемое удовольствие.
- Поверь мне, я тебя так ждала, – зашептала она. – Я ни в чем не виновата. Я люблю тебя и только тебя. Никто мне больше не нужен.
И Рустам сдался. Тиски, сжимающие его сердце, ослабли. Душа и тело отозвались на отчаянный искренний порыв девушки. Он вдруг почувствовал, как устал за последнее время от нескончаемых нерадостных переживаний, и как ему хочется сбросить их гнетущую тяжесть. Поцелуи, которыми он покрыл лицо Марины, были пронзительными, как воззвание о помощи, как последняя надежда. И на платформе, и в электричке, он боялся выпустить её из объятий, боялся, что, как только разомкнуться их губы, череда сомнений и мучений продолжится.
Так и случилось. Когда они подходили уже к дому и сделали последний поворот, в середине пустынной улицы увидели парня, идущего навстречу. Марина, которая чуть отставала от Рустама, догнала его и взяла под руку. Когда парень приблизился, Стерхов отметил, что он здоровенный бугай. Но не накачанный, не с красивой фигурой, а от природы: высокий, ширококостный и бесформенный. Они поравнялись и разминулись. Когда Стерхов с Цветковой были уже почти около калитки своего дома, парень окликнул Марину по имени. Рустам хотел повернуться, но девушка увлекала его дальше, ничего не говоря.
Тогда парень обратился к нему:
- Эй, земляк, погоди.
- Не обращай внимания, пошли, – зашептала Марина.
До калитки оставалось два шага. Стерхов освободился от её руки и повернулся.
- Чего тебе? – зло выкрикнула Марина, остановившись и повернувшись тоже.
- Я хотел перед ним извиниться, – сказал парень, медленно приближаясь.
- Как ты узнал, где я живу?
- Я же, всё-таки, в милиции работаю.
- Иди отсюда, нечего тебе тут делать. Ты и так всё испортил, – прокричала Цветкова и, вцепившись опять в руку Рустама, затащила его во двор. Стерхов не особо сопротивлялся. Начнись разборки, не избежать было драки, в которой у него не было ни малейших шансов. Но, готовясь и к такому варианту, организм выплеснул адреналин, и Рустама трясло от возбуждения. Боковым зрением он видел, что парень остановился и стоял на месте.
Далее происходило следующее. Когда поднялись в комнату, выбитый из равновесия Рустам сообщил Марине, что никогда на ней не женится и приехал только затем, чтобы об этом сообщить. Здесь же он лишний раз убедился в своей правоте. Марина ничего не ответила. Закрыв лицо руками, она долго сидела на кровати, изо всех сил борясь с желанием заплакать. Стерхов, успокоившись, не знал, куда деваться. Потом Марина сказала, что не может находиться в комнате, и попросила Рустама погулять с ней, потому что уже стемнело, и ей одной страшно.
Они шли по деревне молча. Девушка то и дело всхлипывала, но давила плачь. Горький ком раздирал Стерхову горло, но и он крепился, чтобы не раскаяться и не отыграть всё назад. Так гуляли, не глядя на часы.
Проходя мимо заболоченного места на краю деревни, они увидели на асфальте лягушку, раздавленную, видимо, проезжавшим автомобилем.
- Зачем лягушку раздавили? Ей же больно! – воскликнула Марина и заплакала, не в силах больше сдерживаться. Рустам не выдержал и обнял её. Она не сопротивлялась.
Как ни тяжело было, а пришлось им в ту ночь снова лечь в одну постель. Отвернувшись друг от друга, они остались каждый наедине с общим горем. Вопреки ожиданиям, Стерхов быстро уснул. Сон был тяжёлым продолжением реальности. Его не покидало состояние подавленности. Горький ком, не умещаясь в горле, разросся, пустил метастазы в грудь и в голову. Стало трудно дышать. Вокруг происходили какие-то события, но, подавляемый удушьем, Рустам не мог их разобрать.
Вдруг ему почудилась прохладная живительная струйка, пробежавшая по спине, перекинувшаяся на шею и затылок, и обратно опустившаяся на спину. Ища облегчения, он заметался, подставляя ей лицо, и проснулся. Марина целовала его, приподнявшись на локте. С каждым прикосновением губ Рустаму становилось легче. Он судорожно вздохнул, изгоняя из груди тяжесть и освобождая место для другого, знакомого и приятного чувства. «Сдаюсь», - подумал он и жадно ответил на поцелуи.
- Зачем у нас так плохо всё стало? – плакала Марина, пока Рустам овладевал ей. – Скажи мне что-нибудь, не молчи.
Она хотела услышать то, что раньше говорил он ей во время каждой близости. Эти вдохновленные восторгом слова. Но не могли они слететь с его губ, слишком тяжело было ещё на сердце. Только тело, молодое бездумное тело брало своё, измождённое без любви и ласки. А душа стояла в очереди.
Когда всё закончилось, он взмолился поесть. За выяснением отношений вчерашние обед и ужин не состоялись. Марина кинулась готовить. Выяснилось, что к его приезду она припасла много продуктов, и они вторые сутки лежали без употребления. К тому же, было много зелени, которую привёз Рустам. Так что получился хороший толи ужин, толи завтрак. Домашней одежды у него не было, в комнате было прохладно, поэтому он ел с накинутым на плечи покрывалом, сидя на кровати. Марина сидела рядом, обняв его и положив голову ему на плечё. Она время от времени вздыхала, но не так тяжело, и ждала, что будет дальше.
- Я привёз самоучитель узбекского языка, – сказал Рустам, глядя отрешённо перед собой. – Тебе придётся заняться. Там в торговле… В общем, язык нужно знать, без этого не обойтись.
- Угу, – ответила Марина, и сердце её стало биться легче.
- Я там отметил уроки, которые в первую очередь нужно выучить, и слова. Счёт, приветствия, сколько стоит, сколько время. Тебе, конечно, сейчас некогда, но полистай.
- Угу.
Девушка потёрлась щекой о плечё Рустама.
- Мои родители приглашали тебя в гости на майские праздники. Но я сказал, что у тебя диплом, и ты не сможешь.
Цветкова посерьёзнела.
- Что, на смотрины?
- На смотрины, – ответил он, представив, как будут вглядываться в Марину родители. Но я сказал, что не приедешь.
- Я приеду, – уверенно произнесла девушка. – Если билеты смогу взять.
- А как же диплом?
- С собой возьму, буду там писать.
- Стерхов посмотрел на неё серьёзно и, ничего больше не сказав, продолжил есть.
- А меня готовить заставят? – подумав, забеспокоилась девушка.
- Обязательно. А потом будут оценивать, – со злостью сказал Стерхов, и на миг появилась подлая надежда, что Марина ехать откажется. Но он тут же смягчился, испугавшись потерять только-только достигнутое равновесие чувств, и добавил:
- Не переживай, не заставят. Просто хотят познакомиться с невестой сына.
При слове «невеста» Марину охватило радостное волнение, и представились белое платье и фата.
Когда наступило утро, Рустам позвонил Игорю Петровичу на работу и узнал, что заводской самолёт в Ташкент вылетает через три часа, и что если он хочет лететь, нужно срочно прибыть в аэропорт. Стерхов рассказал Марине, как он добирался до Москвы, и она стала его отговаривать. Но он решился, в надежде, что экипаж будет другой, или не окажется на борту канистры со спиртом. В конце концов, и с пьяным экипажем долетели. Растревоженная Цветкова поехала провожать.
 В аэропорту, пока Рустам ждал, прибившись к толпе командированных, когда выйдет сопровождающий из экипажа, Марина каким-то чудом смогла приобрести два билета: в Ташкент на первое мая и обратно, в Москву, на десятое. Стерхов в который раз удивился её шустрости и деловой хватке. Расставаясь, она заглянула ему в глаза и спросила со свойственной прямотой: «Скажи, нужно мне приезжать, или нет?»
И Рустам, не желая опять запускать маятник сомнений, сказал «да», был поцелован, перекрёщён, и отпущен с Богом.