Картина неверующих

…С тобой твое дело,
А тебе моя вера…
Настя «Всему свое время»

Это было давно – время, когда возможно все. Именно тогда я научилась верить…

Посвящается моей сестре Наташе.

Учеба в художественной школе занимало все мое время – свободное и нет. Нельзя сказать, что я не получала от этого удовольствия, но всегда предпочитала рисовать то, что нравилось мне, а не то, что велели учителя. Так, в постоянных поисках чего-то, подошла пора празднования Нового года. Я с радостью бросила занятия в школах на каникулы и тут же погрузилась в собственный мир, что и привело к небывалой задумчивости и грусти. Больше и больше я отдалялась от всех и оставалась одна. Другие были заняты приятными хлопотами: покупками подарков и украшением елки, а ведь я даже и не знала, что хочу найти под ней в новогоднюю ночь.
Вот и пришла знаменательная дата – 31 декабря. Я читала книгу, когда у меня появилось странное желание заняться рисованием. Удивившись сама себе, я подошла к забытому мольберту. Чистый листок бумаги сиял белизной, а кисть словно стала продолжением моей руки. Я выбирала краски, которые раньше не любила и которые были новыми и нетронутыми в моей палитре. Через час я с изумлением смотрела на то, что нарисовала – в верхней части картины я изобразила темное грозовое небо. Казалось, вот-вот его перережет на куски молния. Под ним легкими мазками белой и темно-серой краски мною было нарисовано заснеженное поле. Я попыталась добавить в пейзаж что-то еще, но получалось некрасиво, и мне приходилось закрашивать и смывать влажной кисточкой все, что я дорисовывала. Так на моем мольберте и осталась эта картина – серовато-белая степь и черное небо над ней.
Я вышла в зал и взглянула на елку. В блестящих шарах отражалась комната, на их ярких боках играл свет от гирлянды с маленькими фонариками. Из кухни доносился плеск воды и потрескивание масла на сковородке. Готовились к пиршеству. Родители уехали до вечера поздравлять друзей. Дома остались только я и бабушка, бегавшая сейчас от одной кастрюли к другой.
Я вздрогнула от неожиданного стука. Бабушка удивленно посмотрела на меня, войдя в зал.
– Ты кого-то ждешь?
Я покачала головой и открыла дверь. На меня уставились темные глаза, пронизывающие насквозь. Мне казалось, что от женщины, которая, улыбаясь, разглядывала мою бабушку и меня, невозможно было ничего скрыть. Мы были как на ладони.
– Добрый день! – произнесла гостья.
– Здравствуйте, - ответила я и не узнала собственного голоса.
– С праздником!
– Вас также. Вы кого-то ищете?
– Я думаю, что тебя, - улыбнулась дама.
– Меня?
– Ее? – воскликнула доселе молчавшая бабушка.
Женщина посмотрела на нее. Бабушка сразу стала как-то меньше под этим взглядом. И вдруг быстро закивала и обратилась ко мне:
– Ах, я забыла. Эта дама – знакомая твоих родителей. Склероз! - она демонстративно хлопнула себя по лбу. Мне это движение показалось каким-то странным.
 Что-то бормоча, бабушка ушла на кухню, оставив меня наедине с гостьей.
– Ну что, Саша, покажешь мне свои работы?
– Откуда вы знаете мое имя, и о каких работах речь?
– О твоих картинах, конечно.
– А как вас зовут? – игнорируя вопрос о моих рисунках и все еще держа женщину на пороге, спросила я.
– Ольга.
– Приятно, - задумчиво ответила я и посторонилась, пропуская даму в зал.
– Спасибо, я думала, так и простою у двери весь день, - улыбаясь, проговорила она.
Я кивнула и подумала, что, вполне возможно, не пустила бы ее в дом, будь на то моя воля. Странно, родители не говорили, что с нами на празднике еще кто-то будет.
Женщина прошла сразу в мою комнату. Она двигалась по нашей квартире так уверенно, как будто знала ее лучше нас.
– Неплохо, - уже оценивала Ольга рисунок, висевший на стене. – Откуда такая идея? – продолжала она допрос, осторожно водя пальцем по слою краски. На вопрос почему-то отвечать совсем не хотелось.
– Это портрет. Идеи здесь нет никакой.
– Есть, - задумчиво протянула она.
– Какую идею вы здесь видите? – в моем голосе прозвучало какое-то жалкое раздражение.
– С такой любовью выписаны черты лица. Кто это? – продолжая гладить рукой картину, спросила Ольга.
– Человек, - со злости я решила сказать что-то новое, хотя, ответ был очевиден.
– Явно очень близкий, - улыбнулась женщина.
– Очень, - неожиданно призналась я.
– Как его зовут?
Вместо ответа я кивнула на надпись в углу портрета.
– Хорошее имя. Красивое.
Я злилась еще больше, наблюдая за Ольгой. Она без труда проникала мне в душу. Казалось, она знала ответы на свои вопросы заранее и имя парня в углу рисунка, разумеется, видела.
– Здесь ты правильно положила краску, - внимательно разглядывала гостья пейзаж – морское побережье с влюбленной парочкой у воды. Я нечетко их нарисовала, но были видны развевающиеся золотистые волосы девушки и ласковая улыбка парня.
– Девушка похожа на тебя.
– У меня темно-русые волосы, а она блондинка.
– Неважно, - усмехнулась Ольга, - ведь это молодой человек с предыдущего портрета.
Я не знала, что сказать, а потому молчала. Улыбаясь, женщина прошла к столу.
– Работа в карандаше?
– Графика, - ответила я.
– А ты молодец, - задумчиво протянула она, разглядывая нарисованную кошку.
Я снова промолчала.
– А это новая картина? – спросила Ольга, подойдя к мольберту. Я удивилась – рисунок был закончен час назад, но краска на нем оставалась свежей. Дама так же проигнорировала мои школьные работы – ее интересовали только картины, созданные мной во время каникул.
Больше вопросов Ольга не задавала. Она села на мою кровать и распустила мокрые от снега волосы. Странно, что в такую погоду она ходила на улице без шапки. У нее были очень красивые волосы – темные и прямые.
– Чем вы занимаетесь? – неожиданно даже для себя спросила я.
– Я художница. Изучаю жизнь, потому ты меня так заинтересовала, Саша, - посмотрела на меня Ольга. – В тебе так много загадок. Ты задумчивая, и твоим родственникам уже странно твое молчание.
Я с удивлением глянула на нее. Она все про меня знала, но говорила о каких-то загадках.
Неожиданно со стола упала моя папка с рисунками. Я принялась собирать их и, наклонившись, не заметила, как расстегнулась моя цепочка, и на ковер упал серебряный крестик, который я всегда носила, не снимая.
Произошла что-то странное. Сдавленно вскрикнув, Ольга кинулась ко мне, вырвала листы из рук и бросила их на невозможно засиявший крест.
– Что с вами? – вскочила я с пола, но слова гостьи потонули в колокольном звоне (недалеко от нашего дома находилась старая церковь). Я глянула на часы и удивилась. Стрелки показывали 16:27 – колокола не должны были звонить в это время.
Хлопнула входная дверь, и я вышла в коридор. Ушла бабушка. Хотя, она говорила, что весь день будет дома. Подумав, что ей понадобились какие-нибудь продукты, я успокоилась и вошла обратно в комнату.
Ольга стояла посередине и смотрела на нарисованную только сегодня картину. Я с ужасом увидела, что тучи на ней начали двигаться.
– Кто вы? – выдохнула я.
Гостья засмеялась, и я подивилась этому смеху и последовавшему за ним металлическому голосу.
– Уж точно не знакомая твоих родителей, Саша.
– И чего вы хотите?
– Конца света.
– Чего? – я даже подпрыгнула на месте от изумления, но странно, будучи трусихой, не испытывала никакого страха.
– Вы думаете, что конец света это смерть и суд? Нет, Саша. Это потеря веры!
– Я верующая! Вы ни к той пришли! – деланно засмеялась я.
– В Бога? Да, ты веришь в Бога. Но сама не замечаешь, как теряешь другую веру, и что именно перестаешь ценить.
Я увидела, как из туч на моей картине полился дождь, стирая темные пятна на нарисованном поле.
Неожиданно я кинулась к сваленным у стола листам и папкам и вытащила оттуда свою цепочку, но, как ни старалась, не могла найти крестик. Воздух сотрясался от звона колоколов.
– Ольга, что вам от меня нужно? – спросила я.
– Не называй меня человеческим именем.
– А как вас называть? – я пыталась перекричать церковную «песню».
– Ольша! – ответила женщина. Это имя немного похоже на ваше.
– Я никогда не слышала его!
– Неужели?
– Мне снился кто-то с подобным именем, но я не видела лица!
– Я пыталась предупредить тебя, но ты ослушалась.
– Зачем? Вы же хотите конца света!
– А ты мне нравилась!
– И что?!
– Теперь ты будешь мне помогать!
– Не буду!
– Разве? – посмотрела на меня темными глазами Ольша.
Вдруг я подняла руку и быстро перекрестила женщину. Ее вопль пронзил меня, и стены, и весь мир. Жуткая боль разлилась по моему телу, крик застрял в горле.
– Еще раз так сделаешь, я убью тебя! – прокричала Ольша.
Я слышала ее слова, словно через слой ваты.
Мне показалось, что прошла минута, но, когда я открыла глаза, было уже совсем темно, и лишь фигура Ольши у окна заставила меня вспомнить события прошедшего дня.
– Проснулась? – улыбнулась она, разглядывая что-то на улице.
Я быстро вскочила с пола и подбежала к окну. Было очень тихо, двор поражал своей пустотой.
– Все? – спросила я.
– Да.
– Что теперь?
– Ну, люди уже определенно не готовятся к встрече Нового года. Я ухожу, Саша, теперь сама решай, что тебе делать.
Ольша встала и ушла. Просто вышла из комнаты и бесшумно растворилась в коридоре.
Я выбежала следом. Квартира была пуста, в шарах на елке по-прежнему отражался свет гирлянды с маленькими фонариками. И больше ничего.
Я вернулась в комнату, нашла под папками на полу свой крестик и сжала его. Я глянула на две свои картины на стене, вгляделась в красивые глаза, с любовью выписанные мной на портрете. Я легла на пол, прижав холодный серебряный крест к губам, и закрыла глаза.
Услышав шорох, я подняла голову. Около меня стояла молодая девушка, и, несмотря на темноту, я ясно видела ее красивое, нежное лицо, светлые прямые волосы, фигуру в платье.
– Ну что? Теперь ты совсем не веришь? – спросила она тихо.
– Верю, - встала я, держа в руках ледяной крестик.
– В Бога?
– Да.
– Но ведь ты перестала верить во что-то другое, перестала что-то ценить.
– Что?
– Ты не знаешь? В тебе больше нет веры в любовь, и цену ее ты забыла, как только между вами встали километры и невозможность близости.
– Почему?
Девушка указала на портрет и картину морского побережья.
– Ты видишь и любишь, но посмотри на свою безнадежность здесь. За влюбленными у моря вздымаются большие волны, а девушка печальна, несмотря на то, что парень улыбается ей, хоть и с картины. Между ними стена – посмотри, руки подняты в желании коснуться друг друга, но этого не происходит. Ты не веришь в любовь, а теперь перестала верить и в него, - она осторожно коснулась рукой портрета.
Я неуверенно кивала.
– А этот рисунок? – спросила девушка, взглянув на темное небо и белую степь. Тучи больше не двигались, дождь не шел, но краски все еще не высохли. – Слишком просто не верить. Зачем ты гонишь меня?
– Нет, я верю! – хрипло ответила я и, взяв краски, нашарила в темноте кисть.
– Какой же твой любимый цвет?
– Голубой, - произнесла я и, обмакнув кисточку, провела поверх черного неба светло-синей краской.
Зазвонили колокола. Я улыбнулась. Первый раз за последнее время. Девушка кивнула.
– Не теряй веру. Она только твоя, – произнесла она и вышла.
– Постой! Как тебя зовут? – прокричала я ей вслед.
– Ты знаешь!
– Знаю, - ответила я, - я буду беречь тебя.

В эту ночь мы все же встретили Новый год. Никто не знал о происшедшем – знали только я и мои картины. Я уснула в шесть часов утра.
В праздник я получила самый лучший подарок – свою веру. Краски на картине высохли, но блестели, как масляные, заставляя сиять голубое небо над белой степью.

09.08.2005