Скотч

Мне было 16, когда я в первый раз разозлился на себя. Тогда я поссорился со своей девушкой и наговорил ей каких-то гадостей. И как только она ушла, я понял, что натворил, но было поздно.

И тогда я разозлился на себя. Сильно разозлился. Взглянув в зеркало, я смерил себя ненавидящим взором и спросил «Ну что, доволен?». Отражение лишь повторило мои слова и криво усмехнулось. «Улыбаешься?!!» - спросил я. И вдруг, мне так сильно захотелось ударить эту наглую глупую физиономию, что я так и сделал. Нет, я ударил не зеркало, как это часто бывает в фильмах. Я ударил себя.

Удар вышел жалкий. Все-таки поначалу это непросто – ударить себя как следует. Тогда я разозлился еще больше за то, что я такой трус, и действительно ударил себя изо всей силы. Меня отбросило к стенке, я почувствовал, как болит скула. Как ни странно, это принесло немного облегчения. Тогда я ударил себя еще. Потом еще и еще.

Было больно. Я разбил себе нос, поставил синяк под глазом, разбил губу. Но мне стало легче. Я лежал на полу ванной, улыбаясь и слизывая соленую кровь с губ. Я нашел успокоение.

Теперь всякий раз, когда мне не на кого было выпустить пар, я отвязывался на себе. Привыкая к боли, я бил сильнее, пока совершенно не перестал обращать на нее внимание. Это часто помогало в уличных стычках с хулиганами. Однажды на меня напали четверо. Но они убежали. Их испугало то, что даже когда они превратили мое лицо в кровавую кашу, я продолжал драться. Я что-то кричал им вслед разбитыми губами, но получалось лишь невнятное бульканье крови во рту. Я всегда выходил победителем, потому что я совершенно перестал бояться боли.

С той девушкой мы потом так и не сошлись. Когда я пришел в школу с синяками, она скорее всего решила, что я с горя напился и подрался. Мы с ней больше не разговаривали. А после нее у меня как-то не складывалось с девушками. Да и самоизбиение вошло в привычку, а какая девушка захочет каждый день видеть избитую рожу, в синяках и кровоподтеках.

Многие, наверное, сочтут это своеобразной аналогией онанизму. Что ж, может быть оно и так. Некоторые идут в сортир помастурбировать, а я – поставить себе пару синяков. Каждый развлекается, как может.

На работе на меня смотрели косо. Я работал в рекламном агентстве, и, слава богу, у нас был свободный график, и я не обязан был каждый день появляться в конторе, а также часто брал работу на дом.

А месяц назад я встретил Эша. Вечером, часов в семь, я шел с работы. На моем лице оставались свежие отметины от вчерашнего акта самоизбиения. Я купил бутылочку пива и присел на бордюр.

- Эй, парень, не одолжишь доллар?

Я внутренне напрягся, приготовившись к драке. Драться не хотелось, скула еще болела, и я с тоскою поднял глаза на спросившего. Увидев его я успокоился – на хулигана он не походил.

- Ох, парень, кто это тебя так? Неужто тоже нарвался на банду? – спросил он.

Тут я увидел, что на его лице тоже видны следы недавних побоев. Я покачал головой.

- Представляешь, забрали последние бабки. Так ты одолжишь мне доллар? Тогда я тоже куплю себе пивка, и мы вместе посидим.

Он ждал и, глядя на меня, улыбался. Так искренне улыбаться после того, как тебя избили и обчистили на улице, может либо очень жизнерадостный человек, либо полный идиот. Позже жизнь покажет, что Эш – жизнерадостный идиот. Но тогда он мне понравился. Он выглядел как настоящий хиппи. Длинные светлые волосы, рваные штаны, ботинки «Camelot», футболка с символом птичьей лапки. В общем «60-е вернулись».

Я дал ему доллар. А потом мы пошли к нему домой, пугая по пути прохожих своими коллекциями синяков, кровоподтеков и ссадин.

В общем, получилось так, что скоро я стал жить у него. Вдвоем все же веселее и экономнее. Хозяйку своей старой квартиры перед уходом я напугал тем, что на ее глазах разбил себе об голову треснутый графин, за который она требовала огромные деньги, утверждая, что якобы по моей вине он треснул. Это повергло ее в шок, и она даже ничего не сказала мне по поводу того, что, уходя, я закапал кровью из разбитой головы ее ковер.

Именно Эш тогда и высказал мне предположение о том, что я самоизбиением заменяю себе сексуальное удовольствие.

- Тебе нужен хороший трах! – убеждал он меня.

- Ты можешь мне его предложить? Ну иди сюда, сладенький! – отшучивался я.

- Да иди ты! Я серьезно. Баба тебе нужна, чувак. Вот скажи мне, когда ты последний раз трахался?

- Отстань!

- Вот видишь! – победоносно вскрикнул Эш. И с видом, что этим все сказано, а кто не понял, тот дурак, продолжил прерванное занятие.

А занимался он живописью. И надо сказать неплохо занимался. Продавая свои «пейзажики» и «натюрмортики» (он сам их так называл), он обеспечивал себе необходимый минимум вещей и еды для существования. А то, что он творил «для себя», он показывал редко и неохотно. Его картины были непонятны, ирреальны, полны какой-то мрачной мистики, но без сомнения талантливы. Хотя, иногда мне казалось, что у Эша просто поехала крыша от постоянного вдыхания паров растворителя для масляных красок.

Эш ходил на курсы, где рисовал натурщиц. Он хотел было познакомить меня с ними, но не мог, потому как у него самого не получалось завязать общение ни с одной из них.

 - А ведь у тебя тоже нет девушки! Почему же ты ее себе не найдешь, вместо того, чтобы решать мои проблемы? – спросил я его как-то за ужином.

- Потому, что я не бью себе из-за этого морду. Я нахожу отдушину в живописи. Может быть, мне необходимо быть одному? Может, я влюбляюсь в каждую натурщицу, и, страдая от неразделенной любви, пишу шедевры.

Я задумался.

- Я тоже об этом думал, - вдруг сказал Эш. – Попробуй направить свою деструктивную манию в конструктивное русло.

Но в этом то и была проблема. В том, что именно мои деструктивные наклонности, помогали мне рождать конструктивные идеи. Как я уже сказал, я работаю в рекламном агентстве, что требует изрядного творческого потенциала. Казалось бы, куда уж более конструктивная деятельность, в которой можно забыться и найти удовлетворение. Но дело в том, что процесс придумывания слогана или рисования баннера никак не шел без хорошего сеанса самомордобития. Вот так. Конструктивная деструкция на примере.

- Ну подумай хорошенько, - почти упрашивал меня Эш, когда мы шли вечером, почти ночью, из супермаркета с бутылочками пива в руках и пачкой чипсов, которые Эш умудрился украсть. – Ну подумай, что еще может потребовать от тебя полной отдачи, без всякого мордобития? Я уже устал оттирать кровь с раковины. И мне больно на тебя смотреть, чувак!

Мы присели на край фонтана. Мимо проходили редкие прохожие, спеша по своим делам. Мы посидели где-то полчаса, и Эш сказал:

- Ладно, чувак, я домой, мне завтра на курсы с утра. Ты как?

- Я еще посижу, - ответил я. Ночка выдалась на диво чудной. Тем более, что я чувствовал, что то-то должно произойти. В воздухе витало что-то неуловимое, как перед бурей.

- Ну ладно. Постарайся меня не разбудить, когда придешь.

Я рассеянно кивнул и начал осматриваться по сторонам. Вроде ничего необычного.

- Не угостишь пивком? – услышал я.

Предо мной стояла девица, лет восемнадцати, худая, даже несколько костлявая, но с довольно миловидным, если не обращать внимания на круги под глазами, лицом. С девицей явно было что-то не в порядке. Я протянул ей бутылку.

- Благодарю, - невнятно сказала она, и можно сказать, брякнулась рядом со мной. Она пошатывалась и вела себя как пьяная. Я ее за таковую и принял, пока не увидел правое запястье. Оно было замотано серебристым скотчем, из-под которого, местами еще сочилась темная кровь, а местами уже запеклась.

- Жить надоело? – спросил я. Если честно, я просто не знал, как себя вести. Я ведь совсем не знаю, кто она такая. Поднимать панику и вызывать скорую? Звать на помощь? Везти в больницу?

- Ага, - кивнула она и вдруг навалилась на меня. Она слабела с каждой секундой.

- Может, тебя в больницу? – спросил я.

- Нет, не надо. Они отправят меня в психушку, – тихо сказала она.

Я помолчал.

- А почему передумала? – кивнул я на скотч.

- Мне явился ангел, - ответила она. А потом она с трудом повернула ко мне голову и жалобно прошептала, теряя силы с каждым мгновением, - пожалуйста, не дай мне умереть…

Бутылка выскользнула у нее из рук и разбилась. Это словно послужило сигналом для меня. Я подхватил девицу на руки и понесся домой. Она была легкой, очень легкой, видимо на подходе к первым стадиям дистрофии, поэтому мне было легко ее нести. На бегу я посматривал на нее. Черт, как я сразу мог не заметить, ведь у нее налицо все признаки кровопотери – бледная влажная кожа, синюшные губы, головокружение. А я, дурак, подумал, что она пьяна.

Бессонную ночь у кровати больной, рейды в аптеку и в магазин я описывать не буду. Но девица не умерла. Уже под утро, когда она тихо посапывала в моей кровати, мы с Эшем присели на ее край и поздравили друг друга со спасением жизни человека. А потом бухнулись вдвоем на постель Эша и уснули, как убитые.

Девицу звали Шейла. Это я выяснил наутро. Эш уже ушел на курсы (бедняга, он же совсем не выспался!), а я наскоро приготовил легкий завтрак и принес его к постели больной.

- Кстати, я еще вчера хотела спросить – тебя что, грузовик переехал? – это было первое, что я услышал, когда она открыла глаза. - Кто тебя так?

И ни слова благодарности. Я мысленно поздравил себя с тем, что я неудачник.

- Я, - не стал врать я.

- Ты что, больной?

Вот так и началось мое общение с Шейлой. Мало приятного, ничего не скажешь.

- На себя посмотри, - ответил я.

Она замолчала. Потом нахмурилась, потупила взор и тихо сказала:

- Спасибо тебе. За то, что не дал мне умереть.

Она подняла глаза, словно наблюдая за моей реакцией.

- И за завтрак, - закончила она.

- Ерунда, - растаял я. Господи, как же легко из меня вить веревки.

- А ты правда бьешь себя? – спросила она.

- Правда, - вдруг ответил от двери входящий Эш, - с такой же периодичностью, с какой подростки бегают в туалет с порно журналами.

- Заткнись Эш, - сказал я, но поздно. Шейла рассмеялась.

- Не кипятись. Как видишь, не у одного тебя проблемы. Может девочка…

- Шейла, - вставил я.

- …Шейла расскажет нам, какой такой прикол ей резать вены?

Шейла перестала смеяться и посерьезнела.

- Неважно, - сказала она.

- Ну-ну. Каждый сходит с ума по-своему, да? Кто-то рисует картины, кто-то бьет себе морду, а кто-то режет вены? – сказал Эш. – Ну давай, колись, детка. Ведь это не первый твой порез, я насчитал восемь старых рубцов, пока не запутался. Сколько раз ты резала вены?

- Не скажу, - ответила Шейла и отвернулась.

Я опешил. Я не ожидал от Эша такой наблюдательности. Даже я ничего не заметил.

- Тогда скажи хотя бы зачем? – настаивал Эш.

- Это что, допрос?! – вскричала Шейла, и я заметил ее красные глаза. Она вот-вот заревет.

- Эш! Отстань от нее!

- Да к ней никто и не пристает, - пожал плечами Эш и ушел в мастерскую, захлопнув дверь.

- Ну-ну хватит, - начал я успокаивать Шейлу, как она вдруг бросилась мне на шею, уткнулась лицом мне в плечо и разрыдалась.

Так прошло минут десять. Потом Шейла затихла, а я сидел как истукан, боясь пошевелиться.

- Знаешь, зачем я резала вены? – вдруг спросила она. Она по-прежнему сидела, уткнувшись в мое плечо, поэтому голос ее прозвучал глухо.

Я помотал головой.

- От одиночества, - сказала она. – По ночам я резала себе вены и выходила на улицу, в надежде, что кто-нибудь спасет меня и станет моим принцем на белом коне. Вот глупая, да какому принцу я была бы нужна худая, бледная, вся в крови… Но все время круг моих поисков не уходил дальше моего двора. Я успевала вернуться домой, остановить кровотечение и потом неделю отлеживалась. Я живу с отцом, но он так редко бывает в трезвом уме, что его нисколько не волную я и мои проблемы. А вчера я решила вдруг, что все будет по-другому. И я вскрыла себе вены и пошла уже не во двор, а прямо в центр города, к фонтану. Я бы уже точно не успела вернуться назад. Я почти смирилась со смертью. Где-то в районе 17 авеню, я почувствовала, что теряю силы. Я бы не дошла до фонтана. Но тут…

- К тебе явился ангел, - вспомнил я.

- Да, точно. Он сказал мне – «Заклей рану скотчем».

- Что, прямо так и сказал? – не поверил я.

- Прямо так и сказал. Хотя может это мне померещилось, от потери крови. («Да уж, наверное» - подумал я.) И веришь, нет, я наткнулась на моток скотча прямо на дороге. Ну а дальше ты все знаешь.

- Выходит, я твой принц на белом коне? – спросил я.

- Так оно и есть! – донеслось до нас от двери. В проеме стоял Эш и улыбался. – Черт возьми, да вас свела сама судьба! Вы же идеальная пара – девочка, вскрывающая себе вены чуть не каждую неделю от одиночества, и парень, избивающий себя, видимо по той же причине! Так живите же долго и счастливо! Я даже буду закрывать глаза на то, что вы будете трахаться тут в мое отсутствие, - закончил Эш и захохотал.

Неожиданно Шейла тоже рассмеялась, а я почувствовал, что мне хочется ударить, но не себя, а Эша. Но, взглянув на его ржущую физиономию и смеющуюся Шейлу, я тоже не выдержал.

- А я, глядя на вас, - продолжал сквозь смех Эш, - буду бесконечно умиляться и писать радостные картины!