Третья часть. Cквозь бесконечность интерпретаций

Третья часть. Cквозь бесконечность интерпретаций.


Глава первая. Подозреваемый.


1


«...Так, малыш, со сказкой придется подождать, надо кое с чем разобраться», - думала потрясенная Лида, сидя на полу в детской и перебирая листки со второй частью. Рядом валялись веник и савок. Хотела собрать сказки воедино, но никак не могла придти в себя после вчерашнего. В квартире никого не было. В голове неотступно крутились события последних двух лет, когда она моталась по больницам, поликлиникам и диспансерам сначала с депрессией и острым психозом, потом – с многомесячными попытками выбраться из этого состояния и излечить побочные явления, затем – с психосоматическими изменениями, которые произошли за это время в организме в виде рака молочной железы. Не могла с ними согласиться, бесконечно вновь и вновь прокручивая ленту памяти назад. И ведь даже не посмотрела на вопиющие факты. Почти никогда не болела до появления в библиотеке. А тут за два года – две тяжелейших болезни, не считая осложнений, которые появились попутно.

Шок, полученный от разговора с девчонками, которых она навестила накануне на работе, не проходил. «Значит, это не наследственность. Это подонок, возомнивший себя богом и посчитавший себя вправе лезть в психику другого не только без его разрешения, но даже без предупреждения: «Экстрасенс гребаный! Мразь!»

- «Очень трудно держать себя за руку,…
- Отстань, малыш, дай хоть душу отведу!
-…не делать выводов»…
- Ну, не Сократ я. Не могу молчать, когда больно…
Ладно, хорошо, поняла: будем разбираться.

«Тихо, тихо, - продолжала успокаивать она себя, покачиваясь и поглаживая левое плечо, после операции онемевшее, видимо, уже навсегда, - будем разбираться потихоньку. С мужем говорить нельзя, если он ей поверит - руки-ноги виновнику переломает, и в тюрьму. Этого не надо».

Она инвалид! Теперь навсегда. Но это она. А он?
Безнаказанность растлевает. И он продолжает эксперименты. На тех, кто об этом не знает. Все легче перешагивая через людей. Его не остановить. Уже вошел во вкус. Только закон.
Лукьяненко прав: она может говорить. И говорить так, что появятся слушатели.

Поднимаясь с пола, Лида вспомнила. Статья о боге этого подонка есть где-то здесь на полке, в распечатке.

И ведь давно пришла к выводу: о человеке все говорят его тексты. А об этой статье забыла. Как же она забыла? Или это его рук дело? Опять морок навел? Стоп. Не увлекаться, не преувеличивать, как говорит муж.

Значит, пора посмотреть. Пора выяснить, что это за человек, человек, которого, ей казалось, она знала. Хотя нет. Чувствовать не удавалось. Изнутри был закрыт всегда.

2


В детской бардак. И мальчишек нет - все для уборки, а убирать - не время. Сейчас важнее другое.
Лида подошла к полкам. Детская была самой большой комнатой в квартире. Книжный стеллаж от пола до потолка высокой комнаты в сталинском доме занимал всю стену напротив окна. Окно выходило на широкий шумный и грязный проспект, и дверь на ветхий полукруглый балкон никогда не открывалась. Но комната была самой светлой.

Только раз Лида рискнула вылезти на балкон, когда семья была на даче. Очень уж хотелось написать ночной проспект. Насмотрелась Коровина, не иначе. А так, даже когда мыла окно, с опаской поглядывала вниз сквозь прутья низкого балкона на проносящиеся там машины.

Распечатки, сдавленные с двух сторон книгами по искусству, бросались в глаза, отличаясь от книг форматом и белизной. «Там еще Ричард Бах, не перепутать», - неожиданно вспомнила она, вытаскивая страницы. Впрочем, статья нашлась быстро, как и все находилось на этих полках, которые Лида, радуясь, что так много книг, любовно обустраивала, чтобы в них легко было ориентироваться, когда-то, когда она решила поселиться в этом доме.

Села на диван младшего, разложила листочки, всмотрелась…
«Нет, не могу…», - и ушла пить валерьянку на кухню.
…Вернулась. Опять разложила листки…
…Ничего, ничего… Начнем по порядку…


3

Оглядываясь на прошлое, сейчас, задним числом, Лида больше всего удивлялась тому, как складывались события. Как она, вдруг, словно на сладкий голос вампиров из «Ночного дозора» Лукьяненко, или на пение сирен, или на звуки волшебной дудочки потянулась в библиотеку. С чего бы это? Словно невидимые нити судьбы, в которую она упорно старалась не верить, не менее упорно пытались доказать, что они есть, сплетая вокруг нее свои петли явно чужого интереса и корысти, стягиваясь со всех сторон и делая ее центром притяжения. И именно в этот период. Словно пришел час.

И в эти сети, настойчиво наводя круги на нее, ловили, как муху, как будущую жертву, именно ее. Ничего не попишешь. Действительно, попалась.

Лида сидела и упорно вспоминала, почему же она так попалась.

Ну да, девчонки ей говорили про начальника, что любит художников, вообще творческих людей, всячески поддерживает и поощряет. Очень, конечно, хотелось бесплатно обучиться компьютеру. Не просто так. Она готова была работать. За маленькую зарплату.

Нет. Опять плеть судьбы: даром только сыр в мышеловке. Маленькую зарплату просто так не платят.


4

Ну, девчонки - понятно. Но сама-то не слепая. Что же она проглядела? Еврей-шестидесятник, слегка за шестьдесят. Почему шестидесятник? Сам рассказал. Информация из одних уст.

Говорил, что на гитаре играет. Дашка с ее музыкальным слухом и образованием в ужасе отворачивалась, видимо, уже наслушалась этой игры, но нужная атмосфера создавалась.

Море знакомых. И знаменитых. Но ей-то на них наплевать.
И знает бардов. Здесь купил, конечно. Даже фамилии какие-то называл. … Информация из одних уст.

Когда она только появилась в отделе и начала учиться компьютеру: сидел, молчал, наблюдал, думал. Видимо, как использовать. На благо себе, конечно.

Что же еще? Какие были достоинства? Ну, чуткий был, понимающий. Но жизнь ведь уже показала на примере близкой подруги, готовой спать с чужим мужем, как шарахают по голове эти чуткие. Видимо, мало.

Да и был ли он чутким? Надо просто, как делал Чичиков, совпасть с собеседником, стать ему зеркалом, и что за ним - тот не различит. Зато последнюю рубашку с себя снимет от такого понимания: как не порадеть родному человечку.

Странно, что он еврей. Гитлер вед не был евреем. Видно, их обоих в детстве мама не любила.




5

Имидж сложился быстро. Во многом благодаря девчонкам: открытым, доброжелательным, веселым, творческим. Что и говорить: людей подбирать он умел. Атмосфера была потрясающей.

В такой атмосфере можно многое не заметить. Было впечатление, что он интеллигентный, порядочный человек, который любит молодежь и все делает для создания творческой атмосферы. Рабочий день меньше обычного, свободный график, определенного объема заданий нет, только учись, прекрасные люди вокруг - и закрываешь глаза на маленькую зарплату, не хочется уходить.

Лида считала, что порядочный человек не способен читать чужие письма, лезть в чужие файлы, нарушать частное пространство человека. Это и подвело. В голову не приходило, что он может это делать.

И ведь читала статью еще тогда. А пропустила. Как не заметила? Ведь вот же он прямо пишет, что лез в чужие письма, когда вез их по просьбе знакомых к адресату. Ведь черным по белому. И даже не стесняется говорить об этом в статье, повешенной в Интернете.

Но философия потрясающа. Мораль такова, что в пору за голову хвататься: где она там увидела порядочного человека? Если ты делаешь гадость, которую никто не видит, кроме бога, и земля под тобой не разверзлась, значит, это не преступление. Остальные не узнают, поэтому не будут переживать, что кто-то сунул свой грязный нос в их откровения, в их личную собственность, в их душу и начал высокомерно судить и оценивать, да еще во всеуслышание обсуждать в публичной статье качество их душ по их просьбам к богу. И ведь даже не стыдится признаваться в этом.

Значит, если землю бог не разверз – можно и дальше. Никакой ответственности за собственные поступки. Все спишем на бога. Потому что только он карает или милует. А, значит, определяет, что хорошо, что плохо. И если не карает – значит, ничего и не было.

...Экстрасенс, все чувствует, все понимает. А чего тут знать- понимать? Все как в статье, все начинается с мелочи. Что там так уж напрягать сенсоры? Заглянул в чужие письма – и все дела. Благо, все компьютеры связаны. Подошел со спины, посмотрел через плечо, прочитал название файла – и порядок. Дальше можно не подходить, а читать через общую сеть. И личная собственность, чужая, становится своей. Чистый анекдот.

-Рабинович, тебя мама не учила, что читать чужие письма нехорошо?
-Да... но ведь это так интересно. И потом... мне это нужно для работы.

Вот с этим как бороться?
Глупо называть «подонком» преступника и вора, потому что это качество – инструмент его делишек. Хотя... преступника, наверно, словом "подонок" не оскорбить.

6

Листая статью, Лида вдруг застыла, пораженная догадкой, и бросилась компьютеру. Открыв «дневник» - первую часть своего текста "Безумие", единственную уже законченную, она стала сверять ее со статьей. Все верно. Это его идеи. А она их подала как свои. Что-то более естественно, найдя отклик в душе, что-то - менее.

С Мери Поппинс и Фрекен Бок - грубовато и фальшиво. Чистая идея, без души. Значит, она думает не так о воспитании. Кстати, никогда не могла почувствовать Мери Поппинс - слишком схематичный образ. Правда, давно не читала. Может быть, сейчас бы поняла…

Почему он ее так зацепил? Как он это сделал? Ведь читала в состоянии стресса, и столько книг, сколько требовал мозг для выживания, пока искал новую точку опоры вместо той, выбитой из-под нее внешним воздействием (как это в психологии… а, «реактивное образование»). Просто огромное количество текстов. Буквально все глотала.

Почему же отразила только его взгляды, только его статью, которую прочитала и забыла? И даже не вспоминала до сих. Ни разу. Вообще.

Как можно загнать текст в подсознание так, чтоб он активно работал, оставив в сознании еле заметный след? Как?

Неужели управлять человеком так легко? Или только ею? Достаточно подержать в иллюзии сенсорной изоляции, а творчество без материальных стимулов во многом близко этому состоянию, и она готова. Все, что записано на подкорку, всплывет в виде установок, в виде руководства к действию. И, судя по всему - в конкретные сроки. Неужели внушить можно все, что угодно? Но как? Что-то где-то она вроде читала, что йоги могут генерировать тета-волны в мозгу, как в условиях сенсорной депривации. Он, ведь, кажется, йогу и преподавал. Или это что-то другое?

С обычной ерундой, прилепившейся на улице или в метро и задержавшейся на подкорке, не направленной, а случайной, «малыш» справлялся сам, просто сортируя и отбрасывая откровенно чужое. То, что совпадало, не мешало. Но какие-то фразы всплывали ночами, на границе между сном и пробуждением, и что-то словно провоцировало на конкретные поступки.

Лида сидела и думала. Она вспоминала свои рецензии, которые оставляла на сайте сочинителей текстов. Всегда попадала в чужую стилистику, если нравился рассказ. Что-то вроде игры, которая заражала, находила в ней отклик, заставляла делать ответный ход. Возможно, неосознанно, подражая, она попадала в чужое мировоззрение. Как обезьянка. Но было ли это мировоззрение ее?


Её страшно поразило то, что она заметила теперь в этой своей игре. Совпадая с интонацией другого, со стилистикой мировоззрения, которое привлекало, и начав, играя, развивать чужие идеи, сохраняя эту стилистику, она будто внушала другому этот новый ход развития мысли как установку, как руководство к действию. Словно, согласившись с чужой мыслью, загипнотизировала и повела за собой. Так гипнотизирует слово? Или это что-то другое?
Свободно ли действие человека в этот момент или им управляют?

Лида замотала головой. Так совсем свихнешься. Все эти мысли, мысли… Может, и они не свои…

В последнее время ей казалось, что в этой расстановке сил, возможно, ею же и придуманной, сама по себе она вряд ли представляла какой-либо интерес, разве что как средство манипулировать кем-то другим, более значительным.

Лида нахмурилась. Всю жизнь она считала, что до нее, в общем-то, никому нет дела, огорчаясь, но не слишком. Но что ее можно натравить как собаку на того, до кого есть дело - в голову не приходило. Что можно оставить в ней установку, как заказ на текст в определенном направлении, и она, как ни крутись, - так или иначе - выполнит. Что можно писать выстраданный текст под чужим воздействием, даже не зная об этом, - до этого додуматься она не могла. Ей казалось - писала честно.

Где она сама, а где воздействие? Ее ли мнение в ее текстах или чей-то заказ? Или для заказчика обязательно быть рядом? Вот вопрос, который многое решил бы. Но она не знала, где узнать.

Может, она все придумала? А действуют простые человеческие чувства, ее чувства: зависть, недовольство собой, неприспособленность. Обычная подкорка. Или болезнь.

Так-то оно так. И она бы с этим согласилась. Если бы его в природе не существовало, этого подонка.
И, значит, он проверял. Своей статьей. Воздействует или нет. На ней.




8

Надо было ехать в библиотеку. Лида в пятницу позвонила Ирине, отвечающей за сайт, сказав, что завезет в субботу работу и заберет новую. Чтоб оставили диск на столе. После лечения рака она здесь почти не бывала. Боялась этого подонка настолько, что поменяла рабочий режим.

В субботу приехала. В комнате тихо, пусто. Компьютеры выключены и молчат. За окном - крыши, церкви, реклама - такой родной и узнаваемый вид Москвы. Всегда вспоминала здесь Булгакова.

Походила по комнате, огляделась, ожидая подвоха. Вроде нет. На столе недоеденный торт. Но есть нельзя. Что он может использовать для воздействия - неизвестно. Хватает средств. И теперь она об этом знала немножко больше.
В прошлый раз на ее монитор он поставил пароль. Обнаружив это, пожала плечами, пересела за другую машину.
Что сегодня?

Включила свой компьютер. На рабочем столе моментально открылось окно. В нем - список файлов. Все названия английские, одно - русское. И оно словно прыгнуло в глаза: СУКА В ТРАНСЕ. Крупно, только заглавными буквами.

Вспомнив, что написала и повесила на сайте Интернета накануне, усмехнулась - действительно, на транс похоже: погружение в анализ, кропотливое вылавливание ассоциаций, нахождение среди них абсолютно точных, установка между ними новых связей, чтоб в обширном разнородном пространстве отношений, образов и текстов рождались новые идеи. И они рождались...

Сочинительство - транс. Симпатичная идея. Вроде многие сюжеты об этом. И стремленье к ритму отсюда. Надо будет потом подумать...

Значит, он ее читает. Прекрасно. Может быть, его корежит, подонка.
Выключила машину, забрала диск и ушла из библиотеки.

9

Сидела дома и размышляла. Перед экраном. Уже не писала. Мечтой унеслась далеко от того, кто как трактор проехал по жизни. И только мысль, что такое спускать нельзя, упрямо возвращала к тексту: надо.

Лида поразилась: опять отвлеклась. Что-то пишет она так, словно борется с встречным потоком, настойчиво его преодолевая. Значит, пора выходить из транса (слово-то как прилепилось), разбираться с его биографией.
Взяв статью, она принялась за работу.

Тридцать лет назад, а сейчас тридцать пять, он увлекся йогой,- то есть, по-видимому, не всей, а ее практической стороной: трансцендентальной медитацией.

Всемогущество живущего в Индии бога, которого он описывает в статье, поразило его больше, чем его чудеса, судя по тексту. Методики им не обсуждаются. А о праве бога воздействовать на других статья буквально кричит. Вот, очевидно, что его больше всего угнетало: не дают воздействовать в этой стране на других, как захочешь.

Болезни и страдания, сопровождавшие процесс духовного перерождения, совершаемый этим индийским богом со своей паствой, по мнению автора статьи, - часть Божественного замысла, усвоение энергии. Какой ценой - неважно. Божественный замысел. Изменение внутреннего состояния человека, манипулирование массовым сознанием, возможность читать в чужих мозгах, как в открытой книге и ясно видеть будущее - все сваливается в одну кучу, и эти «фокусы» (его слово) вызывают у автора восхищение.

Впечатление, что приобщенный йогой к этим фокусам, он и с богом чувствует себя на одной ноге. И объясняя, как следует понимать поступки бога, он словно прокладывает будущее себе.

Бог создает события и меняет судьбы. Он знает лучше. Можно ли в этом сомневаться? «Ну не могут столько достойных людей ошибаться! Или лгать». Сильный аргумент!

Однако, погружаясь в текст, Лида все больше понимала, что и бог тут ни при чем, речь о себе, любимом. О глубине своего проникновения в божественный замысел, о понимании поступков бога, в которые остальные смертные почему-то никак проникнуть не могут, особенно русские. О возможностях, которые открывает знание «фокусов» и вера в бога: «можете фантастически много выиграть». Кто бы сомневался!

И завистливые высказывания о том, что богом быть целесообразней в Индии, где власть не мешает, а считает разумным принимать бога как полезную данность, высокомерные рассуждения о чужой культуре и традициях «невежественных индусов», которых сотни миллионов, и поэтому ими должно управлять, показывая «спектакль».

Странно, но те заключения, которые в устах нормального человека считались бы верхом цинизма, у него в тексте звучали почти как норма. Предложила прочитать мужу – он ничего не заметил. Только сказал, что интересно. Любопытная особенность. Все тот же морок, как в поведении. Автора не разглядеть. Его мораль, точнее аморальность, ускользает от глаз, растворяется в рассуждениях, не задерживая на себе внимания.

Прямо как сверхъестественная способность становиться невидимым, о которой говорят сторонники йоги. Вот и задумаешься, глядя на него: реальна ли такая способность, или это опять отведение глаз, как у мошенников.
Неужели это совершил текст? И он так действует специально?

Поразительно, что личность в тексте отражается настолько полно, что и такие особенности отпечатывает. В том числе способность заморочить голову, не остаться в памяти, не дать себя разглядеть. Или это какие-то приемы, умелое воздействие на читателей?

…Другая страна, другие традиции. С ней-то он зачем в бога играл, с Лидой, у нее за спиной, не предложив, не предупредив? Решил стать богом в России? Тренировался? И ведь сам спрашивал читателя, приглашая возмутиться: "Что в России сделали бы с подобным чудаком: посадили, отправили в дурдом?" Не помешало б.

Господи, кто ж их учит кнопки нажимать, этих мерзавцев, даже не объяснив, что за кнопки они нажимают? Почему у них не возникает даже любопытства разобраться в механизме фокусов? Неужели другие названия известных явлений совершенно освобождают от необходимости их изучать и дают право их безнаказанно использовать, экспериментируя на психике человека? Ведь в культуре того народа, где они появились, по крайней мере, действуют предусмотренные традицией запреты, табу.

Или опять в ней говорит ее наивность, и дело не в том, что он чего-то не знал? «Фокусы» не требуют изучения, они нужны для создания иллюзий, для подчинения своим целям, для манипулирования другими.

«Стоп»,- остановила Лида себя, почувствовав, что опять заводится. Ну, не может быть все так открыто и примитивно. Зачем-то ведь эта статья писалась. Зачем? Надо перечесть.
Вернувшись к началу статьи и вооружившись карандашом, она приступила.



10


Почему-то теперь в статье больше всего обращали на себя ее внимание идеи, отдельные мысли, отдельные словечки и образы, которые она так точно воспроизвела в своем «дневнике», в «Безумии». Эти словечки, словно приклеившись к ней, заменяли ее собственную лексику даже сейчас.

Неприятно было наткнуться на «не ведают, что творят», которое буквально преследовало ее в последние годы - годы работы в отделе. А она и Библию-то целиком никогда не читала, а так… кусками, только для работы: слишком насыщенный и заряженный текст.

Оказалось, выражение «возомнивший себя богом» - тоже из статьи.
И ее сентиментальные сентенции о бескорыстной любви в «дневнике»- навеяны им: «Любое дело может быть посвящено мне»…Лишь бы оно делалось с любовью». («Лишь бы излучал свет»). Почти дословно.

Или она так изменилась за два года болезней, став более жесткой? И не воспринимает теперь ту сентиментальную наивность своей. А ведь, действительно, была наивной и открыто шла на контакт. Все. Больше нет.

В 17 главе «дневника», где она вспоминала, как падали чашки, и кому-то говорила: ладно, ладно, поняла - все содрано из статьи без изменений, вся ситуация, хотя она и не врала о себе. Но, не будь его статьи,… может, и не вспомнила бы о себе такое.

Видимо, довольно типичный жест для многих. Очевидно, это те зацепки, которые позволяют читателю, узнав себя, опереться на текст и приписать себе взгляды, изложенные в нем. А на ней это проверялось. Благо, сама стала писать за собой, вести дневник. Ценный экспонат.

Значит, «укрощение строптивой» все же было. (12 гл.). Но, видимо, здесь занимаются укрощением всех.

Там же, в 17 гл., она писала про «голос любви, постоянный, зовущий, ласковый». Как эмоциональная волна. Если эту волну направить. Или электрическое излучение мозга. Конкретные волны. Если б усилить. Но муж говорит, что такое невозможно. Что от этой идеи давно отказались. Значит, какая-то другая методика. Знать бы о них больше.

А в статье - «шествует Образ любви - так воспринимается этот Бог». Похоже, конечно.

22 гл. ее дневника - о часах, которые у нее все время останавливались. А в статье он рассказывает об уроках бога, который веселится таким способом. Чем дальше - тем больше.

23 гл. - она в «дневнике» упоминает Ницше. Нет. Он не говорит о нем в статье. Он просто подсовывает его своим сотрудникам. Ей подарил. А недавно она опять видела эту желтую книжку в отделе. Сколько их у него? И кто теперь кролик? И какова цель?

48 гл. - о монетках. Тоже уроки бога. "Монетки, монетки, везде монетки возле дома. Копеечные, пяти -…, десяти -… . В углу, у квартиры - рубль… . И рубль - в ботинке, когда собиралась на работу… .

Почему-то вспомнилось, как в детстве шарила глазами возле телефонных будок, когда не хватало на мороженое. Всегда бесполезно".
А представлялась телефонная будка возле ее нынешнего дома. Нестыковка.

Не свое воспоминание: она жила в детдоме. Видимо, гипноз или внушение плохо вплетаются в образную систему человека.

Ну и так далее.
В общем, все ясно.

Теперь понятно, откуда у нее голоса.
Не у него. У нее. Голоса, о которых она постоянно писала в «дневнике». У него только голос бога. Вот и отличие.

Когда вся ее подкорка бросилась в сознание, пользуясь иллюзией сенсорной изоляции - мозг затрещал, началось безумие. Это, судя по всему, ее помещали в нирвану. Возможно, после очередного застолья, которые так любил их отдел. Видимо, чтоб получился результат, типичный для трансцендентальной медитации.

А она-то бедная, почему-то марионеткой себя почувствовала, разрываемой на части. Не прослезилась от благодарности.

Еще бы! Тут и «малыш», и этот гуру, и масса всего другого, прилипшего к «малышу» по жизни - только вспышки зеленые в глазах, давящая боль в голове и висках, мысли, буквально разрывающие мозг на части и невозможность заснуть. Надо будет теперь в «дневнике» отделять «малыша» от всего остального хлама.

В общем, очевидно, что ее толкали в веру в бога. И не только статьей. Любой ценой. Непосредственным общением тоже. Так авторитетно заявляя: «Свечечку поставь - и все пройдет». Видно, после этого проще управлять: не нужно объяснений.

Зачем она ему? Он ведь, похоже, даже сексом не занимается.
И вообще, запах секты (не буквальный запах, а сенсорный, если можно так выразиться, внутреннее ощущение) в комнате, где она работала, с какого-то момента ее просто преследовал. Может, это запах насилия и подчинения?
Осталось выяснить одно - как он это делал, как внушал, как настраивал.

И ведь что поразительно: фактическая сторона того, что он говорил в статье об индийском боге, вызывала к богу глубокую симпатию. Но после столкновения с тем, как действует статья, страшно было доверять своим чувствам.


11

Начав разбираться, Лида не могла остановиться. В «дневнике» она писала о себе, и многое в нем касалось только ее переживаний. Но почему на «дневник» повлияла статья.

Опять же - могли быть просто общие взгляды, общие реакции с другим человеком. Но почему личные переживания и болезненные ощущения отразили статью в «дневнике» как в зеркале, хотя с этой статьей не связанные, - как это можно объяснить? Или сработало подсознание: «малыш», который узнал по воздействию голос, указывал прямо на него. Он ведь и снами показывал то же. Просто она не поняла, не увидала.

Все-таки что-то этот тип использует из йоги. Или из других методик. Просто за руку пока не поймать.

Вспомнила, как вскакивала по ночам записывать в тетрадке слова, которые приснились, почти не открывая глаз, чтоб не исчезли из головы. Для «дневника». А потом удивленно перечитывала их по утрам.

Голос-то казался таким знакомым, а узнать не удавалось. Явно не «малыш».

Можно, конечно, все было свалить на свободную запись ассоциаций и приписать своему подсознанию. Можно. Что она и делала. Но не сейчас.

Статью ведь тогда совершенно забыла (как ему это удалось - целый пласт памяти изъять!). Помнила только то, что была она об индийском боге.

Заглянув в свою тетрадку тех времен, все поняла.
Ночная запись из тетрадки. Голос: «Твое дело - писать рассказы «с мясом» и картинки со стекляшками... Не обсуждая… Здесь только я могу обсуждать, а Вы принимаете к сведению».

Голос автора статьи: если бог наказал - «не смей судить или иметь мнение», «Вы должны богу, ибо Вы часть его, а он Вам - нет». И это голос именно автора статьи, а не описываемого им бога.

Интонации те же - не изменились.

Почему-то тогда ночью она этим не ограничилась и дописала в тетрадке после приказа: «Эмоциональный срез - восхищение, зависть…ненависть». Явно не божественные чувства. И явно ему нужно, чтоб на него пахали. Непонятно только - зачем. Как ее можно использовать? Практически?

Записала, не соображая, еле понятными каракулями. И это спросонок. Видно, «малыш» был начеку - руководил. Разбирался в собственном доме и посторонний хлам кидал на поверхность: "Нужно тебе, Лид, или нет - посмотри". Знал, что рано или поздно может пригодиться.

"Малыш" не обременен установками взрослых, свободен и действует инстинктивно. И он использовал все средства, что имел, чтобы указать ей на того, кто управлял. Это она вовремя не поняла.

...«С мясом» - это ее выражение из письма о рассказах, отправленного подруге. Все копии писем хранила, между прочим, в своих файлах на служебном компьютере. Не получалось отредактировать рассказы, после отделки они становились хуже: «мясо исчезало». Так и появилось определение: «рассказы с мясом».

«Картины со стекляшками» - видно, внутренний перевод «малыша» со зрительного образа: просто карточку с этюда со стеклом подруге послала, не обсуждая.

Хотя… был момент, показывала ему альбом с фотографиями своих работ. Молча посмотрел, вернул. Не похвалил. И тут же перевел разговор на известных знакомых художников, якобы друзей. Чтоб знала свое место?
Что это, методика воздействия или просто качество характера?

Делала открытки для отдела, девчонки восхищались, он только улыбался. Использовал, но не хвалил.
Сделала открытку на него: «Я себя таким не вижу».
Заставила себя через силу показать ему рассказ. Сам ведь пишет – интересно, что скажет. Может, посоветует что-то. «По крайней мере, это честно», - больше не нашел, что сказать.

Где же были раньше ее глаза? Почему она не смогла разобраться в этом человеке.

…Взгляд перескочил на другую корявую ночную запись в тетрадке тех времен: «охрана культа личности». Так она тогда и не смогла себе ее объяснить, эту ночную запись, поэтому и не использовала для второй части.

Никакие ассоциации с ней не возникали. Настолько чужеродна. Видимо, и "малыш" так решил.
Зато сейчас все понятно.

Заглянула в статью. И тут все повторила за ним. Ну что ты будешь делать!
Там с разбивкой, каждое слово отдельно - с новой строчки:

«Культ!

Клинический случай!

Личности!

Только вот осталось установить - личность ли это?
А может сущность? А может явление?»

Да, конечно, если личность - то «клинический случай», а если сущность, явление, - то уж никуда не деться. Культ.

Прямо слышны эти мучительные торги с самим собой: «Ах, как хочется поверить, но боюсь. Вдруг обманут, а там личность?».

А тогда чем он хуже? «Фокусы» он и сам знает.
Вот ведь какая незадача.

И началось преображение в бога. Себя любимого. Ну, точно, клинический случай.
Видимо, с личностями и сущностями он все-таки разобрался.

12

Спустилась в метро, села в поезд. Прямо напротив – реклама. На лакате – фехтовальщица, а под нею - текст: «Она шокирующее хороша в своем стремлении отомстить…». Встала, подошла к дверям и на следующей станции вышла: просто не было спасения от какого-то неизвестного преследователя.





13


…Да, она любит писать картины, сказки, рассказы.
И, возможно, рассказы подтолкнул ее писать именно он, ее начальник. Каким-то способом. Но, безусловно, не без ее внутреннего давнего желания.

Может, просто активизировав подкорку, подсознание. Все ведь в этих методиках, в конечном счете, сводится именно к этому. Но этот же путь ведет и к психическим заболеваниям. Особенно людей эмоциональных и творческих, которые и сами балансируют на этой грани.

Где она, эта грань, - неизвестно: у всех по-разному. Слишком индивидуально. Видимо, как отпечатки пальцев. И поэтому надо быть очень осторожным. Потому что последствия могут быть страшными.

Но страшнее в ее ситуации было другое. Почему кто-то, и это был не ее внутренний голос - не «малыш», который указывал на конкретного человека, считает себя вправе лезть к ней в душу, чтоб решать за нее, что ей делать, чему посвятить жизнь. Внушая, что думает о ее благе. Используя, судя по всему, свои методики.

Но ее возможный суицид его не останавливал, соматические изменения - тоже. То есть на ее жизнь ему было наплевать. Что же ему было нужно?

И он был так настойчив, что она дважды побывала в больницах. Страшно было поверить, что нужно именно это? И исключать нельзя.

…И если бы фактически не удрала из отдела, возможно, попала бы в больницу навсегда. Потому что стоило ей появиться на работе, начался рецидив.

И это после рака. Не остановило. Собственные интересы ему важнее, чем чужая жизнь.

Хорошо, что она научилась узнавать болезнь и бороться. Поначалу она не верила своей интуиции, тому, что угроза отсюда. Боялась даже высказывать вслух подобное. Пока девчонки не подтвердили.

Хотя куда уж больше: психоз и рак. За три неполных года в этом отделе. Да еще после сотрудницы, которая ушла со склерозом глаз.

И ведь, как выяснилось, все видели и понимали, что это связано с ним. При этом все знали, что он давно занимается йогой, что он экстрасенс и целитель. Что он ездит за границу, непонятно, на какие деньги при библиотечных зарплатах, и на какие-то конференции, возможно, не только с этой работы.

Слух прошел, что у него появились деньги на новую квартиру. А их отдел закрылся на ремонт. И все это как раз после того, как она ушла лечить рак.

Но с кем она ни говорила о нем, из тех, кто остался в отделе, никто не воспринимал его серьезно: просто такой человек.

Или это его умение отводить глаза так действует на окружающих? Могут ли быть методики подобного рода?

Значит тот, кто решал ее судьбу, был вовсе не на небесах. Он был рядом. И у него была конкретная цель, и отнюдь не борьба за ее счастье, за ее творчество, как он внушал. Она-то знает, что это он, так как сознание, влияя на чужую психику, оставляет информацию и о себе. Но как доказать другим?

Когда девчонки подтвердили ее сомнения - у нее был шок. Страшно было верить. Не в смысле методик, а в смысле человеческих качеств. Девчонкам этого она объяснить не смогла.

Господи, как подумаешь, что порой творит с человеком вера в собственную избранность - диву даешься! Или опять ее наивность, а все проще - власть и деньги? Значит, надо все-таки разбираться.

13


Итак, какова ситуация, а не ее, Лидины, предположения?
Картинка получалась занятная.

Предыстория. Она, как известно из «дневника», появилась в отделе, словно вся предыдущая жизнь вела ее к этому. Какое-то время работала без постоянного места, садясь за разные компьютеры, пока начальник не решил оставить ее именно в той комнате, где сидел сам.

Условие первое.
Есть отдел, и в нем комната с начальником, где сотрудники занимаются неизвестно чем, т.е. в основном, личным творчеством на компьютере, связанным с изучением программ, Интернетом, выполнением своих студенческих работ здесь же, на рабочих машинах, если они еще учатся. Обязательств у сотрудников никаких, потому что определенного объема заданий нет. Что сделал, то сделал, если вспомнил о работе. Но это только в этой комнате. В остальных занимаются работой на электронную библиотеку. Добросовестно. Правда, откровенной симпатией начальника пользуются именно сотрудники, сидящие здесь. Почему?

Условие второе.
Есть начальник- экстрасенс, физик, йог, целитель, изобретатель. Основное время он не требует выполнения работы. Но норовит любыми средствами, буквально влезая человеку в душу, разбрасывая комплименты, всячески угождая, добиться расположения к себе новичков в такой степени, чтоб они раскрылись, перестали его стесняться, воспринимали как своего парня («не как начальника, а как собеседника») и не оборачивались на него без конца со своего места. Чаще всего и он занимается не библиотечными делами, а личной перепиской, подготовкой собственных книг к изданию, беготней по библиотеке и обхаживанием сотрудников этой комнаты. Почему?




Условие третье.
Есть ничем, с точки зрения здравого смысла, не мотивированная постоянная утечка кадров, свойственная именно этой комнате, где такая замечательная атмосфера и все сотрудники эмоционально восприимчивы, симпатизируют друг другу, образованны, доброжелательны, интеллигентны. Частые застолья, дни рождения. В общем - очень крепкий коллектив. И вроде никто не хочет уходить. Но сотрудники регулярно увольняются и делают это с сильнейшим разочарованием в своем начальнике и недоумением: как они раньше его не разглядели. Причиной их ухода чаще всего бывают неожиданные эмоциональные срывы начальника, когда он вдруг вспоминает о необходимости сотрудников работать на библиотеку и начинает хамски обвинять того или иного претендента на увольнение в отсутствии такой работы. Оскорбленные до глубины души несправедливостью, сотрудники мгновенно подают заявление об уходе, даже не пытаясь разобраться в мотивах поведения начальника. Беспроигрышный вариант. Иногда к претендентам на увольнение, явно нарушая планы начальника, неожиданно присоединяются другие сотрудники, пораженные увиденным. В любом случае, к этому времени интерес начальника, который так активно демонстрировался конкретному сотруднику раньше, заканчивается. Правда, и институты уже заканчиваются сотрудниками-студентами, написавшими дипломные работы на компьютерах отдела. Но это так, попутно. Возможно, чтоб доброе не пропадало. А к новичкам, пришедшим на смену ушедшим, посаженным в той же комнате, начальник проявляет свежий и активный интерес. Те из них, равнодушие которых к начальнику преодолеть не удается, уходят работать в другие комнаты. Почему?


Условие четвертое.
Есть монотонная, однообразная работа с повторением одних и тех же операций. Это работа отдела. Она требует пристального внимания и навевает сон. И периодически ею все-таки занимаются те, кто сидит в одной комнате с начальником. Может ли это быть важным? И почему?


Нет, не получается. Ну, "барский гнев и барская любовь" - типичное свойство многих начальников. Понятно, что девчонки ничего не видят. Но для нее картина не типична. Как это показать? Неужели невозможно? Хотя…



Условие пятое.
Есть столы с компьютерами, за которыми все сотрудники этой комнаты сидят, демонстрируя мониторы своих компьютеров и свои спины начальнику и его заместительнице. Только два их рабочих места - во всеоружии: справа и слева от входа, спинами и боком к стенам, шкафами от прохода, компьютерами - от остальных. Управляй и властвуй!



Как мог преподаватель йоги не слышать о фэн-шуе? Втираясь в доверие, он утверждал, что больше не начальник, а собеседник. Тогда почему так расставлена мебель? Принципы фэн-шуя использованы с точностью до наоборот: чтобы не облегчить работу, а усложнить. Слова начальника говорят об одном, а обстановка в его комнате буквально вопиет: тебе не доверяют, и ты всегда, каждую минуту должен быть под присмотром. И ведь однажды, когда она вернулась из больницы и попросилась работать в другую комнату, он прямо произнес эти слова и отказал. После лечения. После ее объяснений, что с этой комнатой связаны две ее болезни, и она не может здесь находиться. И ведь любой нормальный человек бы согласился. А она опять пропустила это мимо глаз и ушей.

В его отделе, как она теперь понимала, начитавшись книжек, вся обстановка с точки зрения фэн-шуя была не просто плохой, а убийственной для здоровья сотрудников. Нарушался главный принцип: не сидеть лицом к стене, а сидеть так, чтоб видеть входную дверь и все происходящее в комнате.


Можно как угодно относиться к этой традиции, но очевидно, что в современном человеке еще многое сохранилось от того дикаря, который чувствует себя спокойней с защищенной спиной, по крайней мере, там, где есть те, кому он не доверяет. А этот «сенсор», как он себя называл, не придавая этому значения, или лжет, или добивается своих личных целей, наплевав на остальных и их здоровье. В сочетании с теми нестабильными, зависящими только от него и его настроения отношениями с сотрудниками этот фактор по своему воздействию усиливается многократно.

Как может экстрасенс не чувствовать той психологической обстановки, которую создал для сотрудников, если при любой благоприятной возможности он дает понять этим же сотрудникам, что почти читает их мысли? Значит, почему-то эта обстановка была выгодна ему. Наплевать на то, что подряд два сотрудника его отдела заболели, и не начать разбираться…о чем это говорит? О том, что он видел за этим другие причины. Значит, влияла не только обстановка, не только характер, а что-то еще. Значит, фокусы были.





14

Лида вернулась к статье... Была еще одна мысль о способах отведения глаз. "Малыш" последнее время во всех книжках обращал ее внимание на "фокусы… с помощью фокусного восприятия. А она хватала ручку и записывала. Надо же, как вышколил. Но польза была. Если б она и раньше его слушалась...:

"...Достаточно слегка отвлечь внимание - и фокус удался: следите за моей правой рукой, а тем временем я левой вытаскиваю из вашего кармана кошелек". Дик Френсис.

И сразу вспомнилась ситуация, когда она, после длительного перерыва с беготней по больницам, зашла на работу отправить письма через Интернет. Начальник посадил за свой стол (ей не хотелось, и "малыш" уже вовсю орал – но вежливость помешала). И как только она вставила свою дискету в компьютер и погрузилась в работу, начал отвлекать какой-то картой.

Подошел почти вплотную, стал на клавиши нажимать. Мысли смешались, рассыпались, разбежались, еле их потом собрала. На карту ей было наплевать. Но ведь его не пошлешь: пожилой человек. Подождала, пока покажет.

Потом отправила письма, забрала дискету, сунула в сумку, и на время вышла покурить. А когда вернулась домой, оказалось, что в сумке не своя дискета, а чужая. И это несмотря на то, что дискета была жизненно необходима, и она боялась с ней расстаться. И проверяла. Специально перед уходом посмотрела в сумке, не исчезла ли. Не исчезла. Значит, не все предусмотрела. Как могла попасть к ней в сумку чужая дискета? Видно, слишком давно не было от «подопытного кролика» записей.

Сразу вспомнилось - такое бывало и раньше. Все списала тогда на свой склероз. Но условия совпадали буквально: она, сосредоточенная на работе, он с отвлекающей картой, дисгармония в голове и забытая дискета. Все те же фокусы. Что и как делает - непонятно, но делает - факт. И бегающие глазки в понедельник, когда пришла за дискетой.

Фокусы были и в его статье. Но о подобных вещах предупреждали книги. Например, Марининой. Что-то типа: 2х2=4, ты видишь, я тебе не вру, значит, надо верить и другим моим мыслям. И дальше установки, которые уже в силу этого посыла не требуют доказательств. Прямо по статье.

Если говорят, что мозг можно читать как открытую книгу, и демонстрируют при каждом удобном случае чтение мыслей, то рано или поздно поверишь и перестанешь прятать тексты от того, кто читает мысли: он и так все видит.

То же относительно слова экстрасенс. Откуда это желание принимать за чистую монету информацию, если она преподносится в псевдонаучных терминах либо имеет магическую или ритуальную окраску? Ведь очевидно, что экстрасенс использует практические навыки психолога. Зачем тогда эта ложь? Почему надо скрываться за другим названием? Чтоб использовать других и за это не отвечать?

Если человеку говорят уже банальную до дыр фразу, что у него душа не в порядке, нужно не выяснять, что там не в порядке, а бежать сломя голову от того, кому зачем-то понадобилось ковыряться в чужой душе.

Беда в другом. С экстрасенсом было б все ясно. Если пришел на сеанс, это твой выбор. А здесь? Кто же знал, что он в душу полезет со своими фокусами? Не предупреждая. За ее спиной. Набивая до отказа своими приказами.

"Шутки шутками, ... но нелишне было бы вспомнить и о сладкоголосом, соблазнительном пении сирен, которые завлекали глупых и не в меру доверчивых мореплавателей туда, где дело кончалось кораблекрушением и гибелью не в меру доверчивых простофиль". (Дик Френсис).

Вот оно, пение сирен. Для нее. Хотя даже первого экстрасенса, которого она узнала лично, и он претендовал на то, что был в Тибете, муж назвал "вылитый уголовник".

Что же это такое? Ведь предупреждения рассыпаны по всем книгам, но пока сама не столкнешься - не поймешь, не увидишь!



15


Так. Насчет сладкоголосой сирены. Надо вспомнить свои ощущения. Что он был за человек… тогда… для нее… …просто объективно…

Прилипчивый, лезущий в душу, льстящий тип. Окружение от него отвлекало. Бегающие глазки, суетливые движения, резкие, обрывочные фразы. С речью у него вообще были проблемы. «Кто ясно мыслит - ясно излагает». Интересно, может ли такое потребительское отношение к людям быть связано с недоразвитой речью? Или в ней говорит злость? Ну и ладно - имеет право… после двух-то болезней.

Внешних достоинств никаких. Но при этом влезал в душу, вызывал симпатию. Вызывал? Странно, про девчонок и женщин она точно знает, что вызывали… каждая конкретно… и за что. С ним – неясно. Какая-то иллюзия, видимо, …общее отношение… общая атмосфера… и все в целом…вызывало. Только вот что? И не только у нее. У более умных, взрослых, глубоких. Как ему удавалось так заморочить?

И ведь были и у него теплые нотки. Иногда. Когда был доволен. Но чем?

И были свои пристрастия. Но они так быстро менялись. Кроме Лены.
Ладно. Дальше.

Его книги скучны, тексты неинтересны. Ей казалось, уж в этом-то она разбирается.

Хотя, видимо, с текстами надо было быть аккуратней. Помнится, однажды он показывал ей свою сказку для ребенка на ночь С ПСИХОЛОГИЧЕСКИМИ УСТАНОВКАМИ в тонком журнале типа «Литературной учебы». Жалко, плохо слушала тогда. Сказка была скучной. Про физические объекты. А что за установки - она не помнит. Хорошо, хоть факт не забылся. Зато - какой факт!

…Он любил похвастать. Именно потому и показал. Молчать, видно, было невыносимо. Столько заслуг, а никто не знает. Но чтоб рассказать о своих достижениях, надо было говорить о том, о чем, видимо, говорить было нельзя. И показывать тоже. Получались лишь полунамеки.

Говорил об обилии текстов. Своих. Казалось бы - покажи, раз такой сочинитель. Но нет. За все время она видела только четыре, в памяти - ни одного. И это их свойство. Оценивала она их, как сейчас понимает, не так. Потом и Настя ей скажет, что читала его сказки, но почему-то не помнит. Ни одной.

Его внутренняя сущность?…Что-то среднее между человеком в футляре и классическим образом вынюхивающего шпика.. Абракадабр…
Уже похоже. Не курил, но выходил с ними в курилку. Стоял, вынюхивал. Догадались или нет? И можно ли использовать дальше? Хотя потом закурил. Когда стало нужно.

Любитель выпить. Может, и это морок? Просто для отведения глаз, чтоб собеседник расслабился? Как у одного из героев Фрая. А может, и нет. У алкоголика - психика подонка.

И внутри - пустота. Когда уходила сотрудница со склерозом глаз и разговаривала с ним, а Лида стояла рядом – почувствовала: от него словно повеяло как из открытой двери. В нем была только досада, что та до сих пор не ушла. И пустота, равнодушие. Вакуум. Никакого сочувствия. Как у Саймака в «Почти как люди» из черной дыры чужого мира: нас интересуют только наши интересы любой ценой.

А ведь его сотрудница. Пять лет вместе. И столько было сказано ей комплиментов. Раньше. Пока была нужна. Для чего?

Что еще? Есть дочь. Зять - бывший военный, и он теперь тоже в библиотеке. Его начальник. Сам перетащил. И два приятеля с ним – тоже из бывших военных. Все говорил про них: вот настоящие мужики.


16


Одно за другое…
Вспомнились еще какие-то мелочи, эпизоды, говорящие о нем лучше, чем все остальное.

Встретилась с ним однажды в дверях, возвратившись после больницы, где поставили диагноз. Внутри - испуг. Не пришла еще в себя после потрясения. Брякнула: «У меня - рак».
«Знавал я женщин и после рака». Не сразу поняла, что к чему. Подумала - хочет успокоить. Спросила: «Значит, это не так страшно?». Потом увидела, прям по лицу, как он возвращается в ее реальность из своего довольства собой, и сказать ему нечего: не его проблема. Даже не равнодушие - пустота. Но мысли, которые возникли у него при слове «рак», - это что-то.

Еще одна странная история с его последней женитьбой. Он ей очень гордился. Почему-то Лиде она напоминала один абзац из его статьи, где произносилась мантра от имени бога человеком, который чувствует его внутри.

Какое-то время, в самом начале их знакомства, когда он еще не так закрывался, у нее все время было ощущение, что ее начальник совершает некоторые поступки, прислушиваясь к себе, как не к себе, а к богу. И к другим, как к богу.

И тут же вспомнила… Это есть в ее дневнике, в 59 гл., написанной, видимо, тоже под его воздействием…

…А, черт… Значит, и здесь было его влияние. Но крыша от этого конкретного ехала совсем капитально, сильнее, чем от чего-то другого. Можно даже не искать иных проявлений.

И ведь объяснение какое роскошное: если есть голос - значит, это бог. На воротах психушек надо написать крупными буквами. Не больные, мол. Бог проклюнулся.

Все-таки безумие заразно. Не мудрено, что она в конечном счете сама рванула в Ганнушкина, после таких-то иллюзий и установок…Да…Только руками развести…

…Ну так вот. Познакомился он с женщиной. У нее были какие-то житейские проблемы, и, видно, бог ему внутри сказал: надо помочь, женись. Так что вы думаете: женился. Типа: не по любви - по долгу, для добра. И с гордостью рассказывал об этом девчонкам отдела и ей в том числе.

Лида по наивности брякнула: «А как же секс?». Молчаливое предложение проникнуться величием поступка. Не дошло. Повторила вопрос. Вроде он, в качестве собеседника, позволял спрашивать себя о чем угодно. Было непонятно: ну, ладно, он, а как же она, облагодетельствованная, тоже должна в койку неизвестно с кем? Или они без секса? Но речь не шла о фиктивном браке. Так и не ответил.

Но таким елеем повеяло. Вылитый Тартюф. И здесь не услышала своих предупреждений. А ведь сходство мотивов очевидно: и в браке под видом благого дела желание управлять тем, кто должен быть благодарен. Морок? Или она дура бестолковая?




17

Был и еще один странный сюжет. Труднообъяснимый. В тот период, когда она уже была депрессивной. И реагировала на все. Словно все органы чувств обострились и работали на пределе.

Она вернулась из курилки и села за компьютер. В голове - шум, хаос, сумрак, мозги разъезжались. И вдруг началось давление на голову... Какое-то глухое и безнадежное, тупое и неотвратимое… Словно с двух сторон на виски и на затылок… Сплющивало. И все усиливалось. Как в «Пятом элементе», когда под воздействием абсолютного зла - кровь по лбу персонажа. И явно откуда-то сзади. Но головы не повернуть. И темнота. Еще немного…

Не стала ждать… Не выключая компьютер, схватила сумку, и не прощаясь, среди бела дня… вылетела в коридор и понеслась домой.

Хоть бы кто на следующий день спросил, что с ней было. Как будто так и надо. И это при том, что ее стол стоит прямо перед столом его зама, а она сидит - прям перед ее носом. Но та не поинтересовалась. То ли знает все, то ли отвели глаза. Ничего себе работка.

Сложно, конечно, относить это к числу его злодеяний, но ее поразила по точности ощущений метафора сотрудницы, ушедшей со склерозом глаз, когда та рассказывала девчонкам о своих взаимоотношениях с начальником перед увольнением: «Он меня выдавливает отсюда». Лида испытала тогда, в панике убегая, абсолютно это чувство. Причем, откуда давление - для нее не было вопросом. Несмотря на то, что она все валила на свою болезнь.

 Впрочем, что-то похожее он когда-то рассказывал. Мол, где-то участвовал в эксперименте, когда силой мысли надо было двинуть стрелки на приборе. В каком-то учреждении. Он и еще какой-то очень умный молодой человек. Двинули. Оба.
Для чего говорил? Убедить в своих силах? Внушить уверенность в них? Или проболтался, не подумав? Как всегда после застолья.


18


Лида сидела и вспоминала. Как он это делал? Нет. Все-таки не электрическое излучение мозга. Муж прав. Этого не может быть. И услышала она об излучении от этого подонка. А уж потом прочла у Годфруа. Книжка лежала на столе возле нее как специально. Хотя вроде бы так же случайно, как раньше лежал Ницше. И она полезла в нужный раздел. Неужели и здесь руководил?

Книга объяснила и многое другое. О подкорке, о пороге восприятия, о возможности его поднять и нашпиговать под завязку подкорку... Тут же ушла в абонемент за таким же учебником, получила и утащила домой разбираться.

И вроде становилось понятно, что такое возможно. Без всякого бога. Фокусы сознания, восприятия и воздействия. Но по-прежнему оставался открытым один и тот же вопрос: как? Как воздействовать совсем незаметно?


Сейчас в его поведении Лиде было подозрительно все. Она внимательно рассматривала свои воспоминания, цепляясь к каждой детали. Если не получится набрать прямых улик, может, косвенные что-то прояснят.

Для чего рассказывал? Может, как в статье, чтоб отвести глаза? Чтоб не замечала чего-то другого? Значит, надо искать другое. Во всяком случае, эта информация из одних уст, и не из тех, которым можно доверять, а технических знаний, чтоб ее проверить, у нее нет. И идея такая заманчивая... Неважно. Сейчас ей этого не узнать. Возможности не те.
Придется эту версию отбросить. Хотя... после рака отдел сразу закрылся на ремонт, как роддом на чистку... Неужели опять совпадения? А потом в отделе появился еще один шкаф, и, словно для надежности, отделил от начальника его заместительницу…видимо, чтоб она не подпадала под его сверхчеловеческую силу воздействия, когда он тренируется на других. Дурдом!


Почему-то вспомнилось, как настойчиво ее пытались и Дашка, и Лена оттащить от книг тогда, в состоянии безумия, ("совсем крыша уедет"). А у нее было ощущение, словно он руководил их словами. И когда молчал, и даже без него. И не первый раз она замечала за собой это чувство. Неужели такое возможно? Хотя,… что в этом невозможного? Театр одного актера. Распространение своих эмоций на других, умение заразить. Но как? Легко. Здесь пошептался, там – пару значительных рассуждений со ссылкой на свой опыт, и результат: вроде никто ничего не знал, не видел, но сочувственные взгляды - кругом, хотя ничего не произносилось вслух.

«Мастер намеков». Приятно, наверно, считать себя все понимающими. Только Дашка-болтушка не смогла сдержать апломба, ляпнула в курилке, что надо лечиться, и тут же словно испарилась - ушла почему-то срочно домой. Лида не успела даже расспросить, почему лечиться. Значит, разговоры о ней он заводил.

О болезни тогда вслух не было еще сказано ни слова. Видимо, ее направляли, создавали стереотип, чтоб сама поверила, что больна. И, действительно, потом в клинику сама побежала. Чья же это была идея?

Разговаривая как-то с недовольным мужем еще в то время, после появления на сайте, сказала: «Какие проблемы. Надоем, отдашь в психушку - и все дела». И тот ведущий на телеэкране в своей следующей же программе словно эхо повторил: «Какие проблемы?» Оказалось: для него, действительно, нет никаких проблем, с его-то возможностями. «Психушка» стала реальностью.

Значит, главные приемы - наводить иллюзии, создавать стереотипы, отводить глаза, держать в неопределенности и разводить людей. Чтоб без объяснений.

Где-то это уже было… что-то она видела такое раньше… Вот только где?



19

Можно ли внушить другому человеку боязнь разбираться в собственных мыслях, говорить о том, что случилось? Или это ее личный страх из детства. Бесконечные запреты и табу, которые так трудно преодолевать. Она так и считала, сейчас искренне удивляясь, почему так долго молчала о том, что происходит. Почему не сделала такой естественный шаг, не поговорила с ним. Ведь так хотелось.

Не могла. Возродились все детские комплексы. Все табу и запреты. С новой силой. Затыкали рот. Почему?
Все эти происходящие в сознании и поведении моменты, их не только уловить, определить тогда было невозможно. Лишь сейчас она понимала, что спасло ее то, что она продолжала писать.

Восемь месяцев до больницы она чувствовала свою постоянную связь с кем-то всеведущим и давящим. И начальник определенно занимал свое особое место в этой паутине, словно жил в ее голове, а снаружи подсказывал, что нужно делать, какие выполнять задания. Надо было просто идти к нему разбираться, задавать вопросы, объясняться. Но как только доходило до дела - рот не открывался, было стыдно признаться в простых вещах, говорить неудобно и некстати. Да и он, словно чувствовал, давал понять, что ему некогда, а потом просто уезжал. В общем, всегда находились причины, которые и причинами нельзя было назвать, но разговор так ни разу не состоялся.

Хотя, что там было стыдного? И это было странно. Он всегда демонстрировал, что все понимает, что очень чуткий. И мысли читает. А тут - словно ничего не замечал, ничего не видел, словно избегал, исчезал, увиливал. А она чувствовала, что он в курсе. Хотя подобраться к нему не удавалось. Моментально испарялся.

То же происходило, если она решалась поговорить с кем-нибудь другим. Если дома, то словно пространство вокруг нее расчищалось и внезапно пустело. Причем в самые тяжелые моменты. Муж неожиданно уезжал в командировку, дети - на дачу, подруга - в отпуск. И смутное чувство силовых расходящихся линий. Словно видишь их боковым зрением, непроизвольно. И какой-то тягучий вздох, протяжное «А-а-а-аххххх». В голове.

Пустота. Почти сенсорная изоляция.
Или вдруг возникали семейные проблемы, угроза развода – и становилось не до разговоров.
И тут пустота.
Так повторялось несколько раз.
Почему?


20


Вернувшись к «условиям работы», Лида решила проверить свой вывод о том, как он складывал со своими сотрудниками отношения во время работы.

Условие первое-второе.

У сотрудника нет желания работать, когда нет стимула (маленькая зарплата, неинтересная работа, нет четкого объема и сроков). Когда между стимулом и работой нет связи, то объективный регулятор прав и обязанностей тоже исчезает. Начальник, который не настаивает на выполнении работы, становится этим регулятором сам, создавая зависимость сотрудника от своего настроения. Такие отношения - главное условие для произвола, воздействия и подчинения.

Эту ситуацию можно создать искусственно, но попадают в нее не все. И это блестящая возможность манипулировать теми, кто попался, управляя их эмоциональным состоянием.
Похоже на сенсорную изоляцию. Нет стимула, нет регулятора - точки опоры рушатся. Подобные условия могут создавать начальники, для которых власть над сотрудником важнее работы, которую он должен выполнять. Начинается хаос.
В данном случае - произвол и беззаконие.



Условие третье-четвертое.

Во время освоения нового повышается эмоциональное возбуждение, что естественно.

Сначала поощряя сотрудника предоставлением новой техники, похвалами, нетребовательностью к основным обязанностям, можно позднее создавать у него эмоциональные перепады вплоть до шока, стресса, обвиняя, якобы "под горячую руку", в безделье. Такое давление сильнее действует на творческих, интеллигентных, воспитанных и обязательных людей, болезненно реагирующих на несправедливость, не способных на хамство и "неблагодарность", и, вероятно поэтому, более эмоционально, а значит и гипнотически восприимчивых, чем другие.

Решив, что если начальник не возражает, а одобряет, значит, нужно и то, что они делают, сотрудники обрекают себя на зависимость от него, а не от выполнения работы. Подобная зависимость дает начальнику власть над ними и возможность манипулировать ими, лишая возможности предъявлять какие бы то ни было обвинения. Такого начальника не обвинишь в самодурстве, что бы он ни делал.

Экспериментировать на ничего не подозревающих людях - "гениальная" идея. Но какой же надо быть нелюдью, чтобы делать это не только незаметно, но еще и прикидываясь их другом.

21

Лида знала, что пострадала не она одна.
"Эмоции, как известно, вызывают возбуждение и повышенную активность огромного количества мозговых структур, мгновенно, подобно буре, вовлекая в интенсивную деятельность многие органы и системы. Эта буря иногда безжалостно обрушивается на сердечно-сосудистую и другие системы организма, являясь причиной заболеваний". (М.Семенов. "Эмоции и сердце").

Немудрено, что эмоции, которые испытывала сотрудница с двумя высшими образованиями и кандидатской диссертацией, ежедневно подвергаясь неожиданным придиркам начальника, тем самым обвиняющим ее в плохой работе, довели ее до стресса, и она не выдержала. Воспитанная, тактичная женщина, она была не способна ответить на хамство или про эту хамство забыть. А ей
всячески внушалось, что она не может, не тянет, не разбирается в простых вещах. Внушалось на глазах коллектива, что было особенно болезненно, с привлечением внимания этого коллектива, с умелым созданием иллюзии такого же общего мнения этого коллектива. Демонстрировать недовольство, когда ему надо, это он умел, накануне задушевно поделившись этой проблемой с остальными поодиночке или вместе.

Результат - она заболела склерозом глаз и была вынуждена уволиться.

Это как при сенсорной изоляции. Нет стимула – значит, нет самоконтроля и контроля над другими: кратковременное полное разрегурирование организма.
Нет четких производственных задач - зависимость от самодура-начальника. Нет обязанностей - нет прав, которыми они наделяют, освобождая от самодура. Нельзя обвинить начальника в хамстве и несправедливости: не те отношения.

Зато есть атмосфера постоянной эмоциональной нестабильности и зависимости, в которой легче манипулировать людьми тем, для кого власть над человеком в том или ином виде важнее производственных результатов.

Возникают стрессовые ситуации. Собственные представления о своей значимости у сотрудников рушатся потому, что проверить их нечем: нет четких рабочих отношений, освобождающих от зависимости от кого бы то ни было.

Происходит самое страшное для человека - потеря лица. Сильнейший удар по психике, как считает Карен Хорни. Людей с сильной эмоциональной восприимчивостью это может привести к психическим заболеваниям и соматическим изменениям.




22



«Все, пора ей звонить, уточнять насчет диагноза», - решила Лида, неуверенная насчет «склероза глаз», и вечером позвонила. Ольга Алексеевна уже слышала про Лидины проблемы, хотя они и возникли уже после ее увольнения. Встретиться она не могла: простудилась, сидела дома. Лида решила все узнать по телефону.

Проболтали час, наверно, и в основном все о нем, о начальнике. Видно, и здесь это было болевшее и не заживавшее место. Ольга Алексеевна сразу же сказала, что уже устроилась на другую работу, делает то же самое, что и раньше, но здесь ей за это благодарны. «Как же так?- спросила Лида, чтоб заговорить о начальнике. «Видно, власть в голову ударила, как стал начальником. Я ведь его давно знаю». И Лида попросила рассказать ей все, что она знает.

Познакомились они еще до дефолта на занятиях йогой. Он жил в Москве совсем недавно и этим зарабатывал на жизнь. «Значит, с йогой все правда», - отметила Лида.
Кто-то из таких же, как Ольга Алексеевна, учеников помог ему пробить в библиотеке комнатушку для этих занятий. А другой кто-то помог стать сторожем при библиотеке. Если Лида все правильно поняла из этих объяснений. Слушала, волнуясь.

Ольга Алексеевна тоже вдруг начала горячиться: обида не заживала. Больше всего ее возмущала неблагодарность.
«Понимаешь, Лид, после дефолта ему не на что практически было жить. Обычные ученики испарились. Кто ж будет развлекаться, когда на еду не хватает. И я рекламировала его среди своих знакомых, среди обеспеченных людей вроде новых русских и таскала к нему учеников. И у нас были очень хорошие отношения. А он оказался просто другим человеком. Или это должность так развращает?»

Лида слушала, задавала вопросы и все надеялась услышать про давление или гипноз. Нет. Объяснения были из этой реальности: просто подлый, плохой человек. Не тем казался. И ведь в отдел он ее сам пригласил. И столько было комплиментов, дифирамбов.

«Ну, еще бы. Два образования верхних и диссертация. К тому же по химии. И дочь во Франции с научной работой. И переписка с ней через Интернет. На служебном мониторе. Что-нибудь да пригодится. Не мозги, так тексты», - размышляла Лида про себя, слушая Ольгу Алексеевну.

Только раз у той сорвались, проскочили неожиданные слова. Когда Ольга Алексеевна услышала, что после рака Лида все еще работает в библиотеке, она разволновалась: «Беги оттуда. Плюнь на все и беги. Я ушла, и мне сразу полегчало. И сейчас ту программу, за которую он меня гнобил, я прекрасно преподаю на новой работе». Даже то, что Лида работает дома для отдела, не появляясь в библиотеке, ее не убедило: «Уходи. Не надо оставаться. Он очень плохой человек».

«Гнобил». Вот, пожалуй. Самое точное слово. Именно «гнобил» и утверждался за чужой счет. Но только ли это?

Лида спросила про болезнь. Да. Склероз глаз. Все еще лечит. Не прошел. Видимо, навсегда. Просто с компьютером теперь работать надо осторожно, беречь глаза.
И еще раз, настойчиво: «Уходи».

22

Лида положила трубку. Задумалась. Хоть и не так, как хотелось, все равно что-то прояснялось. Мысль перескочила на сотрудников отдела. Сколько их осталось в их комнате к моменту ее рака? Очень мало. Кто еще ушел? Да, почти все. А ведь даже на ее памяти не прошло и три года…И Аришка…

…Это естественно, наверно, особенно для женщин, что народ в отделе как-то разбивался на пары, на приятелей и приятельниц. Вместе ходили в курилку или на обеды.

Получилась и у нее своя пара: Аришка. Лиду сразу к ней потянуло. Очень спокойная и рассудительная. Моложе Лиды и красавица. Стройная высокая брюнетка с правильными и яркими чертами лица. Умница. Будущий психолог. Уже была замужем. Подрастала школьница-дочь.

Кажется, больше Лида никогда не встречала человека, у которого внешность настолько соответствовала бы внутреннему содержанию. То, что было красиво и благородно снаружи, оказалось благородно и внутри. Кем-то она приходилась его заместителю Лене, какой-то родней. Так и попала в библиотеку. И тоже, как Ольга Алексеевна, довольно давно, почти с возникновения отдела. Но, заканчивая факультет, решила сменить работу.

А ей, Лиде, в курилке, перед уходом, как только речь заходила о нем, о начальнике, все время почему-то твердила: «Лида, он очень плохой человек». Как будто что-то узнала о нем и страшно удивилась. Но обвинить не могла… бездоказательно. И причин, видно, очевидных не было. А она была очень тактична.

И вот что было странно.
Аришка не скрывала своего отношения к начальнику, хотя и не выставляла, не демонстрировала. Вообще была очень воспитана и деликатна. А он постоянно крутился рядом. Перед ее уходом. Вылезал в курилку, хотя не курил. Обращался к ней с какими-то вопросами, справками, льстивыми замечаниями. Словно что-то хотел разнюхать. Или нет? Установка забыть?

И видно слегка ее доставал. Ей было неприятно. Она словно отстраняла, отодвигала, держала на расстоянии его своими ответами, их интонацией. А он все равно возле нее крутился. До самого ухода. Воспитанность, блин. Не отобьешься.


Лиде все казалось (вот дура наивная), что он всех их так любит, что не может расстаться с каждой. Так она Аришке и объясняла, когда та удивлялась: чего ему надо?
Но Аришка только головой мотала: «Плохой человек».
Так и ушла. В этом убеждении.




23

Залез вор в квартиру. Вынес все, что считал ценным. А напоследок оставил записку: «Боже, какая грязная, неухоженная квартира. Ну, просто сарай. Мое эстетическое чувство страдает. Даже воровать противно».

Хозяева обиженно:
- Как будто его приглашали в этот сарай. Подумать только: c таким эстетическим чувством – и на такой работе. Предупредил бы. И квартиру отмыли бы добела, и наряд милиции вызвали.

Написала во время болезни. Думала тогда, что пишет про ведущего, который, казалось, смотрит на нее и ее квартиру с экрана, словно тот двусторонний, и обсуждает в своей передаче. Оказалось, про начальника. Видимо, «малыш» надиктовал.







24

Каждый раз вопросы. Все новые и новые. Но один возвращался постоянно: вдруг насчет него она ошиблась? Что он делал: давал мантры, открывал чакры, чинил душу, то есть хотел, как лучше? Может, он помогал? Анонимно? Защищая от кого-то ее?

Но была статья. И она висела в Интернете. И ее не изменить. Рукописи не горят. Как не изменить тот образ, что проступал сквозь слова статьи. И тогда она права. Такой способен на все. Остальное - завеса. Отведение глаз. А нужно совсем другое.

И «малыш»…Он все время твердил одно: «То, что скрывается - ложь». С ним не поспоришь.
Восемь месяцев под прессом, под колпаком, под давлением, навязывающим установки, поступки, взгляды. Или больше?...А знает она о восьми?...

Вот уж точно, словно подушка убийцы, не дающего глотнуть свежего воздуха, всплыть на поверхность, передохнуть. Он как будто поселился в ней, связь была нерасторжимой. Что это было? Гипноз? Говорят, гипноз невозможен без согласия жертвы. Почему же это стало возможно с ней? И механизм совершенно непонятен. Как доказать другим то, что не нужно доказывать себе?

Логики, конечно, никакой. Мало ли мерзавцев, не все виноваты в ее несчастьях. Но как посыл для дальнейших выводов годится.




25


Той зимой, когда все это на нее свалилось, и было не до наблюдений, в памяти оставались мелочи от ощущений, которые даже в том ее болезненном мире невозможно было увязать ни с чем.

Натянула дома холст на подрамник, одна, мужа не было. А потом возникло ощущение, что за ней наблюдают чьи-то глаза. И «малыш» словно что-то хотел сказать, но не мог. На следующий день в библиотеке, когда читала Баха, где герой ремонтировал самолет, - почему-то ее обдала волна похвалы. Понять не могла, что это. И по поводу чего. Словно поиски словесного аналога. Поняла только вечером дома, за книжкой, где опять описывалась какая-то техническая операция.

Это ее хвалили. С огромным трудом, но поняла. Ассоциации были слишком притянутыми за уши. Конечно, она ведь не читает книжки о том, как натягивать холст на подрамник. Значит, должна уметь читать иносказания. А то слов не хватает. Кому? Малышу? Или все-таки возможно излучение? Но даже если так, кто его направляет?

И все-таки это было странно. Стоило ей связать подрамник и то чувство, как «малыш» словно успокоился: точный аналог найден.
Но ведь он всегда знал, что она умеет это делать, и хвалить бы ее не стал. Кто тогда хвалил? И почему «малыш» его понимает? Механизм совершенно не понятен.

Интересно, как работает гипноз внутри человека? Позволяет ему что-то чувствовать или только заставляет выполнять? Почему-то у нее было чувство, что на нее смотрят, и она чувствует не только взгляды, но и реакцию наблюдателей на ее поступки, поведение.



26

Механизм не понятен, но чтоб понять и разобраться, приходилось вспоминать снова и снова.

И Лида вспоминала тот безумный период, вспоминала какими-то кусками, урывками, вспышками, нарушавшими серый однообразный морок погруженного в себя больного сознания. В этом мороке страшных будней она словно сквозь туман наблюдала приходящих к начальнику чужих людей. Только ежилась стеклянными мурашками спина.

Словно бесконечная череда «посвященных». Слово из ее сна, но очень подходит к тем ее ощущениям.

Попадались среди них и священники. О чем-то они шушукались в его углу, а он окликал ее, подзывал, представлял, угощал, отпускал, и она возвращалась на место.

Как в тумане шла и возвращалась. А малыш все время дразнил, ехидно ухмыляясь: «По улице слона водили, как видно, напоказ»... И будто не сам, а отголосками их впечатлений. И все без открытых объяснений, без слов… В гулкой ватной тишине ее головы с хлопающими ушами..

И она… с напряженной спиной, вздрагивающей от неожиданных прикосновений к ее волосам, спине, руке - неудобно выдирать и отстраняться. Все та же привычная вежливость. А он что-то произносил, словно считывал мысли, отходил…, но не отпускал, держал на поводке, постоянно демонстрируя нерушимую связь их сознаний. И была у него странная привычка целовать ей руку. Сам брал, сам целовал. «После того, как чего-то добился», - добавлял ехидно малыш. И она с ним соглашалась. Рука была мертвой, но это уже не имело значения. Плохо было потом.
Как рассказать про эту невидимую связь? Что это было? Гипноз? Или внушение?

Единственная ошибка - не соотносила она это с ним, с самозваным наставником, с новоявленным гуру. Все оглядывалась, пытаясь понять, кто преследует, Всемогущего изображает.

А он все время был рядом, практически не отходил.
Когда сидела за монитором, с облегчением выполняя тупую механическую работу, неслышно подкрадывался и говорил почти на ухо: "Видишь, как хорошо ни о чем не думать".

За общим столом, обсуждая новую технику и перспективы отдела, тихонечко в ее сторону: "Это все благодаря тебе".
А, приехав из Австралии, в которой не мог же знать, что в ее душе происходит, что ей было плохо: «Мы молились за тебя, чтоб тебе стало лучше». «Значит, Лена, заместитель, сказала про разговор о враче», - решила она тогда. Но Лену не спросила. Почему-то боялась. Чего? Того, что та не говорила? Наверно. Порочный круг.

И, как только она закрывала глаза, ей все время почему-то виделись какие-то гуру, в одеждах вроде халатов, в какой-то не то Индии, не то Австралии… нет, не молятся, собираются кучками и о чем-то говорят. Словно масонский орден. Или лагерь для своих. А однажды и лагерь приснился. Телепатов. Не гуру…

И опять он, как стервятник, закружил вокруг нее… Но поговорить с ним прямо никак не удавалось…Как он это делал?

…Рак был ерундой. Пока нет боли, там только слово пугает. Все остальное-физиология, можно выдержать, включая химию, лучи и операцию. Тем более - после такого…Но то, что он делал с ней до рака…Словно по всем кругам ада протащилась, буквально, по Данте, и с трудом возвратилась. Он что, сам не понимал механизма? Только пробовал и наблюдал? Или его это не волновало?

Какой организм выдержит бесконечную депрессию, апатию, страх и вину. С постоянным выворачиванием себя наизнанку, с презрением к себе и своим поступкам, причем всем, без исключения. С невозможностью видеть радость в жизни, без надежды стать снова такой, как была.

Рак выдернул ее из этой атмосферы. И вроде она стала приходить в себя, но не связала два этих факта. Пока после рака не пришлось выдирать себя самой. А он, словно отряхнувшись, только бросил в ее сторону фразу небрежно: «Хотелось как лучше…». Чтоб опять отвести глаза… Уверенный, что не поймать.

Почему с ней такое оказалось возможно? Четких взглядов и принципов не было? Можно играть? Мечты, надежды, вера в чудо провоцируют на обман?
Или ему неважно, кто? Но ловятся именно такие.




27

Информации не хватало - надо было выходить на людей. Зато воспоминания полезли наружу, ну, просто толпой. Как будто, наконец, им разрешили. И надо было их все проверять. Спокойно и отстраненно. Закреплялась ее мысль о его злодействе. А это было неправильно. Ненормально. Из другой реальности. А ведь причины могли быть самыми банальными, самыми мелкими.

Разбалансированная психика похожа на маятник. Оценивает ситуацию по законам той реальности, в которую качнется. Либо будет преувеличивать, превращая эгоиста в монстра, либо назовет его «просто такой человек». Пока маятник качается, система представлений о мире и людях все время меняется, включая в себя в качестве злодеев и тех, кто знал, но молчал. И это было самое трудное: сдерживать себя, не думать о девчонках плохо.

«Все-таки придется встречаться с Аришкой», - созрело, наконец, решение в ее голове.
Может, и к лучшему. Так беспокоить, без повода, вроде неудобно: у всех своя жизнь. А с поводом - можно встретиться. Какие все-таки женщины были в отделе! Как она по ним скучает!

Заставила себя позвонить. Внутри все почему-то сопротивлялось, как доходило до дела. Переборола. С третьей попытки удалось. Что ж за характер такой? Неужели детдом?

…Встретились с Аришкой в метро, чтоб посидеть в кафе.
Совсем не изменилась. Такая же умница и красавица. Работает не по профессии, но, видно, психолог - это в крови. Просто распространяет покой.

В кафе не пошли: много народу. Пошли гулять. Лида как раскрыла рот - так ее понесло. Шел снег, и было довольно холодно. Но Лиду колотило не от него. «Аришка в длинной шубе, и можно за нее не бояться», - заметила Лида, не прекращая болтать и впитывая реакцию Аришки. Та внимательно слушала, что-то переспрашивала, чему-то удивлялась, иногда согласно покачивала головой.

Лида уже не только рассказывала, но и что-то объясняла, как поняла сама из учебника психологии, из которого теперь не вылезала. Иногда спрашивала Аришку, что возможно, а что нет. И по привычке после клиники Ганнушкина и нынешних реакций мужа на ее разговоры все извинялась: «Возможно, это шизофренический бред, но…». И возбужденно продолжала изливать все свои мысли и выводы, ссылаясь на книги и ощущения.

Все-таки они замерзли. Приблизительно через час. Как раз наткнулись на кафе. Другое. И решили войти.
Лида основной пар спустила. Стало легче. Дальше можно было, не спеша, выяснять детали, подробности. Задавать вопросы. Спрашивать то, ради чего позвонила.

Аришка, миротворец, все хотела, чтоб она сменила позицию: «Я думаю, он не хотел плохого. Он хотел сделать лучше, помочь. Просто на этот раз не получилось. Забудь. Тебе нужно думать о другом. Выбираться. И хорошо б, когда-нибудь потом, ты с ним смогла поговорить об этом».
«А что он, собственно, может делать?» - вспомнила Лида о главном.
Выяснилось, что он все-таки целитель.

-Я до библиотеки очень мучалась от аллергии, - рассказала Аришка.- Всю жизнь. А он, узнав, мне сказал: «Хочешь - вылечу?». И вылечил.
-Как?
-Встал позади меня, поводил руками вокруг головы, и все прошло на следующий день. А в тот же день было очень плохо. До рвоты. Но это было в последний раз. Больше меня аллергия не мучала,- закончила Аришка.

Лида и раньше слышала подобные рассказы. Но только от него. Как он лечил от психоза на пару с другим лекарем какую-то женщину, склонную к суициду. Вот только не помнит она, вылечили они ее или нет. Кажется, и выражение «фокусное восприятие» она в первый раз услышала именно тогда, в связи с рассказом об этой женщине. Потом еще где-то прочитала.

Значит, все-таки да. Какие-то навыки у него есть. И «фокусами» он владеет. Методиками. И это не ее, Лидины, домыслы.
Только какими?

Расстались с Аришкой, решив теперь иногда встречаться.






28




Совсем уж решила идти получать книгу про йогов, но притормозила.

Аришка - психолог, и вместе с ней их в отделе было четыре человека, получающих то же образование. И именно эти четыре человека относились к начальнику не как остальные. Настороженно или с неприязнью.

Остальные могли восхищаться, могли быть равнодушны. Не было необходимости разбираться, что за человек.
Неужели подобный навык у психологов появляется прямо в начале обучения?

Лида вспомнила, как Аришка говорила в кафе удивленно: «Знаешь, мне все время казалось, что он меня боится и как бы все время обходит стороной. И я прямо чувствовала свои силы в этот момент. И мне часто было его жалко, потому что он все время попадал в нелепые, какие-то дурацкие ситуации. Только начнет что-то нехорошее говорить о другом человеке, а другой, оказывается, сзади стоит. Конфуз. Как из него выбираться?»

Почему-то в Лиде теперь это жалость не пробуждало. Очевидно, в остальных психологах тоже. Несколько таких ситуаций она помнила и сама. Надо же, не придавала значения.

Все психологи из отдела ушли, закончив институты, но не так, как Аришка. Традиционным способом. С его подачи. Предварительно, конечно, защитив дипломы. И почти все одновременно. Что-нибудь узнать бы про них.

С теми, кто в отделе, говорить бесполезно - они под присмотром. Лучше с теми, кто ушел. К тому же - время прошло, взгляд на начальника у них теперь отстраненный - поправят, если вдруг ее занесет. Лучше всего начинать с Настюхи, которая привела ее в отдел и хорошо знала всех. Она была третьей потерпевшей.



29

Лида обожала Настюху. Но, видно, ее обожали все.

Очень высокая, ну просто длинная, легкая, с короткой темной стрижкой и очаровательным мальчишеским личиком, длинными руками, торчащими из любых кофт, и тяжеленными ботинками на не менее длинных ногах в постоянно меняющихся джинсах. Она распространяла вокруг себя тепло и любовь. На всех, кто попадал в поле ее притяжения. Искренняя и открытая, она восхищалась всем, словно только что родилась.

Один из брильянтов в его коллекции. К счастью, вовремя сбежавших. Хоть и не без урона.

Очень эмоциональная, она производила впечатление любимой маминой дочки, отбившейся от рук, но от этого не ставшей менее любимой. Не спеша вышагивая, как дядя Степа, своими длинными ногами по курилкам, коридорам, тусовкам, кафешкам и старинным переулкам Москвы и поворачивая в разные стороны где-то там наверху свое очаровательное личико с тонкими чертами и широко распахнутыми глазами, она, казалось, так и по жизни шла, улыбаясь всем и с изумлением и восторгом осматриваясь по сторонам.

Лида познакомилась с ней еще до библиотеки. И в общем-то благодаря ей устроилась туда. Настюха была когда-то ученицей мужа Лиды, потом перешла к ней поучиться живописи и вскоре стала неизменной и любимой ее моделью. С ней было возможно все. Она моментально включалась в игру, возникающую из очередной Лидиной идеи, и была согласна на все: рисовать на лице советской гуашью маску Пьеро, натащить откуда-нибудь маскарадных костюмов и перемерить их всех, если это нужно, сидеть в немыслимой позе с вывернутыми руками и ногами…правда, недолго.

Все для нее было интересной игрой.
Она вместе с Лидой пугалась, если на холсте неожиданно возникали жуткие образы, и вместе с ней хохотала, закрашивая их. Она так всем заражалась, что любые идеи рядом с ней оживали, расцвечивались новыми красками, не утрачивая игровой легкости. Новые образы появлялись на месте закрашенных, словно возникая из этой легкости, заразительности и ласковой игривости, словно одолженной у котенка. И она была самый лучший, самый восторженный, самый искренний, самый доброжелательный ценитель. После нее опять хотелось писать. Всегда.

Все началось с того, что Настюха влюбилась в "плохого" парня. И кому какое дело было бы до этого, ведь она была счастлива, если бы не их благодетель. Понятно, что благодетели существуют, конечно, исключительно для того, чтоб спасать хороших девочек. И, конечно, без какой-либо корысти, исключительно, чтобы спасти. Чтоб была благодарна, такая хорошая.

И началось… Видимо, это было формирование общественного мнения, как всегда у него, вправление мозгов. Лида помнила это время. Не могла понять, почему вдруг все так озаботились счастьем Настюхи. «Не допустим, не дадим пропасть хорошей девочке»,-это словно стало лейтмотивом всех их разговоров в курилке. Даже мать Настюхи подключили. Какой-то детсадовский больной ажиотаж. И ведь не девочки собрались. Вспоминать противно.

- «Вы не боитесь лезть в судьбу другого?»
-«Нет, я имею право». Видно, опять увидал внутри себя бога. И впечатление от его слов было именно такое. Не переспорить, не переубедить. Клинический случай.
Хуже нет, когда такой благодетель, не желая разобраться в собственных мотивах, лезет в чужие жизни со своими благодеяниями.

Но Настюха всегда хорошо интуичила. Послала все это дело и исчезла почти на полгода. Не достать. Молодец!

Как потом выяснилось, очень вовремя. Появилась киста. На нервной почве. К счастью, за полгода рассосалась.
А Настюха из библиотеки ушла совсем.




30

Настя приехала к Лиде домой. Жизнь уже развела, виделись давно, и вновь повстречаться было приятно. Лида и раньше думала об этом. Не хотелось терять Настюху. И расследование оказалось кстати.

Сначала Лида все время говорила сама. Не могла удержаться. Словно с цепи сорвалась после долгого молчания. Хотя разговор с Аришкой уже был. То ли новые данные, то ли восторг и внимание, с которыми слушала Настюха. Помогали вспоминать, сопоставлять, распутывать. Слишком уж все было туманно, неуловимо. А с Настей прояснялось.

Она тут же приводила свои примеры. Только счастливый ее характер дал Лиде шанс прояснить хоть что-то самой себе, все еще уверенной, что ее реакции - болезнь. Даже после того, что Аришка ей сказала во время их разговора: «Не нравятся мне твои оговорки про шизофрению. Не бывает там четких границ ». И Лида задумалась: почему? То есть почему у нее эти оговорки. Видно, после разговоров с мужем. Из-за больницы…

…С Настей она могла быть откровенна, даже если несла чушь. Проговаривая эту чушь вслух, она легче разбиралась. А повторы, похожие реакции и ощущения у них, таких разных, совпадая, давали надежду еще что-то понять, сопоставив, соотнеся.

Настя рассказывала о том времени, когда влюбилась. Конечно, ее больше всего занимали отношения с парнем. Хотя все вроде шло хорошо, но с ним было очень сложно. Хватало проблем и без того, чтоб реагировать на то, что творится в отделе. Но когда она поняла, что творится, она была в шоке.

Никто не скрывал, что ее личная жизнь, жизнь Настюхи, обсуждается отделом в целях спасенья. И на эти разговоры Настя натыкалась везде. Казалось, другой проблемы в отделе нет. О ней говорили в курилке, в коридоре, во всех комнатах. Все те, кто ее так любил.

Лида вспомнила, как однажды столкнулась с ней в дверях, выходя в коридор. Обрадовавшись Насте, о чем-то пошутила, но, увидев, как изменилось ее лицо, только быстро успела проговорить, чтоб успокоить: «Настюх, я ничего не имела в виду». Настюха слабо улыбнулась. Стало ясно, что во всех словах она теперь видит подвох. От улыбки веяло такой болью, а как помочь. Счастливый и внутренне раскованный человечек теперь был зажат, ожидая нападения со всех сторон. Раненый, ощетинившийся ежик. Любые слова принимал в штыки. Неужели это могло доставлять удовольствие? Хоть кому-то? Видимо, могло.

Настюха рассказывала, что именно тогда, под воздействием разговоров со своим молодым человеком, она стала менять отношение к начальнику, от которого долгое время была в восторге, считая его другом. Воспринимать его как бы со стороны. И стали вспоминаться некоторые особенности ситуации спасения.

В тот тяжелый для нее период ей все время хотелось поговорить с ним, чтоб разобраться, посоветоваться. Но никак не получалось. Ну, просто никак. То его нет. То он словно чувствует, что ей нужно, но не хочет, и куда-то испаряется. То он уезжает. И все время именно тогда, когда он нужен.

Лиде это тем более странно было слышать, что она-то видела, как он настраивал коллектив нужным образом, хотя, казалось, чего проще поговорить с самой Настюхой. Значит, это все-таки способ: никакой определенности, никаких прямых обсуждений ситуаций. Тогда чего же ему было надо?
И где-то она это…

То есть получалось, что поговорить с ним о том, что важно, не удавалось ни ей, Лиде, ни Настюхе. В сходных ситуациях. Созданных искусственно? Возможно.

Очевидно, что это не случайность.
И почему во время стресса в любом тексте видишь иносказание, даже если его нет.


Значит, он избегал. Сознательно. После того, как сам затеял. Почему? Или это такая методика?
…Вспомнила! Надо смотреть его статью.


31




Итак, статья.

…Его интересует вопрос о том, как богу принимать любовь и поклонение преданных… В какой форме?

Да нет. Пожалуй, не богу, а ему самому: «И любовь эту Он склонен …получать в виде баджанов… Ну, значит, будем петь!»… « Только вот у моего мышления трудности с переходом на вокал - я бы лучше прозой».
Именно прозой лучше и собирать дары. Чужой, конечно. И ведь не скрывает, что нужны именно тексты.

И еще: «Сложно у европейцев и с внешним проявлением любви - обращение к Богу для них процесс интимный, а тут десятитысячные массовки! Потому меня лично больше устраивают другие формулировки: «Закрой рот - открой сердце» и «Поступки, посвященные Мне, нужнее (важнее) молитв».
Ведь «..Любое дело может быть посвящено мне».

Каково? Видно, мантию примерял. Еще преданных нет, а уже поклонение репетируем, дары выбираем.
Очевидно, мучавший вопрос: «…кто знает, что входит в меню Богов»…- уже решен.

И слова «Закрой рот - открой сердце» превратились в методику и для создания «преданных», которым «…столько дал» (а они ни сном, ни духом), и для сбора даров - пора отбирать. «Неужели можно не попытаться дать ему ту малость, которая нужна ему».

Непонятно одно: для занятий рэкетом зачем оправдания? Если «фокусы» и так позволяют сначала одурачить, а потом отнять?

Ладно, тут и так все понятно. Но опять непонятен один момент: «как?». Каков механизм?


32

Почему ему так нужны всегда оправдания? Моральные.
И последняя фраза, обращенная к ней, была такой же: «Это ты живешь в своем мире, а я - в реальном». А звучала, как будто он ей говорил: «Я не виноват, такова жизнь».
Просто отдельная фраза, без разговора, брошенная в ее сторону. Уже после больниц и лечений, когда самое страшное казалось позади. Зачем?

Поймала, как всегда. И как всегда не сумела ответить сразу. Словно они вели, не прекращая, бесконечный диалог друг с другом о жизни. Внутренний диалог. И опять она слышала от него одни оправданья.
И ведь что характерно - совсем не боится уголовных наказаний.

Или при занятиях йогой нет предупреждений, как при занятиях карате? Или целителям это не нужно? Очень удобно. И ответственности никакой. Помог - хорошо, не помог, и даже навредил - ну, и бог с ним. В буквальном смысле. То есть он виноват. А не целитель.
Помнится, ее сына всегда предупреждали. Чтоб не дрался. Хотя начинал совсем ребенком. Или это только в карате?

Логика у него, конечно…:
«Это очередное (для меня) противоречие: «Если Бог есть в каждом, и Он, собственно, и есть этот каждый, то Он все знает…» …А еще я не сведу концы с концами: «Кто (Бог ли?) ведает тем, чтобы каждое деяние было справедливо наказано? Но ведь каждому отмерено прожить собственную долю, тогда зачем оценивать, если кто-то (Бог?) доставил соблазн, препятствие или регалию в должное место в нужное время».

В общем, ясно. Сам доставил - сам виноват. И нечего там про геенну огненную заливать.

А мы - что мы? Нам что ни подай…соблазн там, регалию… в нужное место…Главное - подавай!




33


…Проблема разрешилась просто. Всего одной фразой. Настюха, понявшая, чего хочет Лида, вдруг вспомнила:

-НЛП.
-Что это?
-Системное нейролингвистическое программирование…
-А поподробней…
-Ну, гипноз без сна и воздействие через вербалку. Ну, как в рекламе…Понимаешь, я однажды пришла в отдел, там было пусто. Только сидела Таня, ну помнишь, историк из его города. Она иногда заходит его навестить. Его не было, она его ждала. И мы стали болтать. Оказывается, они и сошлись когда-то на почве ее увлечения НЛП. Его это страшно заинтересовало. У нее были какие-то книжки, распечатки, методики. Их тогда достать практически было невозможно. Видимо, она и его заразила. Она так рассказывала… Помню, я ее спрашивала, как защищаться от воздействия рекламы. Меня это так задолбало, я и выясняла. Она рассказывала, как очищать подкорку…Ну, что нужно подробно разбираться с собой… В общем, потом я ушла, а она осталась его ждать.
-А с ним ты говорила на эту тему?
-Да нет. Я думаю, он не знает, что я и с ней-то говорила об этом. Его ж не было.
-А ты сама что-нибудь читала?
-Нет, я только слышала от нее.

Что это дает?

1)Есть человек, который знает о его интересе к НЛП и, возможно, об использовании им этих методик. Знание НЛП, йоги и - это уже что-то. Навыки, видимо, похожи. Да и методики, наверно, можно как-то совмещать. Экспериментировать.

2)Есть Настюха, которая знает этого человека.

Что ж его уголовное право-то не беспокоит? Что там за фокус?
Надо разбираться с методикой.







34

Ну, вот. Способ найден, и обидчик будет обличен.

Съездив в «Молодую гвардию», благо денег на день рождения надарили достаточно, Лида обложилась книгами и отключилась. Начала с практических советов «НЛП: техники россыпью».

Сначала ее охватил ужас и страх: неужели такое возможно? Дожить до ее лет - и ни сном, ни духом. Ничего не знать. Немудрено, что не защитилась. В этом состоянии ужаса она проходила весь день. В метро начала подозрительно оглядываться на людей. Боялась поворачиваться к ним спиной…
Мании все росли, фобии развивались…

Стало страшно выходить из дома, мир превращался в сплошной обман, все окружающие - в злодеев, потому что не знаешь, с какой стороны ждать воздействия, которое возможно везде, и она, бедная, в любую минуту - робот и марионетка. Потому что почти любое состояние человека, кроме активного - транс. А раз транс - возможен гипноз. Цыганский ли, эриксоновский…неважно. Тем более с ее психикой, с ее восприимчивостью. Видимо, спасения нет.

Так дошло дело и до таблеток. Не до книжки. Ждала, когда все пройдет.

…А потом, куда денешься, - к ней опять, к этой книжке….

Интонация у нее страшная. Можно все, надо только уметь подчинять. А как подчинять, чтоб использовать – научим. Неясно только, правда ли так действенны эти приемы. А если да?

…Хотя… Может, он хотел такой реакции, автор?
Напугать, заставить проснуться, оглядеться, открыть глаза… и начать, наконец, хотя бы защищаться,… если не в силах нападать.



35



Итак, чему можно верить?

Посыл стандартный, внешне не слишком убедительный: отрывок из художественного текста, иллюстрирующий якобы правду. Значит, и все остальное правда. И отрывок не из научного текста, а все поплыло, как в той статье, где очевидное спрятано за мороком.

Видимо, начальник решил, что может действовать буквально, обучаясь методике воздействия, чтобы подчинять себе людей. В книжке ведь сказано: можно. Ну, как у Ницше: ты сверхчеловек. То-то он так эту книжку любит.

Все на него похоже. Кажется, что он всегда искал опору для себя, своего поведения не внутри, а снаружи. Искал, кто разрешит. Бог ли? Книга? Достойные люди, которые не могут ошибаться?

Но как только способ приносил власть над человеком или деньги – опора находилась и внутри: я – бог, мне можно.
Благо, гипнотические навыки по йоге развивались им тридцать лет и, возможно уже отработаны не только на себе для медитаций.

И ведь в книжке есть предупреждение:
"... у меня хватало пациентов, которые слишком серьезно восприняли в свое время "тайные знания магии".... Они не учли простой вещи - первое, чему учат настоящие шаманы, это умению защищаться от мистики своих же собственных занятий...".

И в другом месте:
"Если Вы тщеславны и хотите, чтобы изменения своего поведения люди обязательно связывали с Вашим воздействием - займитесь рэкетом, а не гипнозом".
Чем он, судя по всему, и занялся.
Раз люди творят благодаря нему, результаты творчества - ему.

И в предисловии сказано:
«Если вы талантливы в общении и манипуляциях людьми без гипноза – вам не надо читать эту книгу».

Значит, истинная цель другая.
Возможно, фокусы отвлекают от реальных целей, предлагая игру, где сразу не определить, что важнее: воздействие или восприятие? А причинно-следственные связи перемешаны нарочно. И задача не одна. Не только поучить, но и полечить.

Тогда понятно, что методика воздействия здесь была ни при чем, создавалась лишь ее иллюзия. То есть воздействие было, но оно работало иначе, не теми способами, которые демонстрировались.

Под маркой подчинения других - методика лечения неврозов своих. И в процессе этой иллюзорной игры в воздействие извлекаются из подкорки мании и фобии, раздуваются до тех пор, пока не лопнут, обнажив при этом белые нитки, которыми все шито. Невротик исцелен.

Попутно он поиграл, сочиняя тексты (можно использовать), тратя деньги на методики. Возможно, даже приобрел новое хобби или профессию. И, безусловно, стал более раскован и свободен. А в конце, если реальный результат методики достигнут, общее веселье над собой - главный признак выздоровления.

И тогда амбиции исчезнут. Новые навыки, расширение горизонтов, высвобождение способностей. А в целом методика почти такова, как выглядит: изучение человека и воздействие на него через эмоции и слово. Но прицельно. Вербальное воздействие.

И все-таки главный результат дает не столько воздействие, сколько восприятие. Удастся заморочить голову, нажать на нужные эмоции - хорошо, возможен результат.

Но заниматься этим должны профессиональные психологи. Потому что запускать такой механизм воздействия любителю опасно.

С другой стороны, если способ найден, его не остановить. И лучше кричать на всех перекрестках, пока не поймут, как с ним быть и как от него защищаться. Пока не примут закон.

36

Неоправданная сила эмоций в стандартных ситуациях. Вот что все время беспокоило Лиду в размышлениях об Ольге Алексеевне. До сих пор ту трясет, когда вспоминает о начальнике. Достаточно ли оснований для таких чувств. Маленький отдел. Все вроде спокойные люди. Ну, где не бывает конфликтов? Но общение с начальником почему-то делает их взрывными.

А тут прочитала о гипнозе:

«Учтите, что слово, сказанное человеку в то время, когда он находится в состоянии транса, имеет совершенно особую силу. Ответственность за действия этой силы лежит на вас – ваш партнер, возможно, никогда не поймет, откуда у него взялась определенная идея или определенные воспоминания»… (так, чужие воспоминания - это у нее уже было)… «… он может быть искренне убежден в том, что никакого транса не было, он сидел и хихикал над вами… Да, он не помнит ничего из вашей речи, но какое это имеет значение?»

Имеет.
Это многое объясняет из того, что казалось необъяснимым. Значит, есть гипноз, который можно не заметить. То есть можно незаметно давать установки. Лечить. И подчинять. Кому что нужно.

Поразительно, как он действовал на своих сотрудников в самом начале знакомства. Даже Лариса, самый трезвый человек в отделе, абсолютный реалист и атеист, который просто лечит своей неспособностью верить в мистику и практичностью, и то в чем-то поддалась в начальный период. Позднее рассказывала Лиде:
«Я на работе не могу думать ни о чем, кроме работы, а дома – ни о чем, кроме дома. А тут. Когда начала здесь работать, не пойму, в чем дело: прихожу домой и не могу избавиться от мыслей о начальнике. И, главное, повода думать о нем особого не было, да и виделись не постоянно (я в сканерной работала, а не в его комнате), а ничего не могу с собой поделать. Потом постепенно прошло».

Вот и с Лидой происходило то же. И сейчас не может избавиться от мыслей о нем.

Но, видимо, «лечил» не он один. Не только начальник. Был и другой. То есть понятно, кто еще «лечил». Сны упорно указывали. Хоть они, эти сны, и собраны в 1 части. В «дневнике». Этот ведущий.

И «малыш» уже предупреждал своим ночным голосом:
«Он много раз говорил, что Плутнев возник здесь как исключение, отвечая только за свои желания, только за себя».
По словам «малыша», получалось, что Плутнев влез случайно: основное воздействие исходило не от него. Был еще «Он» - правило… со своими целями. Тоже, видимо, психолог. Или биолог.


-Ты понял, малыш, что эриксоновский гипноз можно применять незаметно? Для него не нужно погружать в сон. Понял?
-От тебя.
- И его невозможно распознать. За руку не поймаешь. Что-то доказать очень трудно. Усвоил?
-Теперь да.
-И что, он применим в группах и, возможно, применим на расстоянии?
-Ты уверена?
-Почти. Вот почему они не боятся наказаний.


37

 «Странное наступило время. Мир иллюзий, век провокаций, эпоха психологов. Не захочешь - ужаснешься.

Вот интересно, если создать для конкретного отдельного человека иллюзию большей значимости его жизни, чем он представлял, будет ли он счастлив и как долго? Скажем, иллюзию сопричастности к мнению и взглядам публичного человека, ведущего известной передачи, даже к его жизни. Но без очевидной обратной связи. Зато с ее иллюзией.

Заставит ли это изменить жизнь? Написать книгу и добиться ее издания? Стать известным, чтоб познакомиться с этим ведущим? И что подумает мастер иллюзий, посчитавший себя вправе преследовать ими нашего героя, если это произойдет? Наверно, что он прав? Насилуя чужую волю? Считая, что он знает лучше?

Да, трудно быть богом. Не позавидуешь. Не лезть. Наблюдать отстраненно. А если не сможешь - как быть? Помочь открыто, отвечая за помощь, перестав быть богом? Но это, когда трудно. А если другие мотивы?

Любопытно, чем отличается от этого реклама? И есть ли за ней бог, которому трудно? Или остался голый механизм, штампующий деньги? Не ведая, что творит».

Написав, повесила в Интернете.

37

И он словно услышал. Или опять у нее начался бред? Будто она озвучила его проблему, связанную с ней: бог, которому трудно отстраненно наблюдать. Неужели, и вправду сидят там, за экраном, и наблюдают? А что, технически это возможно. Тем более, им.
Лида глядела на экран. Показалось, что он подает сигналы именно ей: «Да, я наблюдаю, ты не ошиблась». Но сомнения остались. И она стала смотреть все его передачи.




38

Новые вопросы, возникая, уводили за собой, опять в эти книги об НЛП, чтоб разбираться, кто подчинял. И главное: как это возможно?

Оказалось, что возможно многое. Например, воздействие по переписке («технически здесь нет ничего сложного, сеансами в письмах «переболели» многие психотерапевты»). Все упиралось только в составление текста с конкретными установками. Так, видимо, действовала и статья начальника. Правда, она не лечила!
А ведь он к тому же был рядом и мог, подойдя, усилить воздействие…

…Значит, текст. Наглядный. Звучащий. Откуда угодно. На любую тему. С включением нужных слов. Слова для транса. Для установок. А если еще и картинка, экран? И зрительные способы и средства?

Чистый навык. Приобретай и властвуй. Расстояние значения не имеет. Важно определить объект и цель. Портрет объекта – его тексты. Психологический портрет. Как посыл для работы. Возможно, письма. Сумеешь достать – и он твой, объект.

Определяется тип, подбирается лексика. Всего лишь навык. Внушай, что хочешь. Руководи ведомым. Марионеткой. Наивным и слепым. Он твой.

39


НЛП.
1 этап эриксоновского гипноза – подстройка. Все те образы фильмов и книг, которые крутились сейчас у нее в голове, идеально ложились на эту теорию, как на основу.
Макс Фрай с его ситуацией встать на след.
«Люди в черном» с их установкой забыть.
И еще огромный пласт фантастики и фэнтези.
Получалось, что возможно воздействие на психику извне на любом расстоянии.


39

Отрываясь от книг, Лида без конца вспоминала, что с ней случилось, анализируя снова и снова. Приходилось все время возвращаться назад, в прошлое, все глубже и глубже к тому, что было раньше.

Как же ей не хотелось вспоминать эпизод, с которого все началось, разбираться с другой стороной вопроса. Даже в "дневнике" удалось слегка упомянуть и сразу отскочить, словно ненароком. Вот и ходит теперь кругами, не решается до сих пор о нем заговорить. Как табу. Ходит-бродит, тень наводит. Набирается духу. Который уж день. Ну, никак. Почему это с ней?




40

…Надо же. Муж прочитал и ждет продолжения. Действительно, ждет. И все прочитал. А она-то думала, что скучно.


41

Не писалось никак. А тут повесила в Интернете текст о детдоме. Не рассказ, а так – размышление на тему. После передачи ведущего о детдомах, словно сделанной из-за нее. Неужели он хотел напомнить ей о детстве? А она разгадывала передачу как шараду:
1) За отдельным столом, в качестве особого гостя – ее тезка по имени, отчеству.
2)А напротив него по центру – известный человек, живущий в их доме.
Тема и два гостя словно говорили его голосом: «Я все знаю о тебе, тебе не укрыться».

После текста никак не могла придти в себя. Написала как будто по его воле. Словно он сказал ей своей передачей: «Об этом надо писать, чтоб помочь». И текст небольшой, а вымотал до предела. То ли погружение в себя так подействовало, то ли воспоминания разбередили душу. Писала и ревела. И осадок какой-то остался тяжелый. А, может, потому, что выполняла чужую волю.

Села за компьютер, а мысли не собрать. Все так пресно, безвкусно. Состояние тупое. Депрессия.

Ладно. Решила просто письма почитать. Они всегда спасают в плохую минуту. Достала дискеты. Открыла первую. Получила по полной:

«Привет!
Действительно, как-то не хорошо, что не пишешь. Депрессуха - это мне
знакомо. Но это не препятствует ударить пару раз по клавишам, и так и
сказать - депрессуха. А то полное молчание без объяснений мне отсюда
напоминает больше неуважение и использование. Это я не пытаюсь тебя
обидеть, а объясняю, как действует моя мысль…»

Засмеялась, дальше читать не стала. Нет, действительно, письмо. Из Италии. Настоящее. Писала подружка. Был такой момент. Понятно, что по другому поводу. Не, но как совпало, а? То-то.

- Малыш, ты больше не форнит. Мы ж договорились. Хватит развлекаться.

Стала думать. Почему ж она писала этот текст? О детдоме? Никто ведь не толкал. Почему не промолчала, как обычно? Видно, ролевая маска, что примеряла на сайте, прилипать начала и управляет. Может, потому и плохо было так? Неестественный поступок для нее. Написала потому, что должна. Потому что знает это изнутри. Лучше других. Только поэтому.

Или на нее так действует публичность? Изнуряет. Особенно когда личная тема. Еще не отстоялась, не остыла. Словно содранная кожа. Болит.

…Хорошо хоть выбирала ролевую маску сама. Все равно. Придется отдирать. Быть мессией хорошо, но собою лучше. Я б в писатели пошел, пусть меня научат.

Бедный Горький, как он с этим справлялся? Гоголю так до конца и не удалось. И у Врубеля не очень-то получалось. Все-таки ехала крыша.

Брать ответственность за своих героев на себя в том культурном слое, куда их помещаешь, – тяжелый груз. Потом, когда видишь, как они управляют реальными, живыми людьми и что они с ними делают, груз становится еще тяжелее. И слово назад уже не взять. Рукописи не горят и в этом смысле.

Управляют ведь совсем не так, как автор ждет. Потому что книга – это не только развлечение. Это и пример, и даже разрешение для кого-то. Действительно, тяжелый груз. Для человека с совестью, конечно. С тонкой психикой. Для человека, слишком внимательного к слову. Немудрено, что у кого-то едет крыша.
Или она слишком усложняет, и это просто непрофессионализм? Не боятся же писать другие.

Все равно трудно. Точно так же трудно, как брать ответственность на себя за ту роль, которую играешь. Публично. Трудно. Хорошо еще, если маска по размеру. Но в любом случае приходится соответствовать. Человеку с совестью, конечно.
Как пришлось герою «Пролетая над гнездом кукушки». Сохранение лица ценой жизни.


Становится ли легче, когда маска прилипает? Или, наоборот, страшнее, потому что превращает человека в монстра? Нужно отдирать или нет? Или надо подгонять себя под выбранные мерки? Вопросы…

…Все-таки что-то она дала ей, эта статья про детдом. Кажется, еще от чего-то освободила…


Кстати, о монстрах…


42

Чуть не подала заявление об уходе. Даже болезнь ничему не научила. Не удавалось поменять отношение к жизни и людям. По крайней мере - к таким, как он. Что за рабская зависимость?

Стояла в отделе у стола, держала бланк в руках и мучительно размышляла, рассуждая чужими словами, думая про его интересы больше, чем свои. Действительно, она инвалид. Зачем она ему в отделе?

И ведь не считала себя инвалидом. Руки-ноги, голова – на месте. Работа не сложная. Так и не смогла признаться себе в главном: она боится сидеть в одной комнате с ним. А мотивировать это ничем не может. Все на уровне только ощущений. Чувствует, что ей нельзя здесь быть, что это для нее опасно, а объяснить не может. Исходить надо было из этого.

Уйти, подчинившись ему, было проще. Можно было не разбираться в своих ощущениях, не искать объяснений, не признаваться в собственной трусости, не входить ни с кем в конфликтные отношения, защищая свои интересы.
Можно было просто забыть. И память, действительно, услужливо скрывала мотивы. Не только рот на замке, но и мысли.

…Положение тогда спасла Лена, его любимица. Словно видя сомнения Лиды, она сказала из своего угла неожиданно:
- Это не ты такая. Это он такой. Это он всех подставляет. И не уходи. Выгнать он тебя не может. А мы хотим, чтоб ты осталась.

И как только слова прозвучали, стало легче. Словно ей разрешили говорить. Словно ком, заполнивший рот, стал рассасываться и исчезать. Ушла советоваться в другую комнату к девчонкам.

Таня:
-Думай сама, смотри по здоровью. Если он, действительно, так действует на тебя, может, лучше уйти? Это я не к тому, чтобы ты ушла. Просто смотри, как тебе будет лучше.
А она про себя: «Господи, ну если все знают, почему никто не предупреждает. Вовремя».

Вспомнилось, как уже пыталась однажды убрать ком изо рта. При нем.

Если фраза из его статьи «Закрой рот, открой сердце» - гипнотическая установка, то на Лиду она действовала без осечки.

Шла в библиотеку, настроившись с ним поговорить. Долго там не была. Думала. Набрались вопросы. Прямо с них решила начать. Сразу. Чтоб ему не удалось от них уйти.

Почему так стоят столы? Почему она не может работать в другой комнате? Ведь она объяснила, что все ей там напоминает о болезни. А рецидивы возможны.
Были и другие вопросы.

О том, что придет, заранее не предупреждала. Может, потому и застала его врасплох. И не было никого – тоже удача. Повернулась к нему, чтоб заговорить.

Прямо почувствовала, как из головы исчезают вопросы. Хорошо, что успела ухватить два главных. Голова наполнялась каким-то…то ли сором, то ли туманом, все в ней путалось и мешалось.

Еле двигая языком, стала выталкивать из себя слова, коверкая фразы, которые только что при входе в здание легко вертелись на языке. Силой заставляла, выдавливая их из себя, как будто стала вдруг косноязычной, упрямо продолжая: «Все равно скажу».

Задала. Все как прежде. Он начал что-то мямлить, говорить, а она, не отдавая себе в этом отчета, непроизвольно, опять стала входить в его положение, забыв про себя. Ну что за бред?

Ясных ответов не добилась, к тому же язык не ворочался совсем, и опять вслух согласилась со всеми его доводами, сопротивляясь внутри. Ведь не боится его совсем и начальником не воспринимает, а на деле реагирует, как кролик на удава.
Почему?

Дело, конечно, не только в нем, а в ее реакции на людей определенного сорта. Непонятно только, откуда в ней такое отношение к людям? И как вообще можно воспитать в человеке изначальную поддержку чужих интересов, а не своих?

Господи, почему до сих пор ей не приходит в голову оценивать поведение человека с точки зрения его выгоды для себя? Почему она все норовит объяснить нанесенный ей вред непониманием, неосознанностью, непреднамеренностью, нерадивостью, хотя за каждый такой якобы просчет уже давно расплачивается собственными временем, деньгами и здоровьем? Почему не предположить, что ее сознательно используют ради корысти? Неужели нужно умереть, чтоб понять это?


Хорошо, что написала статью про детдом. Помогла в себе разобраться.


43

Лида с Маринкой решили научиться играть на гитаре. Третий год они работали в школе словесницей и математичкой. Понятно, что пришли в один год и сразу подружились. Телефон раздобыла Маринка и вообще идея была ее. Но Лида согласилась. Созвонились, приехали….

Нет! Все! Хватит! Пора!


…Это случилось два с лишним года назад. Лида начала сочинять. Написав несколько рассказов и как будто удачно, Лида решила попробовать высказаться публично. У телевизионных передач в Интернете появились сайты, в том числе для зрителей, если они захотят высказать свое мнение. Нашла свою любимую передачу, стала читать, что есть.

Было интересно наблюдать, как на сайте возник свой мирок из мнений. Своя компания. Очень теплая. Мнения были корректные и в основном хвалили. Но ее не оставляло ощущение, что такая атмосфера как сладкий сироп. К этому времени его хватало и в самой передаче. Ведущие по отношению к гостю все больше становились истиной в последней инстанции. Иногда просто давили его своей сплоченностью и нежеланием слышать, заливая все этим сладким сиропом самодовольства.

А зрители на сайте общались друг с другом. В дискуссиях. Но как-то очень сами по себе. Передача этот мир как будто не замечала. Во всяком случае, не реагировала никак. «Ничего себе обратная связь, - подумала Лида.- Два шоу: одно - на экране, другое – в Интернете. И не пересекаются совсем».

Прочитав несколько обсуждений, Лида даже стала раздражаться: а зачем тогда такая связь? Ну, понятно, что она дает ведущим. А как программа реагирует на то, что пишут ей зрители? Потом узнала…на собственном примере… как реагирует не просто одна программа, а все телевидение…


44

В общем, посмотрев очередную передачу, мнение она писала долго. И переписывала несколько раз. Советовалась с мужем. А он твердил одно: пишешь как сочинение. Потом написала диалог школьниц. Как пародию. Это он одобрил: ну, хоть что-то живое. Даже подумала тогда, что сайт немножко слишком серьезный. Если б удалось как-то эту серьезность и этот пиетет разбавить чем-то более легким, какой-то игрой…
Первый раз писала в ироничном стиле. Не рассчитала. Все-таки хотелось зацепить, увидеть реакцию. Послала. Увидела. Насмотрелась просто по уши потом.

45

Реакция была агрессивной, неадекватной. Чего уж они так испугались тогда, если сами сайт завели? Или нужен был только сладкий сироп?

Нет, все было как обычно. Никакой откровенной, прямой реакции. Просто гостем следующей передачи стал адвокат. Известный, успешный и дорогой. И сюжет ему предлагался простой: «безвестная нахалка» оскорбила публичного человека. И даже не оскорбила, «обернулась …с чавканьем». Как защититься от такой? И хотя адвокат пытался объяснить, что с иносказанием, сарказмом и иронией юридически бороться очень сложно, настойчивая идея наказать эту выскочку несмотря ни на что проводилась через весь сюжет, пока не перешли к другому герою.

И качество передачи возросло. Просто резко. Толковые вопросы. Тщательное рассмотрение проблемы со всех сторон.

Нет лучшего стимула, чем собственные интересы. А вот почему-то интересы героя второго сюжета не были настолько учтены, хотя речь шла об использовании особых возможностей для спасения его жизни.

46

Все остальное вспоминать было больно.
Как она все это восприняла?
Видимо, как и раньше, в детдоме.
Если ругают, значит, есть за что. Значит, виновата.
Чувство вины с детства привычное - не вылезай!
И не просто ругают.
Угроза суда.
Что такое гражданский суд, она уже знала.
Всепоглощающий страх, хотя ник анонимный.
Вопрос, как можно узнать, кто она, для нее не стоял: надо - узнают. В этой стране никто не защищен. Тем более, она.
К тому же, за компьютер она села недавно, мало что знала, а фильмов о хакерах-взломщиках – каждый второй.



Боязнь за семью.
Сразу полезли сумасшедшие мысли, что суд она проиграет: как можно тягаться с публичными людьми. Чем платить?

В общем, она извинилась. Был один вывод, который Лида включила в текст, не подумав, не зная фактов. Он мог обидеть.
Но, извинившись, не считала, что они правильно обошлись с гостем.

Передача выходила раз в неделю. Было время попытаться разобраться. С этого момента все семь дней она занималась только этим. Без конца переписывала, смягчала формулировки, старалась быть объективной, понимая, что все равно она заинтересованное лицо. В каком-то бесконечном словесном чаду, постоянно меняя фразы, ни о чем больше не думая, она существовала целую неделю. Она писала письмо-объяснение. Она оправдывалась.

Уже чувствовала, что крыша едет, что реагирует неадекватно, что надо остановиться. Не могла. Потеря лица.
Выложила с утра тексты на сайте так, чтоб оставить им время прочитать: передача была вечерней. А потом целый день лихорадочно ждала. Где-то за час поняла, наконец: ей нельзя смотреть передачу. Не раздеваясь, легла, сжалась в комок, укрывшись с головой, и постаралась, если не заснуть, то хотя бы не думать, отключиться. Видно, так устала душевно, что это удалось.

47


С головой, конечно, было не в порядке. Она думала, что все кончилось, что теперь она отдохнет. Оказалось, что это только начало.

С ней поступили так же, как она. Все было только в форме иносказаний. Но какую бы программу она ни включила, везде видела сюжеты про себя. «Шок – это по-нашему» в действии. И эта полифония мнений, обвинений, оценок и даже советов накатила как огромная приливная волна, наполненная беспорядочными звуками и гулом, и накрыла ее с головой.

Все бы ничего, если бы в некоторых сюжетах она не узнала информацию о себе, информацию, которой не было в ее текстах на сайте. Поверить в то, что известные, публичные, уважаемые люди могут беззастенчиво лезть в ее жизнь и вытаскивать на всеобщее обозрение факты ее биографии только потому, что она позволила себе высказаться более резко, чем это сделали остальные, или высказалась неудачно, никак не удавалось. А других объяснений не было. И начался стресс.

Вера в этот мир и его законы рассыпалась как карточный домик. Все опоры рушились. Появилось ощущение, что за ней постоянно наблюдают, что ее видят везде. В буквальном смысле. Даже в ванной, даже в туалете. Взгляды преследовали, от них невозможно было отдохнуть. И они не просто смотрели. Они скрупулезно собирали информацию. И телепередачи это подтверждали.

Квартира, в которой она жила, стала словно прозрачной для нее. Такой же прозрачной в ее представлении стала не только ее жизнь, но и жизнь детей, свекрови, мужа. А они-то чем виноваты? Хорошо хоть, что они не догадываются об этом. Но значит, говорить с ними с ними об этом нельзя.

К этому времени Лида поняла, что практически ничего не знает ни о современных технических возможностях проникновения, слежки, подслушивания, ни о юридических способах защиты. Защиты частного пространства. По тому, что раздавалось с экрана, казалось, что это совсем легко.

И она пришла к выводу, что в подобных случаях у таких, как она, защиты нет вообще. Современные технические возможности позволяют все, если есть средства и желание. Того, кто наблюдает, в этой ситуации за руку не поймать. Он не станет распространяться о незаконных способах получения информации, о незаконных действиях. Зачем? Все молчком. Информацию можно использовать и так. А у СМИ есть возможности не только не скрывать, но и демонстрировать наблюдение с экрана. Воздействие на психику.

Абсолютная беззащитность. Даже если нет наблюдений, проверить это невозможно. Понятно было только одно, обратиться за помощью некуда: везде ее сочтут больной.

Но жить с чувством, что теперь всегда под чьим-то надзором, даже спрятаться не можешь, была так ужасна, что поехала крыша.

Восемь месяцев депрессии, потом психушка. Еще 4 месяца – попытка восстановиться - и на выходе рак. Соматические изменения невыдержавшего организма. Неплохой итог публичного выступления на сайте после популярной передачи.


48

Молчала она тогда долго.
Сначала от бесконечного, какого-то всепоглощающего чувства вины: не могла никому признаться, потому что чувствовала себя почти преступницей - на кого голос подняла. Она не смела даже с собой обсуждать это. Зажалась вся внутри, чтоб не вспоминать, без конца отгоняя непослушные мысли.

Страха суда сначала почти не было: она ведь извинилась. Потом поняла, что теперь допускает все, что угодно.
Тревога не отпускала. Спрятаться от пугающих мыслей не удавалось даже на работе. А уж дома, где прозрачные стены, тем более.

Когда поняла, как реагирует на ТВ, стала постепенно исключать его из жизни. Не сразу. Месяц за месяцем. Все еще надеясь на что-то. Юмор перестал смешить вообще. Все казалось сказанным про нее. Любые сюжеты как когтем карябали сердце. Вскоре от ТВ отказалась совсем. Потом и от радио. Остался только магнитофон, только песни на других языках.

Она думала: ей мстят, ее преследуют. Одно не приходило в голову: тексты на сайте могли привлечь просто из любопытства: кто такая? И привлечь кого угодно.



49

И навалились, подтверждая ее бредовые мысли, самые разные сюжеты. Они вплетались в представления о мире в этот болезненный период, создавая свои собственные причинно-следственные связи.

Ведь придумал же кто-то шоу Трумэна, значит, чувствовал то же.
А современные технические возможности позволяют все.

И героиня Шерон Стоун столкнулась с тем, что дом, в котором она поселилась, просматривается насквозь. Чтобы так описать, это надо пережить хоть в каком-то виде. Хоть в виде болезни.

Или тот фильм, в котором герой из ФБР говорит, что частное пространство в современном мире – это миф. Оно осталось только в голове у человека.

В книгах Макса Фрая был похожий образ. Постоянное преследование. До самого конца. И от этого герой либо сходил с ума, либо погибал. Герой - вроде нее, пишущий публично. Привлекал к себе внимание тех, кто захотел пожить его жизнью.

Шекли учил, как бороться против вездесущих незваных пришельцев: их же оружием – поднимать на смех их самих. Почему у него возникла эта тема?

А Саймак считал, что проблему надо выставлять на обозрение. Какую проблему он имел в виду?

И в «Кин-дза-дзе» горечь за нечистых перед чистыми была неприкрытой и словно укоряла: почему одни считают себя вправе решать судьбу других только потому, что живут в лучших условиях.

И в сюжетах Марининой о воздействии психологов говорилось так, словно эта тема была очень личной.

Даже у Лукьяненко возникали какие-то горестные намеки: почему их (кого?) не пугает суицид?

Неужели все они не правы, эти авторы?
Или стреотипы, которые культура, развлекая, внедряла в сознание, стали для психики ловушкой, и ничего за этими сюжетами нет? И только больной может так на них реагировать?


50

Вечный вопрос: снаружи или внутри? Воздействие или восприятие? От чего зависит этот выбор?
То ли сам процесс писательского творчества состоит из одних и тех же этапов, и, расположенные в одинаковой последовательности, они пробуждают в подсознании одни и те же чувства и поднимают их на поверхность, а уж каждый находит им свое толкование.

То ли все наоборот. Люди, развивая творчеством восприимчивость, становятся, как хорошие антенны, не только приемниками всевозможных воздействий и излучений, но и приборами распознавания. И тогда ее ощущения могут быть не только болезнью, но и обостренной реакцией на внешнее воздействие, на наблюдение. Но проверить это практически невозможно. Остается только вера в собственную правоту.

К сожалению, именно вера и провоцирует часто безумие. Получается, что использовать возникающие объяснения можно только в качестве сюжетов для текстов.
И тогда вера в эти объяснения будет работать на писателя, придавая сюжетам достоверность, наполняя их чувством, оживляя картинки. А в процессе работы появится возможность проанализировать и отбросить ложные выводы, рождая новые объяснения. Бесконечная череда возможных объяснений, а, значит, возможных сюжетов.

Правда, не решается главный вопрос: существует ли воздействие? Или это самовнушение?
Или достаточно наблюдения, а воздействие произойдет само по себе? Или все же со временем это станет понятно?

Лида мало знала о профессии и возможностях журналистов, о современных технических средствах наблюдения, и ответить на эти вопросы не могла. Поэтому важным становился другой вопрос: если от наблюдения не спастись - можно ли спрятать мысли?

Ей вспомнился Замятин, считавший, что можно: как в воду глядел, создавая модель. Потом - герой Олди, который не мог избавиться во время написания книги от постоянного надзора, но говорил, что глубинные мысли не прочесть.

И в книгах по НЛП говорилось о том же. Можно распознать, что на поверхности сознания, что связано с мимикой лица, с выражением, с реакцией глаз. Можно внушить, что чужие мысли – твои. Но прочесть глубинные мысли нельзя.

Почему у многих авторов эти мотивы? Что это? Шизофрения пишущих или реальные наблюдения над происходящим?
Кто они, сочинители: психи или ясновидящие?


51

Конечно, это могло быть восприятием, вызванным стрессом и болезнью. Но двадцать лет назад у нее уже был затянувшийся почти на год стресс, и она помнит, как тогда выбиралась.

Тот стресс не был связан с публичным выступлением. И волна шла словно изнутри. А сейчас это были внешние волны. Тогда в критический момент у нее словно что-то изменилось в сознании, и любовь, которой ей не хватало, она стала видеть вокруг и собирать по крупинкам. Это было растворение в окружающей любви. И не было чувства, что за ней наблюдают.

Она не Замятин. Но чувствует то же, что его герои. Словно под стеклянным колпаком. Только делается все неявно.
Разве этого не может быть в наше время? Поголовные слежка и наблюдения не обязательны. Подходящие объекты сами подают голос. В Интернете таких мест вагон. Особенно сайты при телепередачах. А если журналистам стало любопытно, то дальше – вопрос не столько техники, сколько цели: как использовать данный объект. Потому что как за ним наблюдать – не вопрос.

52

-Малыш, зачем наблюдать? То есть, нет. Зачем показывать это?
-А ты подумай. Вот ты вылезла со своей критикой, такая безгрешная, истина в последней инстанции. И вылезла анонимно. Контакта нет. Как с тобой быть?
-И…?
-Тебе дали понять, что за тобой наблюдают, тебя видят.
-И…?
-Ну что «и..», что «и…»? Не захочешь – начнешь глядеть на себя со стороны, чужими глазами. Зная, что смотрят.
-Но ведь это жестоко. Это насилие. Даже врач не действует так прямолинейно.
-Очевидно, это не врач. Возможно, человек, позволивший себе однажды решать за других, что для них лучше, будет возвращаться к этому снова и снова, каждый раз находя себе новые оправдания. А что, тебе не стало лучше?
-Не знаю. Однозначно не стало лучше моему телу. Возможно, я не смогла бы сама расстаться с некоторыми иллюзиями, но, во-первых, я не уверена, что вообще готова с ними расстаться, во-вторых, насилие убивает. Мысль о том, что какой-то подонок лезет в твою жизнь только потому, что у него есть средства, которых нет у тебя, сводит с ума. Побочные эффекты могут перевесить результат.
-Это спорный вопрос. Все относительно. В мире насилия выбор наименьшего зла, хотя и сохраняет видимость насилия, все-таки является благом по сравнению с возможным злом большего масштаба.
-Ничего не поняла. Он показывает то, что очевидно? В этом мире это неслучайно? Если кто-то может, он это сделает? И чужие интересы, страхи и болезни никого не волнуют?
-Да. Может он так тебе объясняет, каков этот мир. И в этом мире насилия такие объяснения – наименьшее зло.
-Это, конечно, замечательно. Но ведь так он толкал к паранойе. И как тогда ты определишь, что является меньшим злом, по каким критериям?
Все тот же вечный вопрос Достоевского: чего стоит слеза невинного ребенка? Стоит ли всех пугать происходящим, если пострадает только один? Мы готовы все проблемы решать по законам больших чисел, пока дело не коснется нас и наших близких. Аргумент гораздо более сильный, чем слеза абстрактного ребенка. Хотя и того же порядка. А по поводу твоего вопроса: я не уверена, что готова была заплатить за расставание с отдельными иллюзиями тем, что со мной сейчас происходит.

53


Но ведущий все еще почему-то не казался ей причиной болезни в той же степени, что начальник.
Было несколько фактов, происшедших на работе, которые еще усугубили ее состояние.

Рассказы, записки зрителя, письма и другие свои личные файлы Лида держала на работе.
Однажды пришел начальник и сообщил, что у них в отделе – утечка информации. Кто-то вне библиотеки скачивает файлы с одного из компьютеров в их комнате. А все компьютеры у них соединены.

Понятно, что она приняла это на собственный счет. Хотя ни с кем не говорила. Как это могло тогда на нее подействовать? Как еще один шок, усугубивший общее состояние.

Только сейчас она стала понимать, что, возможно, было и другое объяснение: отведение кем-то глаз от себя. «Это не ты такая. Это он такой. Это он всех подставляет».

А, может, именно шок и требовался. Тоже возможная программа.

Вскоре начальник зачастил в приемную президента. Рассказал, что его задачник с использованием архитектуры Москвы хотят поместить на сайте президента в образовательной программе. Радостный, ходил туда и обратно. Ему выдали мобильник, чтоб с ним всегда могли связаться «кремлевские мальчики». Так он называл молодых людей, которые работали над сайтом и которые его восхищали: их воспитывают и образовывают, мол, совсем по-другому. Такие умницы. Потом приносил фрагменты того, что они сделали. И настаивал, чтоб она посмотрела.

Вернувшись однажды, он ей намекнул во время застолья, сидя напротив, что ее хотят использовать для оболванивания других. А ведь он не должен был знать о ее текстах. Все было с ним непонятно. Иногда, во время их общения, ей казалось, что он знает ее историю и то, что с ней творится. И она все ждала, что он заговорит. Сама не решалась. А он молчал.

В тот день они выпили, и фразы она не запомнила. Но хорошо запомнила чувство недоговоренности и направленного сообщения. И то, что приняла ее как должное и как предложение молчать. «Мастер намека» приказывал: не высовывайся, затаись.

Еще она запомнила, как ее обдало тогда внезапно волной понимания (да, с ее биографией можно оболванивать) и глубокого возмущения:
-Цирк!
Этот «цирк» прокатился эхом по всем вечерним передачам.

Если верить книжке по НЛП, то первый этап гипноза (подстройка) очень похож. Правда, фраза не должна была остаться в сознании как чужая. А она прозвучала как его мнение, а не ее мысль. Но, может, он еще не все умеет?

Хотя ей тогда и самой было страшно высовываться, рассказывать. Даже заходить на тот сайт она долго не решалась. Заглянула где-то, кажется, через полгода, чтоб удалить свои тексты: чей-то голос внутри настаивал на этом. И она удалила.
В общем, мания величия и различные фобии развивали шизофрению во всех направлениях. Но с шизофренией ей помогали. Зачем?

Сейчас она понимала, что его разговоры о походах с задачником в Кремль могли быть дымовой завесой для прикрытия собственных дел. У человека, живущего в России, легко программировать реакцию типа: против лома нет приема, против силы не пойдешь.

54

Конечно, у нее болезненный симптом поиска врага, а он ее жертва. И она раздувает события, превращая в кошмары. Но почему она тогда все время чувствовала связь с ним, не объяснимую здравым смыслом. И молчание, неявность этой связи развивали ее болезнь. Чем были вызваны ее чувства: болезнью или все-таки гипнозом? А, может быть, было и то, и другое?

Да, доказать она ничего не может. Но самой ей эти доказательства не нужны. Она знает, что это было. И чтобы с ним закончить, с этим человеком, остается разобраться только в одном: не что он делал, а зачем? Зачем вообще можно было делать или хотеть делать что-то, даже если предположения об этом абсурдны. И насколько осознанно он мог себя вести. Конечно, ответа не найти, но можно хотя бы разложить информацию по полочкам.

Допустимо несколько объяснений.



1) Предположим, он использует гипноз. Отрабатывает методику йоги. Или эриксоновский гипноз НЛП, хотя бы только подстройку. Не на всех, не всегда. Скажем, из благих побуждений. Или из любопытства, для тренировки, отработки навыков, приемов. Ничего дурного. Но даже если он ничего не хотел плохого, незаметный гипноз, постоянная подстройка к человеку в период стресса может стать причиной мании преследования, развит психоз, доведя до больницы.

2) Предположим, у него просто попросили информацию о ней. Это наложило отпечаток на его поведение и, конечно, сказалось на ее восприятии.


3) Предположим, была третья сторона, проявившая свою заинтересованность и показавшая это ему. При его характере без всякой просьбы с другой стороны он мог захотеть просто услужить, или услужить ради возможной корысти, не обязательно материальной. Он мог начать действовать самостоятельно.

4) Предположим, третья сторона сделала заказ ему на гипноз. Любого характера: от перевоспитания до уничтожения.
Например, чтоб заставить ее убрать с этого сайта свою статью и не привлекать к нему больше болезненного внимания. Что она и сделала через какое-то время.

5) Предположим, это не он. Третья сторона действовала сама, получив у него информацию. А он просто был в курсе, но молчал, и это наложило отпечаток на его поведение и, конечно, сказалось на ее восприятии...



6) ее восприятии.


-А это откуда выскочило? Как ты это сделал? Ну, цифра, понятно, выскакивает сама, если появляется хотя бы слово. Но почему соскочило слово? Малыш, я не планировала помещать седьмой пункт. Вообще-то это наглость - моими руками, пока я зазевалась, свои идеи воплощать. Сидишь там, в моем сумраке, - и сиди.

-...
-Молчишь? То есть ты считаешь, что так полнее?
-...
-Ну, ладно, пусть стоит. Может, ты и прав: версии должны быть все, независимо от того, как я к ним отношусь.
Итак, седьмой пункт:

6) Предположим, это все – ее восприятие. И версия девчонок правильна: просто такой человек. Просто нервный, эгоцентричный, эгоистичный, эмоционально не сдержанный. Не отдает себе отчета, как это действует на других. Думает только о своих интересах, делает только так, как ему удобно. Создает эмоционально нестабильную атмосферу неосознанно. А окружающие страдают. Такая нестабильность как вибрация. А постоянная вибрация рождает болезни. К тому же усиленная той атмосферой, которая образовалась, когда он организовал рабочие места. А чтобы без претензий в его адрес, изображает друга: «не начальника», а «собеседника». И язык не повернется сказать этому «другу», что думаешь, пока не припечет, как следует. Но практика показывает, что люди предпочитают уйти, а не выяснять отношения. Возможно, понимают, что подонка, каким он оказывается на деле, не переделать.


Ох, уж эти причинно-следственные связи. Их не удержать. Стоит выстроить в цепочку любые факты, и они тут как тут, эти связи. А вариантов объяснений в современных текстах, во всем книжном наследии хватает на все вкусы.
И молчание. Боязнь говорить. Боязнь выяснять. Молчание не дает возможности хоть что-то отвергать, отбрасывать, даже откровенно абсурдные мнения, которые, нагромождая объяснения одно на другое, уводят от реальности все дальше.

55


Она надежно затаилась. Ни с кем не говорила. Все хранила в себе. Но страх и вина, заполнившие ее целиком, стали сопровождаться какими-то новыми чувствами. Как будто глаза, преследующие повсюду, посылали свои собственные волны, волны реакции на то, что видят. А расшифровкой становились любые тексты, которые она читала. В виде фокусного восприятия. Началось это на работе.

Мог ли так действовать гипноз или таковы механизмы паранойи?

Она не понимала, что происходит.
Волны страха неожиданно сменились какими-то волнами чужого восхищения.
Эти волны словно заставляли ее посмотреть на себя с любовью. И она их узнавала, когда читала во время работы. Словно тексты объясняли то, что она чувствует. Но все тексты почему-то объясняли события, происходившие дома.

Будто заработала программа «Поверь в себя», заставляя начать собой восхищаться. И она начала за собой наблюдать.

Или она включается автоматом, эта программа, когда едет крыша?
Или это признак раздвоения сознания, отстраненного отношения к себе?

56

Лида никогда не считала себя красавицей, а тут еще годы. А по расшифровкам текстов получалось, что она то фея идей, то фея душа, то фея умывания. В общем, фея. Книжки что ль она не те читала? Или волны не те фразы проявляли.

Решив, что за ней подглядывают, она рассердилась. И еще получалось, что если это кто-то воздействует, то всегда не совсем попадает в ситуацию. Чуть-чуть, но не совсем. Как в романе К. Саймака «Почти как люди». Словно неважно было, на что попадут произвольно брошенные волны. На что-нибудь попадут. Объяснение найдется. Восхищение всегда льстит.

Приходила на работу, а там начальник. И всегда он как будто знал, что с ней происходит дома. Задавал очень точные вопросы или отпускал замечания, словно читал ее как книгу. Или у него манера была такая? Развивалась мания преследования, и возникало какое-то гадливое ощущение, что за ней просто подсматривают каким-то образом и используют это для создания иллюзии божественного вмешательства в ее жизнь. И оно было связано с ним, с начальником, это ощущение.

То же чувство она испытывала, оставаясь в отделе по субботам. И она все оглядывалась, осматривая стены: где же эти аппараты, которые следят?
Сначала думала, что это телевидение. Потом, что власть.
Могут ли эти волны носить другой характер, внутренний? Ну, скажем, реакция подсознания на внешний мир. «Малыш» всегда все видел лучше и замечал больше. А общался с ней именно ночью. Может, это его сообщения о внешнем мире, а не воздействие. То есть кто-то наблюдает, а она так реагирует.
С начальником она это не связывала.

Почему-то настойчиво напрашивалась мысль об излучении, о внешнем направленном воздействии. И сколько муж ни говорил, что это абсурд, в глубине души она не верила.



57

Проснулась ночью и записала фразу. Утром прочитала: «Когда явление явлено – бог всегда добр», - и пришла в ужас. Докатилась! От навязчивого бога надо было как-то спасаться и бегом, пока мысли о явлении, откровении, озарении не довели до психушки. Тем более что как назло, ее верующие друзья почему-то именно в этот период зачастили в гости и, появляясь в ее доме, вели разговоры исключительно на подобные темы.

Начался период глотания книг. Для нее поверить в бога было все равно, что свихнуться.
Нет, она ничего не имела против веры. Но почему-то всегда верой одного человека пользовался другой. Неважно, с какими целями. А давать кому-то в руки право управлять собой да еще добровольно что-то не хотелось.

Мозг, готовый решительно бороться за выживание любой ценой, до конца, стал вытягивать информацию отовсюду. Поначалу совсем по крупицам и из самых неожиданных мест. Впитывал даже из отдельных рекламных фраз, всасывал, словно из воздуха. Из любой книги, выражения, из всего, что содержит хоть какое-то количество слов.

Воткнувшись в книги голодным взглядом, Лида заглатывала их одну за другой. И там были направления, дорожки. А потом информация полилась рекой, благо с книгами ее жизнь была связана тесно. Очевидно, она вышла на общечеловеческие проблемы.

Крыша ехала, и было, конечно, какое-то время чувство, что нужные книжки ей поставляют специально. Мистика. Настолько они попадали в ее проблемы. Но этот симптом она уже наблюдала у одного пишущего человека раньше. И вспомнив, до каких мыслей люди доходят в подобных состояниях, с выводами не торопилась. Просто решила подумать об этом потом. А сейчас от своих проблем не отвлекаться.

На работе как раз шел поток подходящей литературы: философской, психологической, культурологической. И скоро это стало помогать. Ложные объяснения отпадали, начали выкристаллизовываться наиболее вероятные пути близких ей объяснений. Появился просвет: чувство присутствия бога может иметь и другие объяснения. И она, наконец, вздохнула.

Правда, возникали новые проблемы: если воздействует не бог - значит, человек. Кто он? Или еще того лучше: работа подсознания?

Да, какое же надо иметь самомнение, чтобы думать о себе то, что сказано в этой ночной фразе «Когда явление явлено – бог всегда добр». А такая с виду вроде скромная девушка.



58

Прочитала в словаре психолога про творчество:
«С развитием кибернетики предпринимаются попытки моделировать процессы творчества на компьютере (эвристическое программирование). Передача техническим устройствам доступных формализации умственных операций резко повысила интерес к тем процессам творчества, которые невозможно формализовать. Зависимость от них научно-технического прогресса – открытий, изобретений и пр. – направила усилия психологов на разработку методов диагностики творческих способностей и стимуляции творчества (например, мозговая атака)».

И, конечно, «мозговая атака» повергла в шок. Было очевидно, что в состоянии стресса, безумия, мозг работает иначе. Стресс, провоцируя обращение внутрь себя, активизирует подкорку, включая все свои резервы, используя области и возможности, которые в нормальном состоянии не используются. Но поскольку они мало изучены, их надо изучать и использовать.

Наблюдение - это путь решения многих проблемы, путь создания механизмов, методик.


Заклубилось воображение, предлагая новые варианты объяснений ее ситуации.
Совершенно диких. Но Хорни советует рассмотреть и дикие идеи.

59



Если ты не используешь себя сам, то тебя используют другие.

Что сводит с ума? Как быть с теми образами, что рождает больное воображение? Объяснений о работе подсознания столько, что трудно выбирать. В этом обилии сложно ориентироваться и почти ничего нельзя проверить. Опять все упирается в веру в чужое слово, в собственный здравый смысл и особенности уже сложившейся психики. Традиционные стереотипы выхода из ситуаций сейчас могут не только не помочь, но даже навредить, ограничивая выбор узкими рамками.



60


Оставалась последняя версия, связанная с ответом на вопрос: придумывает ли она все сама или на самом деле что-то видит, чувствует? Для нее - самая страшная. Версия, которая пугала своим названием, в которую не хотелось верить. Но без нее картина была бы неполной. И ее нужно было проговорить вслух, чтобы разобраться. Только в этом случае появлялась хоть какая-то возможность ее отбросить, от нее отказаться. Это слово пугало ее больше, чем экстрасенс. Слово пугало, но она не сомневалась в своих ощущениях.

Ясновидение. Что это такое? Особые способности? Мистика? Или просто наблюдательность и здравый смысл? Умение замечать во внешности те мелочи, что отпечатывают на ней поступки? И умение интуитивно видеть мотивы за словами сразу, не анализируя? И никакой мистики. И в словаре психолога этого слова нет. Ей все время казалось, что кто-то пытается внушить ей мысли то об избранности, о ясновидении, то о паранойе, и что это делает начальник.

Был момент, когда они как-то говорили о Лене, она вдруг испытала странное чувство: будто в нее заглянул, как под крышку кастрюли, и застыл, удивленный. А потом продолжил разговор. Впечатление запомнилось. Одного она не понимала: внушает он это или это ее восприятие, гипноз это или нет. Если нет, почему так крепко сидит в ней ощущение, что испытала тогда, в разговоре, словно в нее заглянули?

Ясновидение. Нет.
Со своей болезнью эту идею она могла подхватить, где угодно.

Может, от фильма с Ричардом Гиром?

А что если это не он? Не начальник. Что если это она? Не его подстройка или гипноз. Это может быть ее неосознанное интуитивное поведение, тоже своего рода подстройка, возможно, выработанная в детстве, чтоб предупредить желания людей, от которых зависела, предугадать, чего от нее хотят, и сделать это заранее, чтоб не ругали.

И, возможно, с помощью своего подсознания она не только предвидит поведение, но и сама провоцирует те или иные поступки, явления, действия, разговоры. Как падающие стенные шкафы в доме, где постоянные ссоры с мужем.

Или опять ее понесло в мистику. Поверив в собственную избранность, глазом не моргнешь, как найдется избранник и потребует благодарность, как в той статье о боге: «Неужели можно не попытаться дать ему ту малость, которая нужна ему».

Она слышит его мысли, и даже не мысли, а чувства, мотивы.
Зависть, ходящая так близко рядом, даже прикрываясь восхищением, не может не влиять. Спрятанная зависть хуже, чем открытая, потому что наносит удар исподтишка.
Чужой мотив сведет с ума кого угодно, к тому же если человек невольно проецирует его на остальных. Но слышать мотив не значит быть сверхчеловеком. Главное - не спутать со своим болезненным ожиданием, с поиском врага.

В состоянии стресса мотивы слышнее слов. Погруженный в себя, человек лучше их чувствует. В хоре голосов, обсуждающих его на все лады, мотивы сильнее слов, которые произносятся. И понятней не что говорят, а почему. Ее обвиняли в том, что эти мотивы ее. А она о существовании многих из них даже не подозревала. И со всех сторон на нее неслось: мы видим тебя, читаем, как книгу. Вот и оставалось только писать книгу, чтобы читали вместо нее.

То же произошло с восприятием текстов. Она чувствовала себя объектом изображения всех текстов, словно ее пародировали на все лады. Она чувствовала себя центром притяжений для случайностей, совпадений, необъяснимых явлений и маленьких чудес. А, может, она их не столько чувствовала, сколько притягивала или создавала? Она или ее подсознание.

Воображение вставало на дыбы, ощетинивалось и выдавало варианты объяснений. Агрессивно и услужливо.
С какого-то момента ей стало казаться, что она узнает слова, адресованные ей, в каких бы немыслимых с точки зрения здравого смысла, условиях они ни произносились.

То же происходило, когда использовались ее идеи. Она их узнавала в любом контексте. Узнавала так же непостижимо, как узнает мать голос своего новорожденного ребенка, даже если слышала его только раз. Сообщения, которые именно ей пытались передать другие, она считывала любым способом, словно получала из воздуха. И она знала, когда за ней наблюдают, не потому, что чувствовала на себе взгляды, а потому что информация об этом была везде, потому что об этом кричал ее внутренний голос, ее «малыш».

Почему наделить внешний мир чудесами естественней, чем заглянуть в свое подсознание. Почему не попытаться разобраться с собой, со своими возможностями и способностями. Или разбираться с подсознанием сложнее? Или этому мешает скромность, воспитанная с детства, как страховка от других бед: самомнения и гордыни? Или брать на себя ответственность за свою жизнь, учиться и, в том числе, учиться делать выбор, так невыносимо тяжело, что сознание начинает юлить и вертеться, как уж на сковородке, привлекая любые оправдания и объяснения, только бы избежать этого?

Обнаженная откровенность плохо переносит негатив, особенно публичный. Словно этот процесс сдирает кожу с сердца, заставляя обостренно воспринимать окружающую реальность и людей, пропуская все через себя. И эти перемены, совпадая с каким-либо шоком, могут стать мучительными и опасными для автора. То самое, что Пушкин описал в «Пророке», а Гоголя довело до могилы.

Может, так и появляется способность, которую называют ясновидением? Ведь об этом пишут многие писатели. Чуткость к окружающему миру совсем иного порядка. Словно стресс, заставляющий человека уйти в себя в поисках защиты и новых объяснений окружающего мира, открывает новые способы восприятия, активизирует иные возможности. Страдающий человек видит больше и лучше. Он лучше понимает людей. В нем словно появляется другое зрение, вроде внутренних глаз. Душевное потрясение, шок, маленький ад – и вдруг ясное и глубокое понимание страданий других. Почему они так связаны?

Что это, ясновидение или безумие? До сих пор не решенный психологами вопрос.

Может, ее отношение к рекламе, к текстам, связано с этим новым чувством? Обостренное чутье и обнаженные нервы чутко реагируют на интонацию, заложенную в словах, на эмоциональную подоплеку любых фраз, на мотивы, вызвавшие эти фразы к жизни.

Всевозможные побочные мотивы: зависти, самодовольства, недоброжелательства, неприязни - вольно и невольно вплетаясь в тексты, скребут по сердцу так, что читать невыносимо, как консервным ножом вскрывают душу, заставляя узнавать собственные мотивы в чужих, даже когда их там нет.




61


Лида включила компьютер, полезла в папку, открыла файл «Сонные фразы». Здесь ночные фразы, которые произносил какой-то голос внутри нее в момент пробуждения, а она записывала спросонок в период стресса после своего неудачного выступления на сайте, хранились в своем первоначальном виде, еще до использования их в том или ином тексте. До сих пор ей не приходило в голову посмотреть на них, как на нечто целое. Отобранные и сложенные вместе, эти фразы в лучшем случае вызывали недоумение и уж никак не внушали веру в рассуждения Фрейда, по которым выходило, что все это проговорила себе она сама: таким языком, таким стилем, такое. Они звучали как нечто инородное, не принадлежащее ей, заставляя сомневаться в основных положениях психологии. Если это суперэго, заговорившее в ней своим голосом, то не так уж сложно перепутать этот голос с божьим гласом. При некоторой вере в собственную избранность, вопрос о взгляде на мир может окончательно разрешиться вполне определенным образом.
Промелькнуло сожаление, что она не ставила даты возле каждой из фраз. Покрутив их так и эдак, она, наконец, выстроила их в ряд, руководствуясь только одним соображением: может ли их появление иметь внешнюю природу? И в таком виде они представили собой нечто настолько неожиданное, что, вспомнив свою ситуацию, она насторожилась:
-------------------
Готовь самое личное.
------------------
Мое дело - искать очевидных. Основная особенность, признак – неуспокоенность
-------------------
Я больше не рассеиваю мысли
-------------------
Не надо было трахать окружающих, а работать с тем, что имеешь, думать, чтоб получилось (Как поверить в то, что это она говорила себе сама?)
------------------
Ноет душа? А кто такая душа? Душа – претенциозная ноющая особа, которая никак не даст тебе прославиться.
------------------
Эта гнида даже думать не желает.
Разбираться неохота, а выводы делать неудобно
----------------------
Мы пойдем вперед, если наступишь на нечто, что не превозмочь, если наступишь на горло собственной гордыне
----------------------
Когда явление явлено – бог всегда добр
----------------


Остановившись на этой фразе, Лида задумалась. Ну, к богу ее, пожалуй, уже не приведешь, даже с помощью лести, однако, появление этих высказываний в собственной голове, пусть и во время сна, вызывало недоумение и пробуждало новые вопросы: если это не бог и не внутренний голос, что еще может быть.
Решив не торопиться с выводами, она просмотрела еще несколько ночных высказываний из отобранных:

«Без открытий земля оставалась бы скудной.
-------------------------
Коллапс ликвидировали ( Эта фраза прозвучала уже после операции, всех процедур, когда вроде она начала становиться прежней, когда впервые после длительного лечения почувствовала себя в какой-то мере выздоровевшей.)
----------------------
А сейчас вы должны быть целомудренными как подростки, чтобы дождаться всплеска страсти
------------------------
Следовало родиться, чтоб узнать об этом.
Почему-то эта фраза рождала в момент ее восприятия разные оттенки ощущений.
Одно из них, словно кто-то говорил: «Мы существуем, даем тебе установки, тобой управляем, и ты должна радоваться, что мы сообщили тебе о себе, теперь ты знаешь, как все на самом деле. Вот на это хотелось ответить: «Лучше б уж не рождаться».


Но погружаться совсем глубоко в это безумии не позволяли ее собственные слова:
«Ох, уж эти причинно-следственные связи. Их не удержать. Стоит выстроить в цепочку любые факты, и они тут как тут, эти связи. А вариантов объяснений в современных текстах, во всем книжном наследии хватает на все вкусы».

Эти слова были для нее как плавающий плотик, как ненадежная, но единственная опора до тех пор пока ей было нужно разбираться.


И она продолжала...

...Было ощущение, что в этом мире, мире этого голоса, две противоборствующие группы, и одна, которая на ее стороне, говорит про вторую еще одну ночную фразу: Все, что скрывается, - ложь.

Еще один поворот этого же ощущения: мысль о том, что жизнь, которую она проживает, придумана, и как любое шоу, имеет своих зрителей, - к тому же и ее ведущий демонстрировал, что ее видит. Не мудрено, что у нее поехала крыша . Вообще мысль о жизни как театре в этот болезненный период была особенно навязчивой. С ней была связана еще одна ночная запись:
Голос:
На арене в первом ряду сидел Коля и громко хлопал. Цирк бушевал и смеялся. Такого здесь еще не было.
Если учесть, что как раз в тот период она написала миниатюру про Коляна и Герасима, имея в виду очередные рассуждения ведущего, с которыми ей захотелось поспорить, то очевидны логические связи подсознания. Правда, в тот момент эта мысль ей в голову не пришла.
В более широком понимании эта же мысль «Следовало родиться, чтоб узнать об этом» выглядела так: реальная жизнь не соответствует представлению о ней, оно ошибочно, как изнаночный мир.
-----------------------
Люди, переходящие дорогу свободе – изнанка, морок
Стоит просыпаться в изнанку, чтоб все здесь организовать
------------------------
Такое восприятие кривое в целом дает прямое изображение
-----------------------

Слияние реальности с вымыслом чревато безумием. Но без веры в вымысел картинки не оживают. И как бы жил человек без всего того, что создал благодаря воображению?

------------------------
«Надо включать свое самосознание как единственную реальность. Реальность творения - в том числе».
“Хаос обретает форму и порядок, проходя через сознание, душу человека - в творениях человека”.
--------------------
Иногда кажется, что человека поднимают над другими достоинства. Но присмотришься - достоинств никаких нет: человек драчлив, суров, угрюмен и прост, как картошка.

------------------------

-Ничего не понимаю. Жизнь непонятная
-Ничего. Ничего. Разберешь – все поймешь
-------------------------

Наверно, только пока, постигая, сомневаешься – не навязываешь собственного мнения другим
А я не могу потреблять извне, я потребляю изнутри
-------------------------

Я хочу уютно, комфортно, спокойно. А он все время толкает на борьбу.

-------------------------

Каждой день обманутой жизни дает гораздо больше

-------------------------

Почему-то в начальный период появление всех этих фраз сопровождалось ощущением, что нельзя говорить. Категорически. Словно эти, неизвестно чьи голоса, не хотели, чтоб о них узнали. Словно было внешнее воздействие, как излучение, которое усиливало восприятие тех фраз в текстах, которые она читала, где смысл активизировал именно эту мысль. В какой-то момент, не понимая что происходит, она даже не удержалась и написала: можно прямо писать о том, что происходит. Написанное, оно только в силу этого приобретает оттенок иносказания. В трансцендентальное никто давно не верит.

Поражало еще одно. Голос почему-то обожал научные термины, возможно, в силу их лаконичности и звуковой выразительности. Конечно, когда в сером сумраке пробуждения звучит слово «релаксация», оно в состоянии пробить ватное пространство и задержаться в памяти даже чуть дольше, чем его осознание. Возможно, слово «отдых» просто затерялось бы в глубинах памяти в процессе пробуждения.
Странно было и другое: хотя эти слова по звучанию были ей знакомы, она не помнила их значение, и ей приходилось лазить в словари, чтоб узнать его: коллапс, релаксация и т.д.
И даже не то удивляло, что подсознание хранит информацию, когда сознание утрачивает ее, а то, что оно, воздействуя на сознание, использует ее очень экономно и при этом максимально эффективно.

Оставалось загадкой, что является в большей степени шизофренией: появление этих фраз в ее голове или ее попытки их объяснить?



Лида вспомнила слова мужа, прочитавшего несколько глав про начальника:
"Никакой он не монстр, обычный человек. Но у тебя хватит таланта убедить в чем угодно. Пиши, если тебе это помогает. Только не увлекайся. Лишь бы это не имело обратного результата".


Значит, так воспринимать в состоянии шока нормально? Фантастические объяснения позволяют оттянуть момент столкновения с выводом, согласиться с которым внутренне не готов, согласие с которым грозит уничтожением собственной личности. А культура формирует и программирует нас? А уж что в ней найти – личное дело каждого?

Как линии от коньков на льду, на которые неизбежно сбиваешься, двигаясь за другими, а потом застреваешь и падаешь. Падаешь, пока не научишься кататься. Как паутина слов, от которой нет собственной защиты, пока не научишься понимать, что опасно, а что нет. Лично для тебя.

Главное – научиться разбираться. История ведь очень простая…





Глава вторая. Простая история.

1


Лида сидела на кухне и внимательно читала, периодически откладывая книжку в сторону и надолго погружаясь в собственные мысли. Потом снова бралась за книжку, читала, откладывала и вспоминала, вспоминала, словно накладывая события на новые знания, возникающие из этой книжки…
… История и вправду оказалась очень простой по прошествии времени, теперь, когда, если и не исчезли совсем, то, по крайней мере, как-то поутихли, погасли, немножко притупились те чувства, которые заполняли ее все время, заставляя вновь и вновь возвращаться к событиям трех последних лет и их началу.
Женщина иронически высказалась в адрес ведущих известной передачи на публичном сайте. На следующую передачу был приглашен адвокат рассмотреть гипотетическую ситуацию о том, как унять в судебном порядке «безвестную нахалку», которая «оглянулась… с… чавканьем» на известного писателя. Адвокат сказал, что художественный текст – это особая область, где, если нет прямых ругательств в чей-то адрес, то за это привлечь довольно сложно. Старшая из ведущих настойчиво повторяла, что она этого дела не оставит.
С этого момента женщина почувствовала, что за ней наблюдают. Не буквально, не взгляды. На ТВ пронеслась серия передач, как реакция на ее реплики на сайте. Но какие-то из передач явно обладали информацией, добытой не из ее рецензий на сайте. Значит, кто-то уже знал, кто она такая, несмотря на анонимный ник. Знал и не скрывал этого, а скорей навязчиво и мстительно демонстрировал в пародийно-гротескной форме. И если бы только это.
Происходили и совсем необъяснимые вещи. Телевизор ежедневно повторял за ней фразы, отдельные словечки буквально сразу за тем, как она их произносила. Когда все последнее время у нее на нервной почве падали из рук чашки, ложки и прочие предметы, и она уже даже не раздражалась, а при падении только повторяла: «Бабах!», то, как-то включив телевизор, она была поражена, услышав от героя программы то же слово: «Бабах!», и сначала даже не поверила своим ушам, своей реакции. То же стало происходить и с другими ее любимыми словечками. Объяснить подобное технически ей казалось невозможно, даже если у нее действительно появился мощный и влиятельный враг.
Но эти странные совпадения продолжались.
И не только ее слова носились по экрану, привлекая к себе внимание. Возникали и слова, называющие предметы, с которыми она накануне имела дело: квас и пиво, если она их пила, рождались в текстах передач, которые она смотрела, особняком, словно для того, чтобы привлечь ее внимание к себе. Очки с поломанной дужкой упоминались на экране, если она в этот день их чинила скотчем. Ватрушки, если они лежали на ее столе, обязательно назывались героиней очередного голливудского фильма, которые она так любила смотреть по вечерам, в собственном киношном контексте. Более того, появлялись целые передачи, словно созданные как реакция на нее, связанные с ней. Казалось, именно ее любимая розовая блузка, из которой она не вылезала все последнее время, вызвала к жизни новую тему на экране: «Как влияет на человека розовый цвет?». Одновременно по экрану прокатилась серия высказываний и советов на разных каналах, как лечиться от депрессий, словно кто-то не спускал с нее глаз, внимательно наблюдал и использовал все для того, чтобы сообщить ей об этом. Ее старая привычка составлять список покупок перед походом на рынок неожиданно возникла на экране и стала обсуждаться. Даже сумма, которую она выдавала старшему сыну на карманные расходы, стала поводом для обсуждения проблемы, сколько денег выдавать детям.
Ни технически, ни логически объяснить себе она это не могла. И еще она никак не могла увязать свои ощущения с конкретными людьми: слишком бесчеловечным было подобное преследование.
И она никак не могла поверить в тот вывод, который настойчиво возникал в ее голове: началось преследование, за ней наблюдают, незаконно вторгаясь в ее частное пространство, читают файлы ее домашнего компьютера, не связанного с Интернетом, используют тексты и постоянно дают ей понять об этом наблюдении виртуальными методами ее собственными фразами, ее выражениями, включая их в рекламу, в телевизионные тексты не только отдельных программ, но и в переводы зарубежных фильмов. Впечатление было, что на нее давили через рекламу и тексты передач и фильмов, через слоганы Интернета на Яндексе, той странички, что она пользовалась постоянно, даже через рекламу, которая появлялась непосредственно на страничках ее писем. Давили, чтоб создать определенное психологическое состояние, не способствующее выздоровлению. Отследить все это было невозможно, особенно в первое время, поверить в происходящее – тем более, но постоянные совпадения не давали ей покоя, постоянно держа в напряжении, в состоянии непрекращающегося стресса, делая эмоционально возбужденной и не давая расслабиться. Более того: через какое-то время у нее в квартире появился ее длинный текст-объяснение, который она повесила последним на сайте передачи, а потом во время стресса тщательно уничтожила все его варианты.
Любопытно было и другое. Среди передач-насмешек, реклам-издевок появлялись такие, которые словно хотели ее поддержать. Любимый Бредбери, потрясший ее своим последним романом, неожиданно возник на экране. Новый музыкальный диск с певицей, которой она не знала, но слушала все время, неожиданно прозвучал в виде оперы как новогодний подарок, преподнесенный ей к предстоящему празднику. И тот ведущий. В каждой передаче он словно напоминал, что помнит о ней, что наблюдает, обязательно повторяя в каждой из них какую-то фразу из последнего ее текста в Интернете. И хотя причин считать это благом вроде не было (он только повторял ее позы, ее фразы, как в подстройке энэлпистов), к нему она не могла относиться враждебно, приписывая поддержку именно ему, его вмешательству. Постепенно для себя она условно разделила все виды воздействия на две части: Он (позитивное) и подонки (негативное), хотя кто там был автором чего, разобраться не было никакой возможности. Впрочем, так она считала только вначале.
Со временем восприятие обострилось, и она стала отслеживать и запоминать, где, как и с чем она сталкивалась. В то же время реакция на негатив постепенно притуплялась, и она реагировала на него все спокойней и смелее. И когда, на следующий день после записи в своем файле выражения «живой разговор», над которым она пробилась целый вечер в поисках максимально точного соответствия форме, в которой вел ее ведущий передачу, она увидела это выражение на экране, да еще в эротической рекламе, она только отстраненно подумала: «Опять подонки развлекаются», - и отвернулась от телевизора.

2

Этими книжками стали тексты про НЛП, которые тогда, год назад, впервые узнав про эти технологии, она не смогла заставить себя прочесть, напуганная самим фактом существования этих методик: так бесчеловечно выглядела возможность их применения по отношению к конкретным людям, что она не могла в это поверить. Теперь она смирилась и с этим: может быть все, что угодно, если кому-то это выгодно. И она снова и снова возвращалась к одному и тому же вопросу: кто мог ее так преследовать и за что?
Почему ведущая той передачи, с которой все началось и которая по сути своей провоцировала зрителя на ироничное отношение к ее героям, так страшно обиделась на иронию по отношению к себе самой? То ли с чувством юмора у примы оказалось туговато: посмотреть на себя с улыбкой не получилось – амбиции помешали. То ли предполагалось, что иронию могут позволить себе только сами ведущие, а зритель, даже на сайте передачи, вроде специально созданном для откликов, - ни боже мой, потому что не дорос еще до публичных высот, болезный. И поэтому нужно наказать его, провинившегося, угрожая расплатой. В смысле, не его, а ее, зрительницу. Благо, «нахалка» оказалась «безвестной», сама рассказала, а, значит, опасности не представляла. Выглядело это именно так.
Что ее так задело, признанную писательницу, и почему? Ироничное высказывание «наша великая писательница»? «Великие» иронии неподвластны. Если они, конечно, «великие». Или так проявляются комплексы и личные проблемы, которые выносит ведущий на экран, угрожая заразить ими зрителей? Ну, действительно, разве допустима ирония по отношению к признанным авторитетам? Особенно болезненно самолюбивым. С мгновенной реакцией отомстить и уничтожить, распространяя эту реакцию на всю страну.
Отвечать на иронию бранью и угрозами - верх мастерства: идеально соответствует названию и теме передачи.

Или же возмутило выражение «наши девушки порезвились»? Хотя кто они, мальчики, что ли?
А, может, диалог школьниц так ошарашил?
«Отличница:
- Врете вы все, врете!
- Ничего мы не врем. Ты сама дура.
Отличница, поняв, что девчонки спорят не ради сути, а ради спора, пожав плечами, удалилась.
Обиженные подружки остались.
- Задавака эта Ирка. Подумаешь, мама в универмаге, - начала первая, помладше и побойчее, у которой мама работает в продмаге.
- Не отличница, а выскочка, - подхватила вторая, постарше и поумнее. - А пятерки у нее липовые, липовые. Вон Митька Митрофанов, сидит на задней парте и не рыпается. И всегда дает списать. А тоже отличник».

Наиболее сильно бьет обычно именно иносказание своими намеками, которые заполняет собственным содержанием тот, кто читает. То есть бьет он себя сам, если намеки достаточно выразительны и он психологически на них настроен. Но и тут проявилась любопытная особенность. Так возмутившее ведущих когда-то сравнение со школьницами со временем переосмыслилось, совершенно естественно стало своим, родным, и, в последующих интервью уже выдавалось за собственный образ, когда признанная писательница, говоря о своих гостях, не могла удержаться, чтоб не заметить, что ведут они себя, мягко говоря, ну, право слово, как дети. Благо, что всякие неприятные рецензии с иносказаниями к этому времени с сайта были не только удалены, но и забыты. И даже в суд, которым она припугнула обидчицу, ведущей подавать не пришлось, тем более, что сложно подавать на анонима: нашлись способы воздействовать иначе. Ну, действительно, как сказал герой Лукьяненко героине: «Ты такую поговорку слышала: «сапожник без сапог»? …Не бывает на свете голодных поваров и бездомных хозяев гостиниц». И уж тем более не бывает известных и богатых, не способных отомстить, если они этого захотят, небогатым и безвестным.

3

Возникал вопрос: каковы реальные основания для подозрений Лиды в сознательном воздействии на нее как на провинившегося зрителя?
Сами ведущие – работники ТВ, сын одной из них – Интернет-деятель. А ведь целых два года она не могла в это поверить, когда ей почти сразу сообщила об этом Лена, хотя она и не спрашивала. Словно знала, что с ней происходит, словно читала ее мысли. А она не могла поверить в это без серьезных свидетельств.
Могут ли они и будут ли заниматься подобными делами? В какой-то момент ответ на этот вопрос ей дал ее ведущий в другой публичной передаче, демонстрируя с экрана довольно активно ее жесты, позы и слова. Мол, я тебя вижу. Я все о тебе знаю. И она поверила. Но раз может он, могут и другие. И, значит, возможно, ее восприятие происходящего – правда. Единственное, чего она не могла понять до конца: зачем это делал ведущий?
Не в силах изменить свои представления о жизни, о соблюдении законов в стране, где она жила, которые, как оказалось, никакого отношения к реальности не имеют, и люди уважаемые легко через них переступают, если их невозможно на этом поймать, Лида решает, что сходит с ума. Сильный стресс, страх, шок, из которого она не может выйти в течение нескольких месяцев, заставляют ее обратиться за помощью к психиатрам, и она оказывается в больнице. Выйдя из нее через месяц, она еще несколько месяцев пытается излечиться от апатии и депрессии и побочных эффектов тех лечебных препаратов, которыми ее пичкали все это время. А на фоне этих психологических изменений происходят соматические: начинается рак.
Два года уходит на лечение, но болезнь продолжает развиваться, а преследование не прекращается. Женщине кажется, что уже не только ведущие, но и какие-то другие люди, не известные ей, тоже наблюдают и за ней, и за ее текстами, и за ее занятиями живописью, и вообще за ее жизнью, и демонстративно используют и то, и другое не только в рекламе, в российских сценариях, но и зарубежных. Разобраться, болезнь это или реальность, или смешение того и другого, она до конца не может, хотя и убеждена, что преследование продолжается. Не в силах избавиться от него, она начинает думать, что ее хотят сознательно свести с ума, довести до смерти, не выпуская из-под надзора и постоянно давая ей понять, что он продолжается, таким образом давя психологически, чтобы рак, болезнь, напрямую связанная с психикой и сознанием, перешел в форму неизличимую. Рушатся все ее представления, основанные на воспитанном с детства уважении к людям известным, к тому, что они умнее, честнее, порядочнее среднего человека. И она приходит к выводу, что
1)публичная известность никакого отношения к качеству и порядочности человеческой личности, за ней стоящей, не имеет;
2)сформированный в ее сознании обществом стереотип уважения к публичным людям, как любая безусловная вера, - это просто удобный способ управлять другими, который выгоден экономически одним, а для других может быть опасен для жизни.
Впрочем, слава богу, время изменилось. Появилась информация, которую раньше было не узнать. А теперь появилась книжка, отвечающая на вопросы. И все эти вопросы, ворохом возникавшие в ее голове при чтении, мгновенно находили в ней ответы.


4
-Ну и? Что ты тут можешь изменить? Да, и вспомни по себе, как влияют подобные предупреждения из детективов на психику человека со стрессом.
-Это не детектив, во-первых. А во-вторых, я помню. Вот поэтому я и не хочу превращать эту ситуацию в детектив или фэнтези, малыш. Здорового они, может, и развлекут, но больного своими предупреждениями и страхами могут и на тот свет загнать. И потом, в этом нет необходимости. Возникает ведь только несколько вопросов, и их достаточно просто поставить:
1)Могут ли журналисты, если им вдруг стало что-то интересно, пойти против закона, нарушая частное пространство, как воры, чтобы раздобыть информацию о каком-то человеке (любом) с помощью современной техники, и как от этого защищаться?
-Естественно, могут, раз есть папарацци. И даже не будут считать себя преступниками, потому что считают это профессией. Как может защититься обычный человек, предположим, учитель – не знаю. Наверно, не может.
-2) Имеет ли такие средства и возможности телеведущий, если не технические, то в достаточном количестве – материальные?
-По-моему, без вопросов.
-3) Имеет ли технические возможности залезать в чужой компьютер и читать чужие файлы, если машина не подключена к Интернету, какой-либо Интернет – деятель? И вообще любой человек с достаточными средствами, если задастся такой целью, что может сделать? И каких для этого денег достаточно?
-Это любопытно.
-4) В какой степени защищен от закона, позволяя себе это делать, человек со связями, с деньгами, известный и знаменитый.
-Глупости не спрашивай?
-5) И последний: как можно поймать и привлечь к суду за подобные делишки?
-А тебя не могут…как это…за клевету?
-А я никого ни в чем не обвиняю. Я просто задаю вопросы. Рассматриваю гипотетическую ситуацию, как это сделали ведущие.
-Но ведь это могла быть и твоя болезнь?
-А я и не спорю. Но моя болезнь – моя проблема. А я, как Ганди, который сказал: «Я верю в равенство между всеми, кроме фотографов и журналистов», говорю о той стороне вопроса, которая стала общей проблемой и, кстати, может провоцировать болезни не только у меня, а у любого, не готового к этому человека. Год я молчала, сначала от страха, а потом – пытаясь понять, что происходит и не веря своим выводам. В сущности, только сейчас, спустя три года, я могу сформулировать то, что произошло, нормальными, обычными словами, не ориентируясь на такие назойливые чужие мнения людей посторонних, которые судят со своей колокольни, и не оглядываясь на слова и мотивы, которые диктуют людям их личные реакции на происходящее и общие стереотипы, приравнивающие друг к другу известность и непогрешимость. Да, я не могу здесь ничего изменить. Но я могу хотя бы говорить об этом прямо, не пряча историю о происходящем за детективом и фэнтези.
-Ну, тогда ладно. Разбираться так разбираться.

5


И Лида опять погрузилась в воспоминания. Теперь многое становилось понятней и отчетливей.
Первая передача, которую она восприняла тогда, три года назад, как реакцию на свою рецензию и в которой прозвучала в иносказательной форме закрытая информация о ней, информация, добыть которую можно было только незаконными способами, была настолько скучной, что, пожалуй, кроме используемого факта, привлечь к себе ничем не могла. Примитивный образ неприличного звука, прозвучавшего в публичном месте, который был центром сюжетной композиции якобы юмористической интермедии, почему-то не вызывал даже кривой ухмылки. Неприличный звук по сюжету произвел неудачливый писака якобы потому, что был в детстве найден в капусте. Ну, и что можно было сказать о подобном юморе?
Однако Лида была настолько потрясена тем, что в открытую демонстрировалась нечистоплотность приемов журналистов при добывании информации, что даже это ее не так возмутило, как сам факт происходящего.
Еще ее поразило то, что, даже несмотря на беспросветную серость, которая не могла бы развлечь нормального зрителя, в передаче проступала вполне ощутимая атмосфера подобострастного желания угодить заслуженным и признанным. «И это бывшие КВН – щики,- удивилась она. - Ведь уже и так на ТВ. Неужели есть необходимость удерживаться здесь любым способом? Или это желание защитить свою тусовку? И от кого? От своего зрителя. Ничего себе противостояние. Докатились. А еще рассуждают, что каков зритель, таково телевидение». С этого момента она стала внимательно наблюдать и за совпадениями, и за тем, что видела на экране.
Больше всего ее удивляло качество выпускаемой на ТВ продукции, точнее, его отсутствие. И особенно тот юмор, который стал утверждаться с приходом молодых. Казалось бы, на ТВ их пригласили явно для того, чтобы ввести свежую струю, разнообразить формы предлагаемых шоу, вполне возможно, следуя примеру того обновления, которое произошло когда-то во временя создания НТВ и дало потрясающие результаты, когда на экране действительно появились настоящие звезды: умные, независимые, эрудированные, образованные, энергичные, яркие и не тускнеющие со временем. И с массой действительно свежих, глубоких, серьезных и разнообразных идей.
Но ажиотаж, сопутствующий какое-то время очень популярному КВН и по ассоциации новоявленным телевизионщикам, не спасал. После просмотра пары передач интерес пропадал полностью. Причем, молодые в этом смысле даже перещеголяли официальных юмористов, которые традиционно вызывали недовольство некоторых зрителей.
Сначала Лида думала, что ее восприятие связано и с ее предвзятостью, и с тем, что она уже не так молода, и ее уже просто не смешат шутки молодых. Потом вспомнила, как смеялась перлам КВНа. Может, реже, чем молодые, но все-таки она смеялась. А сейчас экран заполонили странные сатирические персонажи, больше всего напоминавшие членов семейки дебилов. И если в классической клоунаде еще советских времен герои могли быть странными, нелепыми, и тем не менее вызывали сочувствие и симпатию, воспитывая в зрителе способность сопереживать любому человеку, эти не вызывали никаких положительных эмоций.
Сатирический тип в новых шоу на экране упростился до таково примитива, до такой карикатурной схемы, что ничего не мог вызвать к жизни, кроме злорадного омерзения и брезгливости. И этот убогий и примитивный взгляд на человека теперь годами не сходил с экрана. Что он мог формировать в зрителе, кроме ненависти человека к человеку, уродуя человеческий облик якобы в угоду зрителю, который в состоянии был смеяться только над подобным, было непонятно. Это и стало называться развлекательными шоу.
Почему-то на экране в это время параллельно шел разговор об активности провинциалов, появляющихся на ТВ, словно им нужно было еще и официально произнесенное признание их успешности, чтобы закрепиться окончательно и бесповоротно.
Очевидно, такое преображение на профессиональном экране происходило с бывшими КВН-щиками потому, что наиболее яркие звездочки КВН, которые сверкали в окружении массовки на его подмостках, уезжали за границу, уходили в другие области, а без них массовка так и оставалась массовкой, несмотря на тщетные потуги повторить тот искрометный и живой юмор, который часто звучал в КВНе, благодаря тем самым личностям.
А провинциальная культура молодых, шагнувшая на столичные экраны благодаря их бойкости, демонстрировала на экране только эту бойкость и воинствующую пошлость. Очевидно, чтобы создать настоящих звезд, а не просто узнаваемых людей, способных выдержать проверку временем, кроме бойкости у претендентов за душой что-то еще должно было быть. А то, что поначалу казалось смелым, свежим и необычным и привлекало внимание в силу новизны впечатления, постепенно превращалось в однообразную примитивную картинку масок, вызывавших у зрителя вполне одиозные чувства. Любопытным оказалось то, что со временем уже не такие молодые актеры, придумавшие своих персонажей и сформировавшие в зрителях за прошедшие годы определенное отношение ним, стали страдать от такого же отношения зрителей к себе, словно они на самом деле были теми героями, с которыми зрители их отождествляли.
Почему на экране вдруг образовалось столько программ, которые формировали у зрителя агрессивно-воинственный пыл и брезгливое отвращение к другому человеку, было непостижимо.
Постепенно такое же легковесное отношение к созданию персонажей перекочевало в многочисленные российские сериалы, которые, чем дальше, тем больше становились все на одно лицо, в том числе и потому, что практически во всех них словно использовался один актерский состав, работала одна и та же команда, а сценарии разрабатывала одна и та же группа, вызывая этим однообразием скуку. Поначалу казалось, что все правильно. Советский зритель, не избалованный европейским разнообразием, словно дорвался до картин красивых интерьеров, красивых нарядов, красивых героев и героинь. Но со временем оказалось, что эта внешняя красивость, почти полностью заменила глубину, психологизм и душевность прежних фильмов, которые, возможно, уже не вернутся. И от подобного явления теперь не спасали даже прекрасные актеры, которые иногда приглашались в сериалы, но то ли из-за ограниченности сроков, то ли еще из-за чего-то, тоже не могли продемонстрировать настоящей глубины и качества своей работы. Все словно стало превращаться в одноразовую продукцию, к которой во второй раз возвращаться не хотелось. И, казалось, чем большие суммы мелькали в слухах о производстве фильмов, тем сильнее мельчали проблемы, идеи и персонажи этих фильмов, за редкими исключениями, когда за работу брались мэтры из бывших.
Несколько рекламных роликов, использующие тексты и файлы Лиды, в том числе еще не повешенные в Интернете, в последующие три года явно несли на себе отпечаток той же атмосферы с оттенком «юмора» ниже пупка. Сначала Лида думала, что ее фразы опошляются и принижаются сознательно, чтоб больнее ударить. Но пару раз она столкнулась с тем, что довольно удачные фразы из ее зарисовок, которые, казалось, невозможно было опошлить, превращались в сериалах, где они использовались, в такое, что специально не сотворишь. И она поняла: они иначе не умеют.




6



-Ты решила продолжить?
-Нет, не я. Меня словно все время что-то толкает. Или кто-то. История ведь не закончилась. И еще кто-то слишком нахально лезет в мою частную жизнь.
-То есть?
-Кто-то уничтожил в моих текстах с домашних файлов лучшие куски описаний. Может, украл. И даже не то противно, что их можно использовать, как то, что жалко, как ребенка, то, над чем с таким удовольствием возилась, и даже всё как будто получалось. А теперь нужно восстанавливать опять.
-Окстись. Вспомни, что говорил один из героев твоих любимых книжек: «Нет, надо быть Котей, чтоб верить в таких хакеров»,- и в то, что ты интересна всему миру.
-Не передергивай про мир. А насчет хакеров, можно ведь и проще: вошел в пустую квартиру, слегка поработав с замочком, сел за чужой компьютер, и погнали. Ведь появился же когда-то в этой квартире на совершенно новых и белых листочках давно уничтоженный текст. Тот, кто способен взломать чужой компьютер и рыться в нем, как в своем кармане, такой же вор, как любой домушник, и вполне может перейти к его приемам.
-Опять детектив?
-Нет, отдельные факты: были куски текстов, и их нету.
-И на кого ты грешишь?
-На кого угодно. Раз есть «стилисты» и папарацци, привлечь внимание, сказав что-то публично, можно чье угодно, да так, что потом не отвяжешься от назойливости непрошенных гостей, имеющих возможности, каких нет у меня. Я ведь говорила тебе не только про рекламу, но и передачи.
-А что, ничего с тех пор не изменилось?
-Скорее усилилось, вошло в систему.
-А что твой ведущий?
-И с ним все в порядке: так же стабилен. По фразе из последнего текста, что я вешаю в Интернете, произносить не забывает в каждой своей передаче. Последний раз это было: «Вот в таком примерно разрезе». Правда, и текст был во многом о нем, хоть и завуалировано.
-Мало ли совпадений. Фраза-то расхожая.
-Кто бы спорил. Но не так уж из него много слов выскакивает за передачу, чтоб не заметить, что всегда находится место для одной из них, недавно сказанной мной. Да, чаще всего они расхожие, не придерешься. Но почему он их произносит только после того, как использовала я.
-Ладно, верю. А билайн?
-«Рулетка» из последнего рассказа уже удостоилась и висит на рекламе, хоть и явно притянута за уши. Но ведь этого тоже никак не докажешь.
-И не надо. Ты забыла, здесь иное пространство. Здесь тебя никто не сможет обвинить и заткнуть тебе рот. Ты можешь говорить что угодно свободно. Здесь ты можешь рассматривать любые гипотезы: страшно удобная штука, как практика показала.
-Но дело даже не в этом.
-А в чем?
-Я пока еще не все поняла из того, что со мной произошло.
-При чем тут ты, мы же рассказывали о Лиде.
-Прости. Все время забываю отделять. Конечно, это ведь как бы вымышленная история, чтобы можно было все сказать. В общем, появились новые вопросы и новые факты.
-Какие, например?
-Вот самый назойливый: можно ли сознательно спровоцировать рак? Ну, как булгаковский Воланд у некоторых героев? И еще: неужели об этом знали уже тогда, в сталинские времена?
-Мы ведь нашли уже ответ в книжках.
-Ну, извини, это такой заход. Литературный. Чтоб другим рассказать. Вдруг кто не знает. Я вот не знала, что это возможно.
-Ладно. Ты что, решила начать обвинять?
-Нет, выяснять.
-Хорошо, давай разбираться по новой. Ты книжку дочитала?
-Какую?
-Да Горина, конечно, и Котлячкова. «Оружие – слово…».
-Почти дочитала.
-Вот и славно. Это нам поможет.

8


Лида надела черные очки и вышла на улицу. Город был полупустой: лето и суббота не способны выгнать ранним утром на улицы тех немногих горожан, что еще не на дачах или в отъезде. Лида обожала это состояние города. Еще не так парко, как будет днем, и непривычную пустоту на тротуарах не могли испортить даже проезжающие машины, которых тоже было немного. Она любила так ходить по городу, не спеша, выходя на работу заранее и успокаиваясь от непривычной тишины и пустоты. Успокоились в последнее время и ее боли, появилась надежда, и эта маленькая прогулка перед работой доставляла удовольствие. Лида шла, погрузившись в свои мысли, и вздрогнула от неожиданности, когда над ухом вплотную к затылку, вдруг просвистело: «Сколько времени?». Перед ней как ни в чем ни бывало стояла молодая девушка. Лида оцепенела и не могла понять, чего от нее хотят. Как и когда на абсолютно пустой улице девушка смогла к ней приблизиться так, чтобы прошипеть свой вопрос почти в самый затылок, настолько близко, что захотелось отшатнуться, было до такой степени непонятно, что Лида невольно оглянулась. Сзади больше никого не было. «Который час», - опять просвистел воздух, и Лида, все еще ошарашенная, автоматически ответила. Девушка ухмыльнулась и отправилась дальше, а Лида так и осталась стоять, пытаясь отдышаться. Сердце сумбурно колотилось, сильно заболело верхнее ребро с правой стороны, словно она бежала несколько километров, хотя, со своей болезнью она уже забыла, что такое бегать. Лида стояла, судорожно пытаясь вздохнуть и никак не могла: боль мешала. И как раз тогда, когда вот, наконец, в результате лечения почти все боли прошли. Рак не отпускал. Метастазы проникли в кости. И к началу года все тело болело как от радикулита. Как-то жить без боли теперь почти не удавалось. Наконец, новое лечение подействовало. И тут – на тебе. Потерев больное место, словно так можно было избавиться от боли, Лида потихоньку направилась дальше. Радостное и счастливое утреннее настроение было испорчено. На работе боль усилилась, и было трудно разогнуться и дышать. К вечеру ребра разболелись так, что Лида с трудом сдерживалась, чтоб не заплакать. Эта мука продолжалась почти неделю, несмотря на таблетки, и только потом начала потихоньку отпускать…

9

-Годится. Прямо по книжке.
-Это не вымысел. Просто я не знаю, почему со мной такое приключается. И это не единственный случай.
-Два варианта: то ли ты под сильным впечатлением от книжки, и написанное в ней мерещится тебе на каждом шагу, то ли это и вправду происходит. Правда, с этим трудно разобраться. Только что это героиня то в больнице лежит, то в городе расхаживает?
-Она лечится амбулаторно и работает параллельно. И уже не в библиотеке, а в школе: я удрала от начальника, сильно испугавшись.
-Ладно, давай по порядку, еще раз – сначала, а к этому потом еще вернемся.
Гипотезы – отличная штука. Причем, самые немыслимые. Возможно, мы что-то проглядели.
-Ну, давай.
-Ты вякнула на публичном сайте в адрес знаменитых и привлекла к себе внимание. И, согласись, оно могло быть чьим угодно и вызвать к жизни любые мотивы: месть, интерес, желание помочь, простое любопытство и, если вспомнить о существовании «стилистов», спасибо, объяснили знающие люди, то возможность использовать тебя и в корыстных целях.
-Как?
-Ну, раз ты написала, значит, могут быть в запасе и другие тексты, а ты неизвестна. Помнишь, чего хотел твой начальник в статье, представляя себя богом?
-Чего?
-«Мне бы прозой». Какие мысли возникают?
-Да-а-а. А я и забыла. А, знаешь, у него еще подруга была. Он жил у нее. Старая еврейка. Мать погибшего друга. На дому стилистику преподавала студентам: ходить ей было трудно. Почему-то он обязательно таскал к ней всех новых подопечных.
-Стоп-стоп-стоп. Уйми фантазию. Нет, я не к тому, что этого не может быть, а к тому, что мы еще и с тем, что есть, не расхлебались. Давай пока без новых сюжетных поворотов. Тем более, что они уж слишком очевидны по возможным результатам.
-Ладно.
-Теперь вопрос: почему, казалось бы, простое поведение ведущей, из-за тебя решившей поговорить о судебной ответственности за слово, подействовало на тебя словно «порча»? А потом в этой же передаче зашел разговор об особых возможностях журналистов, ради жизни которых даже обращаются к президенту. Случайно ли это? Кстати, что там "порча" у Горина обозначает?
-«Мощный словесный вербальный гипнотический посыл с пожеланиями вреда конкретному человеку…».
-Вот именно. И это можно сделать любой фразой, с любым человеком, даже прохожим, а он ничего не заметит. Нужна только подготовительная фоносемантика слов, ну, хотя бы пары-тройки фраз, и гипнотическая убежденность в произнесении угроз, то есть немножко побыть актером и напугать. И чем нелепее угроза, тем она действует сильнее. Как достать человека, если имя неизвестно в открытом доступе к сайту? Легко. Правила игры существуют только для посторонних, а уж никак не для создателей сайта и его героев.
-Но ведь это может происходить и случайно, учитывая специфику публичного человека?
-А кто будет спорить. Но ты, например, можешь поверить, что Интернет – деятель, связанный с дизайном и рекламой, и признанный современный писатель, ведущий телепередачи, не знают ничего о пиаре, вербальном воздействии и внушении и нейро-лингвистическом программировании, имея в своем распоряжении все, необходимое для этого. Я – нет. Внешне они, как и ты, говорят виртуально, с экрана, без непосредственного контакта, но у них, за их виртуальностью, стоят совсем другие возможности узнать о тебе все, что они хотят, чем у тебя о них. И об этом они даже как бы предупреждали. К тому же они были в своей передаче: функция для функционала, телевидение для телевизионщиков, милочка, а не для потребителя, пора бы запомнить. Конечно, право на отстрел мог дать кто-то и повыше, то есть право поучиться в передаче использовать вербальное воздействие конкретно. Ведь не зря это тянется так долго, словно действует целая программа. И результат, заметь, похлеще, чем у Кашпировского: через год после передачи - рак. Типа: на лекарства до конца жизни будешь теперь работать.
-Но ведь этого не докажешь.
-Я уже говорил, и не надо. Вспомни еще раз передачу в свете объяснений этих книжек. Что необходимо для успешного воздействия.
-В общем-то, немного, и все уже было сказано:
1)агрессивно-решительная убежденность тона, мимики, позы в том, что исполнится то, о чем говорится: «Я этого дела так не оставлю»;
2) нелепость угрозы (по отношению к анонимному автору), которая сама по себе приводит в замешательство необъяснимостью возможного исполнения угрозы;
3)сама специфика известности: публичные имена естественным путем обрастают мифами и легендами в глазах непубличных людей. И поэтому в данном случае тому, кто угрожал, не нужно было специально для большего эффекта воздействия создавать о себе миф как о человеке, обладающем особыми способностями. В глазах обычных людей известный человек и так ими обладает.



10


-Что тебя еще тогда пугало?
-Щиты с рекламой «Иствудские ведьмы», появившиеся вскоре после этого, а потом и многие другие. Тогда я думала, что это мой шизофренический взгляд так воспринимает действительность, сейчас я отношусь к этому иначе. До сих пор, стоит мне вспомнить передачу и ее ведущих и добавить материал в этот текст в Интернете, на путях моих передвижений моментально появляется щит с новым фильмом, и его название словно адресовано мне.
-Ну-ка, ну-ка… И какой последний?
-«Бунтарка». Появился на следующий день после вставки в интернетный вариант начала второй главы. У меня еще тогда, когда появились «Иствудские ведьмы», было впечатление, что кто-то затеял со мной жестокую игру, пытаясь внушить мне иное представление о мире, ведущее к шизофрении.
-Опять ведущие?
-Не уверена, что только они. И еще - начальник. Я и сейчас убеждена, что он был в курсе, и намеренно молчал. И еще. Я все время вспоминаю, как он вел себя и никак не могу объяснить себе его поведение. Девочки в его отделе были способными и увлеченными, и, дорвавшись до бесплатной техники и Интернета, каждая что-то изобретала на своем компе: кто-то новый сайт, кто-то тексты, кто-то картинки. А он всегда вроде поощрял это, во всяком случае, вначале. И, как муха на варенье, он стремился к каждой из них в период наиболее сильной увлеченности. И кружил, кружил вокруг, похваливая, расточая восторги направо и налево, рассматривая то, что получалось, предлагая новый монитор и совершенно не ругая за замирающую недвижно работу. А потом его пыл остывал, словно он уже наелся, и он словно тоже остывал к этой подопечной и кружил уже возле другой, находящейся на пике увлеченности. А через время начиналось недовольство, что работа стоит, что качество плохое. И хотя девчонки увлекались все тем же, отношение менялось, словно он хотел избавиться от надоевшей игрушки, чтобы заменить ее новой. А ставок не прибавлялось.
-Так. Ладно. Но ты хоть понимаешь, что твои объяснения все время как бы на грани: то ли это болезнь, то ли методики, неизвестные широкой публике?
-Конечно. Это как с «порчей». Ее можно наводить сознательно, а можно того же добиться случайно, интуитивно реагируя на происходящее. Беда в том, что за три года в мою жизнь было слишком много искусственных вторжений: и ведущий, и реклама, и Яндекс, и мои словечки, которые заполнили не только рекламный мир, но и новые сериалы, где я словно стала отчасти прототипом многих героинь. Как и постоянное подтверждение на экране того, что за мной наблюдают. Иногда мне кажется, что так развлекается телевизионная и околотелевизионная тусовка. И поэтому я не могу поверить в простую случайность.
-Ладно, остынь. По крайней мере, одно понятно, по поводу воровства: сразу вешай в Интернете. Там не украдут, не оставляя следов. А твой ведущий…
-Дался тебе мой ведущий. Оставь его в покое.
-Чем он лучше других, если видел, что с тобой происходит, но ничего не сделал, когда ты сходила с ума от необъяснимости происходящего? Ведь тебе нужен был только один разговор, чтобы избежать болезни?
-Но он единственный, кто пытался дать мне понять с экрана, что необъяснимое может быть вполне объяснимо. Другое дело, что я сама не смогла этого понять сразу.
-А ты и не могла этого понять тогда: ты ведь росла совсем в других сферах. И поэтому воздействовать иначе он не мог. И, значит, он не только не помог тебе избежать психушки, а скорее сам туда толкнул вместе со всем остальным, что этому способствовало?
-Во всяком случае, он брал на себя ответственность за происходящее, ассоциируя его с собой.
-Какая ответственность в таком виртуальном общении? Ничего ни предьявить, ни доказать, ни привлечь. Чем он рисковал? Да и за что? За то, что тебя преследуют, используют, настраивают определенным образом, подбирая слоганы, тексты, программы, фильмы? Ничего ведь не доказать, а ты заладила свое: он хороший. С чего ты взяла, что он хотел тебе добра? Ведь он ничего не предотвратил, а в появлении болезни поучаствовал?
-Ну кто же будет прямо говорить о незаконных средствах наблюдения?
-Наконец-то. Вот именно. Но если не можешь помочь, каково черта наблюдаешь и сообщаешь об этом?
-Да, конечно, но это только одна сторона вопроса. Есть еще другая?
-Какая?
-Участие и поддержка известного лица, его интерес помогают поверить в себя, когда все остальные опоры исчезают…
-А с чего ты взяла, что он тебя поддерживал, а не защищал свою любимую писательницу и к тому же коллегу? Где ты видела, чтоб проникались к посторонним за счет своих, тех, кто рядом, с кем общаешься, кого знаешь? Просто людей своего круга.

11

Проблема была даже не в том, что он повторял ее жесты, движения, мимику и слова. Проблема была в том, что она не сомневалась: он повторяет их именно за ней. Откуда была в ней эта глубокая убежденность, и как можно было узнавать в жестах другого человека, пусть и похожих, именно свои и не сомневаться в этом – вот что было самым странным. А она в этом не сомневалась. Как не сомневалась в том, что какие-то фразы общего характера, типа той, где он говорил на экране, что не все родители требуют от детей безусловного подчинения, он произносил, имея в виду именно ее с сыном. И она словно увидела, как он смотрит на них, услышав от него эти слова.
Самым мучительным было определить степень его вины. Имеет ли право журналист, пусть уважаемый и известный, лезть в жизнь другого человека только потому, что у него есть такая возможность и он считает, что так надо? И еще. Как вообще она могла сохранить к нему симпатию, если считала сам этот факт насилием?
Пиар и воздействие. Он и не скрывал никогда, что воспользовался этим однажды во время выборов, боясь возвращения в коммунистическое "вчера" и думая, что улучшит положение в стране. Всегда призывал к активной позиции, хоть потом публично и признавался, что об этом конкретном случае позднее сожалел. В общем, на деле позиция оказалась такой же активной, как и у этого опасного "вчера", все решающего за других.
Дурной пример заразителен. Как удержаться от воздействия, если его рычаги буквально у тебя в руках: так и тянет порулить. А вот каковы реальные мотивы - еще очень большой вопрос. Желания порулить может оказаться вполне достаточно.
И, значит, навыки все же были. А однажды ли, очень сомнительно: попробуй - откажись от такой игрушки. Конечно, обаяние и привлекательность – качества природные. Но они действуют десятикратно при умении их подать, используя профессиональные инструменты.
Внушить симпатию не так уж сложно. Почти на уровне навязывания рекламной продукции. Как там у Горина в книжке по НЛП?
Очень любопытный опыт про продукт, который не вызывает особого аппетита.
«…добавьте в …образ освещенность и цвет,…увеличение размера,…серебристый или золотистый ореол вокруг него…И теперь заставьте его сделать такую простую вещь – пусть он один-два раза быстро, но не мгновенно, приблизится к Вам и вернется назад…».
Ее любимые наезды на зрителя его синих глаз. Вывод сокрушительный: «На этом этапе усиленное слюноотделение наблюдается практически у каждого, кто делал упражнение…. Добавьте в рекламу еще два-три нюанса, и у ее потребителей будет формироваться болезненное влечение к рекламному продукту…».
Вот тебе и вся природа фанатизма по отношению к телекумиру. И это еще без всякой подстройки, когда он повторил ее фразы, жесты, мимику. Немудрено, что результат получился таким сокрушительным, стойким и стабильным. Тем более, что и вначале у нее вызывали симпатию его взгляды, взгляды одного из немногих ведущих на экране. Но тогда это была, действительно, ее реакция. Что она испытывала теперь, она не знала.
Впрочем, кое-что изменилось. То ли развивалась болезнь, то ли наблюдение не прекращалось, и «подонки» продолжали развлекаться, но факты, которые возникали на экране и в рекламе, стали производить на нее новое впечатление. Она даже стала сомневаться, только ли это молодая околотэвэшная тусовка, и вновь вспомнила начальника, поминавшего кремлевских мальчиков. Ей вдруг стало казаться, что экран реагирует на ее мысли, уже сформулированные словами, но еще не произнесенные вслух. И эти мысли, обретя словесную форму, мгновенно оседали в газетах и журналах, которые сама она не читала, но видела в руках сидящих в метро пассажиров. И наталкиваясь на них все чаще, она все больше пугалась: "Как это объяснить?".
Наиболее четкие зрительные образы стали вести себя так же, проявляясь в рекламных роликах, стоило ей их себе представить.
Она по-прежнему не могла избавиться от своей симпатии к ведущему, но в последнее время, представляя в мечтах, как с ним знакомится, она вдруг с наслаждением видела себя на сцене, где у неё возникала возможность публично залепить ему хорошую пощечину, словно на первый план неожиданно наезжал другой, не менее соблазнительный, и она никак не могла определиться, чему отдать предпочтение. «Чтобы тайное стало явным», - твердила она про себя, занося в воображении руку для удара, до тех пор, пока не увидела эти слова в очередном заголовке газеты у сидящего напротив нее в поезде метро мужчины. Вечером и пощечина не заставила себя ждать, проявившись в новом рекламном ролике.
Что-то странное происходило и с ее желаниями, выполнение которых она раньше приписывала ему. Оназнала, что его нет сейчас в стране (благодушная судьба вовремя подсунула недорогой журнальчик с нужной информацией), но желания исполнялись точно так же, как тогда, когда он был, стоило ей о них подумать. Ехала в метро на утренние лучевые процедуры, вспомнила рекламный штампик на стекле вагона, ласково звавший ее зимой по имени, пожалела, что давно не видела. На следующий день, сидя в вагоне и глядя на стекло напротив, обнаружила его, как по заказу, на этом же маршруте.

12

«...Был ли ты когда-нибудь в положении человека, на которого воздействовали подобным образом. Я не говорю о реакции на публичность. Я имею в виду именно подобное неявное виртуальное сознательное воздействие. Вербальное. Нейро-лингвистическое. Думаю, что нет. Я не знаю, что ты пережил такого страшного в жизни, что позволило тебе обращаться с посторонним человеком, словно ты не считаешь его за человека. Наверно, что-то пережил. Но дает ли это тебе право? Хотя, может, и не считаешь. Судя по словам, «оглянулась с чавканьем», однажды услышанным мной с экрана от публичного человека про «безвестную нахалку», такое отношение к людям непубличным для людей публичных – естественно. И тогда можно все. Можно бесцеремонно лезть в их жизнь, подслушивать, подглядывать, поднимать на смех любое слово, тиражируя его и распространяя в рекламной продукции, можно преследовать уничтожающими словами, используя методики НЛП и рекламу, можно сводить с ума, доводить до психушки и держать в этом состоянии до тех пор, пока не произойдут психосоматические изменения. То есть можно убивать.
Можно провоцировать рак и другие заболевания, достаточно просто подержать человека в состоянии психоза или невроза некоторое время, а уж вызвать это состояние, как пишут специалисты Горин и Котлячков, – минутное дело. Проблемой это не являлось уже давно не только для психологов НЛП и было возможно вообще с любым человеком.
И поймать нельзя. Потому что очень трудно определить, то есть доказать, - интуитивное это поведение, вызванное реакцией на какие-то слова, или сознательные манипуляции, направленные против конкретного человека.
Это что, и есть те самые профессиональные навыки, которые, по словам Ганди, делают невозможным равенство всех с журналистами? И ты ими пользуешься?
А еще рассуждаешь, что борешься за свободу и независимость отдельного человека. Какого? Или речь только о твоей свободе делать все, что ты считаешь нужным с тем, кто твоих возможностей не имеет?
Можно бороться за независимость для общества в целом и забывать о ней, когда речь идет о конкретном человеке.
Можно провозглашать демократические права и свободы, в том числе право выбора, и использовать пиар, чтобы направить выборы в нужную сторону.
Можно наблюдать за жизнью других людей и манипулировать ими, когда есть возможность самому избежать всего этого.
Очевидно, это и есть воплощение планов лучшей жизни для всего человечества под твоим чутким руководством, застрахованным двойным гражданством".


13

Лида лежала на кровати. Мысли привычно бежали по давно проторенной дорожке, пока взгляд блуждал бездумно по потолку, цепляясь за трещины, прослеживая их путь от начала и до конца и притормаживая на участках, оголенных отшелушившейся краской и осыпавшейся штукатуркой. От них, этих участков, отходили новые трещины, увлекая за собой с потолка в дальний угол, где рваные края засохшей краски с прилипшей к ней штукатуркой сворачивались, словно старинные свитки, обрамляя, таким образом, обнажившийся и уже потемневший от времени гранит. Хотелось, как облупившуюся кожу на обгоревшем теле, тихонечко поддеть такой свиток, осторожно и медленно потянуть за его свернувшийся край, отделяя от стены и наслаждаясь тем, как он отходит.
Опять в больнице. Она отвернула лицо от двери и скосила глаза в дальний угол. Рука, придерживая книжку, покоилась на животе поверх одеяла. Палата была одноместной и располагалась в отдельном боксе. Розово-кремовые стены, судя по свежести цвета, недавно окрашенные, уже покрылись трещинами по стенам и целиком заполнили дальний от двери верхний угол, превратившись в свисавшие (хорошо, что не над кроватью) лохмотья отставшего от стены слоя краски с прилипшей к ней штукатуркой.
В комнате не было телевизора, только в правом углу у балконной двери - нестандартный холодильник странной формы, больше похожий на высокую узкую тумбу по своему размеру. Над холодильником прямо на стену был приклеен обрезанный кусочек бумаги с фразой, напечатанной жирным шрифтом так, что было видно даже с кровати: «Холодильник не выключать!». И холодильник работал.
Слева от двери вдоль стены располагался стандартный учрежденческий шкаф из прессованных опилок. Он был пустой, с дырками вместо ручек, из которых сохранилась только одна – на отделении для верхней одежды. Но зато все дверки плотно закрывались, а не болтались полуоткрытые, не давая возможность временному жильцу взять над ними верх, как это было в других комнатах, где она побывала за последние три года. В дальнем углу возле кровати стояла сломанная тумбочка с выдвинутым нижним ящиком, не желавшим задвигаться до конца ни при каких усилиях.
Опустив глаза, она прочитала несколько строчек и незаметно для себя задремала.







14
«Функция для функционала…и ни боже мой.

Троллейбус неспешно стоял нараспашку и вроде никуда не порывался, а честно ожидал пассажиров, пока к его передним дверцам, проклятию сезона, неспешно приближалась их очередная потенциальная жертва.

Наконец, она преодолела расстояние, минуя сначала задний вход, который быстро захлопнулся, когда она с ним поравнялась, потом средний, поступивший с ней так же бесцеремонно, и подошла к ним совсем вплотную. К тем самым передним дверцам, которые сейчас ругают по тысяче раз на дню,– повторяю, наказанию сезона.

Хлоп! И они закрылись прямо перед ней, перед самым ее носом, хорошо еще, что не задев.

А троллейбус все так же неспешно отправился дальше, даже не взглянув на несостоявшуюся пассажирку, в недоумении протягивающую вслед ему руки: действительно, вроде транспорт, чтобы возить.

За стеклом кабинки водителя виднелся невозмутимый мужчина, который, глядя вдаль равнодушно-бессмысленным взором, неспешно рулил, явно не согласный с таким примитивным взглядом на его работу. Казалось, весь его вид говорил: какой идиот придумал, что сапожник должен быть без сапог, а водитель – без машины. А если нет автомобиля, то настоящему профессионалу и троллейбус подойдет.

Функция для функционала... и ни боже мой.
Примета времени. Или страны».

Лида отложила ручку и блокнот, встала, вышла в коридорчик бокса и осмотрелась. В нижней части стена напротив туалета перед дверью в комнату облупилась до серого гранита. Гудела под потолком длинная узкая освещенная стеклянная трубочка-лампа, освещая коридор. А дверь в туалет никак не желала закрываться и так и оставалась полуоткрытой, наполняя весь бокс звуком не прекращающейся литься тонкой струйки воды, которую с помощью крана перекрыть не удавалось. Она попыталась справиться с этой проблемой еще раз, но тщетно. Это было единственное помещение в боксе без трещин. Стены украшала имитация кафеля из картона кремового цвета и даже с орнаментом по горизонтали, опоясывающей их кругом. Пол был выложен настоящим белым кафелем, уже не новым, но еще без отбитых кусочков или краев. Душ без переключателя одинокой зигзагиной выступал из стены и криво поднимался к потолку над квадратным невысоким корытцем, на котором лежало судно. Краны душа выступали из больших рваных дыр в картоне, сразу развенчивая иллюзию, что на стенах кафель. На полу под раковиной на одной из плиток зияла черными дырками решетка для стока. Возле унитаза на стене совершенно по-домашнему блестела металлическими креплениями аккуратная деревянная ручка, явно прикрепленная к стене заботливыми руками родных пациентов и решающая достаточно серьезную проблему больных. Теперь и Лиды. Эта ручка и разноцветные приклеенные вешалки-крючочки на двери и стенах, единственные сохраняли тепло заботы о тех, кто здесь был. Слева от раковины кто-то из бывших пациентов приспособил прямо на нижней части калорифера старый деревянный ящичек от стола, сконструировав так из подручных средств полочку для умывальных принадлежностей, которая почему-то не была здесь предусмотрена. Поставив на трубу и прислонив ящик к стене, образовавшуюся верхнюю поверхность накрыли куском клеенки и водрузили на нее банку для зубной щетки и пасты. Эта полочка в ванной была единственной здесь поверхностью, на которую можно было что-то положить. Почему-то она напоминала детские игры в «дом». Только повторное появление в башне не было игрой, хоть сознание и отказывалось в это верить, вопреки всему, что с ней здесь происходило в течение последних трех лет…


15…

ЗАКЛЮЧЕНИЕ


Откуда и как по прошествии времени опять возник в ее жизни этот текст, который она так тщательно вымарывала из нее во всех видах и вариантах? Откуда и как оказался в ее квартире? И зачем? Чтобы что?



«Все-таки, давайте еще раз, теперь уже спокойно, попробуем разобраться во всей ситуации. Скажу откровенно, меня глубоко возмутило то, что вы говорили… в конце передачи, неважно, что вы сделали это в пристойных выражениях. Есть еще суть. Мне показалось, и, возможно, я ошибаюсь, что ваши слова не явились естественным выводом из вашей передачи. Я попыталась показать вам, конечно, в запале, что всегда найдется болезненная точка, по которой можно ударить. Я ударила, и вы, в общем-то, раскрылись. Мне кажется, полезно иногда испытывать свой метод на себе...
Во многом, на мой взгляд, попытка ударить по уязвимым точкам, чтобы вскрыть что-то, - это ваш инструмент. И, наверно, применение этого инструмента оправдано. Другой вопрос, всегда ли это оправдано.
Я не собираюсь защищать вашу гостью, она сама себе защитник. Но, в целом, она производит впечатление человека искреннего и, безусловно, человека на своем месте. Как и вы. А это главное… А то, что она живой человек, мы и так…»

Лида тупо смотрела на странички – слова проскальзывали сквозь нее, не задерживаясь в сознании.
Больше не хотелось ни вспоминать, ни разбираться.
Нет, не эти странички были причиной конфликта, а иронический диалог школьниц. Они были реакцией уже напуганного человека.
Такой далекой ей теперь казалась та жизнь, наивным и бессмысленным ее поступок. Стоил ли он той цены, которую пришлось заплатить за понимание?


Лида вспомнила, как ездила к свекру на дачу. Дом, стоящий абсолютно обособленно, в стороне от деревни, на вершине холма, а вокруг – поля, леса, пасущиеся коровы. И все это ниже холма, на котором возле дома большой стол со скамейками и гамак. Дом без электричества. Без орущей над ухом техники, требующей чего-то от нее.
Никого. Тишина. Полное безлюдье. После страшного последнего года в Москве – это было блаженство.
Ночь на сеновале под стучащий по крыше дождь. Запах сена и монотонный звук капель. Чувство единения с землей, словно древняя песня. Шорох и шепот, окутывающий в полутьме. И запах сирени. Полное растворение.


Лида вздохнула.
Шоу, всего только шоу. И на экране, и в Интернете. А она попалась. Хотела пообщаться с кумиром…
Заглянула свекровь: пора было принимать лекарство против начавшегося рецидива.
И чтоб поставить точку и больше к этой теме не возвращаться, Лида решила подумать о ней в последний раз. Подумала и написала:

«Я не могу забыть ту свою ситуацию и простить, и это мне мешает. Я не могу простить обманутых ожиданий, обманутой веры. Когда идеал, авторитет вдруг оказался обычным человеком и начал угрожать. Я понимаю, что неправильным был мой подход, мои ожидания, мои действия, а не реакция на ситуацию другого человека, пусть публичного. И все равно не могу забыть. Маска изображала другое, точнее, она создавала условия для ожидания другой реакции. И, значит, это был обман. Осознанный или нет – другой вопрос. Но от этого не легче. Может, я не права, но пусть это прозвучит: так легче разбираться.
Почему так трудно простить ошибку тому, в кого верил, кто был идеалом, кумиром?
Почему от его ошибки рушится целый мир?».

Лида отложила эти странные листочки, неизвестно откуда взявшиеся в ее квартире, удивившись еще раз: "Надо же, совсем новые!"
Зазвенел двойной звонок: длинный и короткий. Это свои: мальчишки или свекровь. Пока она поднимала упавшие на пол листочки, звонок опять зазвучал, но теперь настойчивым непрекращающимся звоном. Она подошла к двери и отодвинула щеколду. В квартиру влетели мальчишки и, еле успев скинуть куртки и ботинки, рванули наперегонки к компьютеру. Оттуда раздался шум возни и разочарованный вопль младшего. "Победила дружба, не иначе", - усмехнулась про себя Лида и пошла на кухню разогревать обед.

Лида расставила тарелки на столе и пошла звать ребят. Первым появился обиженный, сел на свое место и начал есть. Старший не появлялся: видно, не мог пока оторваться от монитора. Пришел, конечно, когда все остыло, наспех поел и умчался, пока младший не захватил его место.

Лида помыла посуду, достала блокнот, к которому уже давно не прикасалась, и начала писать...
Ночью, когда мальчишки уже спали, она тихонько включила компьютер и, глядя в блокнот, освещенный экраном, начала набирать:


БРАТЬЯ БЕЖАЛИ К НОРКЕ. ОБЕДАТЬ.

Братья бежали к норке. Обедать. Первым – Бармаглошка. Сзади – Барамбошка. Что есть духу. Бежал… и налетел. Потому что Бармаглошка вдруг застыл. Как вкопанный. А Барамбошка налетел. Хотел возмутиться, но посмотрел… и тоже застыл. Как вкопанный. И чуть не свалился. От удивления. Потому что возле норки стояла Тышка. Веселая такая. Довольная.

– Тышка, ты откуда здесь? А мы думали, ты там, в яме. А потом улетела…бабочкой…
– Я что, по-вашему, больная или дурная какая, в яме сидеть?

«Фу, какая грубая. Наверно, от бабушки»,- подумал Барамбошка.

А Бармаглошка спросил:
– А где же ты была?
– Я выскочила из ямы, и сразу - к бабушке. А она как раз ладушки слепила. Вот я и задержалась.
– А Шустрик говорил, что ты…
– Видела я вашего Шустрика. В Зыркалку. Странный он какой-то. А все эти…слова планетянские. Как это…коллекция, кажется. Он спросил у бабушки: «Чем пахнет?». Она и обронила…сложное такое…а-а-а…кулинария. Вот он уж ничего и не увидел, кроме этого…то есть этой…кулинарии. И убежал. Боялся потерять, наверно.

– Ну и как там было, в яме? Вернее, что?
- Ой, так интересно! Этот теорит…он летел…такой огромный…и сверкучий… Прям, с полнеба… Жуть, просто. А потом, как ухнет…в землю…как сотрясет…всех. Вот мы и не удержались. И попадали. Хорошо, не скатились…на него, а возле…рядом оказались.
А там все зашипело, и откуда-то речка взялась. Прям, горячая. Хорошо, что уступы по бокам…или стенкам…оказались. Мы испугались.
А тут дядька появился. Зеленый. Или серый. Не помню. Какой-то…никакой. То ли земнолог, то ли спасолог. Это которые лазают везде. Что-то ищут. Все время.
Говорит: увидал сверкалки – и вперед. К нам на помощь. Ну, расчистил немножко, и нас туда запихал. Чтоб не мешались. Потому что нужен лаз. Чтоб наверх. Он еще все у нас попросил. Что есть. И забрал. Вдруг пригодится. Чтобы путь мостить. Или еще что. Говорил, что теперь тут нароют. Потому что наедут. Всякие. С умными словами. Вот Шустрик будет рад.

- А купол?
- Какой купол?
- Над вами?
- Над нами были облака, а из них сверкалки.

За углом стоял Шустрик, который подошел недавно, и внимательно слушал Тышку. И не выдержал. Вылез. Перестал подслушивать:

– Говорил же, теорит. А вы не верили.
– Ты еще говорил про …иллюзии.
– Ну, правильно. А разве нет?
– И что Тышка – иллюзия…

Тышка оглянулась, недовольная, что перебили: только вошла во вкус. Замахнулась на Шустрика:
- Щ-щ-ас как дам! Обзываться… Быстро у меня иллюзией станешь.
- Ну, ошибся, с кем не бывает,- попятился Шустрик…опять за норку.- Очевидность-то не отменилась. Просто имя теперь другое.

- Очевидность как раз отменилась,- рассудительно заметил Бармаглошка.- И осталась только иллюзия. Даже если бабочка - это она, кто закрыл горелки – непонятно.

Выглянула мама. Услышала ссору. Очень не любит.
«Очень вовремя», - вздохнул Барамбошка… И подумал: «Хорошо, что не спросил про бабочку».

-Ты чего такой скушный?- перебила мама… мысли Барамбошки. Чтоб остановился.

-Чудеса у него… не получились,- понял вдруг Бармаглошка. Вслух. За брата.

-Неужели все? Не получились?

Барамбошка подумал, вспомнил паутину, бабочку… . Или редкий вид? … А-а-а, горелки… и древняя песня… . Если не почудилась. И тихонько сказал:

-Кажется, не все. Вовремя остановились.
-Вот и славно. Мы тебе сейчас их здесь устроим. Чудеса. Делов-то. Ступай скорей в норку.

И все вместе нырнули обедать. Наконец-то. А Шустрик и Тышка остались. И ушли. По своим. По норкам.


НА ТЕРР-АСЕ ВЕЧЕРОМ.

На Терр-Ассе вечером сидели… На открытой… Нет, не Фил и папа, а Барамбошка с Бармаглошкой. Смотрели на звезды. Тихо. Темно. Только свет из открытой норки. От Сверкалок. Которые в норке. Звезды низко. И мигают. Некоторые.

-Планетян не бывает… Чудес не бывает,- грустно произнес Барамбошка, вспоминая папу-реалиста… И Шустрика… И Тышку…
Бармаглошка задумчиво ответил:
- Ты, наверно, как Фил, будешь… Когда вырастешь. Все поэты какие-то…чудесные…то есть, нет,…с чудинками. В детстве, как ты, чудеса не захотели разгадывать… Нет, не так…Разгадали по-своему. А потом получились поэты. Ты не думай…Мне понравилось, как ты объяснял. Очень красиво. Как в сказке. Чудесной. Это хорошо, что не все объяснилось. Чудинки еще остались. Ты думай дальше. Сам. Может, что получится. Открытие. Например. Или сказка. Это ведь здорово. А папа и Фил…

–Наверно, тоже думают,– закончил Барамбошка. За брата.
–Ну и пусть. Пусть думают. Теперь им будут легче. Придумывать. Ямы-то нет. И горелок – тоже. А мы не расскажем. Что видели. И будем думать. Сами.

Бармаглошка посопел еще немножко и закончил:
–Подождем, посмотрим. Вдруг что получится. Дельное. Или интересное. Как игра. У них. Или у нас. И сравним. У кого лучше. А, может, и все сгодится… открытия, сказки…и всякое другое. Разное, прочее.
И братья опять посмотрели на звезды. Не сговариваясь. Вот они, чудеса.


Лида посидела, глядя на текст на экране. Оглянулась на мальчишек, лежавших у противоположных стен. Такие во всем разные, они и спали по-разному. Младший разметался на диване, почти скинув с себя одеяло, а старшего, наоборот, почти не было видно из-под него. Она встала, поправила на младшем одеяло, он зашевелился и свернулся под ним клубочком. Словно услышав, завозился и старший и совсем отвернулся к стене. В полутьме Лида подошла к окну и загляделась на ночной проспект. Прямо напротив стояла машина с поднятым на металлической площадке рабочим, который менял транспарант над дорогой. Машина приглушенно гудела. Лида посмотрела немного, потом вернулась к монитору и дописала:

Тс-тс-тс. А ты не мешай. Пусть помолчат. Подумают. И не рассказывай. Не выдавай братьев. Тихонько посиди. Может, и сам что придумаешь. Мало ли. А потом зато вместе…поиграете.





04.11.05


































© Copyright: Света Лана, 2005
Свидетельство о публикации №2508150065