Не буди во мне зверя

 Не буди во мне зверя.

Ираиде Сергеевне не читалось. День выдался холодный и спокойный, как квартирант морга. Даже бритый юноша, которому она наступила на ногу в троллейбусе, чтобы потешить душу скандальчиком, только зыркнул раздраженно и выдернул свой сверхкрепкий модный ботинок из-под ее расшарканной туфли. И никто из расходившихся по домам артистов не пожаловался ни на интриги, ни на коварное руководство, ни хотя бы на «дражайшую половину». Так что теперь общительной сторожихе предстояла долгая ночь без новой жвачки для ума, давно превратившейся для нее в хлеб насущный.
Только услышав ритмичное шарканье и увидев привычно жизнерадостную физиономию, Ираида вспомнила, что кроме нее в цирке оставался еще Витя-уборщик. Он уже переоделся и собирался уходить, но вместо ритуального «до свиданья» вдруг сказал:
- Ромура-сан…Ромка-то - последний вечер. Прощался…как бы.
- Это старичок что ли? Его как, уже… того? – Ираида вцепилась в зарождающийся диалог мертвой хваткой, намереваясь выжать из него все соки.
- Того да не того, - с охотой начал объяснять Витя. – По возрасту как раз должны были списать. Со всеми вытекающими. А тут приходит фифа такая… ну, представляешь: все при всем, и фигура и прикид…
- Чья-то «дорогая», скорее всего – определила сторожиха.
 - Да уж недешевая – поддержал Витя – Не знаю, чья она там, но запросы у нее – огого. Сначала она просто добилась, чтобы ей наших хищников показали – типа серьезно интересуется. Радка ей глянулась и еще кто-то… Сфинкс, наверное. Потом начала приставать, чтобы ей кого-нибудь из них дали как бы в аренду. На время. Вроде, изучить. И условия обещала обеспечить, и кормежку.
- Ей, понятно, не хотели никого давать. Что вообще за идейки дурацкие – льва в аренду? Еще в кино там - ладно, а просто домой … херня полная, и опасная, к тому же.
- Так она, наверное, сразу с дрессировщиком арендовала? Не собиралась же она сама-одна с хищником нянчиться? Не совсем же…того?
 - Вот в том-то и фишка, что без никого! Ну, ей, понятно, не дали. А потом она узнала от кого-то, что Ромке скоро – Витя чиркнул ладонью по шее – кирдык и, представляешь, предложила купить старикана нашего! При серьезных бабульках оказалась дамочка.
- Кто у нее кошелек, интересно?
- Да это вообще последний вопрос! Главное, она такую сумму предложила, что наш директор чуть кипятком не обоссался… За дряхлого-то львяру! И все, понятно, умнО устроили: Ромку этой белокурве официально не продавали, а типа списали. Так что наш-то первый интерес сейчас вот какой: поделится хитрожопое начальство бабульками или зажмет?
- Ой, да мне-то точно ничего не перепадет. Я здесь никоим краем… - заранее расстроилась сторожиха. - Слыш, Вить, а ты как думаешь: что она с нашим Ромурой делать будет?
- А я… х… знает. Может, мода у них там на экзотику. Понты, как говориться, дороже денег - вот и купила зверушку, чтоб подружки завидовали. Или нервишки пощекотать. Или не знаю. Мало ли.
- Ну, бабки есть – ума не надо. А…
- Ладно, Ираида Сергеевна, пойду я. С Ромкой попрощался. Ему-то, понятно, лучше так, чем на живодерню. И вообще…Может, эта дамочка просто зверство всякое любит? Кто ж ее знает?
- Белокурва-то? Я ее, конечно, не видела… но по твоему рассказу примерно поняла, что это за птица. Нет, вряд ли это все от большой любви к меньшим братьям.
- Ну, как знаешь…
- Нутром таких чую. Наверняка только и умеет, что красиво курить.
- Ладно, я пошел. До свиданья, Ираида Сергеевна.
- До свиданья, Витя. Но я тебе точно скажу: что-то она с ним сделает, с нашим Ромурой.
Когда за ним захлопнулась дверь, сторожиха открыла было детектив, но не прочитав ни строчки, закрыла и убрала в ящик.
Теперь у нее была пища для размышлений покалорийнее обычных корпоративных дрязг. Тут было где развернуться фантазии…

* * *
Маргарита оглядела клетку со львом, которую по ее просьбе поставили в одну из гостевых комнат.
- Смотришь? Смотри, душа моя. Привыкай.
Она все еще не понимала: что за вожжа ей под хвост попала с этим Ромурой? Денег не жалела – они были потрачены в удовольствие и с шиком. Какая бизнесвумен может в светской беседе небрежно так упомянуть: «Да, каюсь, промотала тут некоторую сумму - купила себе льва. Ромура-сан зовут. Ромка, то есть».
В общем, черт с ними, с деньгами. Да и идея была - использовать льва, вроде как, по назначению. И меры по осуществлению принимались… Но идея была зверская, поэтому иногда Марго готова была смыть ее в унитаз, как отходы мысли.
А иногда она встряхивала рваными по моде блондинистыми прядями: «Нет, ну лев-то ведь уже есть – есть. Ромка. Навыки и умения дрессировщицы – тоже. Спасибо Коленьке: пал жертвой снайперского обаяния и научил. Крыл через слово многоэтажным ВМПСРМ (великим, могучим, правдивым и свободным русским матом) и после занятий дрожащими губами не мог удержать сигарету, но научил, умница. И со львами, и с тиграми. Любой цирк меня теперь на работу возьмет без испытательного срока, если увидит, как я этим кискам за ушком чешу.
Значит, лев есть. Навыки и умения – есть. И Ярослав… есть. Так зачем отказываться?»
Мысли играли в бесконечную орлянку, мешая Маргарите наслаждаться простыми радостями жизни. Обсудить свою идею ей было не с кем. В том возрасте, когда это было естественно, ей не повезло обзавестись подругами, а все отношения, завязанные впоследствии, были исключительно приятельскими. Кроме тех, что с Ярославом…
«Если друг оказался вдруг…» - напевала она, сидя у клетки.
Наконец одним уютным вечером Марго утопила свое тело в диване и сдалась воспоминаниям. Она хотела вспомнить всё: мелочи, детали, подробности… А потом принять волевое решение, и уже не менять его ни «под настроение», ни «по обстоятельствам» - никак.
Зачин у истории был вполне традиционный: вначале было слово. И слово было добрым. И, хотя Марго была вовсе не кошка, это слово оказалось ей приятно. А уж если что-то было ей приятно, то она таяла быстро и бесповоротно, вполне успешно соревнуясь в скорости этого процесса с каким-нибудь пломбиром или крем-брюле. Так что тип, обронивший в ее адрес: «Ты - светлая личность. Самая светлая в этой шайке-лейке» - из «немного мизантропа, совсем не милого и даже не друга» превратился в существо почти родное и слегка любимое.
Ярослав в тот день был не в себе и с похмелья. Ходил, периодически прихлебывая минера- лочку, и заглядывал всем в глаза. Но сочувствия там не находил. Времена, когда начальство уважали или хотя бы любили просто за то, что оно – начальство, медленно, но верно сошли на нет. По крайней мере, панибратством с шефом уже никого не удивишь. Так что царь-батюшка клуба «Ясин перец» не дождался от подданных участия ни на один из тех баксов и евро, которые им платил. И ведь не скажешь, что мало платил – это Марго по себе знала. А еще она знала, что никто из ее сослуживцев не любил Босса нежною любовью.
Да и грубою мужскою тоже.
 А попробуйте-ка полюбить человека, который приветствует свой коллектив словами: «ЗдорОво, презренные мерзавцы!»
Конечно, это была шутка. Конечно, все это понимали. И все-таки чуяли в ней, кто чем умел, неаппетитную дольку правды.
В общем, Марго оказалась единственной, кто не стал имитировать загруженность работой по самые траченные ангинами гланды, когда Ярослав подошел пообщаться.
- Что, Мардж, врубишь сегодня нашу заводную-хороводную?
- Это которую: «Танец маленьких утят» или «Облака, белогривые лошадки?»
- Я тебе мешаю?
- Да нет. Ты же сам знаешь, что моя работа начнется только через час и я к ней не готовлюсь - все на интуиции. А свой свободный час я обычно делю надвое: первые тридцать минут посвящаю вдумчивому безделью, а следующие провожу, прихорашиваясь на случай появления в твоем клубе подходящего мне по эстерьеру… и интерьеру квартиры «папика».
- А-а. Ну, ясен перец, - сделал вид, что поверил Ярослав.
И правильно сделал, что не поверил. К работе Маргарита готовилась.
Хотя бы потому, что ди-джей из нее был - ни матом сказать, ни по факсу послать. Никакой, в общем, ди-джей. В музыке, которая должна нравиться молодой буржуазии («золотым сосункам» по ее терминологии) Марго практически не разбиралась. Поэтому каждое ее утреннее пробуждение стерегла новая пачка дисков, которые надо было прослушать, а потом выбрать несколько десятков композиций, способных подействовать на забредших в «Ясин перец» посетителей, как флейта индуса – на кобру. Из своего – невеликого, правда - опыта общения с «золотыми сосунками», Марго вынесла, что последний писк моды для них может звучать в любом стиле и исполнении - от Баха до Земфиры, включая все промежуточные рок-джаз-фолк-альтернативные варианты. Поэтому, не мудрствуя лукаво, она включала в музыкальную программу всего понемногу. Причем, полагалась Марго в основном на авось, и была в этом с Боссом совершенно честна. Только слово употребляла более благозвучное: «интуиция». Или еще внушительней: «творческая интуиция».
А вот насчет поисков «папика» Марго соврала. Денег у нее хватало. На жизнь, на десяток убыточных клубов… на Ромуру-сана. И еще оставалось на разные неожиданные нужды, вроде карманного депутата или декоративного эскорт-мальчика. Конечно, всем этим она была обязана не себе. Маму Марго не помнила, а вот папик у нее когда-то был – родной, которого не выбирают. Фекальный олигарх. То есть, владелец крупнейшей в стране сети платных туалетов. На все «фи» подраставшей дочурки и предложения подобрать себе сферу влияния почище Олег Семенович отвечал заемной мудростью столь же небрезгливого, как и он, римлянина: «Non olet, доча, non olet» . Но когда папик умер, Маргарита не пожелала стать королевой сортиров, и продала отцовское дело, чтобы тут же начать собственное. Клубный бизнес казался ей занятием по плечу и по кошельку. Но что-то у нее там никак не срасталось, и выводок ее клубов не приносил таких доходов, как отцовские скромные «заведения». Да и вообще практически никаких доходов не приносил. Так что преуспевающий «Ясин перец» был для Марго школой бизнеса, куда Хитроумная Улисса пробралась «зайцем». Она понимала, что это – безответственный авантюризм, а не решение проблемы. Но… она всегда любила авантюры, а эта обладала хотя бы иллюзией полезности.
- Знаешь, я готов понаблюдать за тем, как ты мажешься для «папика» своей мечты. А вообще, я думаю, что ты мне врешь. – Ярославу явно хотелось общаться. Он присел на гостевую табуретку в ее диджейском «аквариуме» и дал волю своему хотенью. - Нет, ты, Мардж, не циничная ловчая. Ты – светлая личность. Самая светлая в этой шайке-лейке. Так что не гони насчет «папиков».
Эти слова, как бармен-виртуоз, смешали чувства Маргариты в коктейль: соль стыда за свое шпионство оттеняла сладость экзотической похвалы, а холодок цинизма странным образом аппетитно совмещался с нежным вкусом симпатии и какого-то материнского чувства к Ярославу, который продолжал вещать:
- Я даже думаю, у тебя какое-нибудь вполне благонадежное плечо уже есть рядышком. Потому что любая девка в поиске так и брызжет во все стороны флюидами, которые прочи- тываются вполне определенно: «девка в поиске». А ты – нет. Ты – личность светлая и спокойная, а потому достойная уважения. Даже хочется что-то тебе подарить. Хочешь печенье в виде бегемотика?
- Да нет, Босс, кушай сам. Наращивай животик и бизнесменскую солидность. А то выгля- дишь… будто недодаешь.
- Как скажешь. Пойду Митяя проверю. Опять, наверное, без хозяйского глаза иероглифы кетчупом выписывает.
Митяем звали клубного повара – русского по крови, но корейца «по призванию». Именно это сочетание, обаявшее Ярослава, и помогло Митяю на несколько лет оккупировать теплую кухню «Ясиного перца» назло «течке кадров». Кстати, именно он готовил яства и выпивку для корпоративного восьмого марта, после которого Босс ходил такой смурной.
Поправив под головой подушку, Маргарита шевельнула уголком губ, не решаясь на улыбку: их с Яром дружба как раз уложилась между двумя корпоративными праздниками: восьмым марта и восьмым августа – днем рождения Босса.
Дружба была неровная и зачастую просто неудобная для Марго. Она любила определенность во всем, а Босс был квинтэссенцией неопределенности. Мог походя придраться к работе и так же походя пригласить в свой кабинет посмотреть Феллини. Это было бы похоже на начало обычного служебного романа, если бы Яр не то что руки распустил – хоть раз посмотрел тем масляным взглядом, который портит даже красавчиков.
Маргарита про себя называла Босса «своим приемышем» и чувствовала себя кем-то вроде гибрида наседки и птицы-говоруна. Что за птица Ярослав… Впрочем, Ярослав был не птицей, а скорее мелким хищным зверьком. Вроде норки или хорька.
«Как норка и птичка дружили» - сюжет для басни или нравоучительной сказочки», - саркастически думала иногда Марго. Но сама же себе отвечала: «Мы в ответе за тех, кого приручили». И продолжала учить своего Босса есть с руки. И «понимала», когда по две недели он угощал ее только «приветами» да «до свиданьями». И внимательно слушала, когда он, не выдержав молчания, рассказывал о себе. Иногда после таких рассказов он сумрачно шутил: «Теперь ты про меня столько знаешь, что либо мы друзья, либо мне придется тебя убить».
Ярослав был настоящий селф-мейд-мэн. Сын медсестры и бедствующего звукооператора, в восемнадцать лет он стал жиголо, но жиголо с хваткой будущего бизнесмена. Доступными ему способами он убедил свою «мадам» вложить деньги в прибыльный проект, но прибыли этой «мадам» не увидела. Её молодой друг смотал удочки, унося с собой пойманную золотую рыбку. Трижды он разорялся на клубном бизнесе - дважды кинули партнеры, и один раз по собственному неразумию. Его голова была проломлена в семи местах. Причем дважды – мороженым мясом: так все та же «мадам» встретила Ярослава после того, как узнала, что он укладывает в ее кровать «молодняк» - по две-три телочки еженедельно.
Разорившись в первый раз, Ярослав бомжевал, и в совершенстве овладел техникой ловли вшей, узнал, какая газета мягче всего и в какое время лучше рыться в помойке, чтобы успеть выудить самую вкусную еду и самую модную одежду. А еще он умел быстро открывать устрицы, отличал Врубеля от Петрова-Водкина и водился с владельцами - а особенно владелицами - бутиков, так что костюмчик на нем сидел всегда. В общем, был разносторонней личностью.
Иногда он обижал Марго, но обижаться на него у нее не получалось. Например, однажды он допоздна учил ее смешивать коктейли. У нее долго не получалось ничего удобоваримого. Но вот он отхлебнул, проглотил – а не выплюнул! – сказал: «Урок закончен», - и уехал, не предложив ни подкинуть ее, ни проводить. «Отлично! – возмущалась Марго, пока шла домой пешком, - Давай, девочка, отмахивайся от маньяков сумочкой. Топай, дура. И в следующий раз думай, прежде чем сволочей жалеть. «Приемыш»! Кукушонок, который не только сестер-братиков, но и маман приемную запросто из гнезда выкинет!» Несколько дней она маялась с надменной миной, а Ярослав по-прежнему приветствовал свою команду: «ЗдоровО, презренные мерзавцы», и делал деньги, и блаженно жмурился, пробуя новые блюда Митяя. А потом просто между делом взял ее за руку и сказал: «Да ладно ты, все нормально». И надменное выражение потихонечку сползло с ее лица, как разношенный чулок, уступив место ее фирменной чеширской улыбке, которая обычно долго оставалась там, откуда Марго уже ушла.
Одной из любимых забав Яра было во время совместных прогулок сулить смерть кому-нибудь из прохожих и слушать, как Марго его защищает.
- Смотри, наверняка он изменяет жене. Так смерть изменнику! Правда?
- Да ну тебя! А кто хоть раз не изменял? Да и жена у него, может, готовит не очень. А вот любовница – прирожденная кухарка, зато с лица – Квазимодо отдыхает. Вот он и расплачивается с ней натурой за сытные ужины, а жену на самом деле любит. Ну что же поделаешь, если от ее супа даже тараканы дохнут?
- Фантазерка, - усмехался Яр и менял условие задачи. - А если он бьет своего сына? Да еще и на цепи держит. Убить – и то мало. Как говорится, необходимо, но не достаточно. В общем, смерть садюге.
- Погоди. Надо ведь разобраться… А если у него сын – наркоман? Сам он дурак конечно, образования, может, девять классов и те через пень-колоду. А сына-то жалко! Он его любит! Потому и бьет, что больше ничего сделать не может. А сын из дома вещи таскает и продает, чтобы дозу купить. Отец его бил-бил, а наркоша ничего не понимает. Вот и посадил папаня обалдуя на цепь. От отчаяния.
- Так ты, значит, не хочешь, чтобы он умер? – «сдавался» Яр.
- Не хочу.
- Тогда пускай гуляет. От меня не убудет.
Никого убить Ярослав, конечно, не мог, так что все это были чистой воды битвы мировоззрений. Однажды Марго устала от этого лицедейства и спросила прямо:
- Почему ты такой злой?
- Потому что умный. Ты задумывалась о том, что умный и добрый - качества, редко совмещающиеся в одном человеке? Сама подумай, как обычно говорится: «Знание – сила», «Информация – оружие…» А если есть сила и оружие, то надо их применять, правильно?. Отсюда, кстати, один из архетипов голливудской мифологии – злой гений. А в русских-народных – от противного: положительный герой у нас кто? Иванушка-дурачок. Такие вот пироги с котятами.
- Как версия, конечно, интересно… Но мне кажется, это все-таки вопрос морали, а не ай кью. Есть многое на свете, друг Горацио, в том числе тупые отморозки и умные человеколюбцы. А еще есть разные условия, в которых умные человеколюбцы превращаются в умных сволочей, а тупые отморозки – в добрых дурачков.
Ярослав только пожал плечами, что значило: «Я сказал. А ты думай, как хочешь»
- По твоей логике получается, что я дура, - не отступалась Марго.
- Ты – светлая личность, я тебе уже говорил. Наивная. Но не дура.
- Вот…
- Исключение, подтверждающее правило.
Так и дружили: ни шатко ни валко, не мытьем, так катаньем, не добрым словом, так злым, не словом, так улыбкой или sms-кой.
А потом тихой сапой подкрался август вместе с днем рожденья Босса.
Раздобыть ему подарок – это была работенка, сравнимая по тяжести с вытаскиванием из болота тяжелых млекопитающих. Яр ждал от Марго чего-то такого же редкого и неожиданного, как, скажем, краеугольный камень воздушного замка. Или синий чулок белой вороны. Только, естественно, более функционального. И Марго – халявщица, никогда не дававшая себе труда соответствовать чьим-либо ожиданиям, вдруг поняла, что отделаться визитницей или булавкой для галстука не получится. И не хочется, кстати отделываться, а хочется подарить Боссу сказку. Не такую, как страшилки Андерсона, а светлую, плюшевую и улыбчатую.
«Мы рождены, чтоб сказку сделать былью» - написала Маргарита зубной пастой на зеркале. А затем начала подводить под это смелое заявление материальную базу.
Сначала Ярослав не оценил ее затею. Даже в ее компании он не собирался ехать накануне дня рождения в глухие леса, чтобы играть там в игру: найди десять отличий белого гриба от бледной поганки.
 - Я городской ребенок! Я не ловлю кайфа от живой природы, понимаешь? А грибы эти я только на картинке видел, в школьном учебнике биологии. Да еще в тарелке иногда. И совсем не уверен, что это поможет мне их опознать.
- Я тоже не колхозница, чтобы ты знал. В том-то весь и кайф: это будет твой новый экстремальный опыт. Ты еще индейцем завопишь, когда найдешь свой первый гриб. И этот гриб будет тебе так же мил, как новый нолик в конце суммы годового дохода. Давай-давай, Ярослав, собирайся.
В общем, Марго Босса уломала.
Она не стала завязывать ему глаза, но за руль его «субары» села сама. И только тогда усомнилась в совершенстве своей идеи, когда вдохнула влажный мшисто-грибной запах леса. На выдохе она отчаянно пожелала, чтобы у Ярослава не закружилась голова от слишком чистого воздуха, лишенного привычной для него смеси парфюма и выхлопов. И чтобы ему понравилось.
Ей, конечно же, было страшно - страшно выворачивать перед Яром даже самый маленький кармашек своей души. Потому что Босс был неплохим человеком… а еще противным мелким хищником, который гуляет сам по себе и кусает без предупреждения.
То ли сила ее желания была велика, то ли велика была приспособляемость Яра, но он не только спокойно дышал лесным воздухом, но и без лишних нервов отмахивался от комаров и уверенно шагал по непривычно мягкой почве.
- Ну, где тут твои грибы?
- Пока не знаю. А тебя скорее должно волновать, где тут твои грибы. Кстати, в честь твоего скорого рождения, обещаю тебе свой самый красивый трофей.
 Поначалу Ярослав западал исключительно на мухоморы.
- Опять пОгани набрал? – спрашивала Марго, заглядывая в его корзину после свого недолгого, но прибыльного отсутствия.
- Это – мои грибы, - с напором говорил Яр, как будто отстаивал свое жизненное кредо. - Видишь, какие стильные? Ты точно уверена, что их нельзя есть? Скажем, вымочить в семи водах или там еще какие-нибудь бабушкины рецепты?
- Некоторые, кажется, можно. Какой-то цезарский гриб, который тоже из мухоморов, и еще один… не помню, как называется. Но это не те, что ты насобирал, так что выкладывай…
Ярослав выложил своих избранников только тогда, когда нашел первый благородный гриб.
- Подберезовик. Крепенький. Молодец, - оценила его успех Маргарита. И ловко нырнула под низко опущенные еловые лапы. Ее лукошко уже сыто оттягивало ей локоть, но даже такая фора Марго не помогла – у Ярослава прорезался азарт, а вместе с ним и нюх на грибы.
Периодически они пересекались, выламываясь навстречу друг другу из подлеска, Яр показывал добычу и делился впечатлениями:
- Этот лес звучит неплохо. Никакого сходства со «звуками живой природы».
- Да неужели? – ухмылялась Марго, продолжая сканировать взглядом окрестности.
- Точно. Эту музыку мне никто не пытается продать. Кроме тебя, конечно.
- Я тоже не пытаюсь. Я тебе в эту музыку подарок заворачиваю.
- Ясен перец. Но я-то тебе вот о чем: здесь ничего не заточено под деньги, никакой купли-продажи, никакой зеленки, кроме природной…
- Тут ты, положим, ошибаешься. Загляни на любой продуктовый рынок, и ты увидишь: сидят рядами человеки и продают дары леса. Ягодки разные, грибочки. У меня у самой есть знакомая перекупщица, которой я по дешевке сбываю грибные излишки. Получается неплохой бонус к зарплате.
Ярослав сколотил разочарованную мину, но приступ бессеребренничества у него длился недолго. Попутно с охотой на грибы он перещупал множество древесных стволов в поисках «новой фактуры, которую можно толкнуть кому-нибудь из приятелей». И даже собрался на днях приехать в лес с фотоаппаратом.
- Мардж, здесь же столько дизайнерских идей можно надыбать! Это же Клондайк идей! Супермаркет идей!
- Ясен перец, - передразнила Босса Марго.
И позавидовала. Она ездила в лес регулярно и умела из урбанистического субъекта превращаться почти в дитя природы. Но превратить свои «выездные» впечатления в деньги… Такое ей даже в голову не приходило. Зато Ярослав сразу все сообразил, просчитал… только что бизнес-план не написал! И грибной улов у него оказался немаленький.
- О-ба-на! Да у тебя просто прямая линия с космосом, без секретарей и пресс-службы – восхитилась Марго, когда довольный, разве что не урчащий Яр разложил рядами найденные подберезовики, подосиновики и белые на заднем сидении «субары».
- То-то же. Босс – он и в лесу босс.
Обратно в столицу рулила снова Маргарита. А Яр то и дело оглядывался и поправлял трофеи, сползающие с сиденья, категорически отказываясь сложить их обратно в корзину.
По дороге грибников накрыла ночь и тормознули инспектора. Но потеря некоторой денежной суммы не умерила благодушия Босса. Так же, как и зелено-коричневые коленки фир- менных джинсов и поцарапанная кожа куртки. Даже при ничтожном свете приборов Марго разглядела небывалую умиротворенность своего «приемыша» и мысленно потерла руки: ее настоящий подарок должен был Ярослава добить окончательно. Просто размазать, как масло по хлебу! И может быть, если проводить такую благотерапию регулярно, этот парень перестанет считать всех вокруг себя «презренными мерзавцами»?
Конечно, она просто была в мечтательном настроении. В минуты трезвости ума и духа, Марго понимала, что скорее она сама подхватит, как вирус, мизантропию Яра, чем привьет ему человеколюбие. Но настроение было таким радужным, а Босс – таким благодушным...
Ярослав опомнился не сразу.
Только когда «субару» остановилась, он понял, что остановилась она в совершенно незнакомом для него дворе. Благодушие схлынуло одной штормовой волной, и обернувшаяся с неоновой улыбкой Маргарита увидела рядом с собой подобравшегося молодого хорька вместо «немного родного и слегка любимого» Босса.
- Что теперь, - сказал он, как похлопал по щеке – покровительственно и свысока, скрывая готовность к броску.
- Это была присказка, сказка впереди, - Марго стремилась удержаться на той волне мира и ласки, которой позволил схлынуть Ярослав. Но голос проявил норов, и в конце фразы сорвался на нервный хрип. А потом стало еще хуже: не выдержав паузы, она идиотически хихикнула:
- Что ты так смотришь?
- Ничего.
Марго поторопилась выскочить из машины.
- Раз ничего, тогда пошли, - сказала она перед тем, как захлопнуть дверцу.
Слишком громко. Слишком поспешно.
Теперь, когда Марго не сидела за рулем, когда у Ярослава появилась возможность пересесть на водительское место и уехать, он загнал поглубже готового к обороне хорька и снова стал похож на человека. Возможность выбора всегда успокаивает. Даже иллюзия выбора. Главное, чувствовать себя хозяином, который сам выбирает сигареты и президента, партнера по бизнесу и соседа по кровати… уехать или пойти за своей подчиненной в незнакомый дом.
Марго была осторожна: сняла простенькую квартирку, чтобы не озадачить Босса дорогими интерьерами, которые девочке ди-джею не по уму и не по карману.
Но недостаточно осторожна.
Она предъявила Боссу свой подарок, и Босс застыл в трансе посреди начатого высокомер- ного вопроса: «И что…»
Просто он увидел свою мечту.
Когда Марго пришла наниматься на работу, один из первых ее вопросов был:
- Почему «Ясин перец»?
- Потому что у меня здесь все самое острое, - похвастал хозяин.
Они вернулись к этой же теме позднее, когда новая работница прижилась и огляделась в клубе. Ей понравилось, что в декор «Ясиного перца» Босс включил несколько живых растений на постаментах разной величины, и даже нанял для них садовника. Но Марго хотелось прояснить кое-что насчет выбора клубной зелени:
- Слушай, объясни наивной мне: у тебя здесь растет перец чили – это логично, рифмуется с названием и тэ дэ. Крапива – тоже, в принципе, ясно, хотя и за уши притянуто. Но орхидея-то тебе зачем? Ее, как ни крути, острой не назовешь, так что она не очень вписывается в имидж твоего «Перца».
- А знаешь, что было написано на стене Освенцима? Или какого-то другого концлагеря - прости мой ранний склероз.
- Просвети-ка.
- Каждому – свое. То есть, кому-то перец, а кому-то – орхидея, а мне – у.е.
- Ты фашист?
- Нет, - Ярослав задумался. – Хотя между бизнесом и фашизмом можно найти точки соприкосновения. Например, целевая аудитория - это та же избранная раса. Я для вас – вождь и непререкаемый авторитет, вроде фюрера… Даже методы: манипуляция в политике и манипуляция в рекламе… Выходит, что немного фашист.
В том же разговоре Босс признался Маргарите, что мечтает приобрести для своего клубного «сада» голубую агаву, из сока которой готовят текилу и мескаль. И вот теперь, четыре с лишним месяца спустя он смотрел на свою мечту и не знал, что делать: то ли подойти потрогать, то ли сказать Марго, что он ее тоже любит, то ли просто продолжать стоять и улыбаться широкой имбецильной улыбкой.
- Магве, - позвал он свою любимую агаву по-мексикански, как будто рассчитывал, что она отзовется и подтвердит: «Да, это я. Глаза тебя не обманывают»
- Хватит с ней нежничать, Босс. Пошли пить, - приревновала Марго.
- Ты же не пьешь?
- Мескаль из Митлы? Еще как пью, - развеселилась она, взбалтывая в бутылке фирменного «червячка Хуанито» - Не дарить же тебе все и сразу?!
Тут в Ярославе снова проснулся хорек и начал царапать ребра изнутри: «Спрашивается, где девчонка добыла всю эту экзотику? И откуда у нее бабло на такие подарки? Мескаль из Митлы! Если не подделка, то в Москве его хрен достанешь. И насчет голубой агавы еще не ясно: можно ли ее вывозить из Мексики? А на контрабанду тоже отслюнить надо. Что-то тут не то… «Где-то тут должна быть шкварка» - вспомнил он старый анекдот.
Хитрый хорек Яр ничего не сказал о своих сомнениях счастливой и потому грубоватой Марго. Он помог ей сервировать простенькую – не в пример подаркам – закуску. А потом с расчетливой нежностью спаивал свою подругу, которой и не надо было много. Которая уже после второго бокала рассыпала соль и не стесняясь слизывала ее со стола. Которая улыбалась так же бессмысленно, как и он сам, когда увидел агаву своей мечты.
Хитрый хорек Яр знал, что алкоголь – это та же сыворотка правды. Главное правильно задать вопрос. Впрочем, ему и допрашивать Марго не пришлось. Она раскололась сама. Сначала долго молчала, несколько раз протягивала руку и наконец провела легонько по его коротко стриженным волосам. Потом убрала ладонь под мышку - будто нашкодившую дочку в угол поставила.
- Что это было? – удивился Яр.
- Не знаю. Приятно, - неопределенно взмахнула свободной рукой его пьяная подруга.
- А еще? – попросил он.
Марго снова его погладила. А потом расплакалась.
- Ну что случилось? – Ярослав напрягся.
- Т-ты хороший, - всхлипнула Марго. – Т-ты маленький и глупый. Подкидыш. А я - злая богатая тетка, которая тебя надула. Слышишь, я тебя наду-у-ула, как п-последнего лоха, маленького, глупого и смеш-шного. У м-меня бизнес не идет, понимаешь? Я его и так, и этак, а он не идее-ее-т. Вот я к тебе и…пролезла. Змеюкой п-подколодной, понимаешь. Чтобы все узнать, все секреты… как ты б-бабки загребаешь. А т-ты… т-ты попался, как лох после-е-е-едний…
- Тшшш, тихо, тихо. Не плакай, Мардж, - Ярослав баюкал расколовшуюся шпионку, пускавшую слезы в рукав его рубашки – Ничего страшного. Ну надула и надула, ну как лоха, так как лоха, только не плакай.
Марго давилась рыданиями и продолжала каяться:
- А потом мы с тобой начали… мы с тобой разгова-а-аривали. Т-ты, помнишь, назвал меня
светлой личностью. Све-етлой, а я… мне знаешь каково бы-ыло?! А ты т-такой жалкий! Ты понимаешь, т-ты злой и жалкий и я тебя пожалела… Подкидыш, ты м-мой подки-и-идыш, понимаешь? Надутый такой, никого не лю-юбишь, меня тоже не лю-юбишь. Но я же по-матери-и-ински, а матери все прощают. Но я плохая м-мать…
- Ты хорошая мать, хорошая. Тшшш, давай баиньки? – Хитрый хорек Яр выяснил все, что его интересовало, и не желал теперь до утра вытирать слезы и сопли вероломной Марго.
- Может, поблюешь? Хочешь, я тебя провожу? Посижу рядом?
- Лучше б-баиньки, - Марго вытирала слезы кулаком, как ребенок. - Рядом.
- Рядом, говоришь? – хмыкнул Босс.
Девчонка напрашивалась. Но переспать с ней сейчас, с такой инфантильной, моргающей красными опухшими глазами в траурных рамках - в этом, как ему казалось, был привкус педофи- лии. Ярослав мог многие ругательства примерить на себя, и они вполне пришлись бы ему впору, но педофилом он точно не был. Да и хорек, удовлетворившись пока добытыми сведеньями, свернулся клубком и задремал. Так что Яр настроился на мирный сон в обнимочку, поднял Марго за руку со стула и уложил в кровать.
Но мирного сна не получилось. Посреди ночи Марго выпросталась из Боссова охранного захвата и заперлась в туалете, откуда попеременно слышались то звуки рвотных извержений, то скулеж, то шум воды, то шлепки ладоней и ступней по кафелю.
«Утро добрым не бывает» - говорил весь вид похмельной Маргариты, когда на рассвете она вытаскивала из-под Яра угол одеяла и устраивалась рядом.
Проснувшись около полудня, она веселее не стала. Ни Марго, ни ее вчерашний собутыльник решительно ничего не могли – или не хотели – говорить. Даже банальное: «Как спалось?» естественной смертью умирало еще в мозгу, не добравшись до глотки. Неприкаянными полтергейстами они шебуршали по разным комнатам, пока Ярослав не догадался наконец уйти. Тут нашлись и слова, но не те, не обязательные. Слова ради слов:
- Жду на бёздник. В восемь. Помнишь, наверное.
Марго кивнула.
И пришла. Тихая и просветленная.
Подарила Ярославу довольно милую визитницу и села рядом с Митяем, который заботливо подкладывал ей в течение вечера корейские деликатесы. Марго вытирала выступающие от острых лакомств слезы и улыбалась. Кивала в ответ на комплименты. И совершенно не чуяла подвоха. Видимо ее интуиция действительно была исключительно творческой, и даже не пыталась выполнять работу охранной системы. Во всяком случае, Маргарита все еще улыбалась завидной буддийской улыбкой, когда Ярослав начал свой монолог.
- Хорошая мы с вами компания, правда? Отличный коллектив, крепко сбитый, ясен перец, общими материальными интересами. Практически семья. И я, конечно, в роли крестного отца. Но в семье, как давно уже выяснили, не без урода. И нечего генетику винить, не гены такие – мы такие. Мы всегда, в любой компании, в любых условиях находим «своих» и «чужих». Конечно, это приговоры не окончательные и вполне подлежат обжалованию. Например, индусы там или америкосы для нас «чужие». Но когда мы смотрим фильм, в котором маленькие зеленые агрессоры из летающих тарелок завоевывают Землю, то те же америкосы, ее защищающие, для нас уже «свои». Или, скажем, в школе. Пацаны из параллели до поры до вре- мени «чужие». Но вот вы вместе выпиваете и идете драться с пацанами из соседней школы. Теперь вы – «свои», а те, из соседней, – «чужие». И так всю жизнь. Но знаете, что самое поганое? Когда вы думаете, что рядом «свой», а он - самый что ни на есть «чужой». Этот «чужой» мерзко хихикает в кулак, устраиваясь на самом мягком, самом интимном диванчике вашей души. Забирается туда с ногами. Он хлопает вас по плечу. И вы даже не замечаете, что на самом деле он прилепил вам на плечо взрывчатку с неспешным таймером. Маленькая такая бомбочка, но взорвется будь здоров, когда придет срок. Т-шш, погодите, потом чокнемся. Чокнемся, ясен перец, и выпьем за «своих». Но сначала разберемся с «чужими». Ибо истинно говорю вам: за этим столом сидит предатель. С ним, а точнее, с ней, я чокнусь с первой.
Ярослав потянулся бокалом к бокалу Марго. И когда хрусталь звякнул о хрусталь, ско-
мандовал:
- Ату ее!
Первым спрятанную бутылку с кетчупом ковбойским жестом выхватил Тёма Седов – второй ди-джей клуба. Но Митяй был ближе, и поэтому «честь» первым окатить Марго густой красной жижей выпала именно ему. Машинально Марго размазала кетчуп по лицу и слизнула его с пальцев – попробовать. Потом она опомнилась, попыталась стряхнуть его с платья, одновре- менно ошарашенно глядя на зачинщика и руководителя этого «расстрела».
Ярослав объяснил:
- В старые недобрые тебя бы вымазали дегтем и вываляли в перьях. Но мы обойдемся кетчупом и зеленью. Воспитательный эффект, ясен перец, будет практически тот же.
Марго оглянулась на двери и попятилась к ним, но все тот же вездесущий Митяй ловким приемчиком приземлил ее на пол, где ее легко достигали кетчупные струи метких сослуживцев. После того, как она стала напоминать хорошо пожеванную жертву какого-нибудь крупного зверя, недрогнувшая поварская рука осыпала ее сверху мелко накрошенными укропом, петрушкой и какими-то еще пахучими травами.
Потом ее отпустили на улицу.
Во тьму кромешную.
Где скрежет зубовный, бессильные слезы и мысль о реванше.
Марго вылезла из объятий дивана. Завтра ему предстоит отставка, как надоевшему любовнику - слишком много эмоций осело на его обивке, клопами заползло внутрь. Ложиться на него теперь – бр-рр - все равно, что в грязную воду ванны, не спущенную после омовения какой-нибудь тетёхи.
И с завтрашнего же дня она вплотную займется дрессировкой Ромуры.
«Месяцев за шесть, пожалуй, управлюсь», - настраивала она себя. – «А потом поглядим, мелкий хищник Босс, кто кого. Ой, разбудил ты во мне зверя!»
Марго еще никому никогда не мстила – это было не в ее характере. Но сейчас она чувствовала, что внутри поселился кто-то когтистый и скребется, скребется, скребется…И будет скрестись, пока Ярослав не получит по заслугам. Или не по заслугам, но получит.
«Убей, разори, опусти по полной программе…» - скребли когти внутри.
Через пол года она по e-mail-у отправила Ярославу приглашение в гости. И получила ответное письмо: Босс просил ждать вечером в восемь пятнадцать.
Когтистый стал активней. Его тянуло к родне, и Марго зашла в клетку к Ромуре.
- Обещаю, старинушка, - это будет твой последний номер, а потом законная пенсия. Что-то у тебя нос горячий. Может молочка? Из твоей любимой соски?
Ромура сделал несколько глотков, но больше, как в сказке, текло по бороде, а в пасть не попадало. Марго унесла бутылочку и легла на ковер рядом с клеткой.
- Что, Ромурча, лапа моя, волнуешься? Хотя тебе-то что… А я волнуюсь. Мне кажется, что где-то я напортачила, а вот где – бес знает. Как по-твоему, я все еще светлая личность? А то я давно всерьез не смотрела в зеркала. Все только с мазилками: то утренний туалет, то вечерний… А присматриваться вроде и боязно. Мало ли что…»
Лев лежал на боку. Может быть, спал. Марго увидела колтун в гриве, и отметила для себя, что надо будет потом распутать или выстричь. Она хотела, чтобы поскорее было это «потом». Потому что в «сейчас» ей было неуютно. Сейчас она собиралась принести жертву – жертву той мохнатой и когтистой части себя, которую нужно было приручить или укротить вовремя. Тогда она не открывала бы сейчас двери в маленький личный ад бывшему боссу, бывшему другу… «немного родному и слегка любимому».
«Приемыш» немного изменился, но был вполне узнаваем. Марго даже ожидала, что войдя, он скажет: «ЗдорОво, презренная мерзавка», но Яр ограничился нейтральным: «Здравствуй». И с
порога стал принюхиваться, хотя квартира была отдраена до блеска наемной силой. Запах зверя не
могла отбить даже импортная химия.
- Я к Вам пришел, чего же боле? – юморил Ярослав, чтобы не стоять знаком вопроса перед
своей бывшей подругой, которая зачем-то позвала его в гости.
- Пока и этого хватит, - в тон ответила Марго и широким жестом пригласила его в гостиную.
- Мардж, а я на полном серьезе… - начал Ярослав, но тут же понял, ему на полном серьезе лучше было оказаться трусом или говнюком, или хотя бы мнительным шизофреником - и не приходить.
- Матерый, - сказал он, смотря в желтые глаза готового к прыжку хищника. Остальные слова бросили его в беде, как неверные друзья.
- Страшно? – спросила Марго.
- Офигеть как, - признался маленький хорек Яр.
- Хочешь расскажу, как я объясню твою смерть?
- Нет, - короткие слова были безопаснее – голос не успевал дрогнуть и тем более сорваться в скулеж. Но Марго не унималась:
- Что ж так?
- Шаблон.
-Точно. Ты же не любишь бананы и банальности. Помню.
Ярослав с удивлением заметил в голосе «эсесовки» нервную хрипотцу. Марго откашлялась, и запрокинула голову. Яр даже забыл про льва: он понял, что она пытается загнать обратно наворачивающиеся на глаза слезы. Но эти слезы не помешали ей сказать:
- Ату его.
«Так же, как я», - успел подумать Ярослав, прежде чем лев прыгнул и придавил его своей тушей.
Больше ничего не происходило.
- Ромура, в клетку! – скомандовала дрессировщица. – Ромура, что ж ты! Тренировались же! На место!
А потом Марго поняла. Ее затряс истерический хохот, такой неуместный… такой необходимый. Огромное и неожиданное горе рвалось наружу, выплескивалось волнами истерического смеха, и казалось, Марго вот-вот захлебнется в этих волнах. И ей даже хотелось захлебнуться. Ненадолго. Потом будут пристойные и очищающие слезы, потом она найдет себе оправдание. А если не найдет, то все равно придумает, как жить с этим дальше.
Ярослав выкарабкался из-под львиного тела.
Ромура умер в прыжке, и Яр, конечно, больше радовался за себя, чем жалел его. Он уже собрался уйти подальше из этой большой звериной клетки в центре Москвы, но Марго вдруг уняла истерику и спросила:
- Хочешь салата? Мне нужно чем-то занять руки, так что я все равно буду его крошить. И голову надо чем-то занять. Пойдем на кухню? Кстати, у тебя видок помятый - дай БожЕ.
И правда, полежав под Ромурой, Яр лишился своего лоска и своей невозмутимости. Теперь он точно напоминал подкидыша, и был скромен, как бедный родственник. Марго знала, что это просто шок. Что поковырявшись в ее салатике и поднявшись из-за стола, Босс станет самим собой: немного мизантропом, совсем не милым и… давно не другом. Но ради вот этих опущенных уголков губ, сосредоточенного взгляда, направленного внутрь себя, ради того, чтобы ирония, как крыса с тонущего корабля, сбежала от него перед возможной смертью – ради всего этого она и затевала свое зверство.
Только все должны были остаться живы.
От салата Ярослав не отказался. Он сидел на кухне, перебирал ножи, вилки, и заметно маялся, пока не решился наконец спросить:
- Мардж, он бы меня задрал?
- Да ну тебя, - Маргарита отвлеклась от сосредоточенного строгания огурцов и объяснила:
- Ромка был старый совсем. Нет, он бы тебя задрал, наверное, если что… Но мы с ним го- товили совсем другой номер. Хочешь огурчика? Нет? Ромура не должен был на тебя упасть - он должен был приземлиться прямо перед тобой. Я хотела, чтобы ты драпанул от него.
- Ну и зачем? – не понял Яр.
- Дурак, - Марго перешла на помидоры. – А зачем ты устроил мне экзекуцию на своем дне рождения? Зачем вообще месть? Да ни зачем, ради себя самой. Месть требует жертву, и месть ее получает. Сегодня она получила не тебя или меня, а Ромуру. Вот поэтому мне сейчас так хреново. Ромурча был ни при чем, он был чудесной животиной. Моей любимой животиной… Я обещала ему пенсию и спокойную жизнь. Радовалась, что он не попадет на живодерню.
- Мардж, а я ведь пришел извиниться.
- Извиниться? – вдруг зашипела она, и нож в ее руке из кухонной утвари тут же превра- тился в потенциальное орудие убийства – Ты точно дурак! Ты что, думаешь можно устроить такое, как ты мне устроил, а потом сказать: «Извини меня, Мардж. Мирись-мирись, больше не дерись»?! Ты правда так думаешь?! – она отвернулась и принялась кромсать перец.
- А как тогда? – Ярослав тоже поднимал градус разговора – Хочешь, чтобы я на колени перед тобой встал? Перетопчешься! Я сам… тигренок, а не киска.
- Черта-с-два ты тигренок! Ты кто-то мелкий и злой, я это давно поняла. Но я общалась с человеком, а не с этим мелким и злым… хотя разделять нельзя. Помнишь, я тебе говорила про условия? В благоприятных условиях я была «светлой личностью», но только запахло керосином – откуда что взялось! Откуда взялись эти когти, которые скреблись изнутри и выскребали на поверхность все, о чем я в себе даже не догадывалась? Не надо извиняться, Ярослав. Слишком запутанный клубок извинений получится. Мне придется просить прощения за свой шпионаж… Главное, не узнала ведь ничего полезного! И ничего у меня не получается: ни с клубами, ни с человеками…
- Так что там у тебя с клубешниками? Входит, но не выходит? Шефство, что ли, над тобой взять… При условии, что ты снова начнешь меня приручать.
- Сам себя приручи сначала. А я – себя.
Марго молча напряженно открывала банку с кукурузой, пока Яр не отобрал ее вместе с открывашкой.
- Когда я вспомнила утром девятого августа, как ты нянчился со мной пьяной - мне тогда показалось, что ты простил это мое шпионство… точнее, как бы не обратил на него внимания… Я влюбилась в тебя. Нет, не влюбилась, но могла влюбиться. Ты был так чуден в своем великоду- шии…
- Это – сюда? – не дожидаясь ответа, Ярослав высыпал кукурузу в тарелку с салатом. – Надеюсь, тебе будет приятно: никто так возбуждающе и трогательно не гладил меня по голове, как ты в тот вечер. Мардж… а можешь погладить еще раз?..

* * *
 Ираида Сергеевна еле дождалась, когда Витя соберется домой. Она торжествующе развер- нула прямо перед его глазами газету.
- Вот он, старикан наш! Я же говорила: что-то она с ним сделает!
- На колбасу пустила? – попытался отшутиться Витя.
- Не знаю, тут не сказано. Это некролог.
- Вы что, Ираида Сергеевна? Какой, нафиг, некролог?! Это был лев!
- «Двенадцатого июля вечером в восемь часов двадцать пять минут скончался Ромура-сан. Буквально несколько часов он не дожил до пенсии… Замечательный артист… Отличался спокойным характером… » На, держи.
- «Двенадцатого июля… Ромура-сан…» Точно, базара нет - наш львяра! На похороны пой- дете? Я пойду. Повезло мохнатому – хоронят по-человечески. Значит, ничего баба-то, которая его купила. Не злая.
- Не знаю, Витюша. Может, она сама Ромку и угробила. А если не злая… так Бог ей в помощь.