Музыка
Перед началом лекции курса "Радиотехнические цепи" эти мысли еще не звенели в моей голове. Я сидел за партой и вел телепатический сеанс с листком бумаги, на котором были начерканы, как это называли в детстве, каляки-маляки. Я искал в графитовых петлях, потерянных карандашом и случайной конвульсией руки, закономерность, скрытую связь.
Мне удавалось найти похожие изгибы, очертания, несмотря на то что фигуры, на первый взгляд, не имели ничего общего. Но я был во власти человеческого инстинкта стремления к гармонии. Если отдельные части каракулей не были конгруэнтными, я приписывал им одинаковую крутизну, если и это не выполнялось, то искал сходство в форме, или, на худой конец, в размерах. Но мое стремление разобраться в сопряжении линий, звуков, эфемерности гармоничных сочетании было прервано приходом преподавателя.
Зааплодировали складывающиеся сидения кресел, хлопая о спинки, вслед за встающими для приветствия студентами, затем снова вернулись на место, чтобы осязать мягкость пятых точек слушателей аудитории. Что-то незнакомое мелькнуло в лице преподавателя, к которому все уже успели привыкнуть за полтора года этой дисциплины. Но что именно было подретушировано в образе лектора я так и не смог подметить. Он с торжественной, почти великой суетой принялся за изложение материала. Все знали: несмотря на то, что это первое занятие в семестре, вводных слов и прочих расслабляющих прелюдий ждать бессмысленно. Началось беглое повторение старого материала: различие фильтров Чебышева и Баттерворта, влияние полюсов передаточной функций на АЧХ и т.п. Все это было понятно, а посему пронеслось очень быстро. Мои неглубокие знания освежились, хотя точного влияния этих злосчастных полюсов я так усвоить и не смог. Затем пошел новый материал, построенный на базе старого, но на порядок сложнее. В очередной раз я жалел, что вовремя не выучил предыдущий курс. Теперь же все формулы, графики, накрепко сплетаясь с моими извилинами не давали им шевелиться. Я только записывал, что радиосигнал может задаваться координатами в пространстве, и в общем случае быть N-мерным, сумма квадратов отсчетов еcть энергия сигнала, вN-мерном пространстве задан шар Гауссовых помех, включающий в себя все сигналы с энергией не больше заданной. Чем больше энер¬гия помехи, тем меньше вес точки, т.е. тем дальше она удалена от центра шара. В центре шар обладает наибольшей плотностью. Помехи с большой энергией менее вероятны. На периферии шара плотность меньше, а значит меньше вероятность нахождения точки".
Я начал представлять эту модель, и когда осознал ее, понял, что пока думал, снова что-то пропустил. Я торопливо стал продолжать: " Из вышеприведенного ясно, что Гауссовсвая помеха в N-мерном ном пространстве представляется не в виде солнечной модели, а в виде тонкостенного шарика, причем чем больше N, тем тоньше стенки шара."
Я сообразил, что разброс энергии уменьшается, концентрируясь в тонкостенном шаре, но за счет чего?
К сожалению, это было упущено. Своими домыслами
я запутал себя eщe больше. Пока я выбирался из
рассуждений, разговор пошел о другом, и когда
я уже решился задать соответствующий вопрос,
понял, что но успел даже в хвост рассказа. Нить была оборвана. Я пытался что-нибудь выудить из старых знаний,
но они оказались столь непрочными, что от малейшего
прикосновения вопросом рассыпались в труху. Мое увлечение этой темой потускнело, хотя я все еще пытался смотреть на преподавателя, чтобы найти утраченную нить. И тут я заметил, что он слегка пришепетывает, это было необычно и почему-то не бросалось в уши. Видимо подсознательно слово "необычно" выдернуло второй штрих, который я не смог рассмотреть в его лице вначале лекции. За каникулы его усы стали длиннее и теперь свисали острыми концами по бокам рта. По густоте они остались теми же, так же ухоженными, видимо, поэтому мне не удалось угадать тщательно замаскированного изменения. Но, тем не менее, мой коррелятор сработал, интересно, что о корреляторах нам рассказывал этот же лектор. Еще немного я понаблюдал за движениями его новых кончи¬ков усов, забавно, по-иному обрисовывающих и бросающих свежесть на лицо, поодеколоненное новым пришепетыванием. Наконец я привык, потеряв к этому интерес, а заодно и к лекции, попытался вернуться к моим каракулям. Но и они перестали меня занимать. Тогда я стал разглядывать сплошь исписанную парту, преимущественно с пошлыми лозунгами типа "Искореним девственность как половую безграмотность", "ударим железным кулаком онанизма по проституции" и т.п. Здесь были зафиксированы и исследования биологов: "женщина - это белковое образование вокруг п... ", видимо сиживали за этой партой и философы, оставившие, например, такое изречение: "Женщина - это объективная реальность, данная нам в ощущениях". Для первокурсников это было забавно, но меня все эти остроты на известную тему огорчили. Подумалось, что уровень нашего населения неуклонно падал от когда-то высокого звания студента до современного осознания ПТУшника. Неужели здесь никогда не были люди, действительно увлеченные познанием, ищущие хоть какое-то объяснение тому, что придумала природа. Себя я поймал на том, что по инерции рисовал вагончик в довольно протяженном железнодорожном составе с подписью " Если ты "утомился" слушать лекцию, нарисуй вагончик".
Вдруг внизу засмеялись. Я быстро отмотал запись слов лектора в голове. "Модульный уголь" - сказал кто-то рядом и захихикал. Видимо снова вернулись к элиптическим фильтрам, где для нужного подавления сигнала в полосе задерживания необходимо правильно выбрать модульный угол. Лектор оговорился: "модульный уголь" ( буква "л" поскользнулась об альвеолы и выронила мягкий знак, превращая пересечение прямых в черный прах ). "Модульный уголь"- фраза отражалась от одних губ к другим, за несколько мгновений сигнал мысли перебирался от соседа к соседу, и тот, усвоив его, начинал хихикать. Так волна, добравшись доверху, захлестнула аудиторию, затихла, но после смерти еще несколько раз родилась в отдельных разрозненных вспышках безосновательного, глупого и жалкого смеха.
Наконец преподаватель продолжил. "Рассмотрим взаимодействие помехи и сигнала в другой модели..." далее следовали разъяснения на основе каких-то опытов с подбрасыванием шариков, случайным образом заполняющих пространство. Именно случайное заполнение являлось оптимальным, это было выше моего понимания, я попробовал вернуться к начальной модели. Здесь меня захватила мысль о связи всех моделей в единую. Ведь математическая модель по сути ничего собой не объясняет, являясь на пустом месте образованной иллюзией, используемой для удобства в дальнейшем обращении.
Если быть более точным, то это лишь наше субъективное представление об объекте, описанное по законом логики, которое в конечном счете может на самом деле быть абсолютно не таким, как его придумала природа. Я же бессознательно старался привести все к одному знаменателю - к универсальной гармонии, универсальному объяснению всего, осознанию всего, быть может гармоничного уже, но в силу ограниченности человеческого понимания не видимого нами, как гармония. Я старался выстроить дорожки из одного в другое, переносил вектора из одномерного в 2-х, 3-х, N-мерное пространство, но опять натыкался на ограниченность человеческого понимания, может быть, на стереотипно направленное мышление… Я думал о простом примере: в школе мы сначала узнали про линию, образующую одномерное пространство. Затем познакомились с 2-х мерным. Таким образом, направление было задано, и мы сами могли догадаться о существовании 3-мерного пространства. Но совершенствование знаний путем прибавления еще одной координаты завело нас в тупик, ибо невозможно было представить фигуру 4-х мерную. Все целиком укладывалось в три координаты. Тогда нам объяснили, что четвертое измерение есть время, но и в этом случае метод экстраполяции не разрешился положительным образом – не чего было прибавлять. Все, что было осознано нами - это лишь логические продолжения предыдущих знаний, ограничивающие нас в узком понимании, приводящие к стремлению уложить все в осознаваемую комбинацию.
Громкий щелчок с одновременным свисто-скрежетом отозвался в кончиках зубов мелом. Я взглянул на доску. Белое облачко пыльцы, вышебленное доской из мела, медленно оседало на пол. На доске были знакомые графики, которые своей механичностью вкупе с одухотворенностью оседающей меловой пыли необъяснимо притянули мое внимание. Это были знакомые амплитудно-частотные характеристики (АЧХ) фильтров.
(В этом месте в оригинальной версии идут рисунки 6-ти графиков, которые наглядно поясняют текст. К сожалению, ввиду того, что данный редактор не позволяет разместить здесь графические изображения, вынужден рисунки опусить. В двух словах - это график с 4-мя гауссовыми кривыми ("колокольчиками"), симметрично расположенными относительно оси Y. Слева два: один побольше, второй поменьше (внутри первого), справа - зеркальная картинка. Результатом разных выходов являются смещения колокольчиков по оси X.)
"Результатом сложения 4-х звеньев (рис.1) фильтра, является результирующая АЧХ (рис. 2)" - записал я, хотя мне это было и известно, но, записывая, я чувствовал в этом магическое объяснение чего-то другого. "Изменяя местоположение АЧХ отдельных звеньев (рис. 3), можно получить "колокол" (рис. 4) или несколько гребней (рис 5,6)".
От колокола до витиеватых форм, стремящихся к прямоугольнику. И это только на примере сложения четырех графиков! А их может быть сто, тысяча, миллион. Небольшая неустойчивость одного элемента может привести к непредсказуемым всплескам, провалам, или смещениям всей картинки. Несколько смещений могут изменить картину до неузнаваемости. И это может быть не только в электронике, это случается и с нами. Каждый день! События – графики! Торопясь на работу, и при этом, не успев на автобус, или электричку, мы расстраиваемся. Это событие уменьшает амплитуду графика настроения, или же вызывает в нем провал, смещая вдоль оси последовательность действий, влияя на общую картину дня. Из таких мелких графиков и состоим мы! Да и мы сами являемся частью, точками на больших, неизвестно где начинающихся, графиках, и от наших действий, действий компаний, политик государств, зависит целостный образ нашего мира, который, возможно, тоже является одним из графиков в бесконечном множестве кривых вселенной. И тот, кто стремится к вершине, тот, кто ухватится за пучность, за общий пик всех кривых (да хотя бы за пик одной из областей), тому даруется откровение. Пушкин наверняка был вблизи вершины, на линиях, на которых висим и мы, скользя по ним в поиске экстремума, в поисках подъема, в поисках познания высшего. Но кому удалось схватиться за этот узел? Кто поймал абсолют, истину? Думаю, это не удалось даже таким монументам нашей истории, как Бах, Бергсон, Камю, Эйнштейн. Все они были наверху, но не на той головокружительной высоте, которую прячет от нас природа, играя своими графиками, состоящими из точек, точек-нот. Да, это ни что иное, как ноты! Ноты внутри нас. Наши события – ноты. Ноты и мы сами, мы образуем ноты, ноты образуют нас. Ноты, составляющие грандиозную, не помещающуюся у нас в головах мелодию (быть может потому что она длиннее во времени?). И во весь голос, равно как «Эврика!»: «Боже! Мы – музыка!!!»
май, 1990.
Свидетельство о публикации №205080900216
Эвита Каро 13.08.2005 02:32 Заявить о нарушении
Сергей Петрейчук 15.08.2005 13:57 Заявить о нарушении
Эвита Каро 19.08.2005 02:14 Заявить о нарушении
Именно поэтому я и опубликовал ЭТО (с позволения сказать, произведение).
Сергей Петрейчук 19.08.2005 12:51 Заявить о нарушении
Эвита Каро 21.08.2005 01:19 Заявить о нарушении