Сад жеданий, роман. Глава 13. Институт мозга

ГЛАВА 13
ИНСТИТУТ МОЗГА

- Ну что ж, молодой человек, могу Вас успокоить. Психика Ваша в порядке. Ни шизофрении, ни эпилепсии, ничего другого. Не похоже.
Стерхов слушал, затаив дыхание. Это был уже его третий визит в Научно-исследовательский институт Мозга. В первый раз его принял Николай Иосифович Яндола, тот самый врач-психиатр, с которым они с Мариной познакомились в поезде. Он занимался Рустамом минут сорок. Стерхов изложил свои жалобы, рассказал о том, что иногда видит события, не происходящие вокруг него в реальности. Яндола внимательно слушал, уточняя подробности: что видел Рустам, слышал ли голоса, ощущал запахи, чувствовал ли прикосновения. Интересовался, не кажется ли Рустаму, что им кто-то руководит, кто-то следит за ним, заставляет совершать какие-либо поступки. Потом подробно расспросил, чем он болел и особенно, чем болели его родственники, не было ли у кого психических заболеваний. Таких Стерхов не припомнил. Потом Рустам отвечал на вопросы об учёбе, о том, как часто у него меняется настроение, не впадает ли он в депрессии, и ещё на множество других вопросов, некоторые из которых прозвучали для него странно.
Затем Яндола вызвал женщину в белом халате и передал Рустама ей.
Женщина обследовала Стерхова на каких-то устройствах и отпустила домой, наказав явиться на следующий день.
Во второй раз Яндола вёл приём не один. Присутствовал ещё худощавый высокий мужчина с обильной проседью в волосах, которого Яндола представил как Илью Ильича Прокудина. Рустам опять излагал свои жалобы, но теперь вопросы задавал больше Илья Ильич. Причём формулировал он их как-то особенно, так, что, отвечая, Стерхов вспоминал всё больше и больше из того, что видел в моменты помутнения сознания. Затем Рустам с Прокудиным спустились на три этажа, видимо, в подвал, прошли по коридору и оказались около двери с табличкой: «Лаборатория №5». Дверь была обита железным листом. За первой дверью была вторая, обитая с двух сторон дерматином.
В лаборатории стояла ватная тишина. Никакие звуки не доносились сюда из вне. Окон не было, но помещение хорошо освещалось ртутными лампами. Посредине стоял большой стол, заваленный бумагами. По периметру комната была также заставлена столами, но на них находилась аппаратура: пульты, мониторы, осциллографы, принтер с заряженной широкой лентой бумаги, в которую впились острые когти самописцев. В углу стоял шкаф, забитый толстыми папками.
В лаборатории находился мужчина лет тридцати, худощавый и темноволосый, в очках и заношенном свитере. По его виду легко можно было догадаться: младший научный сотрудник.
- Павел Петрович, - обратился к мужчине Прокудин, – проведите первые два теста из первой программы.
- Энцефалограмму снимать? – уточнил Павел Петрович.
- Не надо пока, – ответил Илья Ильич и обратился к Рустаму, - Павел Петрович Вас немного помучит, а потом идите домой. Приходите завтра, в это же время. Вам удобно?

И вот Рустам сидел в кабинете Прокудина, табличка на двери которого гласила, что Илья Ильич - профессор, заведующий «Лаборатории физиологии мышления и сознания».
- Психически Вы здоровы, – повторил Илья Ильич. - Во всяком случае в настоящее время.
Он сделал паузу, как бы давая Рустаму выразить своё мнение по этому поводу. Стерхов же, затаив дыхание, ждал, что скажет дальше этот задумчивый человек. А то, что он должен сказать ещё что-то, явно следовало из того, как он выдерживал паузу. Рустам напрягся, зажав нервные руки между ног и подавшись вперёд.
- Спасибо... - наконец выдавил он из себя. – Но что-то всё равно не так?
Илья Ильич неторопливо вытащил из кармана пиджака сигареты и зажигалку.
- Курите? – спросил он у Стерхова.
- Нет.
- Молодец, а я вот никак не могу бросить эту дурацкую привычку.
Он закурил, положил сигареты на стол, а зажигалку стал крутить в руках.
- Вам сколько лет? А помню, помню, двадцать два. В анамнезе есть.
Он опять помолчал.
- Возраст довольно молодой. Вы не задумывались ещё о смысле жизни?
Стерхов, озадаченный таким поворотом разговора, ответил не сразу.
- Как же, задумывался. Мы даже спорим часто на эту тему.
- С кем?
- С друзьями в общежитии.
- А, Вы же студент. Да, студенчеству это присуще. Ну и в чём он, по-вашему?
- Никто не знает. Наверно, нет его.
- Ага, ага, понятно, - Илья Ильич щурился от сигаретного дыма. - О чём же вы ещё спорите?
- О многом, – Стерхов ухмыльнулся, немного расслабившись. Он чувствовал, что может завязаться интересная беседа, но куда клонит профессор, понять не мог. – О жизни спорим, о женщинах часто, о вселенной, о Боге.
- О Боге? Это интересно. И что же вы думаете о Боге?
- Я что думаю? Я думаю, нет его.
- То есть, совсем в Бога не верите?
- Совсем.
- Даже безотносительно религий? В космический разум.
- Да, совсем, – поколебавшись, ответил Рустам.
- А как же, по Вашему, произошла жизнь?
- А как же, по Вашему, произошёл Бог? – нагло задал встречный вопрос Стерхов.
Илья Ильич улыбнулся.
- Я ещё не сказал, что верю в него.
- Значит, не верите?
- Как большинство людей в нашей стране, я атеист. Хотя, как учёный, занимающийся длительное время изучением мозга человека, я не могу отделаться от мысли, что такое совершенное творение не могло образоваться само собой, без чьей-либо помощи. Такие же мысли мучают некоторых моих знакомых – учёных физиков, занимающихся изучением строения вселенной. Они сейчас забрались в такие дебри, и перед ними такие картины встают… А Вы вот сами поразмышляйте, например, над таким фактом. Что является основой жизни на Земле?
- Вода, – ответил Стерхов, на секунду задумавшись.
- Правильно. А Вам известно, что вода - такая привычная каждому человеку жидкость – очень аномальное вещество?
 - Что же в ней аномального? – насторожился Рустам. «Сейчас профессор выложит что-нибудь страшное про воду. Последние открытия, известные только нескольким учёным в мире, после чего её и пить не захочется. Например, что вода – это какая-нибудь божья роса», – подумал он.
- А многое. Вы же в техническом ВУЗе учитесь? Впрочем, со школы ещё знаете. При охлаждении все вещества сжимаются, так?
- Так.
- Вода тоже сжимается, но до температуры 3,98 градусов по Цельсию. Дальше она начинает расширяться. И лёд, который образуется, как известно, при нуле градусов, легче воды. Поэтому он не тонет. Это уникальное свойство. По нему вода выпадает их физических законов. Но благодаря этому водоёмы зимой замерзают сверху. Ледяная корка сохраняет их от промерзания. Ели бы было наоборот, они бы начинали замерзать снизу и насквозь промерзали.
Профессор сделал паузу. Стерхов был - весь внимание.
- Второе аномальное свойство воды – её огромная теплоёмкость. Она гораздо выше, чем у других веществ, например, в десять раз больше, чем у железа, в три тысячи триста раз больше, чем у воздуха. Вы, наверное, понимаете, что чем больше теплоёмкость, тем больше вещество аккумулирует тепла при нагревании, и тем медленнее остывает. Это второе свойств воды, которое не даёт водоёмам промерзать в холодное время. Почему это так важно? Да потому, что жизнь, как известно, зародилась в воде. А если бы водоёмы промерзали, она никогда бы там не появилась и не появилась бы вообще. К тому же, при такой теплоёмкости воды мировой океан способен демпфировать температурные колебания на планете, связанные с разностью энергии Солнца, падающей на поверхность днём и ночью, летом и зимой. И разброс температуры на Земле поэтому небольшой.
Но это далеко не всё. Вода – хороший растворитель. Поэтому, все биологические жидкости живых организмов на её основе. Также высокая температура кипения, что тоже не маловажно. Близкие по молекулярной массе вещества: метан и аммиак, например, при среднегодовых температурах являются газами. А вода при этих температурах - жидкость и остается ей при нагревании до 100оС. При максимальных температурах, которые бывают в нормальных земных условиях, вода не закипает.
Потом: вода практически не сжимаема. Это позволяет многим беспозвоночным животным использовать заполненные ей полости тела в качестве внутренней опоры при передвижении. Дальше: высокая теплота парообразования, благодаря чему живые организмы, в том числе и растения, имеют возможность избавляться от избытков тепла в организме, испаряя воду с поверхности тела.
Этот список можно продолжать. Высокая сила поверхностного натяжения. Это свойство, за счёт которого вода поднимается по тонким капиллярам, например, по сосудам растений. Потом, при температуре 37 градусов, теплоёмкость воды – минимальна. А это температура тела человека. Это для того, чтобы мы не перегревались. – уже улыбнувшись, закончил свои рассуждения Илья Ильич. – Ну как, наводит на размышления? Как будто кто-то специально создал эту жидкость, чтобы в ней жизнь разводить. Хотя, может быть, это удачная цепь случайностей.
Стерхов был впечатлён и заинтригован. Он этих фактов не знал.
- Я тоже иногда задумываюсь над некоторыми вещами, – начал он делиться. -Мы в институте предмет изучали – термодинамика и теплотехника.
Профессор одобрительно кивнул.
- Есть такой второй закон термодинамики. Его ещё главным законом вселенной называют. Мы его доказательство изучали. Он гласит, что энтропия возрастает, то есть, энтропия стремится к увеличению. Энтропия – это мера хаоса, знаете, да?
Профессор улыбался.
- То есть, всё в природе стремится к хаосу. И если на любую систему нет влияния из вне, то в ней всё перемешается и придёт к однородному состоянию. Это главный закон вселенной! В этой связи, почему многое пребывает не в хаосе, а в удивительном порядке и гармонии? То, что существуют звёздные системы, планеты аккуратно движутся вокруг звёзд, которые их обогревают – это уже порядок. То, что атомы соединились в молекулы, а молекулы в кристаллы – это тоже порядок. То, что из неживого зародилось живое – это вообще чудо самоорганизации материи. Ну, и верх порядка – это социальная организация человечества.
- Хотя здесь-то больше всего хаоса, – вставил профессор, и они рассмеялись.
- Тем не менее, всё это противоречит главному закону вселенной. Почему?
- Вот видите, так может есть Бог?
- Бог его знает.
Они помолчали. «Что он ещё хочет мне сказать?» – думал Стерхов с тревогой.
- Ну а что Вы думаете о таком понятии, как время? – слегка прищурившись, спросил Илья Ильич. Он как будто располагал массой свободного этого самого времени и задался целью потратить его часа два на беседу с Рустамом. – На эту тему вы тоже беседуете со своими друзьями?
- Время? Интересная тема. Но беседовать на неё невозможно. Я пробовал. Про время никто вообще ничего сказать не может. Мозги у людей до этого не доходят.
- Ну а у Вас у самого есть какие-нибудь мысли по этому поводу? Что такое время?
- Нет особых мыслей. Я только понимаю, что время – это нечто основополагающее и оказывает самое прямое воздействие на всё. Глобальное воздействие. Ещё мне кажется, что раз оно такое влияние оказывает, оно должно быть чем-то материальным. Ну а как нас физика учит, материя может быть двух видов: либо это вещество, либо поле. В данном случае, скорее, поле. Может быть время - это какой-то третий вид материи. Но это мои дилетантские догадки. Когда на втором курсе по физике теорию Энштейна изучали, из неё прекрасно видно, что время относительно, может замедляться и убыстряться, для разных объектов по разному течёт. А что это такое, там, по моему, ответа нет.
Илья Ильич заинтересованно слушал и удовлетворённо кивал головой.
- Ну что ж, Рустам, я рад, что все эти вопросы Вас волнуют. Причём у Вас есть свои собственные гипотезы. Рад, рад.
Не покидающее Стерхова напряжение прорвалось наружу.
- Илья Ильич, Вы что-то хотите мне сказать? Точнее, Вы что-то хотите от меня, так? Иначе, я думаю, Вы вряд ли возились бы со мной в таком солидном учреждении. Так Вы скажите уже, не томите.
- Так, так, молодой человек, так. Вы удивительно догадливы, – Профессор заулыбался, прикуривая вторую сигарету. - У меня есть к Вам предложение, или просьба, если хотите: поучаствовать в экспериментах, проводимых нашим институтом.
- В качестве подопытного … кролика? – вырвалось у Стерхова. Но он сразу одёрнулся. – Извините, я Вас слушаю.
- Не спешите делать выводы. Эксперименты очень любопытные. С Вашим уровнем любознательности, я думаю, они Вас заинтересуют. К тому же, это не бесплатно.
- А в чём они заключаются? Что нужно будет делать?
- Поскольку Вы человек достаточно грамотный, я могу изложить в общих чертах суть этой работы, но при двух условиях. Во-первых, Вы должны сперва в принципе определиться, готовы ли с нами сотрудничать. Если сразу отказываетесь, то какой смысл вводить Вас в курс дела? Во вторых, мы должны будем взять с Вас расписку о неразглашении всего того, что Вы узнаете в стенах нашего института. Что скажете?
Рустам задумался. Действительно, в таком интересном учреждении могли твориться чёрт знает какие интересные вещи. И поучаствовать в них… да, заманчиво. Но вдруг захотят поковыряться у него в мозгах? Стерхов представил себя, лежащего на операционном столе. Череп у него вскрыт, из мозгов торчит скальпель, или нет, торчат провода, подключённые к разным приборам. При этом он в сознании, ему задают вопросы, а он на них отвечает:
- Дважды два?
- Пятнадцать тысяч триста девяносто семь.
- Чёрт, снизьте напряжение на пятом электроде.
Пока Рустам всё это представлял, Илья Ильич терпеливо ждал.
- А череп вскрывать не будете? – наконец спросил Стерхов напрямую.
Профессор рассмеялся.
- Мы, конечно, занимаемся и этим. Но у нас есть и другие методики. В общем, за целостность своего черепа не беспокойтесь.
- А по времени это как? Есть ли какой-нибудь график?
- График мы с Вами согласуем. Так, чтобы и Вам удобно было, и мы могли свою работу планировать.
- А платить сколько будете? – стыдливо спросил Стерхов.
- Золотых гор не обещаю. В зависимости от количества экспериментов, от их результата.
- Ну в среднем за месяц сколько будет выходить? Или как там?
- Можете считать, сдельная работа, – ответил профессор. – Я узнаю в бухгалтерии, в следующий раз точнее скажу.
- Ясно, обходите этот вопрос.
Илья Ильич опять улыбнулся. Ему нравился этот смышлёный парень.
- А отказаться я смогу, когда уже начнёте, если мне что-то не понравится?
- Вы понимаете, никто же не может Вас насильно принуждать сюда приходить. Отказаться сможете, хотя нам бы не хотелось, чтобы Вы это сделали, пока мы не пройдём определённые этапы.
- А почему Вы именно мне предлагаете?
Профессор сделал паузу в своём стиле.
- Скажем так, нас заинтересовали Ваши видения. Мы хотим до конца разобраться, что же это такое.
Над этой информацией Стерхов задумался всерьёз.
- Ладно, что расспрашивать, – сказал он после паузы. - Я, наверно, соглашусь. Но можно взять пару дней на размышления. С женой посоветуюсь, – зачем-то прибавил он.
- Так Вы же не женаты. – Профессор, наклонившись к столу, заглянул в анкету Рустама.
- Да, официально, – сконфузился Стерхов.
- Конечно, можете подумать. Хотя помните, в последствии суть экспериментов Вы не должны рассказывать никому. О, да уже седьмой час, – сказал он, взглянув на часы. Засиделись мы с Вами.
- Ну я пойду?
Рустам поднялся со стула. Профессор тоже встал, протянул руку.
- Приятно было пообщаться.
- Взаимно. До свидания, Илья Ильич.
- До свидания, я надеюсь.

 ЁЁЁЁ

Стерхов вышел из Института Мозга загруженным до предела. На автомате, совершенно не думая о том, что делает, сел в нужный троллейбус, доехал до станции Курская, спустился в метро. В голове всё крутился разговор с профессором. Вперемежку повторялись отдельные отрывки и фразы. Зайдя в вагон и сев на свободное место, - час пик заканчивался, - он попытался привести мысли в порядок и проанализировать разговор.
Первое и главное, что услышал Рустам от Илья Ильича, - это то, что он психически здоров, что было огромным облегчением. В то же время у него осталось впечатление, что как раз по этому поводу профессор что-то не договорил. Второе: ему предложили участвовать в якобы интересных экспериментах. Эти эксперименты будут проводиться над ним. Задумавшись, Рустам начал ощущать тревогу. Эксперименты над мозгом. Что это значит? Это значит, что он должен разрешить кому-то копаться у себя в голове. А что им там нужно? Им нужна какая-то информация. Какая? Информация о нём… Нет уж… Копаться в голове – это похуже, чем копаться в интимной жизни или там в грязном белье. В мозге каждого человека можно обнаружить такое, по сравнению с чем грязное бельё просто засияет чистотой и свежестью. Тут к венерологу-то сходишь, чувствуешь, будто об тебя ноги вытерли – узнали один из неприятных фактов твоей жизни. А из мозга можно выковырять сотни таких. К тому же, что они будут делать? Ток пропускать? Лекарствами пичкать? После этого вообще крыша может съехать. Ну его на фиг. Никаких экспериментов. Всё, однозначно. Не поеду больше в НИИ.
Рустам определился и облегчённо откинулся на неудобном сиденье. С полминуты наслаждался этим облегчением. Потом оно стало проходить. Мысли принялись течь в другом направлении. Если у него нет никаких психических заболеваний, то что же это за галлюцинации, которые он видит всё чаще? И как он это выяснит, если не поедет больше в Институт? Ведь Илья Ильич так и сказал, что хочет до конца разобраться, что за видения посещают его. Но прежде всего это нужно самому Рустаму: возможно, придётся всю жизнь с этим прожить. А где же ему помогут, как не в Институте Мозга? Это же уникальный, фантастический случай, что он вообще туда попал со своей проблемой. Что, он у себя в Ташкенте пойдёт к психиатру что ли? Рустам представил круглопузого высокомерного узбека в белом халате: «Э, какой такой видения - мидения?»
Нет, таким шансом нужно обязательно воспользоваться. Это важно прежде всего для него самого. «А здорово профессор поддел меня на крючок, – подумал Рустам. - Им, может, мои видения до фени, им главное мои мозги расковырять, чтобы кто-то докторскую написал». Потом подумал ещё. Да нет, Илья Ильич не произвёл впечатление бездушного выгодоприобретателя. Всё же нужно согласиться. Чёрт, и посоветоваться не с кем. Никому же не расскажешь, что ходил в Институт Мозга проверять съехавшую крышу. Никому. Рустам ещё не знал, что разговор с профессором станет для него началом одиночества, которое будет углубляться постоянно, день ото дня.

 ЁЁЁЁ

В ту ночь выпал первый снег. Как всегда неожиданно, и сразу – глубокий. Марина утром выглянула в окно и ахнула:
- А у меня зимняя обувь в общаге, в камере хранения. Всё собиралась привести. Как я теперь в школу пойду?
А у Рустама мысли о другом. У него начинался новый этап трудовой деятельности, трудный этап. Теперь не мусор, не листья: тонны снега придётся переворачивать.
- Ежик, ежичек, съезди ко мне в общагу, привези вещи. А то я выйти не могу на улицу в своих туфельках.
Как не увиливал Рустам, а пришлось таки после работы ехать за тридевять земель в Кооперативный. Цветкова созвонилась через вахту с дежурной камеры хранения и договорилась, что подъедет такой-то молодой человек. Дала ему свой студенческий для доказательства. И Стерхов поплёлся.
Приехав, ждал около часа: дежурная бабка ушла на обед. Холл в общежитии был большой, в углу стояли дерматиновые кресла, в одно из которых Рустам и погрузился. Общежитие жило обычной суетливой жизнью. Шныряли туда-сюда студенты, кто-то кого-то ждал, кто-то курил.
Национальный состав студентов в Кооперативном отличался от маёвского. В Московском авиационном овладевали знаниями ребята, в основном, с русскими и украинскими фамилиями. Здесь же были широко представлены почти все республики, особенно закавказские, а также страны третьего мира. Рядом с вахтёршей напряжённо расхаживал из стороны в сторону узкоглазый, круглолицый студент. «Киргиз», - определил Стерхов, привыкший различать представителей среднеазиатских народов. Между ним и вахтёршей происходил разговор, из которого Рустам сделал вывод, что киргиз – местный активист. В углу прибивали к стене какой-то стенд двое смуглых ребят. «Не армяне, и не грузины, - затруднился Стерхов. - Наверное, молдаване». Около входной двери, тихонько переговариваясь, курили две девушки. На улице было пасмурно, освещение в холле слабое, из-за чего между серыми стенами повис усыпляющий вязкий сумрак. Расслабившись, Рустам задремал в кресле.
Вдруг дверь распахнулась, и в здание вошла, подгоняемая лёгким морозцем, негритянка с мальчиком лет двух на одной руке и пакетом, полным продуктов, в другой. Из пакета выглядывали, не помещаясь, две импортные курицы.
- Зразвуйте, – улыбнулась она вахтёрше, и на черном лице, почти сливавшемся с сумраком холла, сверкнули белые зубы.
- Здрассьте, – с сомнением бросила ей вслед вахтёрша.
Негритянка пересекла холл и, не воспользовавшись лифтом, - наверное невысоко жила, - скрылась в двери лестничного пролёта. Нарушенное ей равновесие холла быстро восстановилось, и Стерхов продолжил дремать, прислушиваясь сквозь сон к разговору курящих девушек. Однако отдохнуть ему не удалось. Минуты через полторы из-за двери, куда вошла негритянка, раздался истошный вопль, который быстро превратился в леденящий визг. Потом появилась и она сама, вылетев пулей на середину холла.
- Памагити, памагити, – кричала девушка. – Вы видили их?
Она с размахом посадила мальчика на стол перед вахтёршей, пакет с продуктами вывалился у неё из рук, упал на пол и куры вылетели из него под прямым углом.
- Памагити, – Она схватила киргиза за рукав и потащила на улицу.
- Что случилось? – закричал и он, пытаясь высвободиться.
- Эта Кавказ, эта Кавказ! Все вещи в окно кинул, все вещи!
Она оставила киргиза и выбежала на улицу. Он за ней. Вахтёрша с перепугу тоже кинулась было к двери, но, вдохнув холодного воздуха, вернулась обратно. Мальчик испуганно крутил головой, сидя на её столе, но не плакал. Негритянка с киргизом вернулись минут через пять. Она рыдала и сумбурно рассказывала, что с ней произошло, с трудом подбирая русские слова. Выяснилось, что открыв дверь своей комнаты, она обнаружила в ней четверых человек: грабители, воры.
- Эта Кавказ! – повторяла несчастная девушка.
Они уже собрали все ценные вещи и упаковали их в мешки, когда были застигнуты хозяйкой. Один из них брызнул ей в лицо слезоточивым газом и оттолкнул. Другие в это время быстро побросали вещи в окно, и все четверо выбежали из комнаты.
- Всё, всё, всё забрал, – надрывалась негритянка, и слёзы водопадом лились из её глаз.
- Успокойтесь, – бил перед ней ладонью по столу киргиз. – Вам наше правительство всё выплатит, всё возместит. Есть такой закон для иностранцев. Нам, конечно, хуже в этом случае. – заключил он.
Вахтёрша накручивала диск телефона, вызывая милицию. Начала собираться толпа зевак. Подняли и уложили обратно в пакет разлетевшиеся продукты. Киргиз вспоминал, что да, перед негритянкой пробежали через холл четыре мужика, вроде кавказцы. Вахтёрша никого не заметила, Рустам тоже. Вообще, киргиз вёл себя как-то странно, был излишне возбуждён. Не сообщник ли?
- Я пойду, ещё раз обойду вокруг. Может быть, что-нибудь из вещей не успели забрать, – сказал он и вышел опять из общежития.
- Эх ты, маугли, – обратилась вахтёрша к пацану, сидевшему до сих пор перед ней на столе, и тот заревел.
- Узнаю родную общагу, – сказала Марина, когда Рустам рассказал ей о своей поездке.

 ЁЁЁЁ

- Илья Ильич, когда все формальности улажены, я хотел бы узнать суть экспериментов. Вы обещали.
- Да, Рустам, я не забыл.
Илья Ильич задумался. Сказал после паузы:
- В данном случае мы поступим так. Я сейчас познакомлю тебя с одним человеком. Он как раз сегодня здесь, у нас. И мы вместе всё обсудим. Пойдём-ка только в лабораторию, а то нам здесь поговорить не дадут.
В кабинет, действительно, каждую минуту врывались сотрудники института с разными вопросами. Илья Ильич поднял трубку телефона и набрал короткий, видимо внутренний, номер.
- Володя, - сказал он ласковым голосом, - Чая у вас? Дай ему трубку.
- Аркадий Борисович, тут подъехал молодой человек, о котором мы с Вами говорили. Нет, нет. Да, Стерхов Рустам. Он готов. Да, да. Вы сейчас чем заняты? Не уезжаете ещё? Спускайтесь тогда в пятую лабораторию. Да.
Илья Ильич поднялся, Рустам вслед за ним.
Они вышли из кабинета и по лестнице спустились на два этажа в уже знакомую Рустаму лабораторию №5.
- Садитесь, – предложил Илья Ильич Стерхову.
Рустам сел на стул, осмотрелся. В одной из двух соседних комнат он разглядел девушку в белом халате. Она сидела за столом и что-то писала. Тут распахнулась дверь, и в помещение энергично вошёл маленький плотный человек в чёрной кожаной куртке. Твёрдая сияющая лысина, обрамлённая венком чёрных как космос волос, прекрасно отражала свет ртутных ламп. Торчащие из венка клочки напоминали своей формой маленькие рожки, отчего их хозяин делался похожим на чёрта. Горящие глаза с лукавым прищуром лишь усиливали это сходство.
- Знакомьтесь, это Аркадий Борисович Чая. Кандидат физико-математических наук, – представил чёрта Илья Ильич.
- Рустам, – Стерхов встал и протянул руку.
Крепко пожимая её, Чая пристально посмотрел Рустаму в глаза.
- Значит согласился? Хорошо, хорошо.
Голос у него был высокий, на взводе, с лёгкой картавинкой.
- Не пожалеешь. Когда начинаем? – обратился он к Прокудину.
- Молодой человек желает знать сперва суть экспериментов, в которых мы призываем его участвовать.
- Любопытный, – определил Чая. – Думаете стоит его посвящать?
- Я без этого не согласен, – опередил Стерхов ответ профессора.
- Он ещё и наглый, – Аркадий Борисович, не стесняясь, вешал на Рустама ярлыки. Тот даже слегка повёлся.
- Ну ладно, ладно, – успокоил его Чая. – Хочешь знать, значит будешь знать.
- Давайте присядем, – пригласил Илья Ильич.
Они уселись на стулья, стоявшие вокруг большого стола.
- Собственно, так или иначе, мы должны Вам всё рассказать, - продолжил Илья Ильич. – Иначе мы не добьёмся нужного результата. Поэтому слушайте.
И профессор начал свой сенсационный рассказ.

Оказывается, Аркадий Борисович Чая работал в Московском университете и занимался там изучением времени. Вернее, при университете существует специальный «Институт исследований природы времени». Он не является институтом в прямом смысле, скорее это постоянно действующий семинар, где на общественных началах ведут свои исследования и обмениваются их результатами учёные из разных областей знаний. Чая возглавлял там одну из кафедр. Сам он по специальности физик.
Не смотря на то, что институт существует с 1984 года, никакого глобального продвижения в понимании сущности времени сделано, к сожалению, не было. Что собой представляет это явление, остаётся вопросом открытым и совершенно не понятным, и, видимо, его разгадка есть дело неблизкого будущего. Воссоздать его в лабораторных условиях для изучения совершенно невозможно. И пока учёные занимаются тем, что изучают его свойства, причём, в основном, методом логических умозаключений. Сколь ни будь значительной математической модели времени никто не создал, разве что энштейновская теория относительности проливает на него некоторый свет. В частности, эта теория представляет время как одно из четырёх измерений единого пространства – времени. Одно из четырёх измерений!
За это и зацепился Чая в своей работе. Он сделал следующее предположение. Человек может видеть в пространстве, причём по каждой из трёх осей координат как в одну сторону, так и в другую. Свойства пространства, а также человеческие органы чувств это позволяют. Чая предположил, что время также обладает свойством, позволяющим просматривать его в обе стороны. Доказательством тому служат предсказатели, которые как-то же получают информацию о будущем. Каким образом им удаётся делать прогнозы, которые сбываются с частотой, превышающей допуски теории вероятности? По гипотезе Чая они обладают чувством, отсутствующим, или не достаточно развитым у других людей. Вернее, обладают такими органами чувств.
Так как существование предсказателей стало краеугольным камнем в гипотезе Чая, он специально занялся этим вопросом для того, чтобы убедиться, что их возможности - не миф. Он изучил всю доступную литературу, с величайшим трудом пробился к прорицательнице Ванге, живущей в Болгарии, встретился, используя связи университета, со многими людьми в Советском Союзе, считающимися прорицателями и экстрасенсами. И пришёл к выводу, что процентов восемьдесят так называемых предсказателей являются шарлатанами, построившими и поддерживающими целые системы одурачивания. Причём, множество людей легко поддаются этому одурачиванию, многие даже сами к нему стремятся. Однако оставшиеся двадцать процентов, по мнению Чая, представляют собой серьёзные случаи, заслуживающие внимания.
Среди них, безусловно, Мишель де Нострадамус – величайший предсказатель всех времён. Это имя Стерхов услышал впервые. Со слов Чая он узнал, что предсказания этого человека сбываются на протяжении вот уже нескольких веков. Однако понять, что то или иное предсказание сбылось, чаще всего удаётся лишь после того, как предсказанное событие происходит, поскольку всё зашифровано в так называемых катренах – стихотворных четверостишиях, и прямо там ни о чём не говорится. Среди прочих, как узнал Аркадий Борисович, есть предсказание о третьей мировой войне, которая должна вот-вот разгореться. Инициатором её явится человек, родившийся где-то на Ближнем Востоке, который уже начал свою деятельность по подготовке этой войны. От серьёзности услышанного у Рустама по коже мурашки пошли.
Ещё до Нострадамуса, в начале второго тысячелетия нашей эры, в Европе жил монах по имени Малахия О’Моргайл, который в те далёкие времена предсказал открытие и заселение европейцами Америки, появление атомного оружия и даже группу «Битлз». Он оставил после себя книгу, написанную на латыни.
Интересны, по словам Чая, были также и предсказания нашей современницы американки Джин Диксон. Среди её точных прогнозов, например, запуск Советским Союзом искусственного спутника Земли. Причём прогноз этот был сделан в одной из телепередач, шедшей в прямом эфире по американскому телевидению 14 мая 1953. Кроме этого она предсказала точные итоги всех выборов президентов США за исключением одних, отделение Пакистана от Индии, убийство Махатмы Ганди, Джона Кеннеди и смерть Мэрилин Монро, землетрясение на Аляске в 1964 году и ещё многое другое. Встретиться с Джин Диксон Чая не удалось: не выпустили в Америку. А вот о другой известной прорицательнице – Ванге он остался весьма невысокого мнения. Практически ничего о его прошлом, настоящем, и, как потом выяснилось, будущем, она не сказала.
Однако более всего Чая заинтриговали люди, с которыми ему удалось встретиться в СССР. С помощью ректора МГУ Аркадий Борисович вышел на представителей государственных органов, которые занимались работой с разного рода необъяснимыми явлениями, в том числе с прорицателями. После долгих переговоров и согласований его допустили к некоторым документам, а также познакомили с людьми, чьи уникальные способности предсказателей, по словам Чая, не раз были использованы государством. Аркадий Борисович, естественно, не стал распространяться по этому поводу. Рассказал только, отметив, что информация не является секретной, про одного старичка (имени называть не стал). Этот старик, в 1936 году предсказал вторжение немецких войск на территорию СССР в 1941 году, полёт Гагарина, назвав точную дату - 12 апреля и звание, которое ему присвоили - майор, а также гибель подводной лодки «Комсомолец». Причём всё это было запротоколировано, поскольку он в то время сидел под следствием по подозрению в шпионаже. Показания эти были получены, когда он впадал в бессознательное состояние от долгих допросов и пыток. Ему, естественно, вкатили по полной катушке. А потом, когда, действительно, началась Великая Отечественная война, один полковник НКВД, который был знаком с его делом, вспомнил этот факт и доложил в соответствующий отдел. Этого человека вытащили из лагеря, где он уже загибался, и стали с ним работать.
Когда Чая встретился со стариком, тот уже был на пенсии, отошёл, что называется, от дел. Аркадий Борисович не смог, как ни старался, получить у него информацию о будущих, ещё не свершившихся событиях. Не удалось ему также и привлечь старика к своим исследованиям. Зато он подсказал Чая имя другого человека, который не был так прочно связан с органами, но обладал способностями не менее поразительными.
В общем Аркадий Борисович, несомненно, убедился, что провидцы существуют, и что они реально могут предсказывать будущее, а также, рассказывать о событиях прошлого, свидетелями которых не были. Следующий вопрос, который, естественно, встал перед ним – что же собой представляют способности этих людей? Каким образом к ним приходит их знание? Необходимы были исследования. Исследования человеческой психики и физиологии. А это уже дело не физиков, а медиков, за помощью к которым Чая и обратился. Конечно путь его лежал в Научно-исследовательский институт Мозга.
И тут выяснилось следующее. Оказывается, учёные этого НИИ, совсем, правда, с другой стороны, подошли к этому же самому вопросу.
«Лаборатория физиологии мышления и сознания» в НИИ Мозга, которую возглавлял профессор Прокудин, занималась исследованием мозговой организации мышления, внимания, эмоций, боли, творчества, то есть всех аспектов деятельности мозга, которые делают его столь неповторимым и сложным объектом. На определённом этапе - полтора года назад - Илья Ильич со своими специалистами вплотную приступили к изучению одной из самых загадочных сторон высшей нервной деятельности человека – интуиции. Как всегда, в начале сложного витиеватого пути научных исследований, стали разрабатывать методики.
Тут Рустам, слушавший учёных с крайней степенью внимания, приостановил профессора, собиравшегося перемахнуть с вводной части своего рассказа сразу в конец, и попросил поподробнее рассказать об этих самых методиках, поскольку это его непосредственно касалось.
- Да, собственно, про серию исследований, в которых Вы будете участвовать, мы Вам расскажем позже, – сказал Илья Ильич. – Но, если Вам так интересно, с чего мы начинали, то, для примера, расскажу об одном простом эксперименте.
И Прокудин рассказал, что начинали они, действительно, с простых вещей: подобрали пять добровольцев и целыми днями подбрасывали перед ними монету. Перед тем, как монета взлетала в воздух, испытуемый должен был угадать, что выпадет: орёл или решка (аверс или реверс, как выразился профессор). Сперва процент попаданий был таким, как и положено по теории вероятностей: 50, то есть – все случайные. Но эксперименты проходили не день и не два, а месяцы. В конце концов этот процент почти у всех пополз вверх. У большинства он остановился в районе пятидесяти пяти, а у некоторых перевалил за шестьдесят. Первый результат: интуиция поддаётся тренировке, а это свидетельствует о том, что работают какие-то органы, которые в начале эксперимента находились в атрофированном состоянии. Это уже сенсация. Оказывается, человек может угадывать будущее. Пусть в пределах малого временного периода, простейшие события, но может.
Стали развивать это направление. Подобрали уже пятьдесят испытуемых разного пола, возрастов и социальных слоёв. Выяснилось, что наилучший процент угадываний у детей. У женщин он выше, чем у мужчин. И ещё, чем у человека лучше результат, тем он успешнее в жизни, если за критерий брать карьерное положение и семейное благополучие. Кроме этого, при увеличении количества испытуемых нашлись такие, у которых процент угадываний доходил до семидесяти. Это уже богатая информация к размышлению.
Слушая профессора Прокудина, Рустам понял, что сам он уже стал участником этой программы даже и без его ведома. Во время предыдущего своего визита он в этой самой лаборатории угадывал, какую из двух цифр: 0 или 1 выдаст на экране монитора ЭВМ. Видимо, шагнула вперед материальная база института, и монету уже не подбрасывали.
- Скажите, а со мной вы уже этот тест провели? – напрямую поинтересовался он у профессора.
- Провели, – серьёзно ответил тот.
- Ну, и как результаты.
- Результаты у Вас, молодой человек, превосходят все ранее зафиксированные. В первый же раз процент превысил семьдесят. До Вас из почти двухсот человек, которых мы тестировали, такого достигли лишь пятеро, но только через месяц и более тренировок по нами разработанной программе.
Рустам молчал, не зная, что сказать.
- И ещё, нас очень заинтересовал тот момент, по которому Вы к нам обратились.
- Видения?
- Совершенно верно. Мы предполагаем, что это у Вас не связано ни с какой болезнью, а является проявлением заложенных в Вас способностей. Ваш эпифиз, видимо, работает гораздо лучше, чем у других людей.
- Эпифиз?
- Да, эпифиз. Мы полагаем, что именно этот орган ответственен за интуицию. Впрочем, на сегодня для Вас информации достаточно. Вам и так много нужно переварить. Давайте-ка лучше согласуем график наших встреч. Итак, Вы студент. Видимо, первая половина дня у Вас занята учёбой?
- Я, собственно, на дипломе. Сейчас у меня преддипломная практика. Но она проходит так, шаляй-валяй. Поэтому, в принципе, я бываю и с утра свободен.
- А как для Вас время с десяти до двенадцати?
- Могу. Может быть не каждый день, но могу.
- Три раза в неделю, чтобы Вас сильно не напрягать. К примеру: понедельник, среда, пятница.
- Хорошо. Не гарантирую, что каждый раз смогу в эти дни, но постараюсь.
- Вот и договорились. Сейчас я Вас познакомлю с лаборантами, которые и будут с Вами работать. Лизонька, подойдите, пожалуйста, – крикнул он девушке, чей белый халат мелькал в проёме приоткрытой двери в соседнее помещение, пока учёные беседовали со Стерховым. – А где Павел Петрович? Позовите его тоже.
- Павел Петрович у Рогожина. Позвонить ему?
- Да, позвоните, пусть сюда подойдёт.
Через пять минут Стерхов был представлен двум лаборантам: Елизавете Глебовне, той самой Лизоньке, очень миловидной девушке в очках на пол-лица, совсем худенькой, возрастом даже младше, чем сам Стерхов, как ему показалось, и Павлу Петровичу - младшему научному сотруднику, который тестировал его накануне. Потом Чая с Прокудиным ушли. Перед уходом Илья Ильич распорядился провести со Стерховым на следующий день, в среду, тесты по программе № 1.
Около получаса лаборанты задавали Стерхову разные вопросы: сова он или жаворонок, какие дневные часы являются для него самыми работоспособными, а какие сонными, принимает ли он какие-либо медицинские препараты, курит ли, во сколько обычно обедает, как много ест, и так далее. Ответы Елизавета Глебовна аккуратным почерком заносила в специальный бланк. Потом Стерхова отпустили, наказав на следующий день придти в десять часов утра, позавтракав не позднее восьми и захватив с собой полотенце. И ещё хорошенько помыть с утра голову.


 ЁЁЁЁ

На следующий день Рустам как штык в десять ноль-ноль стоял у дверей лаборатории. Для этого ему пришлось появиться на работе, как и положено, в шесть часов и до восьми закончить уборку. Не без волнения он толкнул дверь и вошёл. В комнате были Елизавета Глебовна и Павел Петрович.
- Здравствуйте.
- Здравствуй, Рустам, – ответила Елизавета Глебовна, улыбнувшись.
- Привет, – произнёс Павел Петрович, не отрываясь от чтения какого-то журнала.
Не зная, что дальше делать, Стерхов присел на край ближайшего к нему стула.
- Сейчас, минут через пять начнём, – сказала Елизавета Глебовна и продолжила что-то писать в общей тетради.
- Рустаму не чем было заняться, и он стал разглядывать сидящую перед ним женщину.
Собственно, женщиной он бы её называть не стал. Девушка, даже, скорее, девочка. Небольшого росточка, хрупкие плечи, тонкие руки. Волосы до плеч аккуратно причёсаны и заложены за уши. На маленьком носике - большие очки. Она быстро что-то писала в тетради, заглядывая в бумаги, разложенные на столе. При этом смешно наклоняла голову на бок. Совсем как школьница за партой.
Наконец дописав, закрыла тетрадь и взглянула на Рустама.
- Ну, готов?
- Всегда готов, – ответил Стерхов по-пионерски.
- Начинаем, Павел Петрович.
- Угу, – пробубнил мужчина.
Несмотря на свой детский вид, Елизавета Глебовна, похоже, была здесь главной.
- Проходи вон в ту дверь, – скомандовала она Рустаму.
Рустам прошёл, за ним хозяева. Толщина стены между комнатами (не меньше двух с половиной кирпичей) вызвала у него ассоциацию с бункером. Это сходство подчёркивалось и абсолютной тишиной, и приглушённым освещением в комнате. Стерхову показалось даже, что стены металлические. В углу стояла кушетка как в поликлиниках, рядом с ней - длинный стол. На столе находилась какая-то аппаратура, провода.
- Во сколько завтракал? – спросила Рустама Елизавета Глебовна.
- Как сказали, до восьми.
- Часы электронные у тебя? Давай сюда, у меня пока побудут.
Стерхов послушно снял часы.
- Так, садись вот на этот стул.
Рустам сел. Павел Петрович подкатил к нему прибор, установленный на длинной стойке, похожей на микрофонную. Прибор напомнил Рустаму микшерный пульт. В нём было множество гнёзд для подключения шнуров. Располагались они на нарисованном человеческом мозге (вид сверху). От стойки в две стороны отходили металлические коленчатые штанги, на которых были закреплены по два устройства. Одну пару этих устройств Рустам определил как динамики. От самого прибора отходил толстый шнур, входящий прямо в стену.
- Голову-то мыл сегодня? – спросила Стерхова Елизавета Глебовна.
- Так точно, – заверил её Рустам.
- Эх, побрить бы тебя.
Павел Петрович хмыкнул, доставая из ящика стола резиновую шапочку наподобие той, что одевают в бассейнах. Елизавета же Глебовна достала из белого шкафчика со стеклянными дверками бутылочку, отвинтила крышку, плеснула содержимое на ватный тампон и стала протирать Рустаму голову, раздвигая пряди волос.
- Спирт? – уточнил Стерхов, втягивая воздух носом.
- Спирт, спирт. Одевайте, – скомандовала она Павлу Петровичу, закончив процедуру.
Павел Петрович напялил на Рустама плавательную шапочку. Оказалась, что с внутренней стороны в неё вмонтированы металлические блямбы, давление которых Рустам сразу почувствовал, поскольку Павел Петрович слегка поелозил этой шапкой по его голове.
- Вот какой красавец, – усмехнулась Елизавета Глебовна.
К шапочке был приделан толстый электрический шнур, который Павел Петрович подключил к прибору, укреплённому на конце стойки.
«Датчики на башку надели», – догадался Стерхов.
- Ну вот, сиди спокойно. От тебя пока ничего не требуется, – сказала Елизавета Глебовна и удалилась, плотно закрыв за собой обе двери. Павел Петрович остался. Он отошёл к стене и выключил освещение. Комната погрузилась в темноту. Рустам уже понял, что повторится процедура, которой он подвергся после первого приёма у Яндолы. Правда тогда прибор выглядел несколько иначе.
По глазам его ударила яркая вспышка, на мгновение осветив всё вокруг. Затем вспышка повторилась. Источником были устройства, расположенные на боковых штангах прибора. Видимо, в них были вмонтированы лампочки. После двух одиночных вспышек лампочки стали мигать часто. Помигают две-три секунды, потом секунд пять – темнота. Это светопредставление длилось несколько минут. Потом лампочки замерли. Зато ожили динамики, принявшиеся подавать сигналы разной частоты, длительности и громкости. Когда и динамики замолчали, Рустам подумал:
- Сейчас они вместе будут работать. Получится светомузыка.
Но вместо этого из темноты подал голос Павел Петрович.
- Сейчас подыши часто и глубоко. Когда остановиться, я скажу.
Стерхов задышал, сопя как паровоз.
- Хватит, – остановил его Павел Петрович минуты через три.
Он встал, прошёл по комнате, нащупал что-то в темноте и вдруг открыл в стене маленькое окошечко. За окошком Стерхов увидел монитор. Его отделяло от комнаты толстое звуконепроницаемое стекло.
- Сейчас будет то же упражнение, которое ты уже проходил, – пояснил Павел Петрович. Нужно угадывать, какая цифра: один или ноль возникнет на экране. Цифры будут появляться с интервалом в двадцать секунд. После того, как цифра исчезнет, в течении десяти секунд ты должен сказать, какая будет следующая.
В это время на экране появилась и исчезла первая цифра - «ноль». Рустам закрыл глаза и попытался представить себе экран через десять секунд…


 ЁЁЁЁ

Вечером того дня Марина, придя домой, обнаружила Стерхова подбрасывающим двадцатикопеечную монету.
- Опять в пха играешь? – спросила она, целуя Рустама.
- Ты где была? – поинтересовался он с отрешённым видом.
- Заезжала к Галке на Шарик. Она домой ездила, с ней передали гостинец для меня.
- Грибы опять?
- Грибы и варенье малиновое, по одной баночке.
Рустам промолчал, не выразив на этот раз обычного восторга. Казалось, он был полностью увлёчён своей монетой. Марина сняла и повесила в шкаф пальто, устало стянула сапоги, оставив их в комнате. Выставлять обувь за дверь они с недавних пор перестали. Она там замерзала, и очень неуютно было одевать её по утрам.
- Ты ужинал?
- Нет, тебя жду.
- А я у Галки поела. Хочешь, грибы открой.
- Угу, – пробормотал Стерхов.
- Что это ты делаешь? – наконец решила выяснить Марина, начинавшая уже нервничать оттого, что Рустам уделяет внимание не ей, а дурацкой двадцатикопеечной монете.
- Хочешь, фокус покажу?
Он наконец поднял на неё заинтересованный взгляд и улыбнулся.
- Не знаю, устала я.
- Садись, отдыхай, а я тебе покажу кое-что.
Марина уже переоделась в домашнее. Присела на кровать с дальнейшим намерением лечь, но Рустам удержал её за плечи и быстро чмокнул в губы.
- Смотри, ты будешь подкидывать монету, а я буду угадывать, как она упадёт.
- Зачем?
- Просто так. Посмотрим, сколько раз я угадаю. Подкидывай.
Марина с сомнением в том, нужно ли это в данные момент, подбросила монету да так, что она упал на пол и укатилась далеко под кровать.
- Нет, подожди, – сказал Стерхов, становясь на колени и пытаясь достать её. – Я должен сперва сказать, что выпадет. Чёрт, куда она подевалась? Под пол, что ли провалилась? Кидай на кровать.
Не найдя монету, он вытащил из кармана куртки другую и протянул её Марине.
- Что выпадет? – спросила та.
Стерхов на секунду закрыл глаза.
- Решка.
Цветкова подкинула. Выпал орёл.
- Не угадал, – разочарованно произнесла она.
- Давай ещё. Сейчас будет решка.
Марина подкинула. Опять выпал орёл. Она посмотрела на Рустама с иронией.
- Погоди, погоди, сбился настрой. Сейчас.
Он взял стул, поставил его напротив Марины, сел, закрыл глаза и потёр пальцами виски. Потом взял руки Марины, поцеловал её ладони и приложил их к своим вискам.
- Давай, я даже не буду смотреть. Решка.
Марина бросила.
- Что молчишь? Решка? – спросил Рустам, не открывая глаза.
- Да.
- Давай ещё, сейчас будет орёл.
- Орёл.
- Сейчас опять орёл.
- Да, орёл.
- Решка.
- Да.
- Орёл.
- Да.
Минуты три Марина подкидывала монету, и практически всегда Рустам угадывал.
- Как это тебе удаётся? – заинтересовалась она.
- Овладел телепатией.
- Нет, правда?
- Правда.
- Тебе теперь только в казино играть.
- Были бы у нас казино.
- А ну-ка, я попробую. А ты подбрасывай.
Марина стала угадывать, и ей показалось, что у неё тоже получается. Тогда решили результаты записывать. Сто раз подбрасывал Рустам, а Марина угадывала. Посчитали: пятьдесят два процента - правильно.
- Теперь давай ты, – Цветкова взяла монету. – Называй.
Рустам молчал.
- Ну, что молчишь?
- Погоди. Решка. Нет, погоди… не пойму.
Он сидел с закрытыми глазами и никак не мог предугадать результат. Тут послышались шаги на лестнице, дверь растворилась без стука, и возникла хозяйка Нина Николаевна в сопровождении своего сожителя Саши, который недавно появился в доме. Саша был лет на пятнадцать моложе её, и Стерхов недоумевал, как он может жить с такой конкретной старухой.
- Здравствуйте, касатики. Съезжать вам, наверно, придётся, – без подготовки начала хозяйка.
- Почему, Нина Николаевна? – с отчаянием спросила Марина.
- Потолок проседает.
- Пол проседает в этой комнате, – пояснил Саша.
- Придётся мебель отсюда вынести. А то рухнет потолок. Мне это зачем?
Марина чуть не плакала.
- Ладно, может ещё отремонтируем. Я завтра на работе посмотрю, может швеллер сопру, подпорку сделаем, – заметив, как расстроилась Цветкова, стал успокаивать её Саша.
- Да у вас в полу нет трещин? – грозно вскрикнула Нина Николаевна.
- Нет у нас ничего, – ответил Рустам, осматривая пол.
- Не прыгайте тут, ходите осторожно. Не знаю, этот шкаф, всё равно, придётся убрать. Тяжеленный он. Ладно, завтра посмотрим.
Хозяйка с сожителем ушли, а Рустам ещё долго успокаивал Марину, убеждая её, что всё обойдётся, и их оставят жить в этой комнате. Он чувствует…