Червоточина

ЧЕРВОТОЧИНА
рассказ

Директор спортбазы Склоков ликовал: ревизия прошла без больших замечаний, а недостача в кладовой в размере двухсот рублей покрылась естественной убылью. Повезло ему: председатель комиссии Круглов за обедом в кабинете завел разговор о путевках:
– Федор Иванович, как тут у вас с путевками? Понимаешь, приехали родственники из Москвы – нравится им отдыхать в среднерусской полосе. Я пообещал достать, – вкрадчиво спросил Круглов, вытирая жирные губы после обильной пищи.
– Есть в запасе один трехместный номерок. А сколько душ пожаловало к вам? – Склоков готов был с распростертыми объятиями принять родственников Круглова, лишь бы тот не копался в документах, а то много грехов можно накопать. И еще подумал о Круглове: «Силен ты, братец-кролик! Видно, любишь блеснуть своим всемогуществом перед столичными гостями».
– Четверо. Двое взрослых и двое детишек. Один совсем маленький, – повеселевшим голосом пророкотал Круглов, поглаживая отяжелевший живот. Его заплывшие глазки довольно жмурились.
– Так это проще простого: из проката возьмем детскую кроватку, и все в порядке будет. А номерок просторный, светлый, гости будут довольны, – Склоков широко улыбнулся, провел ладонью по лысине, как бы взъерошивая былую шевелюру. Он был удовлетворен состоявшимся разговором.
Ох, уж этот червячок-точильщик, скольких же людей он оставил с червоточинкой!
Склоков многому научился у своего друга Лисова, который часто отдыхал у него на базе. Теперь он мог любого своего противника загнать в угол, облить ушатом грязи, да и столкнуть в яму, из которой одному не выбраться. И стоило ему один раз не прислушаться к совету наставника обуздать свою жадность, как тут же попал в водоворот ревизии. И если бы на месте Круглова оказался кто-то другой, то неизвестно, чем бы все могло кончиться для него.
А Лисов вновь протянул руку помощи: предупредил, что готовится комплексная комиссия из КРУ. Посоветовал «сматывать удочки» с базы и предложил пойти начальником пионерского лагеря «Тихая заводь» от радиолампового завода, обещал замолвить словечко через своих знакомых.
И Склоков передал все новому директору и ... вышел сухим из воды, да еще и с прибылью: вместо списанных кресел взял себе два новых.
При передаче ценностей от одного ответственного лица другому списывается столько, что знай об этом Остап Бендер, не стал бы он искать тот злосчастный двенадцатый стул, а устроился бы в любое предприятие завначдиром и жил бы себе припеваючи.
А Склоков отправился в «Тихую заводь» знакомиться с работой.
– Дорогу-то знаешь? А то завезешь в трущобу и не выберешься оттуда, – спросил водителя Склоков, поглядывая в сторону леса.
– Шутишь, шеф. Я уж два сезона отпахал там, – парень лет двадцати пяти, худощавый, верткий такой, что и на сиденье не мог спокойно сидеть, а все что-то поправлял, трогал руками.
– Что, так трудно работать? – насторожился Склоков.
– Так ведь один работал. И без всяких выходных. Дома жена такой тарарам устроила, что чуть до развода не дошло. Вот в этом году будем через неделю меняться с напарником.
– Это ты, паря, сам себя не уважаешь. Хотел бы я посмотреть на свою жену, если бы она вздумала устроить мне скандал. Потому и на работе нет тебе уважения, – по широкому, с оспинками лицу Склокова блуждала снисходительная улыбка.
– Тпру, приехали. Шеф, на поворотах тормозить надо, а то занести может, – зло сверкнул агатовыми раскосыми глазами Чернов.
– А ты чего хвост трубой загнул? Об отгулах, видать, и не слышал? Вас все учить надо.
– Обижаешь, шеф. Ликбез мы давно прошли. И отгула имеем.
– Сколько же прошлый год гулял? – Склоков уже готовился посмеяться над незадачливым водителем.
– Тридцать суток отвоевал. Хотел больше, да мне фигу показали.
– А ты, паря, хват... Люблю работать с такими, – улыбка сошла с лица Склокова, он оценивающе посмотрел на Чернова.
Машина подъехала к воротам лагеря. Неподалеку от забора горел костер, возле которого сидели мужчины. На поляне человек пятнадцать в купальниках загорали. Склоков позавидовал им: такой ровный загар – не надо и на юг ехать.
На территории лагеря несколько человек гоняли футбольный мяч. И только в первом корпусе пятеро мужчин красили полы. Склоков поинтересовался: почему это они отделились ото всех? Высокий красивый парень, видно, он был за старшего, ответил:
– А чего тянуть? Вот перекусили – и работаем. Делать-то все равно нам. Да и детей скоро завозить. И в цеху работы много.
Склоков прошел по территории. Рядом со столовой лежали железо, пиломатериал, кирпич – что-то там строили. У него все заныло внутри: столько добра и никто практически не смотрит за этим. Да тут любой подходи, бери и тащи. А у него дача не достроена...
Многие корпуса были закрыты, а завхоз, по словам рабочих, уехал на завод. Послонявшись по территории, Склоков решил возвращаться.
– Ну и как она тут, жизнь лесная, проходит? – вновь заговорил он с водителем.
– А что, нормалёк! Кислороду – аж в ноздри не умещается, жратвы – от пуза. Правда, бывает, что и в рот не возьмешь, смотря какой повар готовит. Тогда волчихи выручают – вечерком что-нибудь сварганят.
– Волчихи?! – насторожился Склоков. – Это еще что за «спецы»?
– Да это мы так поварешек зовем, – рассмеялся Чернов. Его глаза подобрели, замаслились, голос загустел. – Они днем напестаются с котлами – уставшие, злые. А вечером после душа становятся такими мяконькими, покладистыми. А если еще на машине покатаешь...
Склоков улыбнулся, подумал: «Вот ты, голубчик, и сел на крючок. И досочки, что лежат у тебя в машине, ты повезешь не только к себе, но и на мою дачечку». Осторожно спросил Чернова:
– А начальство часто бывает? – Уж очень не любил он разные проверки, контроль над собой. А тут, наверное, и откупиться нечем.
– Не очень любит начальство по такой дороге трястись. А летом еще жарче, пыльнее бывает, потому оно нас и не балует. Так что, шеф, нормалек все будет.
Склоков успокоился и мысленно поблагодарил своего покровителя за протекцию в тихое райское местечко. Беспокоил его лишь председатель профкома Быстров. Лисов охарактеризовал его как человека принципиального, не идущего ни на какие сделки, требовательного. Но благо, что он на больничном, а потом в отпуск собирается, а там и сезон закончится. А пока обстоятельства благоприятствовали, и для тревоги не было причин. Он начинал привыкать к своему новому положению: говорил на заводе, что едет в лагерь, объявлялся там на часок – другой, а остальное время проводил на своей даче (пойди, проверь его, если связь с лагерем не работает!) А дача была его любимым детищем: он собирал ее по кирпичику, по досочке. И уже возвышалось здание ввысь именно таким, каким снилось ему по ночам: просторным, с мансардой для детишек, с отдельной кухней для жены. И обязательно с большим камином в гостиной. Его мечта – подвести под железную крышу – потихоньку осуществлялась: в гараже уже лежало с десяток новеньких листов.
И хоть завезли детей, и Склокову реже удавалось бывать на даче, но дело там шло к завершению: уже рабочие отделывали внутренние стены обожженным деревом. Склоков загорел на солнышке, раздобрел. Его неспешная, развалистая походка становилась еще медленней. Ему лень было вставать по утрам на планерки, и он все полномочия передал старшему воспитателю – пусть работает, а то слоняется без дела.
Пытался он наладить контакт, сблизиться с новым шеф-поваром, но какая-то твердолобая попалась: ей подсказываешь, что можно водичкой блюда разбавлять, а она долдонит одно и то же: «Не могу я у детей воровать». А кто заставляет воровать? Каких-то несчастных триста-четыреста грамм в сутки на четыреста душ – воровство? Да это на одно блюдо 1-2 грамма. Попробуй, рассмотри их в микроскоп, поймай за хвост. Эти заводские какие-то ненормальные: чего-то требуют, доказывают, шумят. Ну, ничего, на будущий год своих наберу, – так рассуждал Склоков, прогуливаясь вечерами по территории лагеря.
Жаркие дни сменялись душными ночами. В одну из таких ночей к нему резко постучали:
– Федор Иванович! У девочки сердечный приступ! – испуганно кричала пожилая медсестра.
– А я что, врач? Идите к врачу, там и решайте вопрос, – недовольным полусонным голосом отвечал Склоков через дверь.
– Врач возле больной, мы сделали все необходимое. Надо в больницу везти, а Нормалек – шофер машину не может завести, – еще тревожнее говорила медсестра.
– А я причем? Я не механик, – проворчал Склоков. – Каждый должен своим делом заниматься.
Послышался ровный гул работающего мотора. Машина сорвалась с места и на повышенной скорости вылетела с территории лагеря. Медсестра ушла.
– Только сон нарушили, дармоеды! – Склоков зло пихнул кулаком угол подушки и лег в теплую постель.
Утром врач медпункта подошла к нему, сказала:
– Понимаете, Федор Иванович, девочка моментально, еще в комнате, скончалась. А мы не могли поверить в это: делали искусственное дыхание, кололи строфантин... так все молниеносно, кошмар какой-то...
– А какого лешего вы меня будили? Медицина бессильна, так решили за спину начальника спрятаться? – его располневшее лицо было недовольным, а взгляд маленьких глазок колючим, злым.
От недоумения глаза врача округлились, по лицу пробежала нервная судорога.
– Какой вы страшный... Вы неживой, – тихо произнесла она, повернулась и пошла, вытирая слезы рукой. До конца смены она не разговаривала с ним.
Склоков проснулся поздно. После выпитой бутылки вина – он в одиночку обмывал дачу – голова гудела. Он тяжело встал, подошел к окну, распахнул его – на него повеяло прохладой, сыростью. Рваные облака обнимали деревья. Он выпил оставшуюся минеральную воду. Увидел на столе листок бумаги, прочитал: «Выписка из приказа. Склоков Ф. И. уволен по собственному желанию», усмехнулся.
– Подумаешь, загрозили... Была бы шея, а хомут найдется. – Он нежно потрогал мягкую обшивку новенького дивана, пружинистый матрац деревянных кроватей. – Уволили! Ну и что?! А мебелишка-то – вот она! Праведники! Попробуйте, достаньте ее в магазинах, а я из леса привез ее. Ха, ха, ха. «Откуда мебелишка? Из леса вестимо». В лагерь еще привезут – завод богатый. – Склоков весело засвистел, хотел крикнуть жене, чтобы несла ему обед, но вспомнил, что вчера жена впервые за их совместную жизнь повысила голос, забрала детей и ушла к своей матери. Он оборвал свой залихватский свист, вновь подошел к окну. По стеклу застучал холодный осенний дождь.

1987 г.