Дмитрий Лавров. Крутой парень

- Это я сегодня выгляжу преуспевающим бизнесменом, - тут он сделал паузу, оглядев нас, случайных попутчиков по купе, как бы размышляя, а стоит ли исповедоваться? И, видимо прочитав на наших лицах проблески интереса, продолжал:

- А если порассказать, с чего всё началось, то не поверите...

- Так расскажите, - тут же предложил я, не ожидая решения других спутников.

- Поверим, поверим, рассказывай, - поддержал меня более всех захмелевший из нас, переходя на ты и разливая по стаканам остатки коньяка.

- Давайте-ка вначале выпьем за всех путешествующих, - предложил молчавший почти всю дорогу пожилой господин и продолжал: - И за успешное возвращение домой.

- А я как раз удаляюсь от дома, - не выдержал я.

- Тем более, - назидательно промолвил он, - ведь сейчас дорога - источник повышенной опасности.
Мы молча чокнулись, размышляя каждый о своём, и, выпив, принялись за бутерброды, ожидая рассказа.
Поезд несся вперёд по заснеженной равнине, выбивая на стыках привычную дробь, за окном вечерело, но нигде в обозримом пространстве не мелькало жилья и огней.

- Как странно всё же устроен мир, - начал он, - вот сегодня утром каждый из нас ещё и понятия не имел, с кем судьба сведёт его воедино на какое-то время, чтоб потом развести навсегда. И вы, сейчас прослушав мою исповедь, потом в кругу друзей или семьи будете при случае вспоминать об этой встрече, а возможно, и рассказывать. Я родился в семье, мягко говоря, неблагопо¬лучной. Нас было четверо почти погодков, с разницей в год-полтора. Средняя и самая младшая были сестрёнки. Мать, если можно назвать её матерью, вечно в загуле. Дело доходило порой до того, что мы днями сидели одни, запертые на ключ, хорошо если с хлебом. Когда мать с очередным сожителем появлялась в доме с вечной бутылкой и закуской, то мы, словно волчата, жадно набрасывались на еду и, следуя закону джунглей, растаскивали всё, что умудрялись схватить, и тщательно припрятывали по своим, одним нам ведомым тайникам. То, что отцы у нас были разные, и притом неведомые, мы узнали значительно позже, а тогда каждого пожившего какое-то время мужика спрашивали: «Ты наш папа?» На что те, в зависимости от настроения, то кричали: «А пошли вы к чёртовой матери!» - и мы словно горох рассыпались по углам, то милостиво возвещали: «Я, я ваш батька...» - и начинали тискать всех по очереди, особенно выделяя сестрёнок. На что мать, если не валилась пьяная, кричала: «Мало тебе, подлюга, меня?.. Отринь от девок!» - и выхватывала их из похотливых лап, на что иной довольно гоготал, словно гусь.

Когда я пошёл в школу, стало ещё трудней. Учительница, бывало, как и всех, спрашивает, а каково мне уроки учить, ей и дела нет, словно все живут одинаково. Посыпались на меня неуды, а за ними и вызовы матери в школу. Только её туда и на аркане не затащить. Тогда учительница домой однажды заявилась, нажаловалась, конечно, словно я во всём виноват, и в итоге была мне на законных основаниях великая выволочка. После этого я в первый раз убежал из дома.

Опущу в целях экономии времени все мои похождения по чердакам и подвалам. Теперь, вспоминая то время, я могу беспристрастно констатировать, что мне повезло. В те далёкие застойные времена ещё не вошла в моду наркота, и мы, малолетние бродяги, хвала богам, не познали, что это такое. Милиция вскоре выловила меня и, поставив на учёт, отправила домой. А дома моё отсутствие, видимо, и не заметили, и вскоре, претерпев очередные обиды и побои, я вновь подался в бега. Дальше, как в калейдоскопе, всё повторялось с незначительными изменениями. Подобные превратности судьбы закалили мой организм, я почти не болел, хотя и шмыгал постоянно носом. Мать пускалась в загулы всё чаще, и где-то там, на неведомом нам уровне, решился однажды вопрос отправить всех нас в интернаты.

Не стану подробно пересказывать те трудные годы жизни, которые дали мне много хорошего и нужного, дали возможность закончить школу. И вот после выпуска я снова в родимом бардаке, на который смотрю более осмысленно и вижу - нет мне здесь житья. Не знаю, что меня дёрнуло в тот день, только, купив билет до областного центра, уехал я в неизвестность. Голодный и злой на весь белый свет, провёл я целый день на верхней полке, где и созрело у меня решение свести счёты с жизнью. Вечером решился, слез с полки и, пошатываясь, словно пьяный, побрёл в тамбур. По дороге, помню, задел какого-то мужика, курившего в коридоре, вошёл в тамбур, открыл дверь и мысленно попрощался со своей незадавшейся жизнью. Держась одной рукой за поручень, я занёс одну ногу, готовясь спрыгнуть в другой мир, как чья-то рука мощно и резко дёрнула меня обратно в тамбур.

- Ты что, парень, - услышал я как бы издалека, - надоело здоровым жить? Смотри, какая скорость! Насмерть не разобьёшься, а инвалидом станешь.

Тут только до меня дошло, что поезд действительно тащился словно черепаха, и, переломав себе руки и ноги, я наверняка стал бы калекой. Посмотрев на своего спасителя, тотчас же признал в нём того мужика, что курил в коридоре. Постепенно, как бы исподволь, он своими вопросами заставил меня рассказать ему всё как на духу. Из тамбура, не помню через какое время, очутился я с ним в вагоне-ресторане, первый раз в жизни. Вот когда воочию убедился, что путь к сердцу лежит через голодный желудок. Мой спаситель оказался преуспевающим кооператором, который приобщил меня к делу и довольно скоро стал доверять мне различные деловые операции.

Моё вхождение в мир бизнеса проходило весьма успешно. Я, видимо не лишённый коммерческой жилки, быстро осваивал азы этой науки. Конечно, немало способствовало этому его дружеское расположение и бескорыстная помощь, переросшая в дальнейшем в настоящую дружбу. С самого начала он ввёл меня в свой дом, где я впервые почувствовал, что значат в действительности такие далёкие от меня прежде простые понятия, как забота, участие, дружба и любовь. У моего приёмного отца, а именно таковым я его считаю, подрастала красавица дочь, и нет ничего удивительного, что со временем мы полюбили друг друга и вскоре обвенчались. Наше совместное предприятие с той поры заметно расширилось и окрепло. Да, у нас недавно родилась дочь, и старики в ней души не чают. Иногда, право, кажется, что всё происходящее мне как бы пригрезилось, что оно нереально и я, словно сказочный принц, вот-вот должен растаять с первыми лучами солнца. Я как-то сказал об этом супруге, а она, рассмеявшись, ответила: «Смотри не улетучься с какой-нибудь Золушкой». Почему-то многие жёны новых русских считают, что у нас непременно должна быть любовница, а по мне, лучше моей жёнушки никого нет. Такое вот печальное начало со счастливым продолжением. Какой-то будет конец?

Тут он замолчал, засобирался, поезд подходил к крупному городу. Молчали и мы. Да и что здесь скажешь... Повезло парню, в рубашке родился.