Рюнтю Юри Мэттью Австралия Yuri Matthew Ryuntyu Australia

КРАТКОЕ СОДЕРЖАНИЕ КНИГИ:
РОМАН О ЛЮБВИ И УТВЕРЖДЕНИИ ЧЕЛОВЕЧЕСКОГО ДОСТОИНСТВА, КОГДА ВЕСЬ МИР РУШИТСЯ ВОКРУГ ТЕБЯ И ТВОИХ БЛИЗКИХ. ЖЕРТВ СПИДА БОЛЕЕ 300 000 В РОССИИ. ИХ ДРУЗЕЙ, ПОДРУГ, ДЕТЕЙ, БЛИЗКИХ И РОДСТВЕННИКОВ БОЛЕЕ 2 000 000. НЕИЗЛЕЧИМАЯ БОЛЕЗНЬ СТАЛА СТРАШНЫМ ИСПЫТАНИЕМ ДЛЯ КАЖДОГО ИЗ НИХ. НУРЕЕВ, ОСОЗНАВАЯ, ЧТО СМЕРТЬ УЖЕ НА ПОРОГЕ ДОМА, ВЫЗЫВАЕТ СВОЕГО ДРУГА, ЧТО БЫ РАСПОРЯДИТЬСЯ ЗАВЕЩАНИЕМ И НАПИСАТЬ ТРАГИЧЕСКУЮ КНИГУ. ДЛЯ НЕГО БОЛЕЗНЬ ОПРЕДЕЛИЛА НОВОЕ ОТНОШЕНИЕ К ДУХОВНЫМ ЦЕННОСТЯМ И САМЫМ БЛИЗКИМ. ТЕРЯЯ ПАМЯТЬ, САМООБЛАДАНИЕ И СВЯЗЬ С РАЗУМОМ – ОН ДИКТУЕТ СОБЫТИЯ СВОЕЙ ОСТАВШЕЙСЯ ЖИЗНИ ДНЕМ ЗА ДНЕМ. ОН ПОНИМАЕТ, ЧТО ЕГО ЖДЕТ КРАХ И БЕЗУМИЕ, КОГДА БОЛЕЗНЬ ОБЕЗДВИЖИТ ЕГО ЧУВСТВА. ЗДЕСЬ МЕЧТА О РЕЦЕПТЕ ВЫЖИВАНИЯ - ДЛЯ УМИРАЮЩЕГО. ЗДЕСЬ РЕЦЕПТ ВЫЖИВАНИЯ - ДЛЯ БЛИЗКИХ С УМИРАЮЩИМ В ДОМЕ. ЗДЕСЬ ХРОНИКИ ЖИЗНИ И СОКРОВЕННЫХ ЧУВСТВ, ИСКАЛЕЧЕННЫХ БОЛЕЗНЬЮ. ЗДЕСЬ ДОКУМЕНТ ВОЛИ И ДУХА ВЕЛИКОЙ ЛИЧНОСТИ. ОН БЫЛ И УМЕР ВЕЛИКИМ ЧЕЛОВЕКОМ.
АВТОРИЗОВАННЫЙ ПЕРЕВОД С АНГЛИЙСКОГО ЯЗЫКА: 2005.


Австралийская Русскоязычная Литература: XXI Век.
Новая неопубликованная книга в России: 2005.

ЮРИ МЭТТЬЮ РЮНТЮ

«РОК ИДОЛ И СУПЕРЗВЕЗДА:
МЕРКЮРИ И НУРЕЕВ»

СОДЕРЖАНИЕ

ПОСВЯЩЕНИЕ
ЗАВЕЩАНИЕ ОТ АВТОРА
ОСОБОЕ ПОСВЯЩЕНИЕ
НАЧАЛО НАЧАЛ
ЭТОТ ДЕНЬ
СЮРПРИЗ
УТРО
ЗАВТРА
ДРУГОЕ
ВОСПОМИНАНИЯ
ПОСЛЕ ВСЕГО
ЭДДИ
СНОВА
ПРОРОЧЕСТВО
ПОСМЕРТНЫЙ ГОРОСКОП
СУДЬБЫ
СОВМЕСТИМОСТИ
ОБЕЗЬЯНА
ПЕТУХ
СОКРОВЕННОЕ
ОБЩЕЕ
ФИЛИПП
ИСТЕРИКА
ИСПОВЕДЬ
НАУТРО
СТРАННО
НЕДОМОЛВКА
ДЕНЬ РОЖДЕНИЯ
РОЖДЕСТВО
ХЕЛЕН КОМАРОВО
НЕОЖИДАННЫЕ ВСТРЕЧИ
ЛАТЫНЬ МОЦАРТА
КАПРИЗ
ПОДРОБНОСТИ
ПОСЛЕДНИЙ ГОД
ПОСЛЕДНИЙ ДЕНЬ
ЛЯГУШАТНИК
АНТИВСЕ
СПУСТЯ ГОД
ПОСЛЕСЛОВИЕ
24 ЧАСА
ПОМИНАЛЬНОЕ СЛОВО
НАСЛЕДНИКИ


Посвящение

МИШЕЛЮ КАНЗИ, кто был врачом Рудольфа почти десять лет. Он примирил его страсти, сердце и душу с умирающим телом. Милосердие, сострадание и терпение врача лечили боль, которую не снимали никакие лекарства. В этих словах моя благодарность другу.

ДУС ФРАНСУА, кто дарил Рудольфу безоглядное обожание и бесконечную преданность. Она была всегда рядом, когда он чувствовал себя “загнанным в угол”, где две посиделки у кровати умирающего. Все знают их имена: “Одиночество” и “Смерть”. Тридцать лет эта преданная и восхитительная женщина несла свой крест отчаяния. Здесь моя благодарность другу.

ЮРИ РЮНТЮ, кто смог пережить трагедию заново. Я снял свою кожу и поселил смерть под сердцем. Я был согласен умереть, но начать этот труд с книгой. Судьба меня миловала. Я остался жив. Смелость вознаградила завершенная книга. Боль! Почему же тогда такая бесконечная боль… так-так-так-так. «Мне без тебя и Париж глушь». ПОБЕГ НЕ УДАЛСЯ. Время остановилось. В ушах звуки шагов: тик-так-тик-так… так-так – все так и есть – тик-так-тик-так. В 2000 году я РАЗГАДАЛ тайну своего спасения. Она в цифре «27».Это число моих генетических кадомов как представителя новой расы на земле. Я самоизлечим и СПИД не угроза для меня. Боль! Почему такая бесконечная боль и отчаяние преследуют меня снова и снова… Кто спасет умирающих... От самих себя СПАСЕНИЯ НЕТ.

Завещание от автора

ТАТАРИН РУДОЛЬФ НУРЕЕВ РОДИЛСЯ В 1938. ОН ПРОЖИЛ ПОЛЖИЗНИ В РОССИИ И СТОЛЬКО ЖЕ НА ЗАПАДЕ. НОВОЕ ГРАЖДАНСТВО ИЗМЕНИЛО ЕГО ФАМИЛИЮ. ОН РОДИЛСЯ ЗАНОВО И СТАЛ: RUDOLF NUREYEV. ЭТО ВНЕСЛО ИЗМЕНЕНИЕ В ЕГО РУССКОЯЗЫЧНУЮ ФАМИЛИЮ - НУРЕЕВ. ЕГО МОЖНО ИМЕНОВАТЬ И… КАК НУРИЕВ. КНИГА НАПИСАНА К ПОСМЕРТНОМУ ЮБИЛЕЮ СУПЕРЗВЕЗДЫ МИРОВОГО БАЛЕТА. В 1998 ЕМУ МОГЛО ИСПОЛНИТЬСЯ 60. ОН УМЕР ОТ ЧУМЫ ХХ ВЕКА: СПИДА.

Книга дарит свободу для очень сильных.

Если ты умираешь от СПИДа, то это для тебя. Не нужен врач, чтобы прятать правду для обреченного. Здесь твоя судьба расписанная на год вперед.
Если у тебя умирает ребенок, то и это для тебя. Здесь твои чувства, боль и ступени болезни. Нет нужды рвать сердце и расспрашивать умирающего. Здесь о его сердце, чувствах и недугах. Помоги ему немотой.
Если ты врач и сам здоров - это тоже для тебя. Здесь история болезни и человеческих страданий изнутри.

Тайн нет. В мире пятьдесят миллионов умирающих от СПИДа.

Эта книга для двухсот пятидесяти миллионов их пап и мам, жен и мужей, детей, близких и друзей...
кто скорбит о неизлечимом в сердце изо дня в день.

Здесь о последнем годе жизни на земле близкого человека день за днем.

Число моих поминок превысило сотни. Я теряю своих друзей и друзей друзей. Это кольцо безысходности. Траур опустошает сердце. В памяти глаза обреченных на смерть. Все они молоды. Пересилив боль, я написал книгу. Здесь нет лжи. Поскольку Нуреев и Меркюри - самые близкие для меня люди, то мое настоящее сложилось из их совместной жизни, их жизни вместе. 24 ноября 2001 исполняется 10 лет со дня смерти Фрэдди Меркюри. Время бежит быстро и…

Если мне суждено умереть - я проживу последний год со своей книгой.
Я готов к смерти от СПИДа.
ЗДЕСЬ ЗАВЕЩАНИЕ ДЛЯ СЕБЯ.

ОСОБОЕ ПОСВЯЩЕНИЕ

Фрэдди Меркюри, кто родился ДЕВОЙ с сердцем ОГНЕННОЙ СОБАКИ (5 сентября 46)
и умер СТРЕЛЬЦОМ с сердцем КОЗЫ (24 ноября 91).
Рудольфу Нурееву, кто родился в ДВУХ РЫБАХ с сердцем ЗЕМЛЯНОГО ТИГРА (17 марта 38) и умер КОЗЕРОГОМ с сердцем ОБЕЗЬЯНЫ (6 января 93).
Нуреев остановил свое сердце сам.
Сверхчеловек смог и это.
Он умер от ЛЮБВИ.
Между днем смерти одного и другого 409 дней.
Нуреев ждал АСТРАЛЬНОГО ЗНАКА, который соединит ОБЕЗЬЯНУ с КОЗОЙ. Он боялся умереть в год ПЕТУХА, который начинался с 23 января 93. Он знал, что тогда им никогда не реинкарнировать в общий год. Астральный год МЕРКЮРИ и Астральный год НУРЕЕВА слились. СТРЕЛЕЦ и КОЗЕРОГ совместили в себе качества “самого неутомимого” для Меркюри и “самого выносливого” для Нуреева. Так подтвердили звезды.
Меркюри и Нуреев вошли в АСТРАЛЬНУЮ ДВЕРЬ вместе.
Души любовников слились вновь.
Их рождение неизбежно вновь.

Начало НАЧАЛ

РУДИ ничего не скрывал от меня. Мы были знакомы много лет.
Сегодня мне приходят на ум его слова. Он любил их повторять при встрече.
Я часто вспоминаю их:
Знай истину. Память о прошлом - сильнее реальности.
Новая любовь - не предательство. Это новая жизнь!
Только надо помнить: чего ты хочешь?
Повстречай того, кто родился ради тебя!
Разве не ты родился ради него?
Разгадай тайну Бога для общей судьбы.
Я узнал это перед смертью... МЕРКЮРИ.
Мы родились друг для друга.
Были счастливы в любви.
Тайны больше нет.
Здесь наша судьба.

Я не включаю эти слова в кавычки. Руди не ассоциируется у меня с цитатами, прямой речью или реферированием. Для его чувств и собственных слов - это невозможно. Перед глазами стремительный, быстрословный и остроязыкий человек. Его глаза в открытую выдают сидящего внутри Астрального Тигра. Его взгляд вызывающ и дерзок. Он бескомпромиссен в любви и страстях.
Да, это Руди Нуреев… Нуриев. Двойственность души и многоликость - его личностные качества. Он многомасочен и многоцветен. Здесь мужчина и женщина уживаются в бисексуальности. Нуреев жил в своем мире искрометных чувств и привязанностей без конфликтов.
Пылкая страсть к сцене не ограничивала его сердца.
“Безудержная страсть к наслаждениям среди мужчин обогащает мои эмоции... Это будоражит разум балетмейстера и музыканта...” - напоминает он друзьям о себе. “Я не обыватель и не терроризирую себя за принадлежность к гомосексуальной культуре человечества”, - разъясняет он всем.
Мне же, как другу, это не в новинку. Я знаю, что весь Голливуд - гомосексуален. Сколько “их” в процентах... Я не математик. Скажем, девяносто пять процентов. Вас... устроит ответ? Меня устраивает правда о теневой культуре человеческих рас и народов. Человеческая природа многолика.
Я знаю, что в Лос-Анджелесе и Сан-Франциско по два миллиона “голубых”. Это районы с отелями, пляжами, театрами, церквями, костелами, библиотеками, больницами, судами и полицией, где живут и работают геи.
Так устроен мир двадцатого века. Никто из этих миллионов людей не скрывает своей человеческой природы. Они обожают свой мир.
Нуреев гордился своей принадлежностью к Рафаэлю, Леонардо да Винчи, Боттичелли, Челлини, Рембо, Шекспиру, Гарсия Лорке, Жорж Санд, Марлен Дитрих, братьям Чайковским из России, Дягилеву, Стравинскому, Нижинскому, Владимиру Горовцу, Сергею Эйзенштейну, Элюару, Кокто, Фокину, Андрею Тарковскому и Параджанову... Этот список из тысяч и тысяч имен. Здесь пласт мировой культуры и гордость человечества от Элтона Джона до Паваротти. Гомосексуальная культура даровита и блистательна.
Нуреев не считал себя убогим и ущербным, оскорбленным или обделенным Богом. Он наслаждался своим телом и был счастлив в жизни.

Этот день

ЭТОТ ДЕНЬ не забыть. Сегодня 23 ноября 1991. Суббота в Европе и еще не воскресенье в Австралии. Руди звонит и звонит ко мне с промежутком в полчаса. Нет, его нет рядом. Я на яхте с друзьями, и мы на Барьерном Рифе. До берега сотня морских миль. Я не готов к его несчастью. Его голос хрипит. Он плачет в трубку телефона:
- По-настоящему я любил немногих... Среди них НАЙДЖЕЛ РОСЛИНГ и его жена МОД ЛЛОЙД, мой любовник ЭРИК БРЮН (я же его зову: Эрик Брун) и великая балерина МАРГО ФОНТЕЙН. Есть у меня и тайна. Я чаще и чаще вспоминаю мой первый юношеский восторг от взаимности, похожей на влюбленность. Это мой однокашник по балетному училищу из Северной Пальмиры. Сегодня он эквивалент Петипа для его Родины, азиатской страны Казахстан. Его имя - БУЛАТ АЮХАНОВ. Он мой сверстник и астральный ТИГР.
Сегодня из близких и рядом одна МОД. Как балерина для сцены она умерла давно... жаль. Булат далеко за железным занавесом.
Я знаю, что я суперзвезда ХХ века. Друзей почти нет.
Я жду момента, когда рухну с высоты на землю.
Но, пока ты жив, надо пользоваться жизнью во всей ее полноте, не отвергая... НИЧЕГО.
Я обожаю ФРЭДДИ МЕРКЮРИ.
Он моя последняя любовь.
Я знаю, ОН умирает с 1986, и ему плохо.
Я не смогу жить без него. Я умру от ЛЮБВИ.
Я ОСТАНОВЛЮ СВОЕ СЕРДЦЕ... САМ.
Я ДУМАЮ О НЕМ. Я НЕ ПЕРЕБИВАЮ ЕГО СЛОВ. Я СЛЫШУ ТО, ЧТО ОН ГОВОРИЛ НЕ ОДИН РАЗ. Я НЕ ПОНИМАЮ, ПОЧЕМУ ОН НАЧАЛ СВОЮ ИСПОВЕДЬ ИЗ ДАЛЕКОГО ПРОШЛОГО. “НАЙДЖЕЛ, ЭРИК, МАРГО, БУЛАТ ИЛИ ФРЭДДИ? Я ЗНАЮ ОБ ЭТИХ ЛЮДЯХ ПОЧТИ ВСЕ. ЧТО ЕЩЕ НОВОГО ОН МОЖЕТ МНЕ РАССКАЗАТЬ! ВЕДЬ ОН МНЕ ЭТО РАССКАЗЫВАЛ НЕ РАЗ И НЕ ДВА. ОН ЗНАЕТ, ЧТО ОН ГОВОРИТ ВОКРУГ!” - ДУМАЮ Я СКВОЗЬ СЛЕЗЫ. Я ЧУВСТВУЮ, ЧТО СЕГОДНЯ... ВСЕ НЕ ТАК. ГОРЕ ОБРУШИЛОСЬ НА НЕГО? НО, КОГДА... СЕГОДНЯ... 23 НОЯБРЯ? НЕТ. Я НЕ ГОВОРЮ ЭТОГО ВСЛУХ. Я СЛУШАЮ РУДИ, И ТОЛЬКО ЕГО ОДНОГО. МОИ СЛОВА НИЧЕГО НЕ ЗНАЧАТ. Я СЛЫШУ, ОН РАЗГОВАРИВАЕТ БЕЗ МЕНЯ, НО САМ С СОБОЙ:
- Я ничего не могу сделать с собой. Я телепатически чувствую, что Фрэдди у порога... смерти. Это будет вот-вот. У меня дрожат руки. Ноги и шею тянут “невидимые канаты”. Я не могу сосредоточиться. Это от страха смерти. Я слышу ее дыхание за спиной. Она смотрит в затылок. Я “прилип” к окну. Я то отхожу, то подхожу к зеркалам во всех комнатах моего дома-дворца на Сене. Я разглаживаю мизинцем поверхность стекла. Фрэдди! Я вижу не тебя. Здесь нет Фрэдди. Нет. Но если я закрою на миг глаза и сразу открою... вновь. Я вскрикиваю. Моего лица нет. На поверхности амальгамы из серебра, чем славится венецианская античность, проступает лицо моего Фрэдди. Я вижу его, а не свое отражение. В зеркале он. Нет, меня нет. Я счастлив жить в мираже обмана. Это не преследует меня. Я не говорю слова «преследовать». Ты, Фрэдди, стоишь справа. Твоя рука в руке с твоей новой хозяйкой. Не знакомь меня с ней. Я знаю … ее имя... Смерть. Ваши губы шепчут в унисон: “Я... Я... Я... Ты вскоре... за нами”. Я ничего не боюсь. Я смело выбрасываю руки навстречу. Я стремлюсь прикоснуться к тебе, Фрэдди. Это удается. Если я все делаю с закрытыми глазами. Без слов. Мертвые не слышат слов, сказанных про себя. Они только могут читать произнесенные слова. Да, я узнаю твой цвет волос. Это твой запах. Я ощущаю твою кажущуюся бестелесность. Мои пальцы покалывает твоя короткая стрижка. Я плачу... Я ничего не могу сделать для тебя. “Усилия над собой - это бред психов”, - скрипят мои зубы. Вот ты улыбнулся, Фрэдди. Конечно, это твоя улыбка. Кривые зубы помогают не спутать тебя ни с кем. Твой смех сводит меня с ума. Это глубокое чувство. Это навсегда ты. Я люблю тебя. Ты уверен в этом навек. Страсть раскаляла нас взаимно. Твой жаркий поцелуй. Он испепеляет. Это жжет. Это будоражит плоть. Я хочу тебя в кровать. Я хочу тебя здесь на сандаловом полу... Фрэдди, Фрэдди...
Я отвожу телефонную трубку от уха. Этот разговор разбивает сердце. Я взял в руки портрет Эрика Брюна. Смотрю на него. После Булата Аюханова это его вторая серьезная любовь. Я смотрю на индикатор лампы радиотелефона. Таймер показывает, что телефонная линия занята уже сорок минут. Руди продолжает свою поминальную молитву... ко мне. Он рыдает от тоски о Меркюри. Я не могу участвовать в этом. Я в бассейне и смотрю на тропических бабочек. Они пьют воду, слегка касаясь поверхности карминовыми крыльями. В океане другая вода, и они тянутся к пресной. У бабочек своя жизнь. Им незнаком человеческий язык, наши тревоги и страсти. Им не уловить разницы между русскими, французскими, английскими и татарскими словами. Это в моих ушах...
Я не совершаю греха, что не запоминаю всех слов из... молитвы обезумевшего от горя друга. Мой друг хочет выговориться. Я не слишком люблю Руди, чтобы разбить еще раз свое сердце. Фрэдди не мой любовник, а его. Моя дружба держит меня в стороне от их безумия. Я ощущаю все происходящее, как бы отстраненно. Между нами 24.000 км. Два полушария Земли между мной и ими. “Один в гробу, другой на телефоне”, - всхлипываю я.
Смотрю на часы, в которых плаваю. “Так и есть. Этот разговор напоминает слово в слово ушедший вчера день”. Подождав еще пятнадцать минут, я вставляю слово:
- Руди, милый мой, я бесконечно сочувствую тебе. Ты знаешь. Я помню, как все у вас было. Это все с 88-го. Все началось в Барселоне... между вами. Все это там: at an open air music festival.
Я миксирую несколько языков вместе. Я взволнован.
Я не могу быть логичным, разумным и внимательным.
Я плачу. Меня душат слезы.
В голове же совсем не русские слова. Их больше нет. Они исчезли. Они ожили на английском, на котором я острее чувствую. Когда мне не по себе - я тараторю на английском.
Я продолжаю: “You know, Rudy! While the pair appeared publicly together, for example at an open air music festival in Barcelona in 1988, they successfully drew a veil over their relationship”.
И добавляю: “Это все о тебе и Фрэдди, когда вы перестали скрывать свои сексуальные отношения. Ты помнишь... все газеты “поимели” ваши фото “вместе на свежем воздухе”.
Я почему-то говорю это монотонно. Не знаю, зачем? Возможно, я говорю так, чтобы не разрыдаться от боли и безысходности.
В ответ Руди ругается отборным матом. Он заподозрил вторжение в его личную жизнь и “взорвался”. Его ненависть к журналистам общеизвестна.
- Сегодня... сказали... Фрэдди... умирает от СПИДа. Это по радио сказано. Это все говорил ****ый *** РОКСИ МИД. Он его пресс-секретарь... Ужас. Сегодня 23 ноября и суббота. Все хотят испортить мне настроение. Зачем они засекретили это с 86-го. Ты помнишь, Юри? Ты похоронил свою маму в том роковом 86-м. Прости. Я бросаюсь на всех. Я раню всех вокруг. Не плачь. Я вижу... слышу, ты плачешь... о Фрэдди! Перестань, пожалуйста, я нежно целую тебя через полмира... Прости!!! У меня ночь, а у тебя... утро в Австралии! - Телефонный разговор оборвался. Он бросил трубку.
Проснувшись в европейский полдень, я немедленно позвонил в Париж. Я так и не смог все же найти Нуреева через его секретаря - француженку.
“Он спрятался”, - догадался я.
Это было похоже на него. Я знал за ним такие выкрутасы. Это значит: “взять и пропасть” от всех вокруг. Однако страшное и роковое событие продолжало развиваться.
На следующий день на меня обрушилось траурное австралийское воскресенье.
Мир все узнал наиподробно от доктора Гордона Аткинса: “Ф.Меркюри оставил этот свет. Все произошло в 7 вечера по лондонскому времени”.
Не успел я осознать всего ужаса, как на телефонном дисплее появился номер Руди Нуреева. Он звонил, кажется, с одного из своих островов.
- Я говорил с Элтоном Джоном. Это все ужасно. Прогнозы Элизабетт Тейлор подтвердились. Она предрекала его похороны до конца 1991. Вот и конец ноября 1991. Я умру за моим Фрэдди! Я знаю... от Элизабетт Тейлор. Вот ее фото для тебя. На факсе появилось цветное фото нашей “подружки”.
Это было больше, чем истерика. Это была прострация умирающего человека. Я знал, что и он... умирает от СПИДа. Я пытался успокоить. Но что я смог сделать сейчас? Ложь! Комплименты? Убеждения? В чем я мог убеждать умирающего? В бессмертии?! Говорить? Я не говорил: “Руди, дорогой! Ты не умираешь!” Нет, я не мог врать и изворачиваться.
Наш тот разговор длился не более часа. Я был рад, что Руди может говорить так долго... Это значит - он хочет жить! Это значит - у него есть силы... обсуждать.
Наш разговор был, как лекарство для двоих. Мы “отпевали” третьего. Фрэдди был нам близок. Все по-человечески понятно, без возражений и жалоб на судьбу.
Я слушал слова Нуреева о Мэри Остин, Кенни Эверетт и Дэйве Кларке. Он молил БОГА о милосердии к этим верным друзьям Фрэдди. Они были и оставались АНГЕЛАМИ-ХРАНИТЕЛЯМИ ИХ ЛЮБВИ. Он знал, что каждый из этих людей может покончить жизнь самоубийством ради Фрэдди.
“Страшная тайна 86 года... оборвалась. Время катастроф из бесконечных лет: 1987, 88, 89, 90 и 91 и самоистязаний для Фрэдди и Руди... оборвалось” - дробились фразы из слов и вздохов в моей голове. Я знал. Я уверен. Я знаю. Следующим будет... Руди НУРЕЕВ.
В конце концов, телефон отключился. Мне показалось, что у Руди случился обморок. Я не хотел верить этому. Я немедленно перезвонил. Оказалось, я прав.
- Был обморок. Все потемнело в глазах. Я забыл язык, на котором я разговаривал, - был ответ полушепотом. - Я должен и это сказать о Фрэдди для тебя. Мне рассказали, как он выглядел в момент смерти. Слушай. Это все для книги, что ты уже начал писать. Помнишь свое обещание издать “Р.Н.: Без макияжа?” Слушай, как я говорю... о последних минутах моего любовника. Не думай, что я жесток. Правда есть правда. Лицемерие и ложь от бессердечия. Слушай правду... Запиши все это для книги...
Я включил магнитофон и записал поручение друга: “Он выглядел сморщенным. Изможденность победила. Серые и впалые щеки подтверждали его арабское происхождение. Глаза горели от боли. Она испепеляла все вокруг. Взгляда умирающего не мог выдержать на себе никто. Часто его стон переходил в крик. Он с трудом дышал. Легкие клокотали от избытка воды и пены. Все оттого, что СПИД разрушил кровеносные сосуды в горле. Он никого не узнавал в лицо. Не отзывался на голоса близких. Это действовали наркотические лекарства. Они убивали боль, а заодно и “размывали” память. Он не мог поднять руку или ногу. Агония смерти властвовала над его человеческой волей. Дэйв Кларк держал часами то одну, то другую руку умирающего. Тот и другой никого не замечали вокруг. В 7 вечера 24 ноября... его не стало. За полчаса до... РАЯ... он уснул и перестал метаться в постели. Лицо успокоилось. Все мышцы расслабились, и морщинки у глаз разгладились. Он как бы “посвежел” и “помолодел”. Ни одного слова им не было сказано за сутки. На маске смерти не было НИ ОДНОЙ СЛЕЗИНКИ”.
И еще добавил Нуреев: “Обрати внимание. Фрэдди Меркюри родился ДЕВОЙ с сердцем ОГНЕННОЙ СОБАКИ (5 сентября 1946) и умер СТРЕЛЬЦОМ с сердцем КОЗЫ (24 ноября 1991). Запиши для себя. Это тебе пригодится. Я предвижу это. Я чувствую это сегодня”.
Нет. Я не обратил тогда внимания на это. Я был занят мыслями о траурном Лондоне... У меня защемило сердце.
Через несколько минут Руди пояснил свои слова, что “пошли” на запись: “Я это сказал с целью, чтобы ты понял. Расчеловечить темные силы зла необходимо ради всех вокруг. Это убеждает нас, что человек не ничтожен. Одного из людей достаточно, чтобы противостоять и действовать против зла. Исповедуй слова: “нет ничего тайного, что бы ни стало явным”. Это уничтожает любое лукавство и фарисейство. Помни - одного и единственного из смертных людей достаточно для противостояния - лжи и цинизму. Человек велик и в смерти, и это нечеловеческая сила. Умирающему трудно быть сильным. Человек всегда человек. Не верь лукавым законам истории от лжепророков. За спиной справедливого человека стоит не его суд среди идей и споров. Сверхчеловеческие силы НЕБА вступают в бой с лицемерием и обманом зла от бесов”.
Неожиданно Нуреев зашелестел бумагами и зачитал слова из научных исследований о том, что говорили перед смертью знаменитые из знаменитых.
Он сказал: “Их единила вера в АТЕИЗМ и равнодушие к БОГУ”.
Здесь строки, которые он читал и перечитывал для меня:
УИНСТОН ЧЕРЧИЛЬ - английский премьер-министр времен Второй мировой войны, сказал: “Какой же я безумец!”
ГОББС - английский философ, сказал: “Я стою перед страшным прыжком во тьму”.
ТАЛЕЙРАН сказал: “Я страдаю в муках, как погибший”.
ВОЛЬФГАНГ ГЕТЕ кричал в ужасе: “Больше света!”
Лечащий врач императора НАПОЛЕОНА БОНАПАРТА свидетельствовал: “Император умер в одиночестве, всеми оставленный. Его предсмертная борьба была ужасна”.
ВОЛЬТЕРА - великого насмешника - не обошел ужас. У него был ужасный конец. Его медсестра говорила: “За все деньги Европы я не желала бы видеть такую смерть, какой она была у Вольтера. Смерть безбожника страшна”. Вольтер всю ночь кричал о помиловании у Бога.
- Есть у меня свидетельства и о смертном часе коммунистов — генералов из Политической Полиции СССР! Есть они у меня и о смертном часе верных соратников Коммунистической партии СССР:
Вождь ЗИНОВЬЕВ и соратник богоборца Ленина (названный им “совестью Коммунистической партии большевиков России”) и расстрелянный по приказу нового хозяина КПСС Сталина, метался и кричал: “Слушай, Израиль! Господь - наш Бог, есть единый Бог”. Вот последние слова одного из руководителей атеистического и безбожного государства СССР.
Вождь и мясник, а значит, - сам хозяин Политической Полиции СССР генерал ЯГОДА каялся: “Должен быть Бог. Он наказывает меня за мои грехи против него“.
Закончив чтение, Руди попрощался и повесил трубку. Я же был не согласен с этим.
- А что ТЫ скажешь перед смертью, мусульманин Руди? - перезвонил я ему немедленно по номеру на дисплее моего телефона.
- Спасибо, что спросил. Посмотри на факс. Там ждет тебя сюрприз! - смеялся Нуреев.

Сюрприз

Я вышел из бассейна, обогнул розарии и вошел в свою квартиру на побережье. На факсе лежал текст. Я оторвал лист бумаги:

“Я хотел, чтобы
МОЙ ТАНЕЦ и МОЯ ЖИЗНЬ
произвели впечатление, как Картины Великого Художника.
ПУСТЬ мной ВОСХИЩАЮТСЯ,
ПУСТЬ меня НЕНАВИДЯТ, но
ПУСТЬ никто НЕ ОСТАНЕТСЯ
РАВНОДУШНЫМ ко мне”.

24.11.91. Рудольф Нуреев.

Утро

РАССВЕТ. Я И МОИ ДРУЗЬЯ УЖЕ В КЭРНСЕ. ЯХТА ТОЛЬКО ЧТО ПРИСТАЛА К БЕРЕГУ. ТРОПИЧЕСКОЕ СОЛНЦЕ НЕВЫНОСИМО ПАЛИЛО УЖЕ В ШЕСТЬ УТРА. НА СЕРДЦЕ БЫЛО БЕСПОКОЙНО. РАДИОТЕЛЕФОН ПРОСНУЛСЯ ПО ДОРОГЕ С ПИРСА ДО “ХИЛТОНА”. ВПРОЧЕМ, ИНОГО И НЕ МОГЛО БЫТЬ. ЗДЕСЬ НЕ БОЛЕЕ ДЕСЯТИ МИНУТ ХОДЬБЫ ПО ПЛЯЖУ. УВИДЕВ НОМЕР НУРЕЕВА НА ДИСПЛЕЕ, Я РЕШИЛ “НАПАСТЬ” НА НЕГО. Я ЗНАЛ, О ЧЕМ ПОЙДЕТ РЕЧЬ.
- Почему я? Ничего не хочу писать. Я устал, - накричал я на него.
- ТОЛЬКО ТЫ ДОЛЖЕН И СМОЖЕШЬ. ТЫ НАПИШЕШЬ О НАС ЭТУ КНИГУ, - БЫЛ НЕПРЕКЛОННЫМ ОТВЕТ РУДОЛЬФА. - ТЫ ЗЕМЛЯНОЙ БЫК В АСТРОЛОГИИ. И ТЫ ЗНАЕШЬ, ЧТО ТЫ ХОЗЯИН ДЛЯ ЗЕМЛЯНОГО ТИГРА. ТЫ СЛУГА ДЛЯ СОБАКИ. ЗВЕЗДЫ НА ТВОЕЙ СТОРОНЕ. ТЕБЯ ЖДЕТ УСПЕХ.
- Я знаю - НУРЕЕВ родился ЗЕМЛЯНЫМ ТИГРОМ. Я знаю - МЕРКЮРИ родился ОГНЕННОЙ СОБАКОЙ.
- Ты прав, Юри Мэттью. Вот почему тебе просто в общении с Майклом Джексоном и Элизабет Тэйлор. Я видел не раз, как между вами был общий язык, общие интересы.
Да, это правда. Джексон, как и Меркюри - СОБАКИ. Нуреев, как и Тэйлор - тигриные существа.
- Юри Мэттью, не забывай их... особенностей. Тигры - мечтатели. Они живут в мечте, как в реальности. Их слово и мысль объединены невероятным качеством. И это в том, что они оказывают материальное воздействие на людей и процессы вокруг себя. Помни - Тигры живут для себя. От мира они отстранены внутрь себя. Пытаются дойти до сути, постигнуть глубину во всем и, прежде всего - раскрыть глубины своей собственной личности. У Собак – другое, и это Фрэдди! У тебя, как Быка, здесь много общего. У тебя стремление к постоянству, стабильности и ясности во всем. Это самые упрямые, непокорные и непоколебимые в своих убеждениях люди. Это ты, и я это знаю.
- Спасибо, что открыл тайну. Я не догадывался, почему мне легко с Меркюри... общаться. Мы понимали друг друга с полуслова и полувзгляда!
- Скажи о себе... Быке, - подталкивал меня на согласие Рудольф. Он хотел, чтобы я поверил в свое предназначение, как писатель. Он думал только о себе и только себе. Я знал этого невероятного деспота и эгоиста.
- Вот мой гороскоп, как писателя... - подтвердил я. - Я помню, что у меня под шерстью! БЫК - это романтическая красота, сила, боевитость, основанная на логическом мышлении. Высокая потенция, ортодоксальность и безжалостность. Активная жизненная позиция. Я хозяин Тигра, слуга Собаки. Здесь перечислены возможности от рождения. Реализовать эти богатства удается редко. Без твоей помощи маловероятно.
- Вот и хорошо. Судьба хочет, чтобы ты написал о нас. Но сначала открой миру все о моей безумной и последней ЛЮБВИ. Меркюри никогда этому не возражал и не возражает. Он мертв и все ушло... Я расскажу тебе секрет, как остановить сердце, когда захочешь УМЕРЕТЬ от ЛЮБВИ. Может быть, и тебе это когда-либо понадобится? А пока жду твоего рассказа “Реквием для Фрэдди”... завтра!
Я поверил, что Земляной Тигр не будет лукавить с Земляным Быком... и своим Астральным хозяином. Для нас все расписали звезды на небе.
Я знал, что и сегодня интуиция меня не подводит. Не зря моим сердцем правит самый загадочный астрологический знак РАКА. Я живу по часам РАКА.
Нуреев помнил мой день рождения больше десятилетия. Никогда не забывал поздравить и поцеловать.

Завтра

ЗВОНОК разбудил меня, как и вчера, в 6 утра.
- Вставай, сукин сын! Читай рассказ “Реквием для Фрэдди Меркюри! - смеялся его полушутливый и полуприказной голос.
- С удовольствием, мой господин, - щелкнул я языком и стал читать рукопись. То была история из его жизни, которую мы с ним зашифровали под именем “СТИВЕН”. Рудольф знал об этом рассказе более недели. Он просто хотел, чтобы я сам прочел все это сегодня. Я знал, что Нуреев был на грани нервного срыва. Ведь уже 24 часа, как он без живого Фрэдди... и нет никаких надежд на их встречу.
Нуреев только-только стал принимать смерть любовника, как неизбежное несчастье. Я начал читать:

РАССКАЗ “СТИВЕН”, 25.11.91.

«Вечер. Париж. Полутемная набережная Вольтера. Безлюдно. Полутемно.
Из-за плеча легкий и осторожный голос. Слышу: "Добрый вечер!" и "Как дела?" Поворачиваю вполоборота голову.
Навстречу прекрасные темные глаза с мягкой улыбкой.
- Я Стивен, - врет он.
Мы идем вместе шаг в шаг. Говорим о чем-то случайном.
Друг на друга не глядим.
Напряженно вслушиваемся в голос друг друга.
Я чувствую: мы нравимся друг другу.
Это настолько ясно, насколько язык бесполезен. Паузы между словами говорят сами за себя.
Никто не перебивает друг друга.
Никто не придает значения сказанному.
Да, это то, что возникает между двумя мужчинами, если они бесконечно одиноки. Случайная близость объединяется общим чувством. Рождается ли при этом любовь? Никто не знает. Ответ бестолков и глуп, даже если и можно его найти.
Физическое притяжение распирает меня. Я перестаю дышать и замолкаю на полуслове. Я глубже и тоньше чувствую его. Между нами много общего и невысказанного. И если, если только он спросит... О, как я хочу этого вопроса! Видит Бог, я лягу в его постель, очертя голову, с поспешностью ветра.
Все эти мысли бегут вперемежку в моей голове. Это останавливает сердце и заставляет жадно заглатывать воздух. Я совершенно оглушен моим волнением. От этой неожиданности я буквально слепну. Но вопроса нет.
Стивен молчит и нервно курит. Его пальцы дрожат от напряжения. Я говорю что-то невпопад. Прикасаюсь рукой к его спине. Хочется ли ему что-то сказать? Я не знаю. Он ускоряет шаг. Он отдаляется от меня на несколько шагов вперед.
- Неужели я не прав? - думаю вслух. Он стремительно поворачивается ко мне в упор. Встал.
Я расширяю глаза в ответ на его вопрос о чашке кофе. Его зрачки смотрят на меня с жадностью. Я читаю в них испуг потерять меня. Да, да, он хочет моего тела! Мои губы кусают язык.
- Да, я готов, - торопливо целую его, опуская глаза.
Мне нечего сказать. Да и что я могу еще добавить к этому взгляду? Его лицо светится в самодовольной улыбке. Нет-нет. Здесь нет двусмысленности! Еще один кобель перебежал ему дорогу. Похотливое томление от ожидания истомы и неги будоражит его тело. Все хорошо знакомо. Все очень просто. Я для него такой же, как все до меня. Он развязно обнимает меня.
Мы подсознательно ускоряем шаги. “Куда? Как далеко? Где? Зачем?” Ответа нет. Таких пустых, слепых и ненужных слов нет между нами.
Мы уже в отеле. Несколько слов. Немного сахара в раскаленный кофе.
Чашка обжигает пальцы. Я вскрикиваю от неожиданности. Он поворачивает голову. Его холодные губы касаются моих покрасневших пальцев. Он задрожал. Запах горелой кожи обжег его ноздри. Я отвечаю взглядом на его голос. Я не слышу, что в нем.
Его тело натянуто как струна. Я боюсь его ласки. Он пугает своей настороженностью.
В кровати тепло от нашего дыхания. Сексуальное чувство великолепно. Мы обмениваемся поцелуями в шею. Я сжимаю его плечи. Мое тело дрожит. Неожиданно до боли сводит пальцы ног.
Я не знаю, как это случилось. Мы любим друг друга. Я прошу звать меня: Матт.
В ответ получаю: "Зови меня Фрэдди. Так любит меня окликать мам".
- Что это, Стиви? Фрэдди? Любовь? Случайная привязанность? Слепая животная необходимость?
Ответа нет. Мы засыпаем с посапыванием. “Неожиданно? Нет, ведь уже два часа утра”.
"Да, это был прекрасный день", - проносится в моей голове.
- Да, - слышу в ответ, - потому что ты со мной. Ведь уже несколько месяцев я один... Ты знаешь, как это бывает? Работа в АВС... ВВС. Круговорот дел и бессмыслица.
Я смежаю веки и мгновенно просыпаюсь вновь. Предчувствие верно. Он смотрит на меня не мигая. Мы неловко целуемся в губы. На душе легко и беззаботно.
- Новый день прекрасен, - повторяет он снова и снова.
Я верю ему. Я соглашаюсь безмолвно. Ведь он прав. Я заодно с ним, а он со мной. Я совсем не одинок. И он больше не один.
Мы вместе, каждый верит в судьбу. Но никто не говорит этого. Мы думаем об этом порознь. Видит Бог, так надо и как это хорошо.
Я счастлив. Мы все же нашли друг друга среди поспешной суеты».

- Я потрясен нашей встречей с Фрэдди в 1985. Это случилось до его поездки в Рио-де-Жанейро на злополучный Рок-фестиваль. Ведь именно там он не удержался и провел ночь в “Банях для геев”. Здесь несколько сотен человек занимаются сексом круглосуточно. Стоит гул, как могут шуршать змеи и человеческие тела. Этот звук незабываем, если хоть раз был внутри. Вот там-то он и подцепил СПИД. Это было в январе того рокового года...
- В мае 1985 он был в Австралии. Я помню. Я видел Фрэдди Меркюри у себя в Сиднее и ездил вслед за ним на его скандальные концерты в Новую Зеландию. Это был холодный апрель... - расчувствовался я. - А что было в январе? Ты помнишь 1986?
- Он получил результат теста на СПИД из больницы на Харли-стрит в Лондоне!
- Это была катастрофа. Был положительный результат. Начался смертный приговор для живого! - рыдал Руди.
- Я... помню. Все... знаю. - Почти не произносил я слов.
- А ты помнишь? Когда ты и я подошли к нему в 1988 на фестивале в Барселоне... Ведь я молчал и таил от него все, что я знаю о нем с 1986!
- Ты взял меня за руку, Руди. Ты подвел меня к Фрэдди. Я впервые был так близко от него. Затем случилось непредвиденное ... Ты обнял его и сказал...
- Ты даже помнишь, что я тогда сказал... Юри! - вскрикнул он.
“У нас одно и то же. СПИД на двоих - это уже пол-СПИДа. Давай жить вместе? Я не могу без секса! Ты также “склеен” на этот манер Господом. Нечего уже нам терять. Брось онанизм в резиновых перчатках с девушками - медбратьями. Возьми меня в свою постель, Фрэдди! Я научу тебя тому... чего ты еще не видел!” - процитировал я слова Нуреева.
- Удивительно! Ты не ревнуешь!? Откуда такой дрожащий голос у тебя, Юри? - вскрикнул он. Я знал: он подсмеивается надо мной и собой.
- Я потерял тебя в тот день и, кажется, твою дружбу... тоже! До тебя было уже не дозвониться. Это мне мешало. Ты, Руди, перестал “разговаривать” со мной о своих письмах... и о Патрике Уайте. Ты как бы забыл о поручении написать, о тебе книгу. От этого я был... рад за себя.
- Все это ерунда. Ты замечательный парень. Ты моложе Фрэдди... - засмеялся он плотоядным смехом (Это шло от того, что он не делил друзей и любовников. Сексуальный голод преследовал его постоянно. Будучи “смертником” от носимой в себе болезни, он ревновал здоровых к их “долголетию” и “долгожительству”. Больного нельзя судить как здоровяка, пойми, читатель!)
- Бог с тобой, Руди! Ты забыл, что... он в гробу в своем доме на Кенсингтон!
- Да, прости. День траура не окончен. Я перезвоню завтра... Ну, а сегодня, напоследок, хочу для тебя процитировать умершего Фрэдди: “Счастье? Не думаю, что оно у меня есть!”

Другое

НАЗАВТРА СЛУЧИЛОСЬ ДРУГОЕ. ЗАВТРА? ОБЕЩАННОГО ”ЗАВТРА” - НЕ ПОЛУЧИЛОСЬ. ПРОШЛО НЕСКОЛЬКО ДНЕЙ. ОН ПОЗВОНИЛ КО МНЕ НА БАРЬЕРНЫЙ РИФ ПОСЛЕ “ДВОЙНЫХ ПОХОРОН” ФРЭДДИ МЕРКЮРИ. ИМЕННО ТАК ЕГО ХОРОНИЛИ В ЗДАНИИ КРЕМАТОРИЯ НА ХАРРОУ-РОУД В ЗАПАДНОЙ ЧАСТИ ЛОНДОНА. А ЗНАЧИТ ВСЕ ПРОИСХОДИЛО 29 НОЯБРЯ 91. ВОТ ЧТО РАССКАЗАЛ НУРЕЕВ:
- Ты знаешь, что сегодня пятый день после его смерти? Вот новое, что я узнал о последних часах Фрэдди... напоминаю... Он умер в 7 часов вечера. Это действительно так! Я говорил тебе, что он умер без страданий и во сне. Мук на лице не было. Слез тоже не было на лице. Места в его дворце на Кенсингтоне хватило всем. Друзья свободно разместились в семи небольших спальных комнатах. Сам же хозяин был, как ты знаешь, у себя на третьем этаже. Здесь восьмая спальная комната, что занимает почти весь этаж. Тело Меркюри казалось сморщенным и маленьким. Кровать, где могли переспать без помех шесть человек, пугала своими размерами в траурной обстановке... Дэйв Кларк не покидал умирающего, и был до последней минуты. Мэри Остин, ты помнишь, его первая любовь, преданно охраняла его от всех репортеров. Кенни Эверетт и Элтона Джона ты знаешь. Они были рядом, здесь же. Пестрый шелк и белый балдахин не подчеркивали трагедию. Друзья были объединены памятью и любовью к Фрэдди. Прогноз, что был сделан доктором Гордоном Аткинсом - о неизбежной смерти певца в 1991 году, - подтвердился. С 1986 года прошло ровно пять лет. Он объяснил его друзьям, что в той “Бане для геев” в Рио-де-Жанейро все и случилось. Фрэдди заполучил несколько форм СПИДа зараз. Их называют: Гаитянский, сан-францисский и нью-йоркский вирусы. Вот почему Фрэдди не смог дожить до семи лет, что бывает в отдельных случаях с геями. Ты знаешь, мужчины не живут дольше семи лет со СПИДом, что допускает “инкубационный” период смертельного недуга. Приговора судьбы никто не избежал еще.
Случилась и необычная вещь. После того, как он сделал последний “выдох”... его персидские кошки разбежались по комнатам. Они забились под мебель и цветочные вазы. Все поняли, что Фрэдди больше здесь нет. Его душа оставила дом. Вслед за кошками ушла МЭРИ ОСТИН. У нее стало “отказывать” сердце. Все это поняли. Она держалась рукой за грудь. Ты помнишь ее квартиру вблизи от дома Фрэдди? Это трехмиллионнодолларовый подарок для нее от умирающего Фрэдди. Он сделал это полтора года назад, зная, что надо спешить.
- Послушай, Руди... - хотел было я вставить несколько слов, но мне это не удалось. Руди даже не сделал вида, что слушает меня.
- А, еще... я слушаю “Реквием” Моцарта. Эта “вещь” опубликована в 1791. Разве ты не видишь, что сегодня два траурных юбилея? Удивительная наука “нумерология”. Я напою тебе “AGNUS DEI”... - Это для Фрэдди! Он начал петь... “Larghetto: AGNUS DEI”:
 
AGNUS DEI QUI, TOLLIS PECCATA MUNDI
DONA EIS REQUIEM.
AGNUS DEI QUI, TOLLIS PECCATA MUNDI
DONA EIS REQUIEM.
AGNUS DEI QUI, TOLLIS PECCATA MUNDI
DONA EIS REQUIEM.
AGNUS DEI QUI, TOLLIS PECCATA MUNDI
DONA EIS REQUIEM.
AGNUS DEI QUI, TOLLIS PECCATA MUNDI
DONA EIS REQUIEM SEMPITERNAM.
 
Я не мог сдержать слез восхищения. Нуреев был великим музыкантом. Его дирижерские таланты были известны в Европе и Америке. Сегодня и впрямь было двести лет со дня выхода в свет этого произведения.
 
Воспоминания

НА ЭТОМ ДЕНЬ не закончился. Он перезвонил позднее. Он говорил и говорил. Руди погрузился в воспоминания:
- Фрэдди “заточил” себя от всех и вся с 1986-го. Ты был на его последнем юбилее и помнишь празднование его сорокалетия. В тот день все о нем знали. Каждый знал его секрет с похоронами. В том году он похоронил двух самых близких друзей-любовников. За последние же дни подтвердились и все слухи, что ходили о нем с 1988. Ты был и тогда, когда он впервые потерял голос. Это было в Барселоне прямо на сцене и на глазах сотен тысяч зрителей. Он не смог допеть сам свой рок-хит “BARCELONA” с великой Кабалье! Ты помнишь, когда пошла “под живой голос” потертая фонограмма? Это был октябрь, если я в порядке, и мне везет с памятью? Там случилась величайшая катастрофа из катастроф. Стало ясно, что Фрэдди Меркюри нельзя “выпускать” в эфир без фонограммы. Это разбивало сердце. “СПИД победил”, - перешептывались недруги и соперники. Последний год умирающего, однако, был “урожайным”. Фрэдди находился в состоянии эйфории от миллионных тиражей своих пластинок. Фрэдди гордился, что в феврале 1990 его “отметили” за Выдающийся Вклад и Развитие Мировой Музыки. Ему не удалось “выйти” и получить приз немедленно! Он набирался сил до сентября 1990. Но даже в лучшей своей “физической форме”, он выглядел на вручении изможденным и скелетоподобным. “Фотографии выдали хаос внутри моего организма” - шутил Фрэдди среди рокмэнов. Смешное слово! Не правда ли? Р-о-к-м-э-н!
Он дожил до звания: “Лучшая группа 1990”. Он умер сейчас, в ноябре... 1991. Все эти мировые титулы вручают перед Рождеством... в декабре. Он вкусил славу суперзвезды. Он хотел и стал рокером “Лучшей группы года в США и Европе”!
- Прости, Руди! А родители были, когда он умер? - остановил я беседу.
- Родители застали сына … уже умершим. Мать и отец не успели обнять Фрэдди. Они долго ехали до Кенсингтона от своего дома в предместье Лондона. Джерри и Боми опоздали к сыну. Все случилось стремительно в течение суток.
- Ты, Руди, слышал “ВВС” из Лондона? Позволь, я перескажу тебе текст, что транслируют по австралийскому телевидению. Я перевел это с английского прямо в “телефон” на русский: “Мир узнал о трагедии в Лондоне. Шедевры Фрэдди, как “Богемская Рапсодия”, переданы на вечное пользование для “Благотворительного Фонда по борьбе со СПИДом”. Теперь это полноправная собственность руководителя фонда Терренса Хиггинса. Все авторские права стали достоянием нового владельца в Лондоне. Все члены группы “КУИН” согласны с посмертной волей Меркюри”...
- Страшное дело. Обрати внимание, Юри! В 44 он взошел на мировой Олимп рок музыки. В 45 он оставил жизнь. Это трагедия для молодого мужчины! Ты знаешь? Мы были вместе и “не расставались” эти дни. Мы перезванивались ежедневно, пока Фрэдди не стал терять “силы” и “память” на номера. До последних суток он был в хорошей форме. Физические силы оставили его за сутки до... конца. Мы были вместе с... 1988. Спали и... любили друг друга... без ума! Но, это секрет почти от всех!
Я услышал непривычную глухоту в голосе Нуреева. Он захрипел. Горло заклокотало. Раздался раскатистый кашель. Я подождал, когда ему станет лучше. Я ждал и ждал... двадцать минут. Телефон не был разъединен. Он куда-то вышел, а затем вернулся. Я был рад, что его память продолжает держать начатый разговор “в уме”. Он не мог одного - набирать заново многозначные номера. У него не хватало терпения. Правда была, однако, в другом.
Смертельный и изнуряющий СПИД жил внутри его тела многие годы, и это мешало сосредотачиваться... на номерах.
- Ты помнишь? Сколько дней жизни мы были... вместе! - раздался вскрик Нуреева. Я вздрогнул, уловив начало приступа... истерики.
- Нет. Я не считаю дней жизни без друзей.
- А я считаю! Каждый день с Фрэдди... это солнечный коктейль чувственности. Я живу гедонизмом. Наслаждения и есть моя стихия. Это мой ритм. Это мой АКРОПОЛЬ. Я обожаю мужское тело, как произведение искусства! Это мой АЛТАРЬ! Я молюсь на мужскую красоту! У меня замирает сердце от греческих и римских скульптур. Я пьянею от красивых и мускулистых подростков и юношей! Я с восхищением смотрю на свои коллекции античностей. Я молюсь на красоту. Все, что я создал в ТАНЦЕ - идет через мои чувства. Через обожание ЧЕЛОВЕКА. Я живу этим. Это настоящая жизнь. Здесь источники фантазии и духовности. Я никогда не был другим. Ты... знаешь сам. Нет, я не могу говорить больше о СМЕРТИ. Она чудовищный разрушитель. Она мой ВРАГ. Я встретил Фрэдди, когда моему “мальчику” было 42. Мне в тот 1988 было к 50-ти. Я знал, что он моя СУДЬБА и МОЯ ПОСЛЕДНЯЯ ЛЮБОВЬ на ЗЕМЛЕ. Он умер в 45 лет. Сегодня мне, в 1991... почти 53 года. Это конец. Мне не пережить его надолго... Мне никто не нужен кроме моего красавчика Фрэдди! Я не хочу больше жить...
- Руди, послушай меня. Позволь, я прочту рассказ для тебя? Я молю Бога о твоей долгой жизни. Ты веришь мне? Ответь, мой дорогой и любимый человек! Ты знаешь! Я обожаю тебя. Не рыдай. Пусть мой рассказ отвлечет тебя от... горя. Только... не плачь.
Я хотел хоть что-то противопоставить шоку смерти. Я не мог возвратить из СТРАНЫ МЕРТВЫХ его любовника.
Однако, вскоре я понял, что он не “один”. Он разговаривал со мной из Парижа и одновременно смотрел телеканалы из Лондона. Я догадался об этом из его слов.
- Я смотрю программу, где показывают, что сегодня было “двойное” захоронение РОК-ИДОЛА ХХ века. Я процитирую тебе перевод с французского. Слушай, что говорят недоебанные в туалетах кретины и ****юки – пресса ваятели:
“Сегодня, 29 ноября, уже прошло четверо суток после смерти. Сегодня кремирован суперзвезда Меркюри. Было отпевание тела в традициях английской церкви. Затем, в крайне ограниченном круге родственников, совершены ритуалы Зороастра. Вся его семья является членом всемирно известной секты “Поклонников огня”. Костры секты не гаснут в Иране уже более 2000 лет. Пророк и создатель секты является священным учителем со времен десятого века до рождества Иисуса Христа. Лично его семья исповедует эти традиции около 700-800 лет. Огонь из тех священных костров привезен в Лондон из Ирана и испепелил труп члена секты Фрэдди, как то было до него с сотнями тел его близких родственников из века в век. Перс и иранец Меркюри родился в Занзибаре. Именно туда бежали его родители, как беженцы от террора и религиозного фанатизма против Зороастра в Иране. Его любовника Нуреева не было в Лондоне. Есть предположение, что и он сам болен СПИДом, и сейчас мучительно умирает в своем роскошном дворце вблизи Лувра в нашем Париже...”
Он повесил трубку, не попрощавшись. Я понял, что у него нет сил для борьбы с пресса идиотами.

После всего

ПОСЛЕ РАЗГОВОРА “без прощания” я расстроился. Не мог найти для себя места, все оттого, что не было слов, которые бы помогли. Лицо горело от стыда за журналистов-лихачей. Нет, я не мог говорить о них с Нуреевым. Я не способен разбивать сердце. Фрэдди и Руди единила общая ненависть к “желтой прессе”. Не раз эта самая пресса “растаскивала” их на кровоточащие куски. Она “препарировала” их органы чувств и “развешивала” их сексуальность на книжных и газетных прилавках. Из них делали “рок-идола” и “суперзвезду”, где один животный “стриптиз”.
Я же знал их с близкого расстояния. Они не были секс гигантами. Это были сильные, но очень ранимые, тихие и часто замкнутые люди.
Мир же соглядатаев смотрел на них через “желтую прессу”, где правили желчь и ненависть. Это страшное лицо ХХ века.
Причина же всего прячется в результатах двух мировых Войн, которые обессердечили послевоенные поколения людей. Гражданские и религиозные войны в ХХ веке стали повседневностью. Кровопролития ежедневны и ежедневны. Терроризм поднимает голову то там, то здесь. Терроризм вооружен и обучен убийству через локальные войны и политические перевороты. Так живут десятки стран. Жестокость и ненависть к ближнему берут начала из воинских безумств на полях сражений. Войны выращивали и продолжают выращивать террористов-боевиков, которые воюют на улицах мирных городов.
Думая о последних днях, я не мог не страдать. Мое сердце постоянно сжималось. Я чувствовал боль моих умерших и каждодневно умирающих друзей. Я пел про себя … Нуреевское “AGNUS DEI”:

AGNUS DEI QUI, TOLLIS PECCATA MUNDI
DONA EIS REQUIEM.
AGNUS DEI QUI, TOLLIS PECCATA MUNDI
DONA EIS REQUIEM.
AGNES DEI QUI, TOLLIS PECCATA MUNDI
DONA EIS REQUIEM SEMPITERNAM.

Я не понимал, почему я заблокирован на “овцу” - AGNUS. Я еще не разгадал чувство смерти, как реинкарнацию Меркюри в AGNUS. Я запоминал день его смерти 24 ноября без особого астрального смысла для умирающего Нуреева. Мои глаза открылись позднее. Здесь тайное от себя … до срока.

Эдди

СЕГОДНЯ 30 ноября. Солнечный тропический день в Кэрнсе. Позволь, я зачитаю то, что ты когда-то “хвалил”. И даже требовал не изменять имена. Здесь все под своими именами! И это: “ФРЭДДИ” и “РУДИ”. Хорошо? - В ответ я получил согласие.
Я начал читать рассказ по телефону.
Я знал, что НУРЕЕВ любит мой баритон. Я начал нараспев и как можно медленнее:

РАССКАЗ “ЭДДИ”

День начался, и значит, все бежит друг за другом. Телефон не умолкает с утра:
- Позовите к телефону мистера Нуреева, - раздается требовательный голос.
- Его нет. Могу взять от вас телефонограмму, - отвечает Силвия, глядя на часы. - До начала работы в офисе еще десять минут.
- Да, пожалуйста. Запишите дословно: "Звонил. Буду звонить через десять минут. Любовник".
Я возвращаюсь в театр после обеда. Привычно прячу от солнца машину под раскидистые уличные дубы. Поднимаюсь к себе. Но что это? Навстречу летит растрепанная и взмокшая секретарша.
“Что это с ней? Я никогда не видел ее такой. Должно быть, высматривала меня в окно”.
- Привет! У меня сумасшедший день. Каждые десять минут - звонок из Америки... это тебе! - протягивает она листок бумаги.
Ха, это Эдди! Чего это ему так загорелось? - не успеваю войти в свою комнату, как на столе ожил телефон.
- О, наконец-то! Эти нестерпимые двенадцать часов между континентами... меня убивают, Руди...
- А что? - перебиваю я его вопли.
- Да я не могу без тебя. Обычное дело... не ем, не пью, - трещит его голос через спутники.
- Я лечу к тебе. Я в "Боинге" над Мексикой. - Молчание. Поцелуй в трубку с того конца света. Молчание. Мне грустно.
Я кладу трубку. Беру несколько карандашей, начинаю их ломать и затачивать снова. Да, но почему так долго ждать? У меня будет горячий день завтра! О, даже очень и очень жаркий! - вздыхаю я о своем африканце.
- Эдди вовсе не... африканец. Моя мама леди, а отец джентльмен, от которого у меня ничего не осталось! Все в генах у меня ... пересилил Сенегал, где прошло мое детство, - слышу его грудной голос.
Обычно он говорит это, крутя задом. "Да, но откуда все это? Его еще нет в Англии, а присутствие его в небе уже начинает сказываться", - инстинктивно отмечаю я, поправляя шелковую шаль вокруг своего торса.
Итак, я не работаю сегодня. Я должен выспаться. Я звоню всем и переношу деловые встречи и любые планы на следующую неделю, а после всего пишу бумаги для дирекции... на непредвиденный недельный отпуск. Всем же и для всех поясняю одно и то же - "исчезаю по семейным делам". Такие частые объяснения, как "мама заболела" или "друг в больнице"... уже стали всех угнетать. Однако что делать - социальный покой и общественное благополучие требуют небольшой и каждодневной лжи, особенно когда речь идет о гомосексуальной любви...
Впрочем, если прислушаться, то никто моей лжи не верит, как и не обижается на... меня.
- Все знают из газет, что он приезжает, - зло и брезгливо зудит Силвия.
Я чувствую, что она меня любит ревнивее и настойчивее год от года. А этот панический звонок взял да и разрушил все ее фантазии обо мне и наших совместных планах на Рождество... в России.
- Нет, мы уже никуда не поедем вместе, - смахивая слезу, она безостановочно повторяет эту фразу, как сломанный патефон.
- Я, честно говоря, не верю, что она когда-нибудь принимала меня всерьез! Побойся Бога! Ведь уже четвертое замужество! А она все еще шныряет глазами по сторонам, - мерещится мне голос Эдди.
В пять утра раздается громогласное "Карамба!" Он влетает, как ураган. Его одежда летит через весь дом. Ботинки остаются в прихожей. Плавки на моей подушке. Остальное... на пальмах и телевизоре.
Я сижу на персидских подушках и восхищаюсь его загаром, попивая бразильский кофе. Ведь я жду его такси уже с четырех тридцати!
- Как ты, пират... - прищуриваю глаза и щелкаю языком.
В ответ в мои руки летит бутылка "Камю". Я немедленно открываю пробку и жадно заглатываю ее огонь. Желудок опалил пожар. Мякоть моего языка шершаво касается его неба, рука тянется к ломтику камамбера... на хрустале.
- Бери термос. Наливай себе кофе.
- Не хочу это старое говно! - швыряет он забытый на шее галстук на люстру.
Эдди бежит на кухню и включает все электрические машины: гремит кофемолка, взбивается омлет, крутятся фрукты в соковыжималке. Гром стоит на весь дом. Я люблю его... эти приземления у меня в Кью-Гардене.
- Жизнь началась! - кричу я в бешеном восторге, подпрыгивая на одной ноге в "чем мать родила".
Он бросает все и подбегает ко мне, обнимает за волосы и покрывает жадными поцелуями... живот. Его лицо горит. Мои ладони подрагивают от нетерпения. Наши ноги пританцовывают самбу похоти... Я не могу без его улыбки и страсти.
- О, как я люблю тебя, незабвенный русский дьявол! - кричит он и валит меня на кровать.
Я лечу навзничь, не сопротивляясь. Я рад его брызжущему слюной языку. Его губы пахнут кокосовым молоком и липовым медом. Запах тела совсем не наш... Это какие-то неведомые божественные масла... кремы.
- У тебя неземной поцелуй, - шепчу я, глядя в его смоляные глаза, прижимая его щеку к подушке и раздвигая его ноги.
- А я обмираю у твоих сильных ног... когда ты зажимаешь мое тело и заставляешь меня сесть между ними! Это смертельное... умопомрачение, - задыхается он от внутреннего жара.
- О, замолчи! Все это ерунда... я не верю, что могу свести тебя с ума. Ведь я всего лишь сухой и холодный русский!
- Нет, кончай врать! Я здесь не для того, о ком ты говоришь! Твоя русская кровь мутит и кружит мою голову, - душераздирающе кричит он, чувствуя, как я помогаю себе указательным пальцем.
- Да, нам повезло ... вот я и в тебе, - целую я его терпко в ответ.
Оргазм наступает легко и одновременно. Мы умеем это делать... профессионально. Не зря учились этому долго в школе... счастливчики.
- Мы славно подходим друг к другу... как замок к ключу! - говорю я.
- К верному ключу - верный замок! - иронически шепчет Эдди и... начинает лизать мою грудь. - Я люблю твою шерстистую кожу. Она... так невероятно пахнет! - продолжает он.
- Это ... что? Балетная соль? - подъёбываю я.
- Нет, оставь свою сраную биохимию для твоих балерин. Я просто смертельно люблю тебя, - срезает он меня на полуслове.
- И их... тоже? Балерин... их пуанты!
- Да, и их! Твои... ноги тоже! - не останавливается он в своем усердии, облизывая мои пятки.
- А что ты любишь больше всего? - ехидно настаиваю я.
- То, что выше ног! Разве ты все еще сомневаешься?!
- Нет! Двадцать тысяч миль говорят сами за себя! Ведь не я, а ты в моей постели! И разве не я на другом конце мира... от тебя?! А, звезда... рока Эдди! Правда, дьявол...
- Эдди!
- Прости, завтра я должен обратно. Ты знаешь, Руди... Ведь я залетел только на выходные, да еще у нас... День Благодарения. Как жаль, что я просидел так долго в самолете.
Суббота уже за окном... ты видишь рассвет, Руди?
- Нет! Это невероятно... Я не отпущу тебя! Я поеду с тобой, хорошо?
- О, это великолепно! А ты правда можешь?!
- Конечно! Зачем мне все это, если ты без меня?
- Но ведь я упал как снег на голову... Руди? Прости, парень!
- Да, это случилось именно так. Обычное дело... не звонил, не писал... полгода! Забудь ерунду... ты и я работаем страшно много!
- Нет, ты несправедливо врешь! Я был в этой кровати неделю назад! - целует он меня в кончик носа. - Помнишь, Руди?
- Нет, то было... полгода назад! Я знаю, что это так и мне не кажется! - Я с отвращением отвернулся к стене.
- Нет! У тебя этот номер не получится, не надейся! Нет, не жди от меня никаких скандалов. Этого не будет! Мы уже прошли этот путь, хорошо? Забудь об этом! Давай-ка, вали на кухню... и неси все, что есть в холодильнике! - забарабанил он пальцами по моей спине, барабаня свою последнюю песню...
Не прошло и минуты, как... я был насильно вытолкнут из кровати, а мое одеяло взлетело в воздух. Подушка за подушкой пикировали по сторонам... В конце концов, я нашел себя... сидящим на полу. Эдди же гордо стоял надо мной, ослепительно сияя... улыбкой насильника-нигерийца!
- Давай, поторапливайся! - манил он меня, протягивая свои руки навстречу... навстречу моей заднице. У него висела на запястье негритянская кожаная пленка из игры "раб-хозяин... раб".
Я перестал корчить из себя капризного гордеца: обнявшись, мы пошли на кухню. Я сел за стеклянный стол, что ломился от деликатесов. Он разлил клубничное молоко в чашки с черникой. Помолчав и задумавшись о чем-то, плеснул себе на голую грудь сливок и добавил туда же имбирного мороженого... Затем заставил меня слизать эти сласти дочиста... Я не сопротивлялся... ему.
- А теперь достань свою говяжью отбивную, - приказал Эдди.
- О! Это ты сделаешь сам! - ответил я, хохоча, - так смешно выглядели его растопыренные уши в копне из рыжих барашковых волос... его новый парик.
- Согласен. Я уже поставил это в микроволновую печь.
- Если так, то у нас есть пятнадцать минут, - примирительно улыбался я, пересаживаясь со стула к нему на колени.
Он поцеловал меня... между сосками в грудь.
- Послушай, я так счастлив, что приехал! - положил он мне самую крупную чернику под язык.
- Я тоже! - вернул я ему ягоду, разжав его губы и своим языком вытолкнув ее в его сладкий рот. Его тело затрепетало от перевозбуждения.
Мы пошли в душевую комнату. Мы заласкали друг друга в струях воды. Наша кожа вздыбилась от пара и крема в джакузи. Мы терлись спиной друг о друга, как морские львы в его вчерашней Калифорнии или пингвины на северных пляжах моей мачехи России. Это то, что я чувствовал, оглупев от счастья. Каждый говорил обо всем, исключая работу. Мы уже знали друг друга больше полугода, напропалую встречаясь каждый месяц, наплевав на ревность наших... любовников. Деньги нас не тревожили. Их у нас не было и не могло быть... на будущую старость.
- Кто-то занимает в банках деньги и строит дом за домом то в Америке, то в Лондоне, а я проживаю все от концерта до концерта... - намекал он на меня, имея в виду виллу, два острова и квартиры в Лондоне, Нью-Йорке и Париже.
- Кто-то берет деньги в долг на покупку новой машины, что дороже самолета, - вторил я ему в ответ, - а я оплачиваю его многочасовые телефонные исповеди... из-за океана.
Кто мог винить нас, что мы проживали свои состояния, не вкладывали денег в пенсионные фонды, медицинские страховки или еще во что-то, что надо делать всем и всегда... до пенсии.
Я и Эдди чувствовали наше неизбежное будущее. Мы веселились. Мы наслаждались покупками дорогих картин. Мы не смогли отпраздновать нашего пятилетнего секс-юбилея... Бог не хотел этого, а священник ждал нас напрасно... к исповеди о гомосексуальном грехе.
Эдди захотел умереть одиноко в своем доме на своей улице... в чужом для него Лондоне. Шел дождь, и я плакал, стоя в прихожей... великого Фр... Эдди Меркюри. Он умер без мук и тихо. Я уже знал, что мне до встречи с ним года два или... меньше? А...

- Я согласен, Юри, что уже хвалил тебя за это. Получилось сердечно и хорошо. Только слезы душат меня. Я задыхаюсь от чувства своей правоты. Как я прав, что не молил АЛЛАХА о легкой жизни. Я молил и молю АЛЛАХА о легкой СМЕРТИ! Разве не здесь мудрость прадедов!
Слов “прощай” и “до свидания” он начал бояться после похорон Меркюри. Я же никогда не нарушал заведенного ТАБУ. Я старался опередить его в говоре и начинал со слов: “Привет! Доброго здоровья!.. Я избегал слова “прощай”.

Снова

ДАВАЙ, повспоминаем … о моем Фрэдди? Поговори со мной, - заговорил Руди.
 - Но ведь это будет повторение из того, о чем мы говорим эти дни? Не будешь ругаться? Ведь что-то обязательно будет не так!
- Нет. Поговорим обо всем снова и снова? Меня успокаивает разговор о нем. Только скажи, где ты сейчас?
- Я на яхте, ты ее знаешь! Где-то за сотню миль от Кэрнса. Барьерный Риф восхитителен. У меня в гостях двое друзей. Это морской капитан Дэвид и мой друг Гарри Рубэк. Ты их отлично знаешь! Они были на сорокалетии Меркюри... со мной. Радиотелефон соединяет нас через австралийские спутники.
- Отлично слышно! А я с моей любимой собакой. Это мой сеттер ДУНДИ. Мы на моем острове Ли-Галли на Средиземноморье. Я целую его в нос. Слышишь? Мое “чмок”! Он не переносит одиночества. Хорошо, что он живет здесь с домоправителем моей виллы... Джованни. Ему скоро 10 лет... моему ДУНДИ. Хотелось бы отпраздновать этот юбилей до моих “похорон”?
- Передай воздушный поцелуй своему кобелю ДУНДИ от моего кобеля ЧАПИ, что здесь на палубе. Я привезу ЧАПИ в гости на твой остров! Когда придет время... А пока слушай о Фрэдди, что у меня на компьютере. Возможно, здесь записки для будущей книги о тебе и о нем...
- Я не сомневаюсь! - закричал саркастически Нуреев.
Я начал читать свой текст. Не обращая внимания на явные “выпады” в мой адрес:
“Фрэдди отдал для друзей двенадцать миллионов долларов на их личные нужды. МЭРИ ОСТИН одарена тремя миллионами долларов и ей достались все кошки. Они переселились “через дорогу” от его первого дома на Кенсингтоне. Недалеко от дворца усопшего. Картины Хокусая и столетние импрессионисты были розданы на подарки для друзей его юности и детства...”
- Он был и остался восхитительным ребенком! - заговорил Нуреев. - Представляешь нашего Фредерика Балсара, а по-нашему - Фрэдди Меркюри - в Занзибаре? Ну, в том его далеком детстве? Это же Индийский океан! Это же сказка из античной Персии! И, обязательно, это сказка из сказок, как и есть... “1000 и одна ночь”! Как много здесь о чувстве любви, женщинах, магах и Богах? Я просто вижу его “в те времена”, как ослепительного красавца - подростка. А ты знаешь, зачем его отец, служащий торговой английской фирмы, отвез его на пятом году жизни в Бомбей? Отец накануне получил должность юриста! Это стало поводом захотеть уехать из Занзибара НАВСЕГДА. Нужно было организовать получение классического английского образования для Фредерика, Фрэдди! Так все и случилось. Мальчик окунулся в школе в мир бокса, тенниса и фортепиано. Это, конечно, знаешь? Они стали его любимыми... увлечениями. А в его 14 лет они уже переехали в район ФЕЛТХЕМА под Лондоном. Отец все же смог накопить за жизнь достаточно денег и купил здесь скромный дом. Это случилось в 60-м году. С 14 лет Фрэдди страстно обживал Лондон. В том доме его родители живут, и по сей день. Учеба сына не изменила их уклада жизни, чувств и религии. В 20 лет, а это в 1966, Фрэдди начал учиться в “Школе Искусств” на Кенсингтоне, что напротив знаменитого Лондонского Парка. Рядом-рядом от резиденций Короля и Королевы. Иди и иди через парк, и все рядом. Все эти дворцы - рукой подать. Все до сих пор помнят его цветастые рубахи и бархатные брюки. Он мне рассказывал о скуке, когда он “выделывал” проекты для модных коробок к стиральным порошкам. В конце концов, музыка победила и изменила его судьбу. Перс и Иранец стал Британцем и обогатил КУЛЬТУРУ БРИТАНСКОЙ КОРОНЫ. И еще! Обрати внимание на следующие мои слова. Это крайне важно. Послушай!!! Он родился 5 сентября 1946. При жизни он был ДЕВОЙ. В сердце у него жила ОГНЕННАЯ СОБАКА. Он умер 24 ноября. В потусторонний мир он УШЕЛ с телом СТРЕЛЬЦА. В его сердце поселилась овца “AGNUS DEI”. Послушай, ЮРИ! Составь и прочти его “ГОРОСКОП - ДО” и его “ГОРОСКОП - ПОСЛЕ”!
- Я пошлю тебе ответ по факсу! Не возражай, Руди...
- Я включу для тебя компактный диск “I’AM GOING SLIGHTLY MAD”. “Не забывай меня, как эгоиста! Это реквием для самого себя”, — смеялся над собой Фрэдди Меркюри. Я помню эти его слова о себе. Хочется плакать.
Я услышал первые ноты шедевра и... радиотелефон на яхте отключился. Я почувствовал, что Руди захотел остаться один.

ПРОРОЧЕСТВО

В ТОТ ЖЕ ДЕНЬ я послал НУРЕЕВУ по факсу то, что он просил.
Тот 1946 год был годом ОГНЕННОЙ СОБАКИ в астральных мирах:

Эти люди обладают особыми человеческими качествами. Верны, честны. Внушают доверие у друзей и недругов, потому что умеют хранить тайны.
Часто эгоистичны. Невероятно упрямы и эксцентричные. К богатству стремятся. Деньги у них водятся всегда.
Одновременно эмоциональны, холодны и малообщительны. Смотрят на многое критически. Славятся острым языком. Любят стоять и отстаивать справедливость. Знают твердо и ясно, за что и как необходимо бороться. Начнут и обязательно доведут свое дело до успеха. Победа без исключения достается им. Из них выходят прекрасные лидеры.
Они идеально подходят, как друг или спутник жизни, для Лошади, Тигра и Кролика. Подходят более или менее для Крысы, Змеи, Обезьяны, Собаки и Быка.
Решительно не подходят и противопоказаны, и потому могут принести несчастье для Дракона и Козы.

- РУДИ, читай текст! Здесь гороскоп, которому подчинялся твой Фрэдди до смерти. Я назову его “Гороскоп - До”. Видишь! Он СОБАКА. Ты идеально “подходил” к своему возлюбленному. Извини за слово “подходил”. Я не хочу ранить, прости. Ты же был и останешься ТИГРОМ навсегда.

ПОСМЕРТНЫЙ ГОРОСКОП

НА СЛЕДУЮЩИЙ ДЕНЬ я послал НУРЕЕВУ дополнительный факс. Я знал, что он с нетерпением ждет “меня” на острове в Средиземном море. Но телефон не отвечал. Я ошибся на этот раз. После упорных розысков, я понял, что он заполночь возвратился в Париж.

1991: ГОД КОЗЫ ИЛИ ОВЦЫ В АСТРАЛЬНЫХ МИРАХ. Они наделены талантом в областях изящных искусств. На первый взгляд у них все складывается удачнее, чем у других. Часто бывают застенчивы. Склонны к пессимизму. Беспомощны перед жизнью. Не знают, каким путем идти. Обычно религиозны и эмоциональны. Редко выходят в вожди. Не отличаются красноречием. Всегда отстаивают свои убеждения и любят свое дело.
Денег, как правило, у них недостаточно, но они любят комфорт. Обладают хорошим вкусом. Рассудительны, мягки и добры.
Они идеально подходят как друг или спутник жизни для: Кролика, Кабана - Свиньи или Лошади.
Подходят более или менее для: Тигра, Дракона, Змеи, Овцы - Козы или Обезьяны.
Решительно не подходят и противопоказаны, потому, как могут принести несчастье: Вол - Бык и Собака.

Закончив отсылку факса, я начитал на диктофон в Париже:

- Ты видишь, Руди! После смерти Фрэдди переселился в Астральный Мир, как “AGNUS DEI”. Ты начал его терять. Ты остался на “втором плане”. Дело в том, что он почти “противопоказан” для АСТРАЛЬНОГО ТИГРА. Став “AGNUS”, он сохранил, однако, все свои таланты в изящных искусствах. Ты помнишь, что Коза и Овца на “одно лицо - здесь”.
Обрати внимание! Тебе нельзя умирать в этом году. Умерев сегодня, ты принесешь несчастье для Фрэдди, как Тигр. Ведь ты особый — ЗЕМЛЯНОЙ ТИГР. Сегодня: 3.12.91.

СУДЬБЫ

ПОСЛУШАЙ, ЮРИ! Но ведь разгадка может быть через “совместимость” и “несовместимость”, - начал разговор Руди из Парижа под утро.
- Если ты скажешь мне: кто женщина? Где искать мужчину?
- Скажу. Я женщина с мужским телом! - ответил о себе Руди.
- А он...
- А, Фрэдди... роскошный мужчина с мужским телом. Точнее, я ТИГРИЦА... - залился веселым смехом Нуреев.
- Я пришлю тебе гороскопы сегодня, - ответил я на звонок с Барьерного Рифа.

СОВМЕСТИМОСТИ

ГОРОСКОПЫ были составлены почти немедленно. Через факс их было запросто отослать в Париж. Вот они - эти серьезные игрушки для Руди из Австралии. Перед тем, как нажать кнопку факса, я надиктовал:

- Читай, Руди, это так, как если Фрэдди - мужчина, а ты - женщина. Это согласно твоих признаний о нем и себе. Итак, Фрэдди Меркюри умер 24 ноября 1991. Значит, среди бессмертных звезд он “пребывает Овцой-мужчиной”. Ты же сегодня - “Тигрица” - Нуреев. На сегодня в твоих снах идут взаимоотношения: “Овца - Тигрица”! В остальном смотри текст факса.

В этом союзе духовное единство. Союз гармонирует со страстями любовников. Частая ситуация — “от любви до ненависти - один шаг”. Жена постоянно давит. Это трудно выдержать для него, хотя у него и есть полное преклонение перед женой. Муж отличается особой чувствительностью и жалостливостью. Если муж терпелив, то выдержит свою жену. Она его обожает и это залог удач и счастья.
Одно едино для партнеров: потеря семейных отношений станет невосстановимой катастрофой. Замены найти никому из вас не удастся. Один может умереть вскоре вслед за первым. Необходима постоянная забота о сохранении брака или любовных связей. Все должно быть взаимно. Так предотвращается горе для супругов. Овца-мужчина и Тигр-женщина не должны терять бдительность по отношению к своей семье и опасаться близких друзей. 4.12.91.

ОБЕЗЬЯНА

НЕТ, меня это не устраивает! Нынешние сны, где все идет к катастрофе - меня изматывают. Я не хочу смерти в 1991 году! А, если я умру в 1992 году? Что будет? - спросил меня Руди. Я понял, что он видит Фрэдди каждую ночь.

- Тогда? Вот так! Смотри факс сегодня. Я отошлю тебе это до твоего парижского вечера, а сейчас в Австралии утро.

Совместимость между супругами и любовниками для мужчины - Овцы и женщины - Обезьяны может быть в следующем... Но, это тогда, если ты, Руди, умрешь в 1992. Это действует в пределах астральных зон-маятников: 4.2.92 - 22.1.93. В этом случае в астральных мирах Фрэдди, как мужчину, и Руди, как женщину, ждет материальное благополучие для вашей посмертной семьи. Жена наилучшим образом влияет на мужа, хотя она подчас и крайне эмоциональна. Муж же крайне нервный и импульсивный в семье, но не в делах вне дома. Жена в такой семье - очень благожелательна и от нее веет покоем. Муж при такой жене добивается осуществления всех своих материальных планов. Муж редко знает все о жене и, в первую очередь, о ее привязанностях. Ее поведение окутывают тайны, загадки и романтика. Женой в этом браке бесконечно восхищаются. Сегодня: 5.12.1991.

- Я УВЕРЕН, ЧТО ТЫ, КАК “ЖЕНА” В ЭТОМ БРАКЕ, ПОЛУЧИШЬ НЕОБХОДИМОЕ ДЛЯ СЕБЯ “ВОСХИЩЕНИЕ”. ЭТО ОДНА ИЗ САМЫХ СЧАСТЛИВЫХ АСТРАЛЬНЫХ СЕМЕЙНЫХ ПАР В ПОДНЕБЕСНОЙ. ЖИЗНЬ В ПАРАЛЛЕЛЬНОМ МИРЕ НАГРАДИТ ТЕБЯ СЧАСТЬЕМ.

ПЕТУХ

А ЕСЛИ я переживу 23.1.93? Что меня ждет, Юри? - настаивал на подробном ответе Руди на следующее утро.
- Я отвечу немедленно. Ведь я все уже написал за прошлую ночь! - отправлял я факс в Париж из Кэрнса. Вот это.
Но это случится в год Петуха. Это между: 23.1.93 - 9.2.94. Это может случиться с тобой в астральном мире после твоей смерти. Чего лукавить, если это возможно!
Итак: Фрэдди - мужчина - Овца, а Руди - женщина - Петух. Читай тот ужас, который вас ждет:
 
 Возникает самая суматошная семья в Поднебесной. Покоя в семье не может быть, и потому его нет. И хотя муж выглядит невозмутимым - это обман. Он болезненно реагирует на прямолинейность жены. Почему? Он очень нежен и раним, вот в чем причина. Его душа не выносит борьбы с женой. У каждого сдают “тормоза”. Это разрушает совместное здоровье. Семейные узы постоянно лихорадит. Очень неустойчивый брак. Артистическая натура мужа никогда не может быть оценена женой. Она небрежна к его эстетике чувств. Только дети смогут сохранить семью от распада. Нежелательные последствия для супругов через неизбежный развод.

СОКРОВЕННОЕ

СРЕДИ НОЧИ раздался нуреевский звонок. Это не обеспокоило меня. Я ловил рыбу на утренней зорьке и приготовился пить кофе. До восхода экваториального солнца оставались считанные минуты.
— Это потрясающе. Не зря Фрэдди и я жили душа в душу. Мы подходили друг другу во всем. Все шло согласно судьбе нашего звездного астрального поля. Он стал ждать нового гороскопа для себя. Вот он. Я послал ему это через факс в Париж.

1938: ГОД ЗЕМЛЯНОГО ТИГРА В АСТРАЛЬНЫХ МИРАХ. Это год твоего рождения, Руди. Ты чувствителен, склонен к размышлениям и часто бываешь раздражителен. Обычно пользуешься уважением, но часто вступаешь в конфликты со старшими или с лидерами и вождями земных миров. Ты среди людей, которых, как правило, оценивают при жизни за таланты и достоинства. Ты редко принимаешь поспешные и опрометчивые решения. Почти никогда не раскаиваешься в своих поступках. Ты подозрителен и эгоистичен. Мужественен, тянешься к сильным мира сего и живешь среди сильных людей.
 Идеально подходят для тебя, как друг или как спутник жизни: Лошадь, Дракон и Собака.
 Подходят более или менее: Крыса, Бык, Кролик, Тигр и Овца. Решительно не подходят, противопоказаны и поэтому могут принести несчастье: Змея и Обезьяна.

- Руди, ты видишь! Фрэдди, как астральная Собака, и есть твой идеал. Ты идеал для Фрэдди взаимно. Это факт.

ОБЩЕЕ

В ЭТОТ ЖЕ ДЕНЬ пришел от Руди факс с требованием рассказать о наступающем новом годе подробнее. Он звонил и звонил мне до двадцати раз в день. Что-то обсуждал и советовал узнать в подробностях. Но я ничего не понял. Я не видел причин для особой паники. Я добросовестно составлял гороскопы на 1992 и 1993 годы. Он кричал и требовал эти ДВА ГОРОСКОПА. Запомнил слова: “Срочно”, “Немедленно”, “Не могу без них жить”, “Не могу ждать” и “ХОЧУ, ХОЧУ... все решить!”. К концу дня я закончил “текст гороскопов” для тех, кто родился и еще вот-вот родится в будущем году. Вот они:


Этот 1992: ГОД ОБЕЗЬЯНЫ В АСТРАЛЬНЫХ МИРАХ.

Это тогда, когда родятся самые ненадежные и противоречивые люди. Они умны, ловки, изобретательны и оригинальны. Они легко решают самые сложные проблемы. Вряд ли можно назвать поле деятельности, на котором они не смогли бы добиться успеха. Однако, их легко можно переубедить и отвлечь. Они хотят сделать все немедленно и тут же, сию минуту. Однако, любое и самое мелкое препятствие портит им настроение и сбивает их планы. Эти люди отличаются большим самомнением. Умеют принимать решения и обладают здравым смыслом. Это темпераментные, своевольные, вспыльчивые, но часто отходчивые натуры. Многие из них добиваются успеха в конце человеческой жизни. Семья их карьере не мешает, но не помогает.

К ним идеально подходят: Дракон, Крыса и Бык.
Подходят более или менее как партнеры и любовники: Кролики, Овцы, Собаки и Обезьяны.
Решительно не подходят и противопоказаны те, кто: Змея, Свинья и Тигр.


- Это будет невероятный год для тебя, Руди. Астральный “ТИГР”, как ты, потеряет “навсегда” Фрэдди в 1992 до 4.2.92. Твои астральные возможности почти на исходе. При условии, если ты будешь жив после 4.2.92... Если ты умрешь после 4.2.92., то станешь АСТРАЛЬНОЙ ОБЕЗЬЯНОЙ в другой жизни. Поэтому ты “поймаешь” двух астральных друзей. Это тогда, где встречаются Овца и Собака. Фрэдди - родился и жил Огненной Собакой. Он состоял из чувств от судьбы по своему ГОРОСКОПУ. Фрэдди - умер Овцой. Ты все видишь сам. Твой “живой” и “мертвый” любовник на “одной линии” в ГОРОСКОПЕ ОБЕЗЬЯНЫ. Здесь все едино: “МЕРТВАЯ ОБЕЗЬЯНА” или “ЖИВАЯ ОБЕЗЬЯНА”. Год ОБЕЗЬЯНЫ с 4.2.92 до 22.1.93. Ты волен выбрать свою судьбу и ПОСЛЕ СМЕРТИ. Момент реинкарнации происходит в границах АСТРАЛЬНОГО ГОДА. Нет сил, которые могут отменить твое новое ВРЕМЯ по ЗВЕЗДАМ после смерти. Это шанс для любого смертного. Здесь астральные полюса в зените.


Для тех, кто родится и умрет в 1993: Будет ГОД ПЕТУХА В АСТРАЛЬНЫХ МИРАХ.

Среди них родятся будущие глубокие мыслители и одаренные личности. Они будут любить труд и будут преданы своей работе. Стараются выполнить любое обязательство, даже то, которое им не под силу. Они очень огорчаются при неудачах. Подводят их и такие качества, как суматошность. Часто эксцентричные и не сразу находят контакт с другими. Уверены в своей правоте и зачастую интуитивно правы. Эти люди одиноки и замкнуты. Могут произвести впечатление решительных натур, однако чаще всего они робки. Их планы не всегда реализуются. Их “полосы удач” чередуются с частыми неудачами. Им мешает прямолинейность. Эти люди интересны и способны на смелые действия. Нередко эгоистичны в семье.

Идеально подходит, как друг или спутник жизни: Бык, Змея и Дракон.
Подходит более или менее: Крыса, Петух, Собака и Кролик.
Им могут принести несчастье: Тигр, Лошадь, Обезьяна, Свинья и Овца.


- Это, Руди, плохой год. Он начинается с 23.1.93. Если умереть АСТРАЛЬНЫМ ПЕТУХОМ, то ты никогда не сблизишься с АСТРАЛЬНОЙ ЗВЕЗДОЙ твоего ФРЭДДИ МЕРКЮРИ. Смотри, где Овца и Собака. Обрати внимание, что этот год, начинающийся с четвертого февраля и это на календаре от 1992 года. Твой АСТРАЛЬНЫЙ ШАНС в границах ГОДА ОБЕЗЬЯНЫ. Вслед за ним придет АСТРАЛЬНЫЙ ПЕТУХ, и он “склюет” шансы на счастье с ФРЭДДИ после смерти. Все осложняется еще и тем, что вскоре начинается «ЭРА ВОДОЛЕЯ». В астральных мирах начинается новый цикл, который продлится 2100-2150 лет. Такая ситуация бывает нечасто...

Филипп

БОЛЬШЕ НЕДЕЛИ не было никаких звонков. Я продолжал рыбачить на яхте с Дэвидом и Гарри Рубэк. С нами был мой любимый кобель - ЧАПИ. Это было счастливое время. Мы останавливались, то на день, то на два в разных местах Барьерного Рифа. Не обошлось и без приключений. На одном из островов в меня влюбился юноша-японец. Это была безответная любовь. Я был неприступен, хотя и понимал серьезность его чувств. Филипп отдыхал с родителями-учителями. Самое же интересное, что он рассказал мне свою историю. Я превратил ее в рассказ “ФИЛИПП”. Рассказ стал памятью о нашей встрече:
 
РАССКАЗ “ФИЛИПП”
 
Мне не по себе. И это от работы, где все плохо. Новый проект совершенно не ладится. Голливуд требует поторопиться. Там всегда сумасшествие!
- Время - это огромные деньги в самом прямом смысле, - шепчу себе под нос. Голова раскалывается от всякой всячины. Водоворот дел съедает уже шестой уик-энд. Продыха нет, и ничего не видно на горизонте.
И хотя это совершенно нормальная ситуация для начала каждого нового дела, на душе не становится легче. Успокаивать других всегда просто. О себе самом этого не скажешь. А поскольку я пессимист, то десяток чашек кофе делает меня веселее.
Кофе - мое проверенное и самое действенное лекарство.
Ясно, что через... несколько недель все войдет в обычную колею. Однако сейчас одни неприятности.
Все мысли в голове перемешались. Их безостановочный и назойливый хоровод не дает покоя и совершенно изматывает меня. А что если набрать горсть фисташек и залечь с видеокассетами до утра?! Пожалуй, это лучшее, что пришло в голову за весь день.
Итак, телевизор гремит на весь дом.
Полуночный рок и джаз оглушили меня до беспамятства, глаза слипаются. Незаметно для себя я засыпаю. Невероятный грохот вокруг наполняет мой сон.
Меня разбудил звонок. Нехотя встаю. Я не знаю, как долго я спал. На полпути к двери возвращаюсь обратно. Повторного звонка нет. У дверей тихо. Заваливаюсь на диван и кладу подушку на ухо...
Неожиданно кто-то похлопывает меня по плечу. Поворачиваюсь: это Филипп. Неужели уже 9? Даже 9.30.
- Что у нас на ужин? Спишь как убитый, а я умираю от голода, - укоризненно замечает он.
- Сегодня самообслуживание, - улыбаюсь я. - А как там, на улице? - неожиданно спрашиваю его.
- Обычный лондонский дождь, - отвечает он на бегу и начинает греметь посудой на кухне.
Я поправляю подушку и с любопытством рассматриваю Лайзу Минелли на экране телевизора. Да, она не сдает, бесподобно поет и танцует. Очаровательна. Дьявольски эмоциональна. Не женщина, а пожар! Я люблю ее уже более двадцати лет. Филипп присаживается рядом. Целует меня в верхнюю губу. Гладит уши кончиками пальцев. Щекочет мне волосы на груди. Я останавливаю его руку. Легко прикасаюсь губами к его щеке.
- Расскажи, что тебе снилось? Я ужасно люблю твои невероятные сны, - требует настойчиво он. - Самые лучшие ты высматриваешь, когда засыпаешь в плохом настроении.
Я вскидываю голову. Его серые глаза смотрят с нескрываемым раздражением. Я знаю его так же хорошо, как и себя. Я вижу его насквозь. Филипп не шутит. Ему надоело мое каждодневное раздражение. Он полон открытого презрения, которое его зрачки высвечивают удивительным серебристым светом.
Я делаю вид, что мне безразлично его поведение. Отвожу глаза в сторону.
- Да ничего особенного, - говорю я довольно неискренне.
- А я знаю, ты видел что-то невероятное. Я уверен, что прав, - мягко продолжал он, открывая мои губы. Его язык касается моего неба. Это нестерпимо щекочет, возбуждает.
- Ты прав, как всегда. Не перестаешь удивлять меня своей проницательностью, - отвечаю нехотя, отталкивая его в грудь.
- Я хочу знать все. Совершенно все о тебе. Особенно я люблю твои сны, - смеется он в ответ, повиснув на моей шее.
- Расскажи, расскажи, - в унисон повторяю его обычную фразу, заученную мной за десять лет совместной жизни, где я никогда не был... однолюбом. Последнее - мой секрет.
- Хорошо, слушай! - согласился я. - Но предупреждаю, это печальный сон. Самый грустный сон, который я когда-либо видел. Точнее, это жизнь много лет назад, - оправдываюсь я снова и снова. - В Южной Австралии много странного. Ты знаешь сам, какое это беспокойное место. То здесь, то там случаются похожие вещи. Темы для разговоров не меняются никогда: или любовница отрезала член из ревности, или парня-студента украли и, через неделю, изнасилованного выбросили на городскую свалку. Все дико тошнотворно, все подробно смакуют местные газеты.
- Ха-ха, - интересное начало! - всхлипывает Филипп от притворных слез, раскрашивая помадой губы и подводя ресницы зеленой краской.
- Это произошло со мной на Смитовой ферме под Аделаидой. Я работал на тракторе. Корзины были переполнены тяжелым виноградом. Бесконечно хотелось пить. Воздух пах древесным пеплом и жженой землей. Вчерашний лесной пожар давал о себе знать. Жара душила невероятно. Океан парил душной дымкой на горизонте, а испарина от почвенной соли разъедала руки. Раскаленная кожа на лице зудела от пота...
- Правда ли, что пожары там обычное дело? - поинтересовался он.
- Да, это ежегодное горе Аделаиды. Часто горит в лесах лишь миль за десять от центра многомиллионного города, - пояснил я. - Не мешай, а то забуду самое печальное для меня и самое интересное для тебя в этом сне, парень.
- Продолжай, продолжай... - успокоил он.
- Я работал не один: мне помогал сын хозяина. Ему было от силы двенадцать, поэтому я никогда не смотрел на него как на мужчину. Но, как-то, случилось невероятное.
Однажды, когда я присел на перекур, он подошел и запросто предложил:
- Переспи со мной, парень! Ты один только и не драл еще меня в округе! Давай? Ну...
- Ух! Это уже что-то из настоящего сна! - воскликнул с восхищением Филипп, заерзав по кобелиному на стуле. - А ты уверен, что это было только во сне? Жаль, если не наяву, начал он суетиться снова и снова, показывая похотливый язык.
Я покраснел от досады и криво улыбнулся.
Это не ускользнуло от его внимательного взгляда. Филипп замолчал на полуслове. Боль в моих глазах остановила его нелепые вопросы. Ничего не говоря в ответ, я продолжил свою хронику:
- Да, это было не совсем так, ты прав, Филипп. Шельмец положил свои босые ступни на мои колени. Он попросил вынуть занозу. Я присмотрелся, но там ничего не было. Его длинные ноги оказались между моих ног на траве. Просто он хотел поддеть мой член пальцами ног. И, конечно, это ему удалось.
Вот тогда наши глаза и встретились. Тут-то он и предложил себя... Мы поняли друг друга без слов. Я жарко поцеловал его. Он вспыхнул на мгновение. В ответ я снял шорты, притянул его рот к себе.
Я не помню, что случилось дальше... Ведь все это было шесть лет назад. Я только признаюсь тебе, что после секса я уснул от жестокой головной боли.
Когда мы очнулись от внезапного опьянения, перед нами стояла его сестра. Она пришла узнать, что случилось, поскольку мы не слышали колокола к обеду. Дальше было что-то страшное... Она бросила в нас корзину с сэндвичами, зарыдала и одарила испепеляющим взглядом. Схватила нашу одежду и унесла, оставив нас совершенно голыми...
Мы больше не видели друг друга. Все трое разбежались в разные стороны. Ее раскатистый плач эхо разбросало по всем соседним виноградникам. Холмы превратили ее голос в хохот.
Я был в ужасе, ведь мне через день должно было исполниться пятнадцать. В этот же день и он ждал своего дня рождения.
Ты, Филипп, можешь понять нашу боль? Что мы могли тогда чувствовать: змеиный укус, панику, горе? Ведь мы были совершенно невинны! Все происшедшее мы даже не успели осознать. Никто не дал нам времени понять друг друга. Какой там секс? Это была игра в папу и маму... Наша "случайная семья" была бесповоротно разрушена! Единственное, что я тогда понял - будущего у нас нет!
На следующее утро Грегг вернулся домой и его жестоко избил отец. День рождения не праздновали ни ему, ни мне.
Прошла неделя. Он сидел голодным, запертым на чердаке. Все его подарки были сожжены во дворе под его окном. Потом мать швырнула ему ключи через форточку. Но он просидел там еще неделю уже по своей воле... ради будущего мира с отцом.
Я не возвратился обратно. Я потерял все, что у меня оставалось на ферме. Я встал голым на дороге.
Встречная машина подбросила меня от лесной опушки до океана. Шофер подарил джинсы и майку. Я заплатил ему за все: он жестоко изнасиловал меня на безлюдном пляже, где и бросил одного.
Несколько дней я безостановочно рыдал. Даже боялся молиться... Было нестерпимо горько. Я чувствовал себя забитым животным. Потом забрел на безлюдную лодочную станцию и упал.
Волны мыли мне волосы, а ноги облепили голодные пиявки. Я ничего не ел, и мне не хотелось спать. У меня не было денег, да они и не были нужны мне. Я находился в каком-то бессознательном состоянии. Это походило на безостановочный сон.
Я лежал на берегу день за днем, не различая времени - закат и восход солнца были на одно лицо. Перед глазами стояла одна и та же картина: тюрьма и полицейский с револьвером. Я ничего не мог с собой поделать. Мне было тяжело, как никогда. Горе раздавило меня. Слезы лились и лились... Я знал, как все глупо. И не искал прощения. Я хотел убить себя.
Это было всерьез. Мне было только жаль, мам, она бы не пережила меня. Поэтому я решил умереть незаметно. Никто не должен знать. Никто не должен догадаться об этом.
Мои мысли помогли преодолеть страх. Я заплыл далеко-далеко в океан и нырнул. Вода была зеленая. Беззаботные рыбы окружили меня. Их радужная окраска рассмешила меня, ведь то были не рыбы, а бабочки. Волны выбросили, мое тело на берег: смерть не приняла меня. Я был слишком молод...
Кожа горела. Я осмотрел себя и увидел свое бедное тело - оно было в крови.
Палец коснулся губ и ощутил кровоподтеки между рубцов. Солнце сожгло меня. Соль разъела мою грудь и спину. Стало жалко, невыносимо жалко свое тело. Нет, нет, не самого себя! Совсем не себя, Филипп! Я жалел свою истерзанную плоть. Я устыдился, что сделал с руками, ногами и лицом.
- Ах, что я наделал, - начал каяться я, встав на колени перед Богом.
Я начал размазывать кровь на ногах и на животе. Первый раз я решил спастись от зноя в лесу.
Я плакал навзрыд и вдруг начал читать молитвы, которые знал и полузнал. Я плакал опять и опять...
Горе и отчаяние окончательно сломили меня. Я потерял уважение к моей плоти. Я забыл себя. Я вновь подошел к берегу, ища для себя конца.
Волны миролюбиво облизали пальцы моих ног. Они, как ненавязчивые дворовые собаки, шумели и брызгали слюной, признав во мне хозяина. Я незаметно уснул.
Бог продолжал любить меня и берег от несчастья, пока я оставался живым. Я принял эту заботу. Я открыл для себя вечные истины. Я вмиг осознал смысл бытия, где только живой может чувствовать все человеческое: плоть, похоть... счастье быть вместе.
Нет, никто не хотел и не ждал моей смерти. Жизнь и только жизнь могла радовать всех вокруг без исключения. Как часть этой жизни я был ракушкой, которой по-свойски играл бессмертный океан.
Я захотел ожить под настойчивым напором своей воли к жизни...
- А когда ты открыл глаза, то увидел меня, - подсказал Филипп, улыбаясь в усы.
- Нет, нет, - вздрогнул я, погружаясь вновь в свои воспоминания.
- Нет, Филипп, я услышал голос, когда проснулся на следующее утро, - сказал я.
- И это был Христос? - захохотал он.
- Ты прав. Почти прав. Это был Крис, - ответил я, замолчав надолго... Он предложил мне сигарету, спросил, где я живу. И узнав, что я бездомный, пожав плечами, дал мне двадцать долларов. Это были деньги от чистого сердца. Это меня ободрило. Я докурил сигарету и пошел с ним к его машине, где был телефон.
Ответила мам. За тысячу километров она почувствовала, что я не в форме. Я попросил выслать денег на поезд. Я рад, что она ни о чем не спросила меня. Деньги я получил через два часа на почте.
А часом позднее, я уже ел в самолете. На мне были новые брюки и чистая рубашка. Вот и все, что я знаю. Это и есть конец сна. Конец моих бед в Южной Австралии.
- А как этот парень поживает сейчас? - смакуя сигарету, любопытствует Филипп. - Ведь ему уже за двадцать, не правда ли? - подсчитывает он вслух, смотря на меня заговорщически.
- Я знаю, что у него все хорошо. Моя школьная подружка Дженни замужем за его братом.
- А что если позвонить ему сейчас? - предлагает Филипп. Я вздрагиваю от этой мысли. Ведь он угадал мое желание, много лет скрываемое от самого себя, и от него... Филиппа.
- Ты знаешь, телефон ее мужа? - настаивает он.
- Да, это неплохая идея, но ведь уже полночь. Ты прогнал мою сонливость напрочь, - бормочу я себе под нос с полураздражением. Через минуту Дженни ответила и позвала Грегга к телефону. Оказывается, братья живут под одной крышей.
- Алло, Грегг! Когда ты вернулся? - спросил я.
- Хелло, горе-любовник... утром меня встретила мать... Я скучаю по тебе с тех пор, - ответил он непринужденно, не боясь за свои слова.
Мое лицо заалело от смущения. Мой грех не был для него грехом. Я узнал, что не испортил его жизнь... тогда.
Это не ускользнуло от глаз Филиппа. Я виновато поднял глаза. Его ревность больно кольнула меня в сердце. Надутые губы и крупная слеза на щеке говорили сами за себя.
- Ну, я пошел. Меня ждет жена, - не глядя на меня, сказал Филипп поспешно, не мешая мне говорить по телефону. Дверной замок щелкнул. Я остался наедине с Гре, как я любил окликать его.
В трубке не было слов. Здесь прятались годы, которые мы украли друг у друга. Нам было нечего сказать. Мы слушали дыхание друг друга. А это говорило больше, чем мы когда-либо хотели сказать ... по телефону.
Какое несчастье, что у нас так многого не было! Что еще... лишь сопение из Аделаиды.
Случайно я поправляю подушку. Острая боль останавливает дыхание. Я вижу на полу ключи от своего дворца в Кью-Гарденс, которые вернул мне Филипп.
Рука автоматически вешает трубку и набирает номер 7876543.
- Меня нет. Я семейный человек. Катись к ****ей... Фене, - отвечает автоматический ответчик его голосом.
Филипп, ведь я русский. Ну, какие еще дела могут быть у меня на австралийских фермах с детства? Поверь, все это розыгрыш... Спроси своего брата Грегга!
Впрочем, зачем я вру. Я все еще ... люблю того австрала.
 
В тот же день я отослал эту историю по факсу к Руди. Он перезвонил в ответ. Ему рассказ понравился. Он любил, чтобы его развлекали из-за океана друзья. Это было у него в крови.
Я уже как бы стал его ЛИЧНЫМ ПИСАТЕЛЕМ. Он приучил меня писать для него рассказы изо дня в день. Это стало и забавой для меня.
За эти несколько недель я заметил в нем изменения. Раньше я читал ему свои рассказы по телефону, и он восхищался. Теперь же все иначе! После смерти любовника ФРЭДДИ он стал любить “читать сам”. Ему становилось все труднее и труднее заставлять себя “концентрироваться”. СПИД все более и более “забирал его тело в свои железные лапы”. Эти слова он чаще и чаще подчеркивал интонацией голоса.
Я по-человечески любил друга. Я слышал нюансы в его настроении.
“Все чаще и чаще он нездоров”, - отмечал мой разум необратимые “события” в его здоровье.
У него постоянно была повышенная температура: 37,8° С. Это длилось из месяца в месяц почти полгода. Он чаще сморкался и кашлял “в телефон”. Мое сердце сжималось от навязчивых предчувствий о неизбежной катастрофе. Он умирал.
- Дай-то Бог, чтобы это было не стремительно. Как с Фрэдди Меркюри! Его “скрутило” до смерти в 24 часа. С 23 до 24 ноября не прошло и суток, а его не стало. Помнишь, как сегодня официально объявили, что Фрэдди заболел СПИДом. Я это помню. А назавтра в 24.00 мир уже знал, а именно 24 ноября, что Фрэдди... уже в гробу, - Нуреев повторял эти слова все чаще и чаще.
Из словопостроений я понимал, что ему отказывает “речевой центр мозга”.
Я нервничал больше и больше. Изматывало и обстоятельство, что я должен закончить книгу “Руди Нуреев: Без макияжа” в срок. А это значит - только одно: “до смерти”.
“Лучше, если книга будет до похорон”, — молил он об этом.
Руди знал о моих чувствах к нему, умирающему суперчеловеку ХХ века.
Он старался звонить каждый день.
Его звонки поторапливали меня с “ЕГО КНИГОЙ”.
Я делал все, что в моих силах и это более чем искренность.

Истерика

ПОСЛЕ ДОЛГОГО ПЕРЕРЫВА он позвонил. Я запомнил этот день, как начало его агонии всерьез. Тот день стал самым страшным днем, который я когда-либо пережил. Это был душераздирающий крик. Это была лютая ненависть. В голосе был испепеляющий ужас обреченного смертника. Исступление разрывало сердце. Нервы не выдержали испытания СПИДом. Все свое “говно” он вылил на меня. В нем всегда жил и вот теперь проснулся наследник — татарина ЧИНГИЗ-ХАНА. Вот это. Здесь-то самое приличное, что можно открыть на глаза читающей публики. Держитесь, Дамы и Господа! Я начинаю... Предупреждаю. Надо очень-очень... надо бесконечно любить человека, чтобы выдержать напраслину и гнев умирающего... Выдержать ужас от чувства безысходности и “впрямь” трудно! Помните, что сам больной всерьез умирает? Здесь не игра в театр ”я сам” или “с собой”. Здесь дикий вопль о ненависти... ко всему вокруг. Я был один из несчастных, кто оказался рядом. Я был мишенью. Я стал... на место его умершего друга, кто близок или ближе всех. Никого не было ближе в те часы. Был я. Я остался, почти жив. Меня почти “смели” с лица земли его слова о бесчестии, низости, пошлости, и продажности человеческого рода. Итак... я вас предупредил и теперь переношу в ОТКРЫТЫЙ КОСМОС СМЕРТНИКА ОТ СПИДа. Вот мной “смягченные” и “отредактированные” слова НУРЕЕВА:
«Я ненавижу всех: себя, тебя, сестер и их детей, родителей, друзей, политиков... священников. Всех, всех ненавижу. Все ВЫ ****и, суки и сволочи. Все по привычке продают свои человеческие души. Все молят Дьявола ради своего личного могущества, нелепой алчности и ненужных человеческих жертвоприношений. Человеческая жизнь сегодня ничего уже не стоит. *** с вами со всеми. Пусть будет проклят день, когда я родился на земле. Моя любовь? Моя надежда? Моя радость жизни? Где он? Фрэдди умер, как муха в западне СПИДа. Он свалился в гроб и затем в морг и стал пеплом из крематория. Теперь мой любовник сожжен ради золы, как дрова. Его пепел? Кто видел его? Я схожу с ума от изнуряющей боли. Мое одиночество сродни с всеобщим обманом. Я мечусь между виллой в Монте-Карло или ранчо в штате Пенсильвания. Я не нахожу себе места без моего ФРЭДДИ. Квартиры в Париже, Лондоне и Нью-Йорке пустынны и смертельно тихи без него. Я умираю от невозможности обнять и зацеловать его пальцы, волосы и ресницы. Похоть, сексуальный голод и обожание его тела - душат меня до астматического криза. Сердце своим убойным стуком разрывает барабанные перепонки. Я смотрю в свои бесценные венецианские зеркала из веков Барокко. Я вижу в них лицо ФРЭДДИ МЕРКЮРИ. Меня нет на стекле окон моих домов и квартир. Я сбегаю из роскошных столиц мира на свои личные острова. Я лечу, то на Карибское море, то прячусь на Средиземном море. Случайные ****и и проститутки, что любят поесть за мой счет в ресторанах и ночных клубах, сопровождают меня повсюду. Вокруг потаскушки-мужики клянутся мне в бесконечной верности, любви и девственном чувстве. Бессердечие изматывает до зубной боли. Мои фарфорово-титановые челюсти за двадцать тысяч франков не выдерживают. Я ломаю их “скрипом зубов”. Я сверхчеловек и физический гигант. Я могу и это. Моя катастрофа от неизбежного желания принять потаскушествующую про***** за обеденным столом всерьез. Я тоскую в одиночестве моих домов на островах Сен-Бартелени или Ли-Галли. Мое тщеславие никогда не удовлетворено. Моя болезнь распоряжается моей психикой. В голове гудит колокол страха. Я стал безвольной игрушкой в руках телевизионщиков, газетчиков и радио репортеров. Мои жилы, мой шаткий и больной мозг, мою изъязвленную СПИДом кожу, мою печень, мои легкие, мои кости, мои руки и ноги идут в “развес” на “аукционах” Кристи или в утренних газетах. Я весь распластан, как Христос на КРЕСТЕ из “цитат”, “фраз” и “домыслов”. Говорил ли я это? Нет?! Да?! Меня воспринимают “здоровяком”, а я не помню, что я делал минуту назад. Часто я соглашаюсь с любой фразой, что приписывают мне газеты... Я смертельно болен. Я умираю уже десять лет... почти умер. Меня подают под соусом к утреннему сэндвичу для домохозяек. Я устал от безысходности. Западня стыда не от моей славы и не от моего характера. Меня бесят глаза алчных, жутких и монстрообразных человеко-нелюдей. Я плачу от изнеможения их неприязнью. У меня нет давно физических сил на противоборство. Я слепну от артиллерийского обстрела из фотовспышек. Эти фотообстрелы преследуют меня кошмарами и в моих снах из года в год. Сплю ли я днем? Сплю ли я ночью? Все зазря. Я ненавижу нелюдей-фотоохотников. Это мой ужас. Почти уже на краю могилы я чаще и чаще перечитываю строки:
 
 “Но и так, почти у гроба,
Верю я, придет пора,
Силу подлости и злобы
Одолеет дух добра”.
 
Это написано россиянином Пастернаком в 1959-м году. Это случилось за год до его смерти. Ничего не изменилось и сегодня в 1991-м. Вокруг подлость и злоба. Я вижу, что эти строки и обо мне и моей судьбе. Одни ненавидят меня за мое совершенное тело. Другие ненавидят за талант. Все вместе они изнывают от зависти к моим деньгам, которые я добросовестно заработал. Вот почему идут обо мне сплетни, злые наветы, молчаливое понукание и бессовестность “друзей на час”. Когда я закрываю глаза, то в памяти нет людей. Вокруг монстры.
На моих островах, в моих домах и квартирах находится состояние в сотни миллионов долларов. “Остров Дягилева”, как я зову свой Ли-Галли - мое главное сокровище. Я знаю на нем укромные уголки, где развлекались голые Стравинский, Дягилев, Нижинский, Фокин, Кокто и Горовец. Здесь отдыхала Анна Павлова. Это святые места для моего “балетного” сердца. Но, я всегда здесь один и без людей. Черно-белый английский сеттер ДУНДИ молчалив. Он не следит за мной. Мы уже годами не разговариваем друг с другом. Он перестал выть и подпевать мне от своей старости. Я перестал стонать и подвывать под его собачьи песни о любви. Одиночество - это моя защита от “соглядатаев - истязателей”. Я боюсь недругов - лицемеров, что преследуют меня с детства. Я ненавижу общежитие СССР.
Когда был со мной ФРЭДДИ МЕРКЮРИ - я оживал. Я светился изнутри счастьем. Я был рад не разжимать объятий сутками. Мы ласкали друг друга. Я нежил его трепет как “устрицу под языком”. Я хмелел без вин из моих коллекций, что таятся в моих погребах. Я пел, свистел, пританцовывал и заливался смехом. Хохот не покидал его и меня, когда мы вместе. Все умерло. Уже - некому звонить! Только ты, ЮРИ, и есть! Ты пишешь книгу обо мне и потому я должен звонить тебе ежедневно. ФРЭДДИ - уже в могиле. Он тлен. Его память в сотне наших общих вещей, которые разбросаны между моих квартир из страны к стране. Я боюсь видеть эти плавки, майки, цепи, игрушки... шляпы. Я плачу навзрыд. Это не зависит от меня. Когда одна из его вещей касается моего тела, то я вздрагиваю. Я заливаюсь насморком. Это моя химическая реакция на память о ФРЭДДИ. У меня вздыбливаются волосы на голове, ногах и груди. Я бледнею. Почти падаю в обморок. Господи, почему мой любовник ОСТАВИЛ меня жить? Я не могу без него! Он и только он был моим счастьем и моей мечтой. Это удерживало мою жизнь между небом и землей. Я готов упасть вот-вот. Я почти упал “суперзвездой” на землю. Я почти умер. В моем теле нет духа. Я ничего не чувствую. Точнее сказать, я бесчувственен и безучастен к миру вокруг. Я почти слеп. Это болезнь? Это ли сон? Это ли мое новое полузабытье? Или... уже... это называется: УМИРАНИЕ. Я не вижу границы между утром и вечером. За окном бесконечная НОЧЬ. Я вижу эту ночь днем, в полдень, вечером и... УТРОМ. Я начинаю привыкать к ПОЛУОБМОРОКУ... в предрассветный час. Я осознаю, что я умираю...»
 
Я не перебивал ИСПОВЕДИ ГЕНИЯ НУРЕЕВА. ЕГО ДУША БИЛАСЬ от БЕССИЛИЯ жить среди СВЕРСТНИКОВ. Я не винил его. Я не анализировал его мыслей. Я не считывал его слова, корректируя их смысл и цели. Я чувствовал его боль. Я страдал вместе с ним. Как поступать живому, полному сил и здоровому человеку? Как вести себя умирающему? Я верю, что умирающий безукоризненно прав. Человеку дана ЧЕЛОВЕЧНОСТЬ. Душа ищет ДУШЕВНОСТЬ от близких. Я все более и более отдавал себе отчет в том, что НУРЕЕВ сходит с ума. Я знал, что он подсчитывал день за днем, пока был с ним ФРЭДДИ МЕРКЮРИ.
- Руди, скажи? У тебя температура... выше и выше? Повышается? - спросил я, еле сдерживая свой нервный срыв.
- 39.1° С, - был ответ.
- Руди, позволь, я почитаю тебе новый и нечитанный рассказ? Я хочу тебя как-то успокоить. Ты знаешь, что я бессилен перед твоей судьбой! У тебя есть еще человеки, которые тебя любят, а это значит: ты счастливейший из людей на земле.
- Я начинаю бояться своего скорого одиночества – один на один с собой, когда умрут мои друзья! Я плачу от отчаяния и горя вокруг. Ты хочешь сказать, что это то, что готово для книги обо мне? Обязательно все засекреть! Обещаешь!!! - кричал он в трубку и рыдал. - Нет, все не так. Я не прав. У меня истерика. Пусть будет все как есть. Назови имена всех умерших.
- Да! Еще один рассказ готов. Я передал те чувства, которые ты берег для Эрика, когда у тебя от разрыва с ним “поехала крыша”.
- Начинай, - закашлялся в ответ его голос. - Интересно, удалось ли тебе передать смятение в душе? Но... прежде всего... не забудь о деле. Возьми мой ФАКС-ОТЧЕТ о последних двух годах.
- Юри, это годы моих катастроф. Вот их хроника. Запиши все друг за другом для книги обо мне!
 
ФАКС-ОТЧЕТ 1989-1990
 
Ноябрь, 1989: У меня было много травм, хромота, СПИД и нервное истощение. Но я поехал в Ленинград. Здесь я участвовал в 5 спектаклях. Я танцевал “Джеймса” в “Сильфиде”. Моя партнерша было на 30 лет моложе. Ее имя Жанна Аюпова. Я дал интервью прессе. Вот мои комментарии о своем легкомысленном капризе в Кировском Театре:
“Сам не знаю, зачем я это сделал? Я не скучаю по России, а она абсолютно не скучает без меня. Вот съездил туда, и ничего хорошего из этого не получилось. Люди, которые пришли на мои выступления, мои поклонники выглядели, словно узники ГУЛАГа. Странные какие-то помятые старики в потертой одежде, словно герои фантастических фильмов. Меня это испугало и расстроило. Вот те, кто меня помнит. Они пришли из прошлого, из той жизни, которая была у нас с ними 33 года тому назад...”
Ноябрь: 1989: Возвратился из России в “Гранд Опера” и написал заявление об отказе от должности Директора. Это случилось 21 ноября 1989. Для меня тут же “открыли” должность Главного Хореографа “Гранд Опера”. Немедленно уехал на гастроли в Вашингтон и Сандор-Бей (штат Онтарио). Я выступал в программе “Король и Я”. Были плохие отзывы, но заплатили 11.000.000 долларов за несколько месяцев работы.
Декабрь: 1989: Выступал в программе “Король и Я” в Ванкувере и Британской Колумбии. Это продолжилось до середины 1990. Но это была уже другая моя программа: “Нуреев и его друзья”. Эти полгода я был в Мексике, США и Канаде.
Август: 1990: Танцевал в своем главном балете этого года: “Шинель”. Это роскошная вещь в себе Флеминга Флиндта. Я был, как “Акакий Акакиевич”.
Декабрь: 1990: Испытал удар от “ножа в спину”. Мне запретили танцевать в “АПОЛЛОНЕ”: балете Д. Баланчина. Родственники “Фонда Баланчина” решили, что я уже плох для этой роли. И еще, у меня был грех: “Я назвал балетного критика Инну Скляровскую - “СУКОЙ, что работает для фашистов от ЦК КПСС”. Конечно, я не прав. Я был болен... болен... болен.
 
 - Спасибо за факс. Я получил его прямо сейчас... Рассказ “Джон” об одиночестве и твоем прошлом в Лондоне... Это в память об Эрике Брюн (которого я зову Эрик Брун), но как бы “его глазами”. Я знаю, что Эрик был старше тебя на десяток лет.
 
Рассказ “ДЖОН”
 
Часы не молчат. Они идут: тик-так, тик тик-так... Их разговор в такт моему горю. Так-так так, тик-так... так-так так.
Он уехал сегодня, не сказав "прощай". Он пропал, так как пропадает неизвестный прохожий на улице.
Это стало так-так, как-как исчезают случайные птицы в высоте, как уходят посторонние поезда.
Так... как так-так никогда не возвращаются облака, парящие в бесконечном небе.
На моем молочном, розовом и голубом небосводе умерла надежда. Все превратилось вокруг в испарения грязи и тумана ... которые он просто звал "водой".
С ним они падали ласковыми дождями. Мне они светили калейдоскопами из радуг... когда он был рядом: так-так так ...
Новое это не теперь! Тик-тик-как...
Но все это не важно! Как-как-как...
И чего это я все об облаках и о небе... На земле все проще и надежнее... Разве не так? Так-так как... как.
Когда я родился, этого парня еще не было. Три его брата должны были появиться на свет до него, а только затем пришел его черед.
Да, Джон, это так! Так как... так.
А произошло это бесконечно нескоро.
Ох, как нескоро! Джон! В мои шестнадцать ему исполнился лишь один год, и было это в месяц моего рождения.
Я не предполагал о его существовании. Мы жили в разных странах. Наш день пришел позднее, когда мне исполнилось сорок.
Я жил в его стране к этому сроку девять лет. Я успел потерять семью, жену и... любимых. Я жил в тупом одиночестве.
Самое лучшее, что я открыл за свою жизнь - это его! Это случилось в одна тысяча девятьсот котором году.
Ему было … двадцать пять. Мне - все те же сорок.
Мы любили друг друга... 1247 дней. Каждый день был праздником. Я обрел смысл жизни!
"Больше всего ты боялся только одного, он постучит в дверь", - говорит молчание часовых стрелок со мной один на один.
"А почему я слышу свой разговор с часами как бы со стороны? - не понимаю я себя. - Все, понял. Это не они, а телепатия между нами".
- Хуже всего, если бы мы родились не в один месяц, но в один год, - сказал Джон. - В последнем случае я бы не смог объяснить всего происходящего вокруг нас. Я бы умер в секунды, - добавил он.
- Почему нет? Не спрашивай меня, пожалуйста, - вскрикнул я, протирая глаза от его чрезмерно внятных слов из ниоткуда.
- Ответ ясен: ты просто умер бы без меня, - сказал он, переваливаясь с бока на бок.
Я ничего не понял. Я встал и зажег свет, не веря своим глазам и ушам.
- Ты все еще здесь, Джон? Разве ты никуда не ушел вчера?
Он не слышит меня. Он спит, закрыв ухо подушкой. Он не уходил...
Это был мой сон о нем. Вот и все. Совсем все. Я выключаю свет и лежу с открытыми глазами.
Я знаю, что сон в руку. Все так и не иначе, и я действительно когда-то умру, но обязательно хочу это сделать раньше его.
Судьба наказала меня: я родился слишком рано. На календаре... 1248-й день моего счастья.
Но не у судьбы ли все иначе решено за нас?
Это наше последнее утро. Откуда Джон здесь, я не понимаю?
Наша последняя ночь длилась долго и была давно. Мы тогда не знали, что его последний поезд уже отошел вчера. Ломкие колеса были готовы раздавить наши хрупкие черепки-жизни сегодня. Они обязательно разорвут его в клочья, как бумагу из истертых и масляных газет... до моего горя без него. Его смерть готовится остановить мою жизнь, превратив наши дни вместе в жидкое стекло из зимних прудов под окном... моей больницы. Где ... я почти сошел с ума.
- Разве разлука - это смерть?! Да да-да... Тик-так-тик-тик... - раскачиваюсь я уже двадцать лет в своем кресле-качалке. Могила Джона через реку, где “случилась” эта железнодорожная трагедия. В этом поезде мы объяснились, что “любовь куда-то ушла”...
- А что думаешь об этом сне на Светлый понедельник ты, Юри?
Когда я остановился, то он сказал “спасибо”. Разговор закончился без комментариев. Я почувствовал, что он плачет. Его выдал голос.
Осознав, что Руди совершенно плох, я принял решение оставить Дэвида, Чапи и Гарри и отправиться в Париж немедленно. Я еще не знал, что Барьерный Риф будет скучать обо мне несколько лет.

ИСПОВЕДЬ

ПОНЯВ, что “все не так” сделало свое дело, я прилетел из Кэрнса в Сидней, а оттуда - до Французской Каледонии. Именно отсюда летает “Конкорд” до Парижа.
Он был рад моему визиту без предупреждения. Между нами был долгий разговор. Мы топили вместе его любимый камин. Ходили голыми и рассматривали с факелами в руках бесценные работы греческих скульпторов из его коллекций в Тюрби. В непроницаемой темноте ночи скульптуры оживают. Мрамор светится как бы изнутри. Вконец перепились водкой и каждый разошелся в свою любимую часть дома. Я был рад, что удалось развеселить его. У Руди прекратилась многомесячная бессонница. Он уснул в ту ночь без снотворного.
В память об этом я написал рассказ. Конечно, здесь не все нараспашку до конца. Хочу напомнить, что все оригиналы писем будут опубликованы к 100-летию со дня рождения НУРЕЕВА. Почему нет! Любимая мной и почитаемая Лиля Юрьевна Брик потребовала подобного к своим столетним письмам о Маяковском! Все узнают о них в 2015 году! Троцкий требовал того же к своим столетним письмам, где, каждый знает, находится 10.000 писем к Ленину! Не думаю, что личность НУРЕЕВА не соответствует гладиаторским характерам этих великих персоналий ХХ века. Поэтому господа, приготовьтесь жить долго и до 2038 года!
Итак, рассказ о той ночи в Тюрби с Руди Нуреевым... Пусть это будет под названием:

РАССКАЗ “ДЕЙВ”

Я пригласил его на мою виллу в Тюрби. Мне одиноко. Я рад его мягкому характеру. Замечательно, что кто-то говорит без умолку, говорит и говорит. Я подливаю бесконечный кофе, грызу бисквиты, разливаю коньяк из века Наполеона Бонапарта.
- Тебе еще? - спрашиваю, рассматривая его зеленые глаза.
- Нет, - кивает он головой и продолжает... - Мамы больше нет. Это опустошило мое сердце. Двойная потеря страшнее, чем одна, Руди. Ведь ее муж - больше не отец для меня. Печально, но это так. Он не заботится обо мне... теперь. У него никогда не было теплоты ко мне. Да, это так! Вот я вспоминаю свое отрочество, юность. Отца не было в них со мной.
Мы были вместе с ним только из-за нее. Мама любила его. Поэтому и я тянулся к нему. Любовь же? Ее ни разу не было между нами, как и не могло быть...
Отчим Матвей родственниками был богаче меня: когда мама вышла за него замуж, у него был брат, три сестры и сын от первого брака. Затем у мамы родился мой брат Виктор. И теперь у меня два брата и... ни одного отца.
Моя мать ни одним словом не обмолвилась о родном отце. Она объясняла мне все дважды: каждый раз по три минуты. Сначала в детстве, когда она как-то остановила меня на перекрестке и сказала: "Отец не тот, кто родил, а тот, кто воспитал". И это было все... она читала мои мысли без вопроса о другом отце.
Через пятнадцать лет она уже показала его фото и сказала: "Смотри, теперь и ты в его возрасте. У нас была хорошая свадьба. Мы любили друг друга, но из этого ничего не получилось, между мной и им, забытым мужем Александром".
"Что делать, мам?! У каждого своя судьба!" - поцеловал я ее. Я не плакал, мне было … двадцать пять. Я устал ждать... его.
Я никогда и ни о чем ее не спрашивал. Я просто замолчал еще на десять лет. Я не мог ее обидеть даже полувопросом. Как-то давно она вздохнула и сказала: "А жаль, что у тебя не было отца, как у Вити, твоего младшего брата, и у Лени, его сына, которого я смогла укротить и навязать ему свое материнство. Ты знаешь, Юри, ведь я и мой старший сын... всего лишь восемь лет между нами". Я и тогда молчал. Я любил ее... безмолвно. Через пять лет она умерла. А я потерял тот искусственный мир, что она берегла... как мою семью.
Сегодня, в мои 42 нет никаких вопросов. Она безвозвратно унесла свои тайны с собой. Исчезновение тайн лишь сняло мою невыносимую боль... об ожидании несбывшейся встречи с родным отцом. И вдруг однажды, после похорон, я понял, что я свободен от... отчима. Разве его тоже не стало с ее уходом? Ведь у него есть те двое настоящих сыновей! Без меня он может вздохнуть, пожить счастливой жизнью. Зачем ему мешать? Похороны изменили все вокруг... нас.
- Еще кофе, Юри? - спросил я.
- Да, Руди, - мотнул он головой и продолжил:
- Я не сказал отчиму о том, что я решил... в церкви. Мы поняли друг друга без слов. Смерть его жены сделала его свободным от усыновленного... меня. После тридцати лет вместе? Нет! После тридцати лет раздельно с... пасынком. Что говорить, то было... правдой о наших мужских одиночествах вместе.
Я и он разошлись и больше не встречались. Мы перестали писать, не сговариваясь. Неестественность нашего прошлого гнала нас друг от друга. Мамина - женова любовь делала нас гуттаперчевыми, мы забыли нашу суть. Мы были не сами собой! Мы с ним не понимали себя, наркотизированные ее любовью к нам. Я любил ее. Он любил ее и значит... меня. Она любила всех и больше всего... себя самое. Именно эти указатели и правили нашими тремя судьбами из года в год.
Когда прошел этот дурман, слепота самогипноза тоже прошла. Я вдруг увидел себя! Я наконец-то осознал, куда я шел! Я открыл свою принадлежность к обойденной загадке. Ведь то, что скрыла она, с момента моего рождения, стало ясно теперь! Мать берегла сына от холода одичалости - остаться один на один с собой... после ее смерти. Она прятала меня от судьбы быть забытым в бессердечной сутолоке пустой... повседневности. И тут я согласился с ней. Здесь всегда жило чувство вины за мою безотцовщину. Мне, сыну, любившему ее больше своей жизни, открылась страшная тайна во всей своей наготе и изнуряющей простоте. Ее предчувствие о неизбежном предзнаменовании свершилось! О, как она боялась этого! Как она страстно молила Бога, чтобы сын избежал наигорькой судьбы. Но если эта судьба и могла свершиться над моей головой, то еще нескоро. Нет, не мальчиком! Нет, не мужчиной! Ну, хотя бы... лишь стариком и не иначе! Ведь никто не может избежать износа. У каждого один путь - через слепоту, дряхлость и обветшание тела... Она хотела умереть не раньше своих рожденных и усыновленных детей.
- Руди, Бог услышал ее. Мама умерла в 64. После взрыва в Чернобыле. Зачем она купалась на Балтийском взморье, когда радиоактивный дождь нес смерть и болезни? Этого я не понял до сих пор. Ведь жила она за тысячи километров от рокового места.
Да, милая моя! Я бесконечно любил тебя, как мог и как умел. Прости своего сына, жизнь не спасла меня, твой план рухнул... мамочка. В тот страшный год я остался один-одинешенек. Не верится, что мне удалось выжить в ту самоубийственную весну. Я потерял тебя, которая любила меня больше жизни. Ты ушла в никуда! Твой прах лег в грешную землю... где ты родилась. Ты захотела быть похоронена в России.
Нет, моя мечта о жизни вместе не могла стать правдой. Все разрушилось в тот день, когда умерла ты, моя мамочка. Я плачу о тебе бесконечно.
- Юри, но ведь жизнь не остановилась? - обнял я его.
- Нет, Руди, жизнь... продолжалась чередом, не своим чередом, - обнял он меня в ответ за мою ласку. Я замолчал. Я хотел, чтобы он высказался. Он говорил: - Возвратился я из России в Австралию. Я не находил себе места. Но вот, подталкиваемый внутренней виной, я зашел в Дом престарелых, на углу моей улицы.
Я увидел полузабытых всеми родными стариков и старух. Я не мог им не помочь... как-то. Я начал ходить по субботам и воскресеньям. Я влюбился в этих грустных людей. Я смог стать частью их жизни... одиноких, тех, кого я никогда не встречал, не знал, и о ком даже не мог догадываться. И тут вся моя любовь к несчастной матери перелилась на них... здесь.
Я грел их своими руками, отдавая сбереженное тепло. Я радовал их улыбкой и словом. Мы полюбили друг друга... многое открылось мне. Почти у всех старых людей были дети, которые не приезжали. Я не встречал ни одного, у кого бы не было внуков, но то были внуки... которые не помнили своих бабушек и дедушек.
Неужели у близких по крови … не было любви?
Где живет та нечестность, которая мешает быть вместе?
Я спрашивал себя не раз: разве все мы не будем на месте этих стариков однажды? Время летело быстро.
Многие одинокие люди усыновили меня, стали моими родителями. Они хлопали в ладоши при виде меня. Они трепетно ждали моего прихода. Они ревниво допытывались, кого я люблю в жизни. Я познал счастье там, где не предвидел. Я не догадывался об их сердечной привязанности ко мне. Лавина любви обрушилась на меня. Я почувствовал, как будто я купаюсь в теплой и сказочной ванне, наполненной энергией человеческой... доброты. Здесь не живут змеи зависти. Здесь нет острых камней тщеславия и похоти. В ней не плавают тупые иглы злобы. Здесь покой, доброта и ласка. Я был счастлив, что получил подарок от БОГА.
Мои новые друзья жили в другом измерении. Они были со мной, но уже как бы и зашли вперед меня, перейдя реку жизни. Та река для многих из них обмелела. Они забыли, совсем не помнили, когда стояли там по грудь...
Все было давно, в прошлом! Так далеко позади, что не верится... Было ли то взаправду? Теперь у меня много родителей, и нет среди них... отчимов. Мои родители вокруг меня. Я привязан к ним.
Вот я вхожу к ним в гостиную, и они тянутся ко мне отовсюду. Трогают меня за руки... Они смотрят доверчиво в мои глаза. Была ли такой когда-либо моя жизнь... раньше? Ведь вся моя жизнь до встречи с ними... не была жизнью. Все, что было со мной... сплошной эгоизм, самообман и притворство.
Все мои друзья погружены в остатки своей непрочной памяти. Здесь живут образы жизни... их прошлого. В их головах... нет повседневности. И настоящее игнорирует... всех. Все здесь среди нас сейчасное, но как бы вдруг уже было... бывшим.
"Прошлое повседневно своей ежедневностью", - повторяют многие из них вслух. Они спрашивают о чем-то своем снова и снова, смотря на меня вполоборота.
Что я знаю? Ничего! Они не видят меня ясно. Их зрение сдает и гаснет. Их извечные разговоры остановились на часах, где время их юности, разводы, первый выкидыш... случайная любовь.
События прошлого сплавились в безостановочный монолог. Для одних это старческий трепет от кольца на пальце от покойного друга, для других - болезни, что оставила тяжелая работа в шахтах. Самые же изворотливые и богатые владеют безумием и полной потерей памяти. Им... нечего вспомнить, сидя в старческом кресле-качалке. Они заврались сами с собой... память устала вспоминать, что правда, что причуда и ложь?
Я хожу по бесконечным коридорам белоснежных домов престарелых, озираюсь на судьбы умирающих. Я всматриваюсь в жизнь бывших, идущих и вот-вот уходящих... безвозвратно.
Я нахожу умершие глаза. Старые люди едят ими прохожих. Их морщинки смеются всем вокруг, они ищут общения.
Как много было за долгие годы? Где наши лучшие жены? Где наши верные любовники? Где забытые письма, угасшие страсти и разгоряченные заверения в вечной любви...
Я не выдерживаю и в сердцах вскрикиваю:
- Юри! Нет, и нет. Никого нет... навсегда. Мы только одиночки, сраные одинокие одиночки. Ничего и никого нет!
Юри не согласен:
- Но не я, нет, не я, я искренне люблю родителей... Они - моя семья! Я принадлежу им, а они - часть меня.
Я слышу, как Юри начинает кричать, отмахиваясь от меня руками:
- Мое сердце вместило их всех. Они поселились без тесноты в нем. Я люблю их просто и по-своему, как я и только я.
Моя душа учится любить людей... через их открытость и доброту. Поверь мне, это трудно, ох, как невыносимо трудно!
Я знаю, я не волшебник! Нет, это не я. Я только учусь быть им. Я открываю в себе себя как заурядного человека. Часто это... самоистязание. Я переселяюсь внутрь нескольких старческих душ. У каждой из них свой характер, суть и темперамент. Я начинаю бежать по их жизни на скоростях второго и десятого... дыхания. Я заново за них хочу жить! Разве это не странно, чудно?
- И знаешь, Руди, ведь все это есть через дорогу и здесь, - обращается он ко мне, одновременно ища доброго слова от моего друга, русского князя.
- Да, - отвечает мой князь, зашедший погостить и забытый нами в соседней комнате.
Я вижу, как печален его безответный кивок головой. Он нем и уже давно. Язык отказал ему после очередного инсульта. До этого он любил рассказывать, как волочился за всеми вокруг. У него было много развлечений. Своих парней он не знакомил друг с другом. Они не подозревали о его русском любвеобилии. Он же, как и я, ни за что не собирался менять себя. Он мог переспать с десятком мужиков за день. Ко всем им он нежно и искренне относился... похотел... Разгоряченный похотью. Нет, нет! Он никого не обманывал. Они были его постельными игрушками-забавами. О, как панически он трепетал, когда возникала угроза потерять хотя бы одного из них! Ух, как это все было... давно. Пятьдесят? Сорок лет назад!
Ведь он навещает меня... уже тридцать лет. А может, и больше? Кто... проверит, кто будет спорить?
Я смотрю на князя: он не заботится о нашем прошлом. У него все в настоящем. А у нас нет завтра. Оно нужно мне. Мы потеряли свое завтра очень и очень давно. Прошлое мне и ему... ближе. Оно и только оно греет и делает всех счастливее. Что взять от неизвестного будущего? Так это или нет? Кто знает! А, князь... Распутник?
Я больше не слушаю, что говорит... Юри. Я думаю о моем стареющем князе. Да, мой князь любил многих. Но одного ты помнишь больше всех. Это был австралиец Матвей. Когда он узнал, что у моего семидесятилетнего Дэйва много шлюх, то австралиец назвал его проституткой, уличной смоковницей. Любовник его ударил словами: "Ты рад спать с любым встречным на Траффальгарской площади, поганец!"
О, как это было давно... пять лет назад! Мой князь запомнил Матвея. Он после этого помнил только его и о нем. Так мог взорваться только тот, кто дорожил им, стариком. То был только тот, кто любил его взаправду, без титулов и денег. Ведь разве остальные не играли с ним в секс, как и... он?
Безостановочный спорт безродных кобелей... был ему давно скучен. Грустные сплетни и выдумки друг о друге. Всякие полуночные скандалы, слезливая ревность и бурное примирение. Передышка до следующих неизбежных ссор... Вот чем были... все его спортивные состязания со случайными... любовниками-однодневками до Матвея.
- Руди, Матвей не был таким. Он не мог жить без меня. Я всегда боялся его любви, - любил повторять мой князь.
Поэтому, мой Дэйв, ты и помнишь его? Все остальные имена ты уже забыл? Только настоящее живет... где-то в Австралии, где твой Матвей работает фермером в Мурвиллумбах.
Я знаю, врачи отпускают тебе несколько недель. Я вижу, как ты пишешь на вечерней газете только одно и то же имя. Из-под твоих пальцев оно то выходит узким, то в кружевах, а часто невероятно гигантским. Перед тобой одно и то же слово. Это то, что ты перебираешь в руках, как драгоценную безделушку. Ты ласкаешь это слово...
Ты хочешь еще и еще успеть насладиться этим словом до смерти. Ты шепчешь:
- МАТТ-В-ЕЙ. МАТ-ТВЕЙ. М-АТ-ТВЕЙ. ТВОЙ... МАТТИ.
Я знаю, мой князь, что твое завещание одарит этого парня многими сокровищами. Здесь будет и Гальс и Рембрандт. Ты отдаешь ему свои фамильные коллекции в Гааге, Амстердаме и Нью-Йорке. Прости меня, мой друг, но... в Австралии Матвей больше не живет. Он ушел с миссионерами-баптистами в Китай, и его следы затерялись... на Тянь-Шане... в Алма-Ате, где он встретит мою первую любовь юности: это Булат Аюханов. Я рад, что у него два имени: Мэттью и Матвей на русском... Вот и все.

Продолжение на следующем файле на этом же замечательном сайте России:
смотри «Книги Юри Мэттью Рюнтю - Австралия» или Yuri Matthew Ryuntyu - Australia».

СОДЕРЖАНИЕ - СЛЕДУЮЩИЕ ГЛАВЫ

ИСПОВЕДЬ
АНТИВСЕ
НАУТРО
СПУСТЯ ГОД
СТРАННО
ПОСЛЕСЛОВИЕ
НЕДОМОЛВКА
24 ЧАСА
ДЕНЬ РОЖДЕНИЯ
ПОМИНАЛЬНОЕ СЛОВО
РОЖДЕСТВО
НАСЛЕДНИКИ
ХЕЛЕН
КОМАРОВО
НЕОЖИДАННЫЕ ВСТРЕЧИ
ЛАТЫНЬ МОЦАРТА
КАПРИЗ
ПОДРОБНОСТИ
ПОСЛЕДНИЙ ГОД
ПОСЛЕДНИЙ ДЕНЬ
ЛЯГУШАТНИК