Для этого есть бог...

Как мне знать, что ты хочешь, ведь я всегда с тобой?

Все то, что тревожит тебя по ночам, придумано мной вопреки совету держаться подальше от незнакомых нулей. Это не для меня – смотреть с тобой на закат. Это не для меня – быть с тобой хищником.

Твои перламутровые волосы утреннего возбужденного состояния заставляют меня ощутить все прелести одиночества, но не своевольного одиночества, а самонадеянно-острого, и то – по твоему желанию. У меня не укладывается в голове: как ты можешь говорить, что любишь меня, если мы уже стали близки? Я думал, для этого есть бог…


Дождь по полу нашей отрешенной комнаты. Навзрыд надорванное небо, кажется, вот-вот втиснется в окаймленное багровыми красками трескающееся окно. Я проснулся и понял: тебя нет. И то, что было, уже разливается по полу вместе с потоками дождя.

Это Его Превосходительство. А когда отпускает, теряешь весь вчерашний.

Я проснулся и понял, что Они строят город. Может быть, я – памятник кому-нибудь или все они – памятник мне? Это уже было ровно 5 лет назад. Тогда точно так же светило солнце и мне было грустно из-за тебя. Тогда я уснул летаргическим сном на миллион сказочно прекрасных лет.


Нельзя смотреть на звезды
Нельзя смотреть на звезды
Нельзя смотреть на звезды
Нельзя смотреть на звезды


Я свистну молодым обветшалым волком в светлое воскресенье полуденного пробуждения. Впрочем, зачем терзать твое киношное сердце? Оно выдерживает 1 час непрерывного разговора. А это ведь еще утро…


Нельзя смотреть на звезды


Мы будем смотреть в глаза друг другу до самого последнего грязного снега, скрывавшего некогда наши обнаженные тела. Кто знает, когда мы сможем еще увидеться… Мы будем смотреть в глаза друг другу до самого Эдинбурга. Кто знает?


Наши возвышенные тела накроют пленкой забвения. Дорогая, мы обессмертили память о себе одним прикосновением. Все, что мы знали, стало ветром над волжскими степями. Все, что мы любили, стало быть.


Нельзя смотреть на звезды


Кто нашептывает надо мной эти странные слова, от которых холодно на долгое время? Что ты думаешь об этом? Найдем ли мы когда-нибудь ответ на этот вопрос? Будем ли мы школьной любовью на скамейках, ведь ты – мое первое джазовое увлечение? Кто придет простить нас за наши танцы? Времени нет, и я в огне, но это мое первое школьное увлечение. Ты – часть бога, рвущая души напополам. А я – твое первое джазовое школьное увлечение на скамейках.
Если с этим мириться, можно не думать о прошлом. Эх, черт возьми, ведь я так танцевал! А ты так жгла души!


Я проснулся и понял.



11.08.2005 г.