Темы дождя о чём стучат капли C

Седан едет по шоссе с запотевшими мокрыми стёклами и неработающими дворниками. Слепой (образно) водитель ищет дорогу на ощупь шин (фигурально), и сквозь барабанную дробь капель, пытается расслышать далёкую весёлую музыку извещающую окрестности о месте нахождения карнавала (конкретно).

Карнавал промок. Остановились аттракционы и даже машины с попкорном. У клоунов потёк грим и промокли костюмы. «Чёртова работа,» - сказали они и пошли увольняться. Организаторы пообещали им надбавки к зарплате и лишний перекур. Публика забилась сушиться в дома смеха и страха. Организаторы пообещали всем что дождь скоро закончится, выйдет солнышко и карнавал разойдётся пуще прежнего. А пока они все вместе жуют шоколадки.

В протекающей телефонной будке Сьюзи и Сергей методично вырывают страницы из телефонной книги и комкают их в мальнькие снежки, которые они потом бросают себе под ноги. Эта акция – своеобразный протест против закона подлости, из-за которого они забыли мешок шоколадок около кривых зеркал (положили на пол, чтобы удобней было корчить рожи). На самом деле, эта акция им уже давно надоела. Сьюзи, на самом деле, хочет поцеловать Сергея в предплечье, а Сергей, на самом деле, хочет оказаться сейчас дома и послушать чем занимается его сосед-пианист.

В своей квартире Сэм смотрит на капли дождя за окном и наигрывает что-то на рояле в такт ностальгирующей погоде. Он совсем не смотрит на чёрно-белые клавиши, потому что они уже не играют никакого значения в его музыке. Сегодня, ровно в пять утра, он написал новое, возможно своё самое лучшее...

«Это точно было твоё лучшее,» - думает молчаливая Сара разглядывая свои промокшие рисунки в мутной речной воде под мостом. Её папка на прощание показывает свой красный край и уходит под воду, оставляя двухлетнюю коллекцию работ на поверхности Сены. Сара ещё десять минут стоит на мосту под дождём, я потом рассеяно разворачивается и уходит в сторону Монт-Мартра, разглядывая через зеркальце узоры из текущей туши на своём лице.

Проклиная местную погоду Саня уверенной походкой идёт в гостиницу. Проходя по мосту он видит довольно привлекательную девушку, мокнущую под дождём. «Ничего себе так, но тоже со сдвигом,» - вздыхает он про себя и чувствует как окончательно рушится его миф о парижанках. «Всё! К чёрту этот интеллектуальный бред (а в особенности, к чёрту Бодера, Вольтера, Руссо и Монтескью), махну в Сочи. Там, по крайней мере, солнечно,» - думает Санёк про себя и решительно продолжает свой путь, перепрыгивая через лужи.

Сочи изнывает от жары и влажности. Дождь, кажется, идёт уже целую вечность, не оставляя никакой возможности отправиться на пляж. У тех у кого не ноют кости и дети, ноют головы и мысли. Отдыхающие в санаториях бесцельно бродят по коридорам своих корпусов. Отдыхающие дешевле бродят по съёмным домам и квартирам, то и дело задевая непривычную мебель. Отдыхающие в собственных коттеджах ещё и не проснулись (у Эдика была пьянка). Все уличные кафе пусты.

***

К столику, с на удивление прочным зонтом, было придвинуто два, на удивление удобных, стула, за которыми сидели я и она. Нас представил один общий знакомый (которому спасибо за идею); до этого мы были знакомы неоффициально.

Она сидит в шляпке с вуалью, из-за которой только иногда поблёскивают её чуть безумные глаза. На столике перед нею стоит чашка арабского и блюдце с брусникой. Шикарный выпендрёж. Как раз в моём вкусе. Медленно, одну за одной, она отправляет маленькие ягодки в рот, сжимая их своими красными губами. Кисловато и горьковато. Как раз в её вкусе. Из заведения доносится песня Нэнси Синатры. Облизав губы после очередной брусничины, она на локтях придвигается ко мне и поёт прямо в лицо, «Bang, bang, I used to shoot you down.» Спела так, что у меня не осталось никаких сомнений по поводу личности Нэнси.

- Ты уже выиграла, - говорю ей я. – Так зачем тыкаешь меня в это носом?
- А ты? Ты бы не тыкала если бы тогда промолчала, а не стала забивать тишину бредом? – усмехнулась она и отмахнулась от назойливого комара.
- Тыкала бы, но ты должна быть выше всего этого. Солидней.
- Выше, ниже, - флегматично хмыкает она, пытаясь придавить комара перчаткой, - мне нравится хоть как-то привлекать твоё внимание; ведь намёки ты не замечаешь, а пощёчины предпочитаешь игнорировать.
Заносчивая тварь.
- Разлеглась как египетская богиня на своём пьедестале, совсем ни черта не делаешь, - заканчивает она.

Комар, настоящий последний герой, не гибнет под её перчаткой и всё ещё летает вокруг да окола, не в силах противостоять магнетизму свежей крови. Он пикирует на моё запястье и впивается в мягкую кожу. Моя собеседница криво усмехается и резко прихлопывает несекомое своей ладонью.

- Судьба, - говорит.