Глава 1. Обмен любезностями

 Есть двое, с ног разбивающих крепкие стены,
 Которые ставят Судьба им и Случай (собаки!),
 И если дают друг за друга столь разную цену,
 Легко догадаться, что не обойдется без драки.
 Л.А.Дамаск


Как ее и предупреждали, он смотрел телевизор. Расслабленный и равнодушный, почти слившийся с горчичного цвета плюшевым креслом. На секунду он перевел взгляд с экрана на нее и тут же вернул обратно. На экране была заставка профилактики.
 Со стоящего возле кресла столика она взяла поднос с грязной посудой и перевернула. Одноразовые тарелки в пятнах кетчупа с шелестом и треском разлетелись по полу. Снова мгновенный взгляд – и все.
«Все правильно. Иначе охраны, наверное, было бы больше. Интересно, чем его накачали?»
Переходя от мыслей к делу, она загородила собой экран и профессионально улыбнулась марионетке в кресле. С той же зафиксированной улыбкой она протянула руку и приглашающе кивнула в сторону двери. Говорить было бесполезно – он бы все равно ничего не понял. Но за руку ее взял и покорно вышел за ней из комнаты, в которой провел уже четыре месяца.
Марионетку украли прямо из-под носа у кукловода.
Возле дверей лежали трое стриженых под ноль парней, причем лицо одного из них даже в бессознательном состоянии сохраняло осколочек похотливой гримасы. Фигурка новой секретарши была веским аргументом в пользу теории Фрейда. Кто же знал, что удар ее ноги будет не менее веским контраргументом...
Ей везло. Она благополучно довела своего мальчика изрядного возраста до машины и со вздохом облегчения села за руль.
«Домой. Пока домой, привести в чувство, сообщить необходимый минимум информации и выставить за дверь. Потом отдыхать».
Она выполнила просьбу Георгия и считала себя уже почти свободной. Еще пара мелочей - и все.
Дома она заставила безвольного гостя сесть на диван и ушла в спальню переодеваться – ей не хотелось то и дело одергивать фривольную юбку перед незнакомым типом, когда он очнется.

После укола прошло пол часа, но он все еще сидел перед экраном в расслабленной позе, а она, от нечего делать, его рассматривала: мальчик лет двадцати шести, волосы черные, глаза голубые, остальное, как говорится, жопа. Кто он там? Режиссер? Владелец собственной киностудии? А больше ничего и не надо, чтобы заставить впечатлительных девиц томно вздыхать и своевременно раздвигать ноги.
Она сама поразилась своему цинизму. Она же всегда была идеалисткой. И это нравилось Георгию. «Магнетизм идеализма» - вот как он это называл. И любил ее защищать. «Это у него что-то вроде хобби – защищать. Все-таки, стоит выйти за него замуж. Надеж- ный, уравновешенный… Не то, что этот... золотая молодежь. Да что там золотая – платиновая! - она иронически улыбнулась.
Неожиданно марионетка улыбнулась ей в ответ. Странно двойственной улыбкой: наполовину плотоядной, наполовину беззащитной.
- Надо же, дождались! – улыбка ее не смягчила – Явление...
- Спасибо, - он не дал ей договорить. – Можно узнать, кому я столь обязан?
- В основном, Георгию Георгиевичу Аржанову.
- А-а, Жорик. Не забыл, сукин сын, я и не надеялся даже. А ты?..
- Вы. А я – его...- она немного покривила душой, - Невеста.
- «Как бы тебе повезло, его невесте». Ясно. Ну и что, невеста Жорика, теперь будем делать?
- Вы, конечно, могли бы переночевать здесь... – тон, которым это было сказано полностью менял значение фразы на что-то вроде: «Пожалуйста, вали отсюда».
Неприятный тип еще раз продемонстрировал свою улыбку с двойным дном:
- Так и сделаю… чтобы не обижать вас отказом. Джентльменство не пропьешь, так ведь? Ну, и ген ботинком не задавишь.
Привычным усилием она смирила свое бешенство. Хотя нос с горбинкой так и при- манивал кулак…
- Чувствуйте себя... - не договорив, она ушла в спальню и закрыла за собой дверь подчеркнуто мягко, без хлопка. Когда она вышла со спокойным, хотя и слегка неестествен- ным лицом, гостя на диване уже не было. Она окликнула его:
- Дмитрий?
Никакого ответа. Прошлась до туалета, постучала.
- Эй, вы здесь?
Не достучавшись, она пошла на кухню.
Нож с хрустом вошел в стену прямо у нее над головой. Она осторожно скосила глаза: кабинет, коллекция холодного оружия в кабинете - ее любовь и гордость.
Дверь в кабинет была открыта.
На пороге чужак, бывший недавно беспомощной марионеткой, выковыривал кон- чиком бесценной катаны запутавшийся кусочек ореховой скорлупы из мохнатого ковра.
- Не успели бы уклониться, - задумчиво сказал он. Реакция не супер. По Дарвину, с такой реакцией у вас маловато шансов оставить потомство. Но мы же не обязаны слушаться Дарвина, правда?
Катана ему не помогла.
Потому что он ей так и не воспользовался. Кое-какие понятия о вежливости у него были, и он не стал убивать свою спасительницу, несмотря на то, что она уложила его лицом в ковер, где мстительная скорлупа впивалась ему в щеку, и связала руки его собственным галстуком от Armani.
- Не смей заходить в мой кабинет, не трожь мое оружие и вон отсюда! – она тыкала его лицом в ковер, как котенка, сделавшего лужу.
Он пытался что-то сказать, но, по-видимому, ворс набивался ему в рот и ничего не было слышно. Наконец она отпустила его голову, чтобы отдышаться. Тогда он сказал:
- Слезьте-ка с меня.
Это прозвучало так спокойно и резонно, что она дернулась было слезть, но вместо этого устроилась поудобнее. Тогда он повозился немного и стряхнул ее с себя, так легко и непринужденно, что ей оставалось только недоумевать: почему он не сделал этого раньше? Ведь мог же. Совершенно точно мог. Руки она ему развязала по первой же просьбе, чтобы это тип не дай Бог не стал перед ней демонстрировать мастерство Гудини и Коперфильда вместе взятых.
- Вот и океюшки. И не надо было всей этой спецназовщины. Хотя... в целом, это было эффектно. Но неприятно, можете мне поверить. И еще...
Он протянул руку:
- Давайте знакомиться. Я так понял, вы мое имя знаете. Чтобы внести гармонию, назовите ваше. Итак, по ковру меня сейчас валяла девушка по имени…
- Ждана.
Когда она пожимала протянутую ладонь, ее передернуло. Дмитрий заметил и при- поднял бровь.
- Ждана... Двойственное имя – дрожь металла.
Неожиданно он подтянул ее руку к губам.
- Приятно познакомиться, Ждана, невеста Жорика.
Она поморщилась и сразу же отвернулась, чтобы он не заметил.
- Пойдемте в гостиную, Ждана. У вас есть гитара? Душа просит песни, понимаете?
Гитара стояла у нее в кабинете. Успела уже запылиться.
Поход, костры, песни, Георгий...
Но как давно...
Она стерла пыль, принесла инструмент в гостиную и с неохотой передала его Дмит- рию. Некоторое время он просто перебирал струны, хмуря брови, от чего на лбу, под модельной челкой у него образовалась вертикальная страдальческая складка. Плодом этой задумчивости оказалась песня. Ждане показалось, что сочинял он ее прямо на ходу.
 - Ты смотришь слегка угрюмо, Ты хочешь меня убить, Но я же могу – подумай! – Всем сердцем тебя любить. Я, живший умом и волей, Почувствовал стук в груди, Я с новой свыкаюсь ролью, А ты говоришь: «Уйди»! Не злись на меня, гордячка, Скажи лучше тихо: «Ах…». Я отдал бы даже тачку, Чтоб прядь твою греть в руках.
 «Про прядь это он зря», – Ждана примяла короткие, жесткие от геля пепельные во- лосы, скептически усмехнувшись. Дмитрий заметил и пожал плечами, продолжая:
 -Я буду твоя защита И розовые очки. Скажи только: «Все забыто», Разжав свои кулач- ки. Мы будем пить чай на кухне, Мы вместе залезем в душ. Ты в нежность, как в пропасть рухнешь, Шепнув мне на ухо: «Муж».
 - Мог бы писать песни для попсы, - снисходительно оценила она.
- Мирись-мирись, больше не дерись, Ждана, невеста Жорика. Прощаешь?
Ждана отмахнулась:
- Бог с тобой, прощаю.
- Тогда докажи.
Первая ее возмущенная мысль была об «оплате натурой»… Но Дмитрий, судя по всему, не стал бы мудрствовать лукаво. Он предложил бы прямо: «Не желаете ли перепихнуться в честь примирения, Ждана, невеста Жорика?» Ждана представила сценку: она и Дмитрий... Посмеялась про себя. И придумала.
- Сыграй что-нибудь восточное.
Он долго не мог определиться, что-то начиная и тут же обрывая. Пока не пробормотал самодовольное: «Эврика» - и не заиграл мелодию… не совсем восточную, но добиравшуюся до нервов, хватавшую за горло и подвешивавшую посреди космоса. Ждана поднялась со стула, прошлась по комнате, сдвигая к стенам мешающую мебель, и начала строить танец.
Дмитрий даже споткнулся на простом аккорде, но сразу же заиграл дальше, чтобы не прервалась эта пластика плавящейся проволоки, гремучая смесь покорности, дерзости и намеренной неловкости, ткани и кожи, чуда и выступившего пота...
Но длился танец недолго - Ждане вдруг пришло в голову, что это, пожалуй, так же интимно, как «ночь любви». И… не стоил Дмитрий этого.
Он отложил гитару.
 - Ты... - Дмитрий осекся, но на сей раз Ждана его не поправила, – ты танцевала, как андерсоновская русалочка. Тебе было так же больно?
Она нахмурилась:
- С чего бы?
- Для человека, который тебе антипатичен – и не больно так танцевать?
 - Ты не...
- «Не» - это то самое слово. Я не нравлюсь тебе. И если ты сейчас, скрепя сердце, постелешь мне на диване, ты не увидишь меня до утра.
 Но она увидела. Ей приснилось, что она тонет в стрекозах, проваливается куда-то
сквозь их радужную трепещущую массу, а Дмитрий смотрит сверху и, вроде бы, разду-
мывает, протянуть ей руку или нет…

- Слушай, ты протянул бы мне руку, если бы я тонула? – спросила она утром.
Дмитрий посмотрел на нее с сожалением:
- Ты слишком плохо обо мне думаешь. А еще ты могла бы отлично сыграть одну из моих героинь. Буду счастлив, если ты придешь ко мне на студию двенадцатого мая в семь сорок вечера. И с героическим Жориком я бы повидался.