По-другому...

Она молча открыла огромный бабушкин сундук, застывшее выражение сожаления на лице выдавало ели заметное чувство тревоги, ее пальцы упруго врезались в забытые совершенно теперь уже незнакомым человеком вещи.

В ее квартире всегда царил полнейший кавардак, ведь она так и не смогла приучить себя к порядку. Старые обои с выцветшим рисунком на стенах давили на любого, кто хоть раз заходил к ней в гости, а таких надо сказать было не мало…
Она часто и подолгу размышляла об его исчезновении из ее жизни, без предупреждения звонка. Он как будто вдруг забыл, на каком трамвае к ней можно доехать, просто вычеркнул себя из ее каждодневного расписания.
Убеждая себя в том, что он еще вернется, она все же надеялась услышать глухой и такой знакомый стук его рук о дверь. Просыпаясь с другими, она, морщась, делала им утренний кофе и отправляла восвояси.
Теперь единственным удовольствием для нее оставалось открытие дурацкого саквояжа, в котором она боязливо хранила все, что осталось от него.
Фантик от мороженого, которое он ел за день до того как ушел, коробочка от йогурта, несколько мятых футболок, один костюм, галстук, запонки, его любимые тапочки, бритва, наполовину пустой тюбик зубной пасты, шампунь от перхоти, одеколон и маленький кусочек ярко-красного мыла.
Она в тайне ожидала встретить его в каждую секунду, обнять, пусть даже у него уже есть другая, а, после, жестоко вцепившись в его тяжелую спину увести к себе…
Время шло, а она все еще продолжала бродить по людным улицам, продолжала выискивать его лицо в огромной массе серых людишек спешащих утром на работу, днем в кино, а вечером в театры.

Он проснулся от очередного кошмара, весь в поту, с огромными прыгающими из стороны в сторону зрачками, трясущимися пальцами еле добрался до кухни, налил стакан воды, выпил на одном дыхании, у окна достал из пачки сигарету и закурил.
Он смотрел на черные узорчатые стрелки часов, на свой полосатый совсем еще новый халат и вспоминал. Из прошлой жизни этот человек не унес ничего, просто у него не хватило на это времени. Он точно совершенно точно знал, что по-прежнему чувствовал что-то чрезмерно огромное к ней к ее квартире, где они проводили, как теперь казалось чересчур много времени к ее одноглазому коту.
Каждое утро он ничего уже не ждал, боялся с ней столкнуться лицом к лицу, поэтому почти не появлялся на переполненных яркими розовыми одеждами прохожих, улицах.
Он боялся, что, однажды встретив ее, удалит из ее памяти минуты, проведенные вместе, часто ему становилось не по себе даже от одной мысли об этом…
Ему было больно представлять ее с другими, ведь у него так больше никого и не было после, он злился на судьбу, ненавидел весь мир, каждый день огромными дозами втыкал в себя витамины, вливал маленькими бутылочками раствор валерианы. Но ничто так и не смогло ему помочь забыть то время, когда он был нормален, когда был похож на остальных, верил и надеялся ради, той, которую любил и любит до сих пор.

Иногда он представлял себе то, как бы он жил, если бы не попал, спеша на работу под этот чертов автобус, если бы «Скорая» не стояла в пробках и во время добралась до места происшествия, если бы ему не ампутировали ноги.
Он думал, а время шло, она все больше ненавидела его. Его друзей, которые никак и ни при каких обстоятельствах не выдавали его секрета, не говорили адреса, скрывали абсолютно все.
Он пару раз порывался приехать к ней, но так и не смог поверить в то, что она полюбит его таким, каким он стал.

Все, возможно, было бы немного по-другому, если бы пьяный водитель детского автобуса во время заметил красный цвет...