Шапшал

 Было так тихо, что она слышала, как ветер помечает деревья. Достаточно заострить гаммы, расставить по местам сгустки высиненного полдня, как земля определит место ветру, объехавшему неспешно последнее пристанище хана Шапшала. Она одна из немногих гостей каждый год навещала поздней осенью Вечную Долину - старинное кладбище. Женщина, ежилась на ветру стояла не шелохнувшись. Она вслушивалась в тишину с такой свирепостью, точно сейчас решался вопрос о жизни или смерти. Шел мелкий изматывающий дождь, шепотом отзывался, на старых мраморных надгробиях. Острый резец надгробных дел мастера оставил на памятниках в виде колыбелей следы соцветий, дивные арабески. Памятники победней, черные от времени камни, плиты изрезанные мусульманской вязью, теснили деревья. Вечная Долина это страна, огромная необъятная страна изрезанная поросшими дорожками, крутыми склонами, забытыми тропками, обсаженная деревьями, страна, в которую она так отчаянно рвалась. Она стояла посреди мертвого города, высокая, смуглая, в сетке дождя волос ее казался лиловым. Она сглатывала капли дождя так жадно, точно жажда скрутила ее по рукам, при этом ее блестящие губы шевелились, со стороны мне казалось, она читает заупокойное заклятие для всех этих людей поглядывавших на гостью из своих колыбелей. Вечная Долина – заброшенное кладбище, принадлежавшее редкой народности здешних мест, одичало, заросло, словом состарилась и посерела Вечная Долина настолько, что не справедливо было встретить здесь эту красивую, полную жизни женщину. Боясь спугнуть диковинную птицу, случайно залетевшую в это тихое, печальное место, я любовался женщиною издалека, как гурман, знавший толк в тонких винах. Точно почувствовав, что за нею наблюдают, она очнулась, вздрогнула, но так и не переборов оцепенения, пошатываясь, точно слепая пошла по дорожке. Не спеша, побрела между надгробных камней, останавливалась, водила пальцами по высеченным буквам, вчитываясь в одно имя, тут же потеряв всякий интерес, подходила к другому надгробию. Через четверть час мне стало ясно, женщина приехала в гости, видно ищет знакомый адрес. Ну что же с того! Вечная Долина дала приют многим, «отсюда вышли в люди», как с удовольствием утверждает выживший из ума дервиш, многие «достойные ханы». И я не исключение! Однако с момента смерти последнего хана прошли века, а дервиш так и остался на « свой волне» лопочет все что на ум придет. Изрядно промокнув, дождь усилился, женщина густо вздохнула, коснулась ладонью мокрого камня, а затем долго и жадно целовала свою руку. Кто она была для меня, почему заплакала, зачем приехала в долину одна без провожатых промозглой осенью в день перед ураганом? Я вышел из- за дерева, прятаться не имело смысла, подошел к ней и стал рядом. Но она точно меня не замечала. Все стояла у колыбели, припав к памятнику теплой щекой, поглаживала мох, что покрывал белый мрамор.
-Откуда ты приехала? – начал я разговор.
Разумно рассудив, что вести разговор с незнакомым человеком да еще на кладбище опасно, женщина пожала плечами.
-Ты промокла, - сказал я, но женщина не обратила на меня никакого внимания.
 Женщина медленно двинулась к полуразрушенному дюрбе, которое я когда - то построил в честь своей маленькой жены, девочки Азис - Ханум. Нужно было бы остановить чужачку. Что за сумасшедшая мысль подойти вплотную к развалинам, к поминальному камню, который вот уже пять веков сокрыт у стены дюрбе! Она остановилась у полуразрушенной стены, дюрбе, прогулка по Вечной Долине утомила гостью. Мне захотелось крикнуть ей:
-Ты с ума сошла!
Лучшим выходом из сложившейся ситуации оставалось бегство, но женщины народ упрямый, разве им втолкуешь очевидную истину. Да что женщины! Местные жители так мало знают о Вечной Долине, рядом с которой жили их предки, а нынче живут отцы и деды, то и дело попадают в передряги. В основном достается пастухам, чьи козы шастают где придется, затем, сбившись в стадо, идут через Вечную Долину, хитрый пастух, таким образом, старается сократить путь. Нет ни одного местного жителя, кто бы ни знал, козьи погремушки выводят из себя дервиша. Нет, что бы обойти стороной Вечную Долину, пастухи упрямо талдычат о том, что Вечную долину не миновать никому, что как не верти, куда не ходи, все равно мимо не проскочить! Само собой разумеется, ни один правоверный, разум которого в полном здравии не решиться подходить к поминальному камню, касаться рукой разрушенных стен дюрбе Ази – Ханум, несчастной жены хана Шапшала.
Женщина была пришлой, приезжей, ей многое прощалось, видно она мало знала о поминальном камне, о дервише Кенай, о его вечном брюзжании, если с готовность легла на поминальный камень у дюрбе, вытянув красивое ладное тело, ноги, утомленные ходьбой, и заломила под голову руку, подставляла дождю разгоряченное лицо.
 Сумасшедший дервиш по прозвищу Кенай раздраженно ворочался, мысленно проклиная, белую с черным пятном на спине козу, которая помочилась у изголовья его кровати три дня тому, а заодно хозяина козы и в придачу всю родню пастуха, которого он, дервиш, никогда не видел, но на всякий случай проклял. Всю ночь лил дождь, зарницы одна за другой освещали Вечную Долину, мешали старому брюзге спать. А тут еще ноги промокли. Когда муэдзин призвал правоверных к молитве, а это было во время утреннего намаза, Кенай обозвал меня « никчемным ханом, жестоким зверем, фантазером» и тут же одновременно проклял за страсть, с которой я погубил ни одну женщину, затем, изрыгая проклятия, завел старую песенку о ханах, которые без крови «жить не могут», начал пророчествовать ни к месту, тем самым мешал правоверным совершать намаз. Никто не хотел связываться с дервишем, каждый знал, дервиш сошел с ума. Дервиш носит за пазухой крысу, которая питается его плотью, с таким аппетитом, так что скоро и обгладывать будет нечего стерве, дервиш мочится, где придется и ест землю. Зрелище тягостное, нечего сказать, особенно если видишься с дервишем каждый день, как никак дервиш мой сосед. Пожалуй, я единственный знал цену проклятий дервиша Кеная, когда он не к месту вспоминал погубленных людей, старый дурак имел в виду Ази – Ханум, а уж кровь, которую я, по мнению Кеная, пил из груди своих врагов, я приписываю воспаленному воображению дервиша. Когда часто подсматриваешь в замочную скважину за Аллахом, поневоле в голове может произойти замыкание.
У Кеная промокли ноги, он выполз из дому. Прижимая к груди кулак, дервиш вечно жаловался на отдышку, ощущать которую ему приходится столько лет не по своей воле, а по причине примитивного устройства глупой страсти людей разбрасывать, где придется камни. Дервиш не любил людей, считая их всех поголовно грешниками, скопищем паразитов и лодырей, причем больше всего дервиша раздражали женщины. Я оказался прав, когда беспокоился о гостье, всячески делал ей знаки, не подходить к дюрбе. Едва дервиш увидел женщину, да еще у стены дюрбе, как щелкнул остатком сгнивших зубов, он постоянно чего ждал, то куска пищи послаще, то подаяние пожирней, при этом хищно выдвигал челюсть, возбужденно стучал по могильным плитам палкой, вращал черными глазами. Я пытался пошутить, сгладить допущенную женщиной оплошность, я даже заставил себя улыбнуться дервишу, но тот так рыкнул на всю долину, что женщина в страхе вскочила. Она обвела взглядом памятники, зябко повела плечами, беззащитно улыбнулась. Долина была пуста. Точно нарочно старалась она не замечать дервиша, наивная женщина пыталась заступиться за меня перед сумасшедшим дервишем, за того, кто с легкостью окунал руки в чужую кровь.
-Шапшал, - прошептала она мое имя в защиту.
Кровь ударила мне в голову. Я взял ее руку в свою, готов был на любую крайность, не утерпел, заглянул в почерневшие от слез прекрасные глаза.
-Шапшал! – звала она меня. – Шапшал!
-Когда же, наконец, это закончится! – дервиш не переставал стучать палкой о надгробную плиту. – Зачем же принуждать меня стучать вот так запросто, когда идет дождь, и когда мои ноги промокли!
Женщина обращалась к небу, к сорочьим гнездам в метлах деревьев, мхам на белом мраморе, женщина закричала в небо, так как кричат во сне дети:
-Хан Шапшал! Любимый!
-Нет, это невозможно терпеть! – У Кеная тряслась челюсть. – Пять веков прошло. Шапшал, ты во всем виноват, проклятый хан!
-Шапшал, - шептала как одержимая чужая женщина. – Разве ты меня не узнал, Шапшал? Шапшал, подай мне знак!
А потом она ушла. Той же ночью дервиш Кенай исчез из Вечной Долины.