Последний бой

ПОСЛЕДНИЙ БОЙ
рассказ
Капитан следственного отдела Маркин Игорь Юрьевич только что закончил оформление документов для передачи дела в суд и облегчённо вздохнул. Он прикрыл уставшие глаза, минуту посидел так, затем потянулся с хрустом, расправляя затёкшие, застоявшиеся косточки. На душе у него было легко и радостно от предвкушения наслаждением положенного отпуска. Совпало так, что у младшего братишки Митьки тоже подоспел двухнедельный отпуск, и они решили съездить на могилу деда Андрея. Они были там лет пятнадцать назад, когда дед Пётр возил их на экскурсию по местам боёв в Великую Отечественную войну: целую неделю они ходили по полям, искали могилу деда Андрея. Будто по внутреннему локатору, дед Пётр уверенно вёл их от пригорка к пригорку, часто присаживался возле еле заметных маленьких холмиков - старых солдатских могил, и подолгу сидел, погружаясь в свои думы. Ребята не приставали к нему с вопросами, не тревожили, а молча бегали, присматривались к торчащим кускам железа. Матушка-землица выталкивала из себя инородные предметы. Ребята насобирали по пригоршне стреляных гильз, а Митьке попались две боевые пули.
Сколько раз ребята просили деда показать, как стреляет его именной пистолет, но он строго говорил, что оружие - это не игрушка. А отец, услышав их просьбу, строго-настрого приказал:
- К оружию, ни под каким предлогом не подходить, а лучше всего - забыть о его существовании. Когда подрастете, поведу вас в тир.
И правда, несколько раз они ходили с отцом в тир, но разве можно было это сравнить с боевым оружием, да еще с дарственной надписью от командующего?
Но ослушаться отца было противоестественно, и они забыли о пистолете. Тем более что деда они любили: он заменял им отца и мать в их долгих командировках. Мать - военврач, хирург, со своим госпиталем часто выезжала во все горячие точки. А отец - военный, тоже не сидел на месте, и они частенько оказывались в одних и тех же местах. С началом афганской войны мать работала в центральном госпитале, а отец из штаба изредка наведывался к ней. И в злополучный 1983 год он был там полгода в командировке и в тот день улетал домой: мать поехала его провожать. Их машина попала под обстрел душманов, и они оба погибли.
После похорон у деда началась нервотрепка: детей решили отдать в детдом, а он добивался оформления опекунства над ними, но попалась въедливая сотрудница в гороно, придралась к фамилии: «Почему они разные у вас?» И тут выяснилось, что дед усыновил их отца, взял его из детдома: обещал умирающему другу на фронте, что найдёт его сына, и поможет вырасти, подняться на ноги. И после долгих скитаний по госпиталям дед первым делом разыскал Юрия в детдоме, куда он попал с разбитого эшелона. Что стало с его матерью, он не знал. Дед тогда усыновил его, а фамилию отца оставил: решил, что так будет справедливо - отцова ветвь не должна засохнуть.
Когда у Юрия родился первенец и он решил дать ему имя Пётр в честь приёмного отца, дед стал возражать:
- Если хочешь оказать мне такую честь, то лучше назови именем моих погибших сыновей, пусть в твоих детях они оживут.
Так и появились Игорёк с Митькой. И не было для деда Петра дороже и роднее их. Вынянчил, выпестовал внуков, и вот теперь их хотели разлучить. Дед ходил по всем инстанциям, возмущался бездушием чиновников:
- Ханжи бессердечные, как могут они разлучить родных людей? Да неужели в детдоме детям будет лучше, чем с родным дедом? Тут у них свой дом, всё родное - они же с пелёнок со мной живут. Что же я четыре года не проживу до совершеннолетия Игорька? А потом он сам сможет взять опекунство над братом.
Никогда дед не вынимал свои награды и внукам не позволял играть с ними, говорил, что это баловство, а они кровью омыты. А тут достал коробочку с орденами и медалями, прикрепил к выходному костюму и пошел на приём в обком КПСС. Пришел оттуда довольный, говорит, что за пять минут всё решилось:
- Поднял трубку секретарь и приказал оформить опекунство и больше не тревожить старика. Да ещё и квартиру обещал.
Но эти волнения не прошли даром: попал дед в больницу в предынфарктном состоянии. А после больницы они въехали в новую квартиру - сдержал слово секретарь.
А дед прожил не четыре, а десять лет, и если бы не бандитская пуля, то он мог бы и ещё пожить. Но даже и за эти годы он успел поставить на ноги, дать образование внукам: Игорь закончил медучилище и работал фельдшером на "Скорой". Учиться дальше не стал: надо было уезжать в другой город, а он не хотел оставлять деда одного, тот уж стареньким стал, часто прихварывал.
А Митька уехал в Москву в Высшую школу милиции. Квартира родителей все эти годы была опечатана, вот он и поселился там.
После окончания школы дед спросил Митьку:
- По чьей же линии пойдёшь, сынок, чей путь продолжишь – папкин или мамкин?
- Я по отцовой линии пойду. Только служить буду не в армии, а в милиции. Дед Андрей милиционером был, кто-то должен его заменить.
Дед волновался за него, посылал Игорька посмотреть, не загулял ли брат? В последний раз Игорь приехал и смеётся:
- Деда, а наш Митька женился.
- Как это так - женился? А почему тайком? Или он какой-то бездомный? - возмутился дед.
- А он боится, что ты ругаться будешь, - в голубых глазах Игоря разливалось целое половодье чувств: и гордость за братишку, за его решительность, и радость общения с дедом - он любил наблюдать за его реакцией на все события жизни.
- Да что же такое в его женитьбе противоестественное, что он боится меня?
- Да жена старше его.
- И на много?
- На пять лет. Но не это главное - ребёнок у неё, сынишка, Андрюшка.
- А где же отец мальчонки? - строго спросил Пётр Кузьмич. Он болезненно относился к полусиротству или сиротству детей.
- Обманул он её - обещал жениться, а как узнал о ребенке, так и сбежал. Она врачом работает. Самостоятельная, деловая женщина. И сына хорошо воспитывает.
- Вот видишь, Митька-то наш серьёзнее тебя оказался: сироту обогрел, поможет дитя воспитать. Женщине одной трудно парня растить, тут мужская рука нужна. А то или не досмотрит и парень от рук отобьётся, или переласкает, и парень затюканным, бесхарактерным получится. А отцова строгость только на пользу бывает. Поеду, посмотрю сам. Может быть, хоть от него детишек дождусь, а то ты-то, похоже, в девках просидишь, - Петр Кузьмич весело рассмеялся.
- Деда, да какие мои годы? Ещё целый десяток могу спроектировать.
- Вот и беда, что только проектируете, а в жизнь не претворяете. А годы не стоят на месте, они бегут, а ты и учиться дальше не хочешь, и не женишься, - ворчал дед.
На другой день дед уехал в Москву. Приехал через неделю. Был очень довольный, ходил и улыбался, потирая руки:
- Митька-то весь в отца, в Юрка: такой же серьёзный, рассудительный. А ты знаешь, Игорюша, они же ребёночка ждут. Мне такое счастье - правнучка дождусь.
Игорь не мог нарадоваться на деда - куда все его недомогания подевались: с таким энтузиазмом поехал на дачу и ни разу не болел там. А через три месяца его не стало.
В тот августовский день 1994 года Игорь дежурил в первую смену и на ночь собирался ехать к деду. Весь день какое-то беспокойство тревожило, и дежурство таким длинным казалось. Последний вызов был на окраину города. И когда после оказания помощи больной уже сели в машину, Игорь попросил шофёра:
- Гена, подбрось до деда.
- Поехали. Как он? Без телефона там плохо - а вдруг приступ случится?
- Да пока Бог миловал, он молодцом держится.
- Ты погляди, кто-то из боевой ракетницы палит, - возмутился Геннадий.
- Где? - заволновался Игорь.
- Да вон, смотри вправо.
- Гена, друг, гони, это дед. У него отцова ракетница осталась на память. Он и её, и пистолет взял с собой. Что-то случилось там.
- Мне послышался пистолетный выстрел. Точно, вот ещё один. А это другой калибр. Ты смотри, как из пулемёта, строчит. – Геннадий ехал, наполовину высунувшись из кабины. Точно также с другой стороны торчала голова Игоря. Он считал:
- Пять, шесть. Это дедов пистолет. Мы с Митькой всё же уговорили его выстрелить один разочек. Вот он и салютнул на могиле родителей, когда им исполнилась годовщина. И ещё сказал тогда: «Ну вот, шесть осталось, чётное число. Нехорошо это».
- Зачем он это говорил, притягивал к себе беду, - прошептал Игорь, а потом крикнул: - Да что же ты тащишься, как черепаха?! Гони быстрее!
- Что ты, Игорёк, ты глянь на спидометр - 100 км. Из моей развалюхи больше не выжмешь. Да мы уж приехали. Вон бандитская машина-фургон. Уходят они.
- Догони, Гена, догони их, - простонал Игорь.
- Нет, Игорёк, далеко они, и мотор у них не то, что у меня. Но ты не беспокойся, я эту машину срисовал намертво, я их из-под земли достану. Это я тебе как бывший мент говорю. Пошли к деду.
Машина ещё не остановилась полностью, а Игорь выскочил из кабины и вбежал в открытые ворота: дед сидел в дверях домика, держась за бок, а сквозь пальцы сочилась кровь.
- Деда, ты живой?! Потерпи, я сейчас перевяжу. - Игорь выхватил
из чемодана стерильный пакет, освободил рану и стал лихорадочно бинтовать. Повернул голову к подошедшему Геннадию, приказал: - Носилки неси!
- Уже рядом стоят. Идиотизм какой-то: "Скорая", а нормальную помощь оказать не можем, у нас же все лекарства кончились. Думал, что только в милиции начался кавардак, а в медицине ещё хуже. Но ничего, погоню на всей скорости, успеем довезти до больницы.
А Пётр Кузьмич виновато и просяще смотрел на Игоря:
- Я подстрелил мальчонку, он в малиннике спрятался. Не тронь его, сынок, не ожесточайся, не запятнай своё имя и имя отца. Помоги ему, возьми его из малинника.
Геннадий побежал в дальний угол участка и вынес оттуда дрожащего, грязного мальчишку лет 8-10 и отнёс в машину, затем на носилках занесли деда. Возле машины их ждала соседка с бумажкой в .руке:
- Игорь, это мой адрес, разыщи меня. Здесь я боюсь оставаться. Пропади пропадом урожай, пусть эти фашисты подавятся. Они мне напомнили войну - такая же наглость и жестокость. Езжайте, может быть, успеете довезти Кузьмича.
Машина рванула с места на предельной скорости и помчалась к городу. Игорь хотел перевязать мальчишку, но он отвел руку:
- Не надо, спасайте деда, а мне всё равно подыхать. Какая разница, когда это произойдёт - днём раньше, днём позже.
Игорь удивлённо посмотрел на него: голос мальчишки был почти взрослым, да и глаза не детские, а даже старческие, страдальческие. Мелькнула мысль: "Может быть лилипут он?"
А дед слабел. Игорь перерыл весь свой чемодан, но сердечных препаратов не было. От злости и от безысходности он скрежетал зубами, но ничего не мог поделать. Надо было зайти в домик, взять дедовы таблетки, хотя, в этой ситуации они не помогли бы. Нужна капельница, а машина не оборудована.
У деда начинался бред, он шептал:
 - Митька, ты жди меня, я привезу яблоки, они ядрёные уродились. Ты, самое главное, жди, дед не подведёт тебя.
Потом стал кого-то уговаривать, о чём-то просить: возможно, перед его глазами встала картина последнего боя возле села Черкасское, о котором он часто вспоминал и рассказывал ребятам.
Вот он, как будто сейчас, выпрыгнув из окопа на минуту, и обернувшись, увидел, как откуда-то сбоку на бруствер окопа вполз немецкий "Тигр", всей своей мощью опустился на орудие и проутюжил его вместе с расчётом, а затем двинулся к соседнему орудию. Но оттуда долетел снаряд и впился прямо в свастику на броне и танк загорелся. Пётр даже подпрыгнул и закричал: «Ура!» Но отлетевший осколок вонзился в его ногу и прервал его восклицания. Он заметил, что соседний расчет продолжал вести бой и, захватив уцелевший ящик со снарядами, стал продвигаться к ним, всё время повторяя! "Держитесь, братки, сейчас я принесу снаряды." Из раны в ноге текла кровь, но он не замечал этого, а упорно полз от своего уничтоженного расчёта к соседнему, откуда всё яснее доносился зычный голос заряжающего, его друга Андрея: "Снаряды давай, едрёна феня, снаряды!" И Пётр спешил, непрестанно повторяя: "Потерпи, Андрюха, потерпи, иду я, иду!" Он был почти рядом с орудием, когда снаряд из приближающегося "Тигра" разорвался рядом с пушкой, и весь расчёт разбросало по сторонам. Пётр подполз к орудию - оно было цело. Он посмотрел на солдат: кто лежал ничком, обняв землю, кто лежал на спине, устремив застывший взгляд в небо, будто прося у Бога то ли помощи, то ли прощения.
Наводчик Гуськов и Андрюха были живы, но тяжело ранены. У Гуськова половина головы была залита кровью, и потому один глаз не открывался.
- Ну, всё, братцы, моя война кончилась, пойду в деревню, может, свои подберут, успеют в госпиталь отправить. Четверо у меня сынов, Бог даст, повезёт, дождутся отца. - Гуськов встал на колени и пытался подняться во весь рост. Пётр закричал на него:
- Ты куда вверх лезешь?! Ещё и с пулей-дурой поцеловаться захотелось? Тогда уж сынов своих не доведётся тебе повидать. Наше дело - поближе к землице держаться, она, матушка, укроет.
Пётр подполз к Андрею, посмотрел на рану на животе, а тот прикрывал её окровавленными руками, задерживая кровотечение.
- Ох, Андрюха, как же ты не уберёг себя, подставил пузо фашисту? Такая рана - верная погибель, - сокрушался Пётр, накладывая повязку.
- Так ты же сам сказал, что пуля - дура, она не разбирает, куда попасть. Дед, посмотри, что там скрежещет?
Пётр выглянул из окопа и увидел далеко отползшего Гуськова, а справа приближался "Тигр" к соседнему расчёту, орудие которого молчало. Вдруг из того окопа выскочил солдат со связкой гранат и пополз навстречу танку.
- Ты смотри, Андрюха, от соседей кто-то ползёт к «Тигру». Да это ж амурский Лещ! Ах, Толька, Толька, что ж ты делаешь, пацан? Эта махина проутюжит тебя, и мокрого места не останется, а только комок грязи, - с сожалением почти простонал Пётр. - Ты потерпи, братуха, я попробую остановить танк - их там не один, а два: один за другим движутся, а потом добинтую тебя.
Пётр зарядил снаряд, нашёл в перекрестие прицела танк и нажал на спуск. «Тигр», охваченный огнём, остановился. Задымил и танк, подбитый Лещёвым Анатолием. Пётр оглянулся назад - Андрей лежал рядом.
- Ты что, Андрюха, зачем? Тебе же нельзя шевелиться!
- Ты же сам сказал, что всё равно хана. Ты вот что, дед, помоги сесть в кресло, я за наводчика поработаю, а то снаряды мне не поднять. А на рану я наложил хомут: полотенце скатал и ремнём стянул. На немного меня хватит. У меня к тебе просьба, дед: живым если останешься, то разыщи сына моего, помоги ему встать на ноги. Адрес у меня в кармане. И скажи ему: пусть помнит отца-милиционера.
Пётр помог Андрею сесть к орудию, а сам ворчал тем временем:
- Дед, дед... Какой я тебе дед? Я всего на три года старше тебя. А если бороду отпустил, то и дедом называть можно? А почему я бороду отпустил? Бритву у меня украли, а чужую просить - против моего нутра, не привык чужими вещами пользоваться. Вот и хожу с бородой. А насчет сына не беспокойся - если останусь живой, то обязательно разыщу.
- Ты прости за деда. Только если молодой такой, то почему голова как лунь бела?
- Жена и дети - двое сынов, в одно мгновение погибли. Я же в Ленинграде служил. Дали мне три дня отпуска, чтобы вывезти семью - истощены были до предела, и моего пайка не хватало. Вот и повёз их по дороге жизни. А тут налетел стервятник, сбросил бомбу. Машина под лёд ушла, а я успел выпрыгнуть из кузова. Как же жена не хотела ехать, а я силой заставил, в кабину усадил. Вот и поседел сразу. Думал, что снегом припорошило, ан нет, намертво прихватило. Ты глянь, браток, на нас ещё два зверя движутся. Давай, наводи, Андрюха, а я помогу тебе крутить колесо.
- Крути, братуха, вправо, чуть-чуть влево. Стой, есть его свастика в прицеле. На, получай "гостинчик", гад ползучий.
Расстреляв последний снаряд, Пётр победно глянул на Андрея:
- Ну что, брат, пять тигров на нашем счету! Да ты что, дружище, ты что? - Он подхватил падающего Андрея, уложил на землю - тот был мёртв.
Пётр проверил его карманы: в каждом лежала записка с домашним адресом. А во внутреннем кармане гимнастёрки было письмо с фотографией парнишки лет десяти.
Внезапно бой прекратился. Уцелевшие фашистские танки поспешно разворачивались и удирали.
За спиной Пётр услышал рёв машин - это наши «тридцатьчетверки» шли плотной стеной. Он обессилено опустился рядом с Андреем.
Вслед за танками шли санитарная и похоронная роты. С их помощью Пётр вырыл могилу и похоронил Андрея с товарищами.
- Ну вот, братуха, лежи, отдыхай, ты своё дело хорошо сделал, долг выполнил сполна. Жив останусь, приеду, навещу. А сейчас, похоже, что и для меня это был последний бой - с ногой что-то неладное, я не чувствую её.
Откуда-то издалека до Петра Кузьмича донёсся молодой, до боли родной голос Игоря:
- Деда, деда, не уходи! Потерпи, деда, мы уже подъезжаем, больница рядом. Не умирай, деда-а!
Пётр Кузьмич из последних сил сжал руку Игоря, державшую его, громко, отчётливо крикнул:
- Держитесь, братки! Мои сыны в милиции, они защитят нас.
Он глубоко вздохнул, вытянулся, и тело его обмякло.
Игорь, не сдерживаясь, заплакал.
После похорон Игорь вместе с Митькой поехал на дачу. Соседка работала на своём участке. Она-то и рассказала, как всё было в тот злосчастный день.
- Накануне эта машина подъезжала к вашей даче: они будто бы кого-то искали, а сами всё высматривали. А Пётр Кузьмич такой бесхитростный, душа нараспашку. Вот он и пооткровенничал, сказал, что внук через день утром приезжает. Я тогда сказала, что зря он перед ними душу оголяет, а он свёл всё к шутке. Но мне строго-настрого приказал, если они опять явятся, то чтобы я спряталась в домике. «А у меня пушка есть, я отпугну их», - успокоил он меня.
- А на следующий день они явились к вечеру. Шли нагло, самоуверенно, ну прямо как фашисты. Тащили за собой ящики, коробки, мешки. Шли напролом по грядкам к яблоне и груше.
Кузьмич вышел из домика, предупредил их:
- Ребята, вы бы уходили отсюда, а то неприятности будут.
Один из них, кого они называли Лёхой, захохотал:
- Вы смотрите, дед нас напугал.
А Кузьмич стал стрелять из ракетницы в воздух. Тогда Лёха выхватил пистолет и выстрелил в деда, хотел выстрелить второй раз, но подбежал мальчонка, стукнул Лёху по руке, пуля прошла ниже, но задела мальчонку, а он ещё раз стукнул, и пистолет отскочил в грядку с морковью. Лёха в ярости схватил пацана и отшвырнул как щенка или как котёнка. И тут прогремел первый выстрел Кузьмича, потом второй, третий, и так до шести. Он стрелял то в воздух, то по ногам. Эти шакалы в страхе побежали с участка, а тут и вы подъехали. Геннадий записал мои показания, нашёл пистолет и всё отвёз в милицию. Сейчас поехал к тому мальчонке в больницу. Он, оказывается, сирота, уже несколько лет бомжует. Ему пятнадцать лет, а выглядит как восьмилетний. Они с Лёхой с одного города с Узбекистана, только по-разному живут: этот на свалке, а Лёха машину купил, комнатёнку в общаге. И всё на вырученные огородные деньги. Озлобился совсем, зверем стал. А этот наоборот: голодный, промёрзший, а душа ангельская. А Кузьмич-то подумал, что это он подстрелил мальца. Душа-то теперь страдает. А как ей сообщить, что нет его вины в том? Вот незадача. Игорёк, а Геннадий-то решил вернуться в милицию. Говорит, что для него дело чести - посадить на скамью подсудимых этих выродков. Я считаю, что он правильно поступает: будь я помоложе, я бы этих нелюдей и под землёй разыскала и заставила ответить перед законом. Хотя законов-то нормальных нет: от старых отказались, а новых не создали. Сидят в Думе, дерутся между собой, да зарплату с пенсией не забывают себе увеличивать, а до народа им дела нет, - соседка говорила беззлобно, но с грустью и болью душевной. Её загоревшее до черноты лицо немного старило её, но в 75 лет она выглядела моложе своих сверстниц, прозябавших в городских квартирах.
- Да, вы правы. Дедушка тоже так думал, а я спорил с ним,
Игорь тяжко, с раскаяньем вздохнул. Он был очень привязан к деду, больше, чем Митька, и потому чувствовал свою вину в нелепой его смерти, в том, что недостаточно уделял ему внимания. Из-за нервотрепки с похоронами, из-за угрызения совести он изменился не только внешне, но и внутренне: если раньше он казался самоуверенным, выхоленным красавцем, то сейчас его вид напоминал долго болевшего человека - лицо осунулось, взгляд был растерянным, виноватым. Будто основной стержень вынули из него, и он боялся покачнуться не в ту сторону. Он мучительно произнёс:
 - Последние дедушкины слова были о том, что его сыны в милиции. Значит и мне пора туда перебираться, он же нас с Митькой считал сыновьями. Андреевна, как вы думаете, яблоки пора обрывать? Деда собирался Митьке их отвезти. Всё ходил и радовался такому урожаю.
- Конечно, можно. А то если не эти упыри, то ещё какие-нибудь нехристи оборвут - уж очень привлекательны Кузьмичёвы яблоки. Это ж надо в какое страшное время живём, когда каждый норовит что-то у тебя отнять. Неужели так останется навсегда?
- Если не хуже, - ответил подошедший Геннадий. - Здорово, мужики. Я ящики привёз, надо яблоки обрывать, а то тут много желающих на них. Да и я выхожу на другую работу. Надо всё что можно собрать с участка, оставить пока в домике, Андреевна тут присмотрит. Нельзя допустить, чтобы труд Кузьмича пропал даром.

* * *
Прошло десять лет с того дня, а Игорю кажется, что это было вчера. Он сменил профессию - ушёл работать в милицию, закончил заочно юридический институт и теперь работает следователем в уголовном отделе. Тех бандитов Геннадий нашёл и довёл дело до суда - всем дали большие сроки, кроме Юрка, того подстреленного пацана. Ранение у него оказалось серьёзным, без палочки ходить не мог. Из больницы его забрал к себе Игорь. После девятого класса в вечерней школе он окончил курсы телерадиомастеров и работает в мастерской. Оттаял душой - оказался сообразительным весёлым парнем. И ростом подтянулся. Дачу дедову не бросили - там Юрок хозяйничает. И за могилой деда тоже он больше ухаживает, а заодно и могилу родителей Игоря содержит в порядке.
А у Игоря семейная жизнь не складывается - не попадается такая женщина, которая бы приняла в своё сердце и Юрка. А расстаться с ним Игорь не может: он принял его за младшего брата и за эти годы сроднился с ним, прикипел душой. И думает, что и дед одобрил бы его. Он все эти годы свои поступки сверяет с поступками деда: мог же тот после войны найти жену по душе - невест хватало. А он разыскал сына друга - Юрка, воспитал его, а затем и его детей. Так что он понял бы Игоря и одобрил его. Зато Митька отдувается за него: уже четверо совместных, кроме усыновлённого. Летом опять приедут на дачу, скучать не приходится.
В кабинет вошла секретарша.
 - Игорь Юрьевич, вам новое дело принесли.
- О нет, солнышко моё, я с сегодняшнего дня в отпуске. Наконец-то мы с Митькой состыковались по отпускам и едем к деду Андрею на могилку. Потому, ласточка моя, ты меня не застала, я уже в пути.
Секретарша рассмеялась:
- Вы даже не хотите узнать, какое это дело?
- А что ты мне приносишь кроме огородных дел? Это же неиссякаемая тема. Вот вернусь из отпуска, так ты ещё такое же раскопаешь. А сейчас - уволь, меня нет, я испарился, весь вышел. Вот эти бумаженции отправляю, и в путь-дорожку на Митькиной старой колымаге - он её всю зиму ремонтировал, готовил к походу. Берём с собой его старших Андрюшку и Петушка, Юрка. За неделю проедем маршрутом воинской части наших дедов до места их последнего боя, поставим новый крест на могилке. Пусть дети пройдут живой урок истории, прикоснутся руками к святой земле, почувствуют запах полевого костра. Это запомнится им на всю жизнь.
2004 г.