Лева

 Лева.

Настоящие писатели говорят, что ручкой , а еще романтичнее- пером, они творят , не нарушают живых и классических способов письма. Это правда.
А такие больные графоманы, как я , обожают это устройство и это действо – печатать на компьютере , и не только потому что « не тянется рука к перу …» , а в большей степени , потому что почерк – ни к черту , вернее ни к глазу.
Так вот , у меня был дядя Лева , сейчас уже никто не может рассказать мне о нем , я же помню совсем немного. Его мама , моя бабушка Роза умерла , сбылась ее мечта – умереть в Израиле , мой незабвенный папа тоже умер в Израиле – это не было его мечтой , а Пиня – средний брат этой семьи, наполнен жизнью, и его мечта сегодня быть там , где его никто не может найти . Поэтому у него не спросишь о Леве , хотя он , наверное, помнит больше всех .
В детстве мне казалось , что Лева очень высокий и красивый , про остальное я не знала , потому что мы с ним , кажется, никогда не разговаривали , у него были друзья - умные и известные в нашем городе молодые люди , такой , как Бейгельман , он был чемпионом по шахматам в Молдавии и имел свою шахматную школу , учеников , их потом тоже узнали , они побеждали в соревнованиях , ездили по стране, тогда она называлась – Советский Союз.
Лева был железнодорожником , это я точно знаю , потому что у меня есть его фотография в форме .
Он много ездил , наверное, сопровождал составы , его подолгу не бывало дома , и бабушка жила одна в маленьком домике , на краю улицы , у тихой дороги .
Из своих поездок Лева привозил диковинные для нашего городка вещи –
маленькие настоящие кинжалы , шкатулочки в виде открывающего пасть дракона , китайские альбомы с вырезанными из тончайшей бумаги узорами и фигурками, это как- то теперь называется , искусство такое , но не оригами , репродукцию портрета девушки – необыкновенно красивой и тогда, и в наши дни . Сейчас этот портрет висит в доме у моря.
Он говорил, что это его невеста, она была из 19 века, может быть, он любил ее. Других девушек я никогда не видела, дома об этом не говорили.
В те времена только у него я могла видеть так близко так много книг, тогда это не называлось библиотекой, а просто - у бабушки дома было много книг , их читал мой папа , наверное, сам Лева , Пиня любил кино .
В моем доме, в моей библиотеке сейчас есть несколько его книг – сочинения И. Эренбурга, два тома Э. Хемингуэя.
У меня есть левины тарелочки, они достались мне , когда уезжала в Израиль бабушка и делила сервиз из саксонского фарфора. Это нарядные перламутровые тарелочки с загадочными библейскими сюжетами. Назывались они у нас – левин сервиз, он привез его из своих поездок. Они украшают стол в особо праздничные дни. Помню, что в детстве ими почти не пользовались , боялись разбить . А этот замечательный альбом с невесомыми листами я иногда рассматриваю.
 Он болел, не знаю, как долго, лежал один в том самом маленьком домике, среди книг и диковинных вещей. Меня туда не брали с собой родители, не хотели, чтобы мы видели, как страдают , никогда мы не бывали на кладбище. Такие законы у евреев.
Во всем этом рассказе очень много слов, типа: возможно , может быть , наверое, кажется. Это значит, что я не очень уверена в том, о чем рассказываю, а вот этот случай помню хорошо и точно.
После долгих часов в очереди за самым вкусным батоном моей жизни (знаменитые хрущевские стояния у хлебных магазинов ), я возвращаюсь домой мимо дома , где он живет последние месяцы , возле дома росло гигантское дерево , на самом деле, очень большое , а не потому, что я была маленькая , я прохожу мимо, весело ору с подружками , отламывая вкуснейший батон. Прохожу мимо, знаю, что он там за окнами, прохожу мимо, прохожу мимо. Много лет я вспоминаю это и думаю об этом.
Ему было 26 или 27 лет, он умер в железнодорожной больнице, моя мама была рядом в эти минуты.
Почти 22 года назад в далеком зимнем Кемерово родился мальчик, в семье моего брата. Как бы это поточнее сказать : и сейчас, и особенно тогда, и особенно в рабочем Кемерово ,мальчика понятнее было бы назвать простым красивым именем. Примеров много. Его назвали – Лев. Лев Пойлишер. Но это уже совсем другая история.
 А эта история не только в память о Леве, она для моих детей, если они заходят узнать об этом. Как жаль, что сама я знаю, так мало.