Сны

 "Тучи с севера, ветер с запада", - завывает Сплин. За окном уже темно, в комнате, набитой банками из-под сока, консервными банками, с тортом на столе, душно.
 Ира встала и открыла окно. Ветер красиво приподнял занавеску.
 Оптический обман? Комната перед глазами девушки становилась то ярче, то вообще почти исчезала из виду, превращаясь в большое цветное пятно. С музыкой тоже творилось нечто странное. Когда комната была яркой, а длилось это не более четверти секунды, музыка оглушала. Затем - вместе с исчезновением комнаты - превращалась в длинную голубую ленту и , извиваясь, уплывала в окно.
 - Это же сердце, всего лишь сердце!
 Действительно, красочный мир соответствовал систоле, а расплывчатый - диастоле.
 - Зря я так волнуюсь, он позвонит.
 Тут Ира слегка приврала себе, простим ей это. То, что она испытывала сейчас, сложно было назвать "волнуюсь". Или состояние, когда сердце бьётся так, что грудь словно то сжимается до размера праатома, от которого пошла Вселенная, то бесконечно увеличивается, а в голове такая каша, что словами не передать, называется так?
 А он всё не звонил. Непроизвольно девушка пыталась угадать, чем он сейчас занят, что думает, что чувствует. Главное - понять его состояние, проникнуться им, влиться в него, а уж маску, за которой оно скрывается, понять несложно. Она знала это лицо так хорошо, как не знал он сам и не знала его мать. Она знала, какой он, когда смеётся, волнуется, злится. Она могла представить, как оно изменится в ответ на любую её фразу, и никогда не ошибалась. Только не знала она, как он плачет - а умел ли он? Да и могла ли она думать о нём как об обычном человеке? Известно, что любовь делает любящим медвежью услугу, превращая объект обожания в бесплотного ангела или, на крайний случай, инопланетянина.
 Хотя себе она не признавалась, что любит его. Отчего? Вряд ли кто-то сможет это сказать.