дневник гимназиста

 ДНЕВНИК ГИМНАЗИСТА

 ГЛАВА 1

Это был обычный рабочий день. Погода соответствовала настроению, отзываясь раскатами грома, и каплями осеннего, холодного дождя, стучащего в приоткрытое окно. Маленькая лужица, образованная, успевшими проскользнуть в кабинет каплями дождя, тоненькой струйкой стекала с подоконника прямо на кипу бумаг, стоящую у стены. Встав со стула, я подошёл к окну, и стал закрывать створки. И тут я увидел странную, небольшую птицу, которая стояла на карнизе и смотрела на меня. А странность её заключалась именно во взгляде. Мне даже стало не по себе, потому что смотрела она на меня по-человечески!
Сев за стол, я достал сигарету и закурил. Откинувшись на спинке стула, я стал пускать ртом кольца дыма. И, что самое удивительное, в полёте они, кольца, приобретали очертания разных предметов и животных. Мне это занятие показалось забавным и я, набрав максимально возможное количество табака, выпустил огромное просто кольцо. Которое, вращаясь словно огромное колесо, стало перемещаться по кабинету. Я с интересом следил за его движением, потому что когда кольцо проходило мимо шкафа, тот начинал, как- то странно вибрировать, в дымке кольца…
И тут я вскрикнул от неожиданности. Прямо передо мной, так же вибрируя в дымке кольца, стояла какая-то сгорбленная старушка.
- Кто вы? – испуганно спросил я, тут же добавив, - И как вы сюда вошли?!?
- Так, вошла, милок, как и все, через дверь, я! Да ты чего это? Неужто испугалси, меня-то?! Так ты не боись, не боись! Я, ведь только на минуточку-то и побеспокою, да!
- И чего вы решили, что я вас испугался, вовсе нет! Просто сейчас не приёмное время, так что, будте так любезны, придите завтра! – изобразив на лице улыбку вежливости, ответил я. Сказать честно, меня очень раздражала эта наглая старуха.
- Так я же и говорю, только на минуточку. Мне же что? Мне же только отдать посылочку, и всё…
- Какую ещё посылочку?
- Так вот эту же! – и бабка, быстро достала, откуда то из под кофты, какой то свёрток, протянув его мне.
- Что это?
- Так, книжица, какая то старинная. Я же чего тут? Я ведь вчерась, на чердаке лампадку искала, ну и наткнулась, значит, на ящик какой-то старый, навроде шкатулки. А в нём-то и лежала книжица энта. А так как сама я грамоте не обученная, то и книжица энта мне, значит, без надобности. Вот и решила вам принесть, в редакцию. Вы люди грамотные, вот и читайте…
- Постойте! Если это действительно старинная книга, то ей место скорее в музее. А мы, как вы изволили заметить, редакция районной газеты, понимаете?!
- Я то понимаю, чего ж тут не понять?! Это ты совсем ничего не понимаешь, коли упираешься, как бык. Только вот, что я тебе на последок скажу, мил человек. Сколько б не упирался, сколько б не петлял по тропинкам судьбы, а от неё, милок, ни куды не денешся, ни куды!!! – и она, вдруг, хрипло захохотала. И тут же кольцо дыма, громко хлопнув, взорвалось, наполнив кабинет каким то горьковатым запахом. Но, что самое удивительное, старушка исчезла!
Подойдя к столу, я взял в руки свёрток. Старая газета, в которую он был завёрнут, была грязной и сильно воняла какой-то травой. Брезгливо поморщившись, я разорвал газету и бросил её в урну. Теперь в моих руках находилась небольшая, и по виду, действительно старинная, книга. Её обложка была сделана из картона, обклеенного чёрной и рифлёной кожей. А в самом центре, в овальном окошечке, находился какой-то странный знак, сделанный толи из камня, толи из чёрного дерева. Знак этот имел в себе овал, в котором помещалась маленькая звезда, повёрнутая вершиной вниз. А по окружности, между овалом и звездой, на неизвестном мне языке было что-то написано. Сама же книга была закрыта на медную скрепку, которая и не давала ей раскрываться…
Сев на стул, я закурил сигарету и, щёлкнув скрепкой-замком, открыл книгу. Пожелтевшая и немного сморщенная страница, исписанная неровным почерком, предстала передо мной. Затянувшись сигаретой, я прочёл первую строчку: « Этот дневник принадлежит Громскому Сергею, учащемуся второй городской гимназии имени Ломаносова…

 ГЛАВА 2

«Тринадцатое июня одна тысяча восемьсот восемьдесят восьмого года.
Ура, наконец - то каникулы! Даже и не верится, что так хорошо всё складывается. Сначала мама вышла замуж за Арнольда Генриховича, человека строгого, но справедливого. И не важно, что он немец, главное, это то, что он любит маму и хорошо относится ко мне. А его дочка, Катрин, постоянно меня задевает, хотя мне она абсолютно безразлична. Но придётся смириться, ведь мы, все вместе, на лето едем в новое поместье Арнольда Генриховича, которое он купил по случаю, как раз на святую пасху…
Двадцать второе июня. Какая же, все-таки красивая Россия и, особенно наша, Смоленская губерния! Всю дорогу до усадьбы, я любовался природой этих мест, а на ямской станции видел даже живого медведя! Его держал на цепи большой и бородатый цыган…
Поместье имело большой каменный дом, с четырьмя колоннами у входа. Встречали нас крестьяне дворовые, да иные, что пришли из соседних деревень. Арнольд Генрихович, оглядывая строения и двор, довольно цокал языком, приговаривая: «Дер клюге!», «Дер клюге!», «Дер клюге!» Он был доволен собой и сделкой, так удачно им проведённой… Моя комната находилась на втором этаже, рядом с комнатами Катрин и Мадам. Ой, совсем забыл рассказать про Мадам. Это же наша с Катрин Гувернантка. Я её терпеть не могу! Такая вся длинная и худая, как селёдка. На носу пенсне, а на лице вечно недовольная гримаса: «Так говорить только сапожник! Ви есть швайне сапожник, Серж! Но я будет вас хорошо, я, я, я, - хорошо учить и наказать!» А Катрин ещё и смеётся надо мной, когда Мадам меня ругает…
После полдника мы, с Катрин и Мадам, пошли гулять и осматривать местные достопримечательности, или , хотя бы искать их. Мадам, торжественной походкой шла впереди, опираясь на зонтик от солнца, а мы с Катрин шли молча за ней. Честно говоря, мне совершенно не хотелось путешествовать в их компании, но выбора, к сожалению, не было…
Обойдя дом и пристройки, мы зашли в сад, где росло много деревьев, усыпанных уже налитыми яблоками. Я, сорвав большое красное яблоко, обтёр его о рубаху и, с хрустом откусив, стал с наслаждением кушать. Но тут же получил сильный удар зонтом по руке и выронил яблоко.
 - Ты есть глюпый мальчишка, айн, цвайн, драйн! Ты не знать, сколько на этот яблок есть грязь и болеть?! – говорила Мадам, произнося последнюю фразу, уже повернувшись ко мне спиной и, продолжая идти. Мне было больно руке и обидно за то, что эта длинная иностранка так со мной разговаривает, да ещё в присутствии Катьки, которая, ехидно улыбаясь, показала мне язык. «Ну и ладно, ну и хорошо!» - шел я следом, тихо бормоча себе под нос, и опустив голову. Вдруг, я буквально врезался в Катрин. «Ну, чего встала?» - начал было я, но увидев её выражение лица, замолчал и сам посмотрел туда, за кусты крыжовника, куда и смотрела моя сводная сестрица… То, что я там увидел, лишило и меня дара речи. Прямо за кустом, на полянке, стояла на четвереньках абсолютно голая, какая-то баба! Её большие груди свисали до самой травы и тёрлись о неё, при каждом покачивании крестьянки. А качалась она от того , что сзади, к её попе прижался животом большой и волосатый, словно тот медведь, мужик. Он то и толкал постоянно крестьянку в попу своим животом, издавая при каждом движении какие то рычащие звуки. Да и крестьянка отзывалась на его движения, тихо постанывая. Мы с Катрин как заворожённые наблюдали за происходящим. Вдруг мужик, задвигав быстрее животом, сильно сжал руками ляжки бабы и закричал: «А-а-а!!!» И в этот момент я услышал знакомый голос: «Что ви тут делать, а?!» И, отодвинув меня зонтом, прямо на полянку вышла Мадам. Увидев её, крестьянка завизжала и, упав на траву, стала отползать в сторону, смешно перебирая ногами и отталкиваясь от земли руками. Её положение, а главное движения ног, позволили мне очень хорошо рассмотреть то, что постоянно будоражило мой ум и воображение. О, как давно я мечтал увидеть её! Но те мизерные возможности, что отводились мне фортуной, не могли удовлетворить моего огромного интереса. Лишь дважды, да и то, мельком, я получал такую возможность. В первый раз, в прошлом году, на Масленницу, когда, гуляя по ярмарке, я захотел писать, и пошёл к амбару купца Самсонова, потому что за амбаром этим , в одном месте, был небольшой проход, вдоль забора. Вот там-то я, да и другие горожане, справляли нужду. Так вот, забежал я туда, значит, стою, писаю. Вдруг, слышу сзади шорох какой -то. Ну, обернулся. А как обернулся, так и обомлел. Прямо в метре от меня, высоко задрав длинную юбку, сидела молодая женщина и писала! Да, да, да! Она смотрела на меня с улыбкой и писала! Я отчётливо видел, как откуда-то между её ног, сильной струёй лилась моча, пар от которой поднимался прямо к её ногам, обволакивая их, и треугольник чёрных волос, охраняющий мою мечту…
- Ну, что, милый, нравлюсь я тебе? – рассмеявшись, спросила незнакомка. Я хотел, было, что-то ответить, но язык не слушался меня, издав лишь непонятное ни ей, ни мне хрипение. – А, хочешь её посмотреть? – сказала женщина, и широко развела ноги. От этого действия чёрный треугольник приподнялся, а волосы, растущие под ним, разошлись в стороны, открыв её полностью… «Иди сюда поближе, не бойся, она не кусается! А потрогать хочешь? Посмотри, какая она красавица, какие губки, а?!» - и женщина, взяв двумя пальцами правой руки за одну часть, а левой за другую, развела в стороны складки кожи, которые она называла губы… От всего происходящего у меня закружилась голова. Словно в тумане, я протянул руку и коснулся кончиками пальцев её губ. Они были влажные и тёплые. И тут, она, взяв мою руку, надавила на неё так, что пальцы, к моему великому удивлению, погрузились куда-то во внутрь, где было также тепло и очень влажно… «А теперь, и я хочу посмотреть на твоего красавца!» - вдруг сказала женщина и потянула меня к себе. И тут, я почувствовал, что мой член у неё во рту! «Господи! Да я же всё это время стоял перед ней с высунутым из штанов членом, какой стыд!» - подумал я, чувствуя, что сильно покраснел. Ведь я не просто стоял с членом наружу, ведь мой член ещё и предательски встал! « А, что вы тут делаете, а?! Вот я вам, паразиты окаянные!!!» - вдруг услышал я чей-то голос. Женщина, тут же, оттолкнув меня, вскочила и бросилась бежать. Я же нырнул в собачий лаз под забором и опрометью побежал домой…
А второй раз я видел у мамы, но буквально несколько секунд, когда она мылась, а точнее, уже одевалась. Только у мамы волосы внизу живота были рыжие, а складочки кожи на «ней», розовые…
Так вот, крестьянка отползала в кусты, и в этот момент к нам повернулся лицом мужик… Я, конечно , сам мужского рода племени, и в баню регулярно хожу. А там, знаете ли, чего только не увидишь. Но такой огромный член я видел впервые. Он был не большой, а именно огромный! Где-то с руку толщиной, и длинной чуть ниже колена. И сейчас, когда ухмыляясь сквозь свою чёрную бороду, мужик смотрел на онемевшую от шока Мадам. И перебирал пальцами своё хозяйство, от чего член его, словно огромная дубина, ударялся большой и красной головкой поочерёдно то об одно колено, то о другое…
- Дас ис фантастиш! Дас ис фантастиш! Дас ис фантастиш! – шептала Мадам, неотрывно глядя на член мужика. Но тут, у усадьбы кто-то громко позвал: «Митька! Митька, иди скорее сюды, барин хочет кузню обсмотреть!» Услышав это, мужик схватил свои штаны и рубаху, и побежал в сторону усадьбы вот так вот, совершенно голый…
Остаток дня мы провели молча. И, что самое удивительное, ни я, ни Катрин, и ,даже, Мадам, словно дали обет молчания, не проронили ни слова. Но этой нашей странности ни кто и не заметил, потому, как, заняты были все своими делами, да и нас это тоже устраивало. Только, вот, Катрин, как то странно стала смотреть на меня, словно желая сказать что-то, или поделиться какой-то тайной, но опасаясь чего-то, а может, самой себя… В первую ночь я не мог долго уснуть, ворочаясь в постели, и вспоминая увиденное в саду…

 ГЛАВА 3

Вот уже прошла неделя, как мы здесь. Если честно, то мне скучно. Ежедневное однообразие монотонной жизни села, где нет ни друзей, ни парка с каруселями и скоморохами, меня уже притомило. Лишь одно обстоятельство скрашивает мой досуг. Здесь есть на что посмотреть, в плане женского тела. Дело в том, что местное население имеет, довольно своеобразное представление о морали, и ни кто, ни кого совершенно не стесняется! То есть, дворовые, как и остальные крестьяне, обнажаются и, даже, совокупляются публично, чем и вызывали сильное смущение у меня и Катрин, а особенно у Мадам. Так, что за эти дни я уже повидал столько лоханок, как называет их Митька кузнец, тот самый мужик, что имел крестьянку в саду, когда мы там гуляли. Он, Митька, вообще, очень хорошо ко мне относится. Да и мне с ним интересно, хоть он и мужик. Он сказал, что моя елда, тоже вырастит, хотя, конечно не такая, как у него большая, но всё равно достаточная, чтобы долбить девок и в хвост и в гриву. (Все эти слова, я узнал от него. ) Жаль только, что удаётся мне с ним общаться очень редко, потому как Мадам постоянно ходит с нами, то есть со мной и Катрин. Но и Катрин , тоже изменилась за эти дни. Она как- то по-другому стала смотреть на меня, и разговаривать со мной…
Еле дождался той минуты, когда пошёл спать в свою комнату. Тут же достал дневник и, дрожащей от волнения рукой пишу о том, что сегодня произошло…
Сегодня, после завтрака, Катрин подошла ко мне и сказала:
- А хочешь, пойдём сейчас в сад позагораем?
- Да, я-то хочу, но Мадам не разрешит.
- Она уехала в город, вместе с твоей мамой по делам. А папе, как всегда, не до нас. Ну, так что, пойдём?
И мы, взявшись за руки, пошли в сад… Найдя неплохое место, Катрин опустилась на траву. Раскинув руки, она лежала на спине, закрыв глаза. У неё были длинные ресницы, и много, много мелких канапушек под глазами, и на щеках . И мне так захотелось её поцеловать, что я, присев рядом, нежно прикоснулся губами её щеки, но тут же отпрянул, ожидая пощёчину и возглас возмущения. Но Катрин не реагировала, словно ничего и не произошло. Наоборот, её пальцы скользнули по ленточке, завязанной в бантик на её шее.
- Душно. – тихо сказала она, потянув за кончик ленточки, которая повиновалась ей, распуская бантик, и освобождая ворот платья… Я медленно стал расстегивать пуговички платья. Они легко выскакивали из петелек, словно сами давно ждали случая освободить от оков платья это молодое тело… Когда все пуговицы были расстёгнуты, Катрин, приподнявшись села и, заведя руки крест на крест за спину, быстро сняла платье. Теперь она сидела передо мной только в голубеньких ажурных трусиках с ножками.
- А ты чего ждёшь? Давай, быстро раздевайся! – вдруг сказала она, да так решительно, что я тут же стал быстро снимать рубашку и брюки. Хотя, если бы она сказала это другим тоном, я всё равно разделся бы…
Теперь я стоял перед ней в одних трусах.
- Хочешь потрогать мою грудь? – тихо спросила Катрин.
- Да! – так же тихо ответил я. И, присев рядом, протянул к ней руку. То, что было у неё, назвать грудью можно было с большой натяжкой, хотя соски были действительно большие, и торчали, как две упругие резинки.
- А, хочешь посмотреть мою писю? – спросила Катрин и, не дожидаясь ответа, взяла мою руку и засунула себе в трусы. Я почувствовал, как моя рука, скользнув по волосам, легла у неё между ног, которые тут же раздвинулись. Я тихонько провёл пальцами по её промежности, и вдруг Катрин вздрогнула, причём, как раз в тот момент, когда я касался маленького, едва ощутимого бугорка, между складок её губ. Скорее инстинктивно поняв, что нужно делать, я снова нащупал этот бугорок, и стал нежно, но настойчиво, тереть его пальцем… Мне казалось, что Катрин сошла с ума. Она, извиваясь всем телом, что-то бормотала несвязное, давя одной рукой на мою руку, находящуюся у неё в трусах, а указательный палец другой руки, пытаясь вставить себе в попу… Вдруг, Катрин вся изогнулась, словно желая сделать гимнастический мостик, а затем устало опустилась на траву, вытащив, при этом, мою руку из своих трусов. Теперь ей было хорошо, а вот я сидел рядом в трусах, из которых предательски торчал член. Да, и моя рука, та, что работала у Катрин в трусиках, была вся в какой-то, не то, слизи , не то ещё в чём-то непонятном. Я поднёс её к носу и уловил странный, неизвестный мне запах.
- Давай, и я тебе помогу, если хочешь? – спросила Катрин, протягивая руку к моему члену. Я приблизился, встав перед ней так, что мой член находился у самого её лица. Ему уже давно не терпелось вырваться наружу, и она освободила его, стянув с меня трусы…
- Он у тебя ещё такой маленький, Серж. – сказала Катрин немного расстроившись.
- Ну и что, какой есть! Не хочешь, и не надо! Вот ещё, тоже мне, королева красоты, а у самой вместо сисек две фиги торчат!
- Зря ты так грубо разговариваешь, я вовсе и не хотела тебя обидеть. Мне, даже и хорошо, что он такой, а не как у взрослого мужика. Я большого, и сама боюсь. Только ты аккуратно вставляй, и не сильно дави, а постепенно, хорошо?!
- А куда вставлять? – чувствуя, что краснею, спросил я.
- Так в попу- же! – ответила Катрин, встав на четвереньки. Теперь её попа была прямо передо мной. Я аккуратно раздвинул булочки, за которыми пряталось маленькое коричневое отверстие попы. Указательным пальцем я тихонько надавил на него.
- Ой! – вздрогнула Катрин, немного отстранившись от меня. – Ты чего? Я же просила, сильно не давить!
- Извини, я не хотел.
- Ладно, там, в корзинке, лежит бутылочка с маслом. Помажь им мою попу и свой член. – ответила девочка, приняв прежнюю позу. Я, достав масло, полил им головку члена и, подставив под него ладонь, собрал то, что стекало с него, чем и намазал обильно дырочку её попы. Причём, когда я мазал, один раз мой палец даже скользнул в неё, в дырочку. Правда, совсем не глубоко, а так, на одну фалангу. Но Катрин, почему-то, даже не прореагировала, словно ничего и не произошло… Встав сзади, я обхватил Катрин за ягодицы и торкнулся членом между её булочек. Руки мои, обильно смазанные маслом, стали соскальзывать с ягодиц, а член, под давлением тела, пошёл куда-то вверх. Это был просто позор. Да ещё в такой момент. Мне стало стыдно, что я не смог попасть куда надо, но тут, Катрин вскрикнула, и я почувствовал, что мой член скользнул куда то, где было очень тесно и горячо…
- Да, да, да! – шептала девочка, опустив голову к траве. А я готов был расплакаться от счастья. «Я совокупляюсь!» - кричала душа моя от счастья, - «Я совокупляюсь!» Наконец-то это произошло. Конечно, я уже давно онанировал, занимаясь этим практически каждый день, но вот так, по настоящему, это впервые…
- А ты ничего. Я думала, что и вставить не сможешь. Ох, как хорошо. А я, ещё, и в рот люблю брать.
- Что брать? – непонимающе спросил я.
- Ох, и глупый ты, совсем ещё ребёнок! Да его, кого ж ещё?! – и она, рассмеявшись, положила руку на мой член, который от её прикосновения вздрогнул и стал быстро подниматься.
- Ты смотри, опять встаёт. А правда, что он на гриб похож, а? Ну скажи, ведь правда похож на подосиновик?! – и она снова рассмеялась. – Только я сейчас его в рот не возьму, потому что он в попе был и весь в каке. Пойдём-ка лучше на озеро, там и помоешь его.
- А когда помою, ты возьмёшь его? – с надеждой в голосе спросил я.
- А это, как ты себя вести будешь, ну и посмотрим…

 ГЛАВА 4

С противоположной стороны озера плескалась местная детвора. А ближе к нам четыре крестьянки полоскали бельё. Они стояли по колено в воде абсолютно голые, и занимались своим делом, совершенно не обращая внимания ни на ребятишек, ни на нас. Странную особенность я смог заметить за эти дни. Практически все местные девки , и бабы были большегрудые и большезадые. И сейчас, когда они , согнувшись полоскали бельё, их огромные груди, как мячики скользили по воде, в такт их движениям.
- Ты слишком интеллигентно с ними себя ведёшь. – говорила Катрин, омывая мой член. – С дворовыми, да и с остальными крестьянами, нужно себя сразу поставить, чтобы они чётко знали, кто есть господин. Вот смотри. Эй, крестьянка, а ну, иди сюда быстро! – громко крикнула она, обращаясь к девкам, что полоскали бельё. Те, быстро отложив тряпки, поспешили на зов. Я, натянув трусы, сел на траву. Катрин, увидев мою поспешность, рассмеялась… Подойдя к нам, крестьянки молча встали рядом, ожидая распоряжения хозяйки.
Теперь, когда они находились, совсем рядом, я мог их спокойно рассмотреть. Все они были достаточно молодые, пышущие здоровьем девки. Капельки воды, запутавшиеся в зарослях чёрных волос на их лобках, поблёскивали в лучах летнего солнца.
- Ну, чего встали, коровы? Не видите, что барин хочет ваши лоханки проверить?! Или вам по-другому сказать надобно?!? – вдруг, грозным голосом сказала Катрин. И тут же девки, подбежав ко мне, встали ,одна за одной, и первая, приблизившись, развела широко ноги, открыв мне свою тайну. Но мне этого было не достаточно, потому что за это время я уже в полной мере насмотрелся на их прелести, и хотелось мне большего…
- Подойди ближе, я хочу потрогать там…- начал, было, я, но Катрин перебила меня, крикнув:
- А ну, быстро, кому говорят?! Ты, сюда, а вы будете изображать наложниц султана. И не дай вам Бог, если султан, останется вами недоволен!
И тут же девки бросились исполнять приказание. Та, которую я позвал, подошла ещё ближе и, взяв мою руку, стала вставлять её себе в лоханку. А другие, сняв с меня трусы, стали облизывать моё тело, сантиметр за сантиметром. Причём я ощущал их проворные язычки и на пальцах ног, и даже в попе! Мне было очень приятно, и я бы давно излил семя, но одна мысль колола мне мозг занозой, не дающей покоя: «Откуда эти безграмотные крестьянки могут знать про султана?!»
- И мне ласки султана, я тоже хочу! – вдруг сказала Катрин и трое девушек перешли к ней. А та, в которую я вставлял руку, осталась со мной. Да и как она могла уйти, если, практически вся моя ладонь, находилась в её лоханке. Достав руку, я поднёс её к лицу девки, которая, поняв моё желание, стала тут же облизывать мои пальцы и ладонь. А я, тем временем, свободной рукой онанировал, прямо у её больших грудей… Увидев по моему лицу, что я сейчас изолью, девка быстро согнулась и открыла рот. И тут же, струя семени ударила прямо ей в рот. Девка сделала рвотное движение ртом, но семя не выплюнула, а с улыбкой проглотила…
- Послушай, я хотел тебя спросить. Скажи, а откуда эти девки знают такие слова, как султан, а? – сказал я, обращаясь к Катрин, когда крестьянки ушли и мы вдвоём лежали на траве, блаженно отдыхая после таких приключений.
- А, ты вот о чём! – улыбнулась Катрин. – Дело в том, что папа специально подбирал мужиков и девок в своё имение, лично отбирал. Ты, Серж, ещё многого не знаешь, но пришло время и тебя посвятить в нашу тайну.
- Тайну, какую тайну?
- Тайну нашей, а теперь и твоей, семьи! Только ты один оставался непосвящённый…
- Постой, ты хочешь сказать, что все, и даже, моя маман в курсе?!
- Ну конечно же все! И твоя маман, и Мадам. А ты думал, зачем они поехали в город? То-то! В общем, сегодня ночью тебя посвятят.
- Посвятят? Я ни чего не понимаю, объясни, пожалуйста?!
- Всему своё время, мой друг, всему своё время…
Вечером приехали мама с Мадам. Мы, как раз вечеряли. Мама, проходя мимо Катрин , посмотрела на неё, и та, кивнула в ответ…
Когда я ложился спать, во дворе был слышен шум голосов и топот ног. Но это не помешало мне, и я уснул практически сразу…
- Серж, Серж, вставай соня, а то всё проспишь! – услышал я сквозь сон знакомый голос и открыл глаза. Передо мной стояла Катрин. На ней была длинная, до пола, ночная рубашка, которая просвечивалась насквозь, открывая пытливому взору все прелести девочки. – Вставай же, кому говорю?! Или ты хочешь опоздать на церемонию своего посвящения?
- Нет, не хочу! – ответил я, садясь на кровати.
- Вот, надень это. – сказала Катрин, протягивая мне такую же, как и у неё ночнушку. Я, сбросив пижаму, надел через голову ночнушку и пошёл за Катрин…
Мы спустились по лестнице в холл, а оттуда, через большую, кованную дверь в подвал. Винтовая лестница вела нас куда-то в чёрную неизвестность, откуда доносились странные звуки… И вдруг, совершенно неожиданно, мы вышли в большой зал. По стенам горели десятки факелов, освещая помещение, у противоположной стены которого стояли два трона, на которых восседали Арнольд Генрихович и мама. Оба они были абсолютно голые, впрочем, как и все присутствующие мужики и бабы. Арнольд Генрихович держал в одной руке большую кожаную плеть, а в другой цепь, на которой сидела Мадам! Причём её шею сковывал кожаный ошейник, к которому и была пристёгнута цепь. Мадам, словно пойманная волчица, скалясь и рыча, смотрела на людей, стоящих в зале. А Арнольд Генрихович изредка шлёпал по её спине и ягодицам своей плетью. От чего места, мною перечисленные, имели уже ярко- красные полосы…
- Явите! – вдруг громко сказал Арнольд Генрихович, и все, тут же замолчав, опустили головы. В зал вошёл Митька, тоже голый. Его член, как всегда, болтался огромной колбасиной между ног. Но пришёл он не один, а ведя за руку совсем молоденькую крестьянку. Та испуганно прикрывала свободной рукой поочерёдно то совсем ещё небольшие груди, пушок светлых волос внизу живота.
Так ты есть совсем не хотеть быть хороший дефка? – грозно спросил Арнольд Генрихович, привстав со своего трона, и удерживая на цепи Мадам, рвущуюся к девке.
- Ой, мамочка! – испуганно крикнула крестьянка, отшатнувшись, но упёрлась в уже стоящий член Митьки…
- Положите дефка на алтарь, и позвать Серожу! – скомандовал Арнольд Генрихович и, тут же все расступились, освобождая мне проход. Я подошёл к трону и посмотрел на маму, которая, словно, и не замечала меня.
- Вот, Серж, твой первый девка, твой первый цэлка! – громко сказал Арнольд Генрихович, и указал плёткой на лежащую на полу девку. Её руки и ноги держали четыре парня из дворни. Их члены тоже стояли и были довольно большие, по сравнению с моим, конечно… Я, понимая, что обратной дороги нет , сбросил с себя рубаху и лёг на крестьянку… Попал я сразу, но почувствовав какое то сопротивление, остановился, посмотрев на Митьку. А тот, выставив перед собой обе руки, резко дёрнул их на себя, словно, насаживая на свой могучий член кого-то. И тут же я, резко надавив, вошёл в неё. Девка дёрнулась всем телом и обмякла, потеряв сознание. А я, с неистовством совершал свои движения, под одобрительный счёт публики, которая громко кричала : «Раз! Два! Три!»
Когда я излил семя и поднялся, Митька, запустив руку девке между ног, достал её от туда, всю выпачканную в крови, и крикнув: «Аллилуйя!» начертал мне прямо на лице какой-то знак. А затем, лёг на ту самую девку, и рыча, как пёс, стал входить в неё. Те четверо, что держали её, стали онанировать у самого лица девки. Несколько баб подбежало к Арнольду Генриховичу и принялись ласкать его тело. И тут я увидел нечто такое, что повергло меня в шок. Моя мама, стоя на четвереньках, ласкала члены двоих холопов, а третий входил в неё сзади! Под ней же лежала Мадам и, высунув язык, водила им по маминой промежности… Я, просто задыхался от возмущения, глядя на эту картину. А те, которые стояли у лица мамы, уже кончили, излив своё семя прямо ей на лицо и волосы, и тут же отошли. А на их место встала другая пара … Я, решительно бросился к ним, но тут же кто- то схватил меня за руку. Передо мной стояла старуха! Её тело было настолько худое, что не только рёбра, но и кости таза выпирали сквозь кожу, а груди, двумя тонкими блинами висели до самого лобка. Старуха, беззубо улыбаясь, тянулась своими костлявыми пальцами к моему члену, пытаясь его ухватить. Я резко отскочил в сторону, но буквально врезался в ещё двух старух, которые, цепко ухватившись за меня, повалили на пол … Их губы скользили по моим ушам, щекам и шее, оставляя за собой длинные полосы слюны и тёмные пятна засосов. И тут я, словно провалился куда-то, потеряв сознание…

 ГЛАВА 5

Очнулся я от ощущения чего-то холодного на лбу, и открыл глаза. Рядом со мной на стульчике сидела мама. В её глазах я увидел тревогу.
- Проснулся, вот и чудненько, вот и молодец, сыночек! А то, мы уж, совсем переволновались за тебя.
- А что случилось? – непонимающе переспросил я.
- Как, ты что, совсем ничего не помнишь?
- Нет.
- Ой, тут такое было! Ты же, уже неделю, как слёг. Доктор сказал малярия. Но всё уже, слава Богу, идёт на поправку.
- Как, неделю? Ты хочешь сказать, что почти сразу по приезду я заболел?!
- Так уж вышло, дитятко. Но всё в руках господа и беда, и радость. Беду мы прошли, стало быть, а теперь и радости время пришло.
- Но как же? Этого не может быть! Ч же хорошо помню всё, что происходило со мной в эти дни. Да вон, третьего дня, я гулял с Катрин в саду. Да ты спроси её, спроси!
- Ох, душа моя! Третьего дня ты лежал в больнице, и кроме меня к тебе в палату заходили доктор, да сестра милосердия. А Катрин, если ты помнишь, и вовсе с нами не поехала, по причине меланхолии и нежелания проводить время среди крестьян… Но ты не бери к сердцу, потому, как доктор предупреждал, что из-за болезни и долгого прибывания вне сознания, могут случиться галлюцинации, очень похожие на явь!
- Так, что, это мне всё приснилось?
- Ну конечно же, милый!
- Почудилось?
- Да! – ответила мама и, поцеловав меня в лоб, вышла из комнаты…
Я медленно встал с кровати и подошёл к окну. Во дворе суетились дворовые крестьяне, причём все они, как мужики, так и бабы, были одеты в обычные крестьянские одежды. Один из крестьян, увидев меня, поклонился сказав: «Здравия тебе, молодой барин!» И тут, я решился спросить: «А, скажи-ка, голубчик, где сейчас Митька кузнец?» «Так, нету у нас никакого Митьки кузнеца, нету! Да и кузня почитай годков пять пустая стоит .Так уж ты не серчай, молодой барин на нас, не серчай!» Сказав это, мужик ушёл со двора, а я непонимающе смотрел вдаль, словно ища там, в необъятном пространстве неба ответ на свой вопрос : « А было ли действительно всё это?» И сам себе же отвечал: « Да нет, это сон, всего лишь сон!» И, подойдя к шкафу, я стал доставать вещи, чтобы одеться и выйти во двор. И тут, я случайно взглянул в зеркало и обомлел… На шее, чуть ниже правого уха, я увидел большой синяк. Сомнений не было, это засос, оставленный на моей шее старухой! «О, Господи! Да что же это такое?» - сквозь слёзы прошептал я, садясь на пол. «Значит, всё это было, а они мне лгут! И мама, и тот крестьянин. Но зачем? Что им от того , что я поверю? В чём смысл?» Я пытался понять, анализируя всё происшедшее за эти дни. И тут меня, словно осенило – дневник! Ну конечно же, как я сразу не догадался?! Ведь только ему я доверял самое сокровенное…Быстро вскочив , я подбежал к шкафу и стал рыться в белье, ища дневник. Но нигде его не было. И тут я не увидел, нет, я , скорее, почувствовал где он. Подойдя к кровати, я аккуратно приподнял подушку… Дневник лежал под ней. Он, словно, ждал меня потому, что как только я прикоснулся к нему, он тут же открылся. Причём сам, без моей помощи перелистывая страницы. И я чувствовал, как вместе с этими страницами он закладывает, забирает не только моё прошлое, но и будущее! Я хотел было схватить дневник, но он выскользнул из моих рук, отлетев к окну. От неожиданности я споткнулся и упал, сломав правую ногу. От жуткой боли я громко закричал, но по комнате разнеслось лишь: «Кар! Кар! Кар!» Превозмогая боль, я старался подползти к этой страшной книге, которая принесла мне столько бед. И тут она, взлетев в воздух, мягко опустилась на трюмо. Приподнявшись на локте, я протянул руку к трюмо и… То, что я увидел в зеркале, было страшней всего, что я мог предположить, потому что оттуда смотрело не моё отображение, а какая-то странная птица!
Не знаю, какое сегодня число и какой день недели. Меня заперли в палате и никуда не выпускают! Но ведь я же нормальный, я не сумасшедший! Это они все сошли с ума, потому что не верят мне. А ведь я же говорю правду, правду, правду! А дневник-то у меня, хотя и уходит, проказник, иногда без спроса погулять. Так что, если вы его случайно увидите, и он к вам попадёт в руки, бросайте его, рвите его, жгите его! Но только, упаси вас Боже, не открывайте его и не читайте его! А если уж и случилось такое, то охранят вас все святые от того, чтобы открыть последнюю страницу! Если жизнь вам дорога, ни-за-что!!!»
Прочитав эти строки, я закрыл дневник, отложив его на середину стола. Достав сигарету и прикурив её, я подошёл к окну. На улице было уже совсем темно. «Чёрт, из-за этого дурацкого дневника, я просидел до ночи!» Достав из шкафа куртку, я пошёл к выходу, но остановился, уже взявшись за ручку двери. Какая-то неведомая сила влекла меня к НЕМУ. Медленно ступая, я подошёл к столу и взял дневник. Сердце моё билось с такой силой, что, казалось, разорвёт грудную клетку. Капли холодного пота текли по щекам моим. Но я решился открыть дневник. И тут, он, выскользнув из рук моих, повис в воздухе, как раз передо мной, и стал быстро пролистывать свои страницы! И вот осталась последняя, та самая страница! Я медленно протянул руку и дотронулся до неё. И она, с характерным звуком, перевернулась…Я сильно зажмурил глаза, но сквозь веки, всё равно , увидел её. Она была пус-та-я!!! Там ничего не было, то есть, совсем ни-че-го!!! Вы понимаете, доктор, ничего!
- Понимаю, понимаю, конечно, понимаю! А кто ж вас ещё поймёт, как ни я, голубчик?!
- Но это же правда! И всё это действительно было!
- Было, было, конечно же, было. Ещё как было! А сейчас укольчик, всего один укольчик, голубчик. Зато потом сразу вам станет непременно хорошо. Ведь вы хотите, чтобы вам было хорошо?
- Да, хочу.
- Вот и чудненько!
- Но вы не читайте этот проклятый дневник?!
- Не буду, не буду, душа моя!
Когда санитары вывели пациента из кабинета главврача, тот открыл личное дело этого больного и, красной ручкой, в графе лечение, написал: «Продолжать!» Затем, положив дело на край стола, в общую стопку, врач выдвинул второй ящик стола и достал оттуда небольшую, в кожаных переплёте и обложке, книгу. Несколько секунд он рассматривал странный, сделанный толи из камня, толи из чёрного дерева в форме эллипса знак, а затем открыл книгу…

 Август 2005