Берсерк

Словарь:
Берсерк – воин, которому в бою сносит башню. Дерутся они обычно голыми по пояс (сверху по пояс голыми). Они входят в, так называемое, состояние бешенства и могут прибить кого угодно, даже своих, оттого берсерков чаще всего изгоняют , принуждая к отшельничеству.
Драккар – боевой корабль викингов с вёслами, широким парусом, окрашенным белыми и красными полосами и драконом на носу. Всё как полагается.
Сэконунг – князь у которого нет земли, только куча кораблей с воинами.
Один – бог воины и поэзии, одноглазый старец, людям являлся в синем плаще и синей шляпе.
Мёд Одина – по легенде Один, обратился в орла, чтобы украсть мёд поэзии у злого великана. Часть мёда он выронил из клюва – так получились поэты, часть из под хвоста – так получились плохие поэты, остальное досталось самому Одина, потому он и является богом поэзии.
Скальд – поэт.
Норэгр – Норвегия.
Конунг – князь.
Гардарики – Русь.
Хель – дочь бога хитрости Локи и ужасной великанши, царица царства мёртвых, куда попадают все погибшие не в битве.
Вальхалла – место проживания мёртвых, погибших в битве.
Эйнхерии – мёртвые викинги, воины дружины Одина, собранные для великой битвы, коей является Рагнорок.
Хирд – дружина.
Норны – мудрые сестрицы, существа, что старше богов, сидят у источника мудрости, отмеряют людям и богам судьбу.
Суд богов – поединок на мечах, в рукопашную, как угодно.
Миггард – земля, мир людей.
Фенрир – брат Хель, гигантский волк, наводил ужас на богов, за что был посажен на цепь.
Порвёт свою цепь Фенрир – одно из действий, которые ознаменуют Рагнорок.
Рагнорок – конец Света, последняя великая битва, в которой погибнут все, кроме Игдрасля.
Игдрасиль (вечное дерево) – дерево, основа миров.


 Боевые драккары. Битвы и моря крови. Всё это я видел не один раз. Я не викинг. Нет. Но мой отец славный сэконунг Виглаф Ракнисон по праву гордился мной не меньше, чем другими сыновьями, водившими в бой не по одному драккару. Я вкусивший мёд из клюва Одина. Я скальд. Я могу отбить словом стрелу и отвести песнью удар меча. Часто я хожу в походы с моими храбрыми братьями, чтобы потом сложить песни об их подвигах. А иногда брожу по моей родной Норэгр, собираю слухи и рассказы – на диво славные складываются из них песни. Не стыдно спеть и Хальгримму Оттарсону, как известно, самому придирчивому к скальдам конунгу. Да, так было…
 В ту зиму я отправился к гостеприимному дому Сигурда, прозванного Рогатый Шлем. Много моих песен родилось из историй, услышанных у него. Сигурд – удачливый викинг, оттого много в его доме рабов, выходцев из самых разных стран. Тут и седой дед из Гардарики, что часто рассказывает мне о своих богах, и лысый толстяк – жрец странного бога, распятого на кресте, есть у Рогатого Шлема и раб, у которого кожа чернее ночи. Думается, много интересного мог бы он мне рассказать. Да странный трэль не знает на языке северной Норэгр. Говорит, словно птица щебечет – красиво да непонятно.
 Так вот в ту самую зиму в доме Сигурда Рогатый Шлем довелось мне услышать дивную историю о двух сэконунгах Хёгни и Хедине. Заезжий странник рассказывал, как вражда завела двух славных викингов на мелкий остров, коих не мало в наших северных морях. Всю ночь бились воины храбрых Хёгни и Хедина, да только не одного из них в живых не осталось, но не принял всеотец Один доблестных викингов, отторгла их и ужасная Хель. И на следующую ночь вновь закипела битва, вновь к утру пали под ударами мечей воины, чтобы встать с закатом солнца к новой битве.
 Я тогда спросил у странника, отчего же всеотец не принял славных конунгов и их доблестные хирды. И такой получил ответ:
- Может, тебе Гьюки-скальд и впрок пошёл мёд Одина, да только видно мудрые норны обделили тебя умом, ежели не понимаешь ты, - мои славные братья непременно обиделись бы на такую речь и вызвали бы неучтивца на суд богов. Мои братья, но не я. Я лишь спросил:
- Чего ж я не понимаю, дерзкий странник?
- А того, Гьюки-скальд, что вражда славных конунгов не конечна, и храбрые Хёгни и Хедин отказались сидеть за одним столом в дивных чертогах Вальхаллы, а великанша Хель не посмела взять чужую добычу, ибо по праву погибшие в бою принадлежат Одину. Славными эйнхериями должны стать они. И всеотец тогда отпустил конунгов с их хирдами в митгард решить свою вражду, чтоб к Рагнороку, когда порвёт свою цепь Фенрир, вернулись гордые в чертоги Вальхаллы под вечным деревом.
 Я тогда очень удивился, как же храбрые викинги согласились вернуться в митгард, когда на Вальхалле их ждали дубовые столы, наполненные всем, чего можно только пожелать. Так я и сказал тому страннику. Тот лишь покачал головой и так ответил:
- А вот этого тебе, Гьюки-скальд, никогда не понять, ибо только в битве можно найти ответ на твой вопрос. Да и к тому же, - продолжил он, помолчав, - что ж тебя заботят столы Вальхаллы, ежели тебе за ними не суждено сиживать.
 При этом очень уж странно блеснул его единственный голубой глаз из-под синей шляпы, низко натянутой на лоб. Это тогда ускользнуло от моего внимания, уж больно крепко я, Гьюки, прозванный Незлобивым, обиделся на дерзкого проходимца. И лишь к вечеру, когда жар моей запылавшей гордости утих, я отправился искать дивного собеседника, да только его и след простыл. Но слова странника глубоко запали мне в сердце. А ещё я решил непременно сложить песнь о двух славных конунгах Хёгни и Хедине, и славно выходило до тех самых пор, пока я не брался рассказывать об викингах из их доблестных хирдов. Убегали, отказывались повиноваться мне прежде послушные слова. Не мог я, скальд Гьюки Незлобивый, понять, отчего же не остались храбрецы на Вальхалле ожидать Рагнорока, отчего же предпочли вечную битву вечному пиру. И чем дальше, тем больше мучил меня этот вопрос. Все прежние мои песни стали казаться мне просто детской забавой, и лишь она одна, Песень о вечной битве, имела смысл. Единственной моей целью стала она, закрыла собой и ясные очи Гудрун, для которой я порой сочинял чудесные стишки. Вот тогда-то я и отправился к своему брату храброму сэконунгу Гунару Длинноволосому, попросил к нему викингом на чёрный драккар. Удивился мой славный брат такой просьбе, но отказать не посмел. Да и вопросов задавать не стал, знал мудрый, что не поймёт ответа – очень уж не похожи скальды на викингов. Может, если бы я обладал хоть каплей мудрости дарованной богами Гунару, всё бы вышло совсем не так. Кто знает, кто знает.
 Долго плавали мы по морям, долго ждали, пока крикнет молодой викинг с мачты, что видит корабль. Медленно тянулись для меня дни. Удар весла по воде. Потом ещё и ещё. Гунар подобрал для меня меч, легче и меньше мечей других викингов. А какой же ещё меч нужен скальду? Яркий щит с красными и зелёными полосами, короткая чуть прикрывающая бёдра кольчуга и шлем с тонкой железной сеткой, спускающейся на плечи, взятый братом в Гардарики. Удар весла по воде. Ещё удар. Ещё. Как же долго я ждал того дня битвы. Как же долго!
 Я натянул на некрашеную, вышитую рубашку кольчугу, потом плотную кожаную куртку, шлем, привязь с мечом, щит. Всего один шаг до ответа на вопрос. Сначала на нас посыпались стрелы, тучи стрел. Они втыкались в палубу, в гнутый нос дракона на корме, в щиты викингов. Ещё и ещё. А потом викинги стали перебегать по вёслам на тот странный корабль с витым носом. В суматохе все, казалось, забыли про меня. Что делать? Где же ответ? Где? Я кинулся за хирдом Гунара, по веслам.
 Кровь везде кровь. Она лилась по палубе, окрашивая скользкое дерево в красный цвет. Я поднял меч. Небольшой и довольно лёгкий. Занёс его над врагом, странным человеком в широких красных штанах. Кровь. Какой запах! Удар. Снов удар. Мой меч нельзя было остановить. Я просто следовал за ним. Потом я ощутил в руке щит, разбитый стрелами, лишний и ненужный. Я бросил. Зачем? Какой тяжёлый шлем! Как давит на голову. Нет! Прочь. Удар. Солёный привкус моря на губах. И ветер треплет волосы. Настоящая битва. Тяжело дышать. Кольчуга стягивает движение. Освободиться. Избавиться. Кровь. Я, как зверь кидался на кровь. Звон стали, неземная, чудесная песня. Никакие мои стихи не сравняться с ней. Волшебный звук. Страх. Страх в глазах всех людей. Они бояться меня. Конечно, я же зверь. Волк. Медведь. Шакал. Всё равно. Зверь. Разве можно променять всё это на что-нибудь, даже на Вальхаллу. Нет. Битва. Только битва. Вечная битва. Я хочу… Меч. Как легко скользит. Трус. Он упал и заслоняется от меня руками. Трус. Я бы так не поступил, я бы вгрызся зубами в горло. Я – зверь. Они подбежали ко мне, повисли на руках. Одно движение плеч и они на палубе. Глупцы! Я – зверь. Я так и хотел им сказать: «я – зверь!». Но с губ сорвалась рычание. Как ушат холодной воды на голову. В глазах начало проясняться, исчезли оттенки безумно красного. Прозрение? Я не понимал. По подбородку текла пена. Израненные грудь и руки. Только сейчас я почувствовал боль. И мой меч, продолжение руки, занесённый над викингом. Викингом? Это же Бьёрн Хлёксон воин из хирда моего брата Гунара Длинноволосого. Я пытался его убить?
 Тихий шёпот, ставший мне приговором на всю жизнь. Я вспоминал его всегда, каждый раз, когда я пытался сложить песень, но слова ломались и убегали. Да и разве это было важно? Всё равно не одна из моих песень не сравниться со звоном стали. Стихи? Они мне больше не нужны. Лишь запах крови и битва. Ведь я понял, почему викинги Хёгни и Хедина выбрали вечную битву. Но тогда эти слова, произнесённый тихим шёпотом, показались мне самым страшным, что я когда-либо слышал в жизни.
- Он - берсерк. Берсерк!