Webgirl

1.

Пахло медом и свечами, я прошла по коридору.
Мне приснилось это небо, дождь, шаги, цветная осень,
И, конечно, мне приснился этот старый мудрый город,
Город, знающий ответы, для которых нет вопросов.

Я смотрела на потоки воды, струящиеся по стеклу, и больше всего на свете мне хотелось выбежать сейчас под этот дождь, шлепать по лужам, ловить ртом холодные дождевые капли, чувствовать, как хлюпает вода в кроссовках... Я заметила наконец, что вот-вот расплачусь, тяжело вздохнула, и, развернув коляску, подъехала к столу с компьютером.
Засвистел модем, диалоговое окно оповестило, что связь установлена, и я, не глядя, ткнула курсором мыши в линк любимого чата. Здесь - моя территория, мое пространство. Единственное место, где я себя чувствую комфортно, не ловлю на себе постоянные косые взгляды, не сдерживаюсь изо всех сил, чтобы не втягивать голову в плечи, будто извиняясь за то, что я есть на свете... Вот уже полтора года, как весь мой мир сузился до 17 дюймов монитора.
Я пробежала глазами список посетителей. Ни одного знакомого, как назло... И именно сейчас, когда так хочется поговорить с кем-нибудь...
- У нас дождь, - не думая, напечатала я.
Через пару секунд стали появляться ответы.
- У нас тоже.
- Ну и что.
- Сочувствую!
- А ты откуда?
- Дождь не такой, каким кажется.
Взгляд зацепился за эту фразу.
- А каким он кажется?
- Это зависит от того, что ты за человек.
- Тогда какой он на самом деле?
- Это тоже зависит от тебя.
«Бред какой-то», - мелькнула мысль.
- Для того, чтобы понять дождь, нужно стать дождем, - ответила я.
- Став дождем, ты перестанешь быть собой, - последовала фраза.
Я улыбнулась. Этот абсурдный диалог все-таки поднял мне настроение.
- У тебя что-то случилось? - фраза была сказана в привате, но я вздрогнула.
- Наверное.
- Это очень плохо?
- Не знаю. Это просто есть.
- Тогда тебе остается только жить с этим.
Я кивнула, хотя web-камеры у меня не было и парень с ником Sigurd не мог меня видеть. Да. Он прав. Мне остается с этим жить.
- Как тебя зовут? Я - Андрей.
Новое знакомство - это всегда здорово.
- Лара, - представилась я.

Два года назад мои родители стали хорошо зарабатывать, и мы переехали из нашей тесной хрущобы в просторную четырехкомнатную квартиру в новом доме. Почти вся мебель тоже была новая, и только с огромной, во всю стену, картой мира, заменявшей мне когда-то обои, я не пожелала расстаться. Я и вешать ее полезла сама, хотя рост у меня значительно ниже среднего - «метр в прыжке», как говорил мой старший брат. Взгромоздившись на стремянку, я привстала на цыпочки, пытаясь воткнуть булавку в уголок карты, стремянка, зашаталась, и... И пришла в себя я уже в больнице, в жестком корсете, раздираемая страшной болью в спине. Дальше были полгода в гипсе, заполненные адской болью и больничными процедурами, которые не помогали, но давали надежду. Полгода моих истерик, когда я заново училась владеть своим телом и не справлялась с инвалидной коляской. Полгода, равные целой жизни. И слова лечащего врача, прозвучавшие как приговор: «А ходить, милая, ты не будешь. Никогда. Нам повезло, что верхняя половина тела сохранила подвижность...»
Никогда... Это было не слово, это был приговор, проклятие, ставшее кошмаром наяву.
Меня перевели на домашнее обучение, потому что я и подумать не могла о том, чтобы появиться где-нибудь в таком виде, да и уставала я слишком быстро. Учеба всегда давалась мне легко, но я больше не видела в ней смысла. Школу я с горем пополам все-таки закончила - мне оставался последний год, но о том, чтобы учиться дальше, и думать не хотела - зачем, если самая интересная работа, которая меня ожидает, - клеить коробочки в обществе таких же, как я?..
Я потеряла всех друзей - кому охота дружить с человеком, прикованным к инвалидной коляске?
Все то, чем я занималась раньше, теперь ушло в небытие - спорт, дискотеки, прогулки с друзьями, школа...
В одно мгновение весь мой мир перестал существовать. Большую часть времени, которого у меня внезапно стало слишком много, я проводила, лежа на диване и пялясь в потолок. Но от этого становилось только хуже - я сразу вспоминала свои бесконечные детские простуды, когда меня заставляли лежать в постели, и я поворачивалась к стене и рассматривала карту мира...
Мне уже начинало казаться, что так было всегда - боль в спине, несколько метров потолка над головой, полупустая комната и карта во всю стену, которую все-таки повесили за время моего отсутствия. А мир, в котором я жила раньше, мне просто приснился. Я никогда не каталась на велосипеде, не бегала по пляжу, не гуляла по городу, пиная опавшие листья...
Чтобы не сойти с ума от жалости к себе, в которой я с каждым днем увязала все глубже и глубже, я стала читать - все, что попадалось под руку, от иностранных классиков до слащавых любовных романов. Случайно я прочитала про Фриду Кало, и мне стало чуть-чуть легче. А несколько дней спустя мне попалась пьеса Гибсона «Сотворившая чудо» - и у меня снова появилась надежда, пусть и несколько иного рода.
А потом родители купили мне компьютер и стали оплачивать Интернет - сначала по карточкам, а позже перешли на «безлимитку»...

- Лара, - представилась я.
Сколько себя помню, предпочитала именно эту форму сокращения.
«К нам приходит Эхо», - оповестил сервер посетителей чата.
«Ну наконец-то Маринка пришла, хоть кто-то знакомый!» - обрадовалась я.
Несколько человек поздоровались с ней, и я отметила, что Sigurd тоже ее знает.
- Sigurd, krimhilda, привет! - отозвалась Эхо, не считая нужным здороваться с остальными.
Я впервые увидела наши ники рядом и чуть не рассмеялась. Интересно, а он читал «Песнь о нибелунгах»? Если да, то, несомненно, тоже оценит юмор ситуации. Эхо-то точно не читала...
- Ты веришь в совпадения? - снова сообщение в привате.
- Ты про ник?
- Ага!
- Смешно получилось...
- В этом чувствуется перст судьбы! - Он кинул россыпь смайликов, долженствующих символизировать его хорошее настроение.
- А ты веришь в судьбу?
- Нет. Я верю в свободу выбора.
М-да. Я тоже в нее верила... до одного дня своей жизни.
- Не всегда есть выбор. Иногда случается то, что от нас не зависит.
- Тогда остается только выбрать свое отношение к этому, - заявил Андрей.
Отношение? Он что, издевается? Какое может быть отношение к полной неподвижности?! Ну, пусть не к полной, но все же... Внезапно мое сердце сжалось от страха, когда я поняла, что могла сломать позвоночник чуть выше, и тогда...
«Мне еще повезло», - подумала я с облегчением и тут же сама удивилась абсурдности этой мысли.
- Искать хорошее в плохом?
- Делать добро из зла, потому что его больше не из чего делать...
Эти слова я где-то слышала, но сейчас не могла вспомнить, где именно.
Хлопнула входная дверь.
- Лариса! - услышала я мамин голос.
- Сейчас! - крикнула я в ответ и быстро напечатала: - Мне надо идти. Увидимся как-нибудь!
- Пока, - ответил Sigurd. - Возвращайся в свою башню тысячи ласточек.
«Скорее уж в башню из слоновой кости», - мрачно подумала я и оборвала связь.

Пользоваться Интернетом я училась долго и трудно, но это был как раз тот случай, когда игра стоит любых свеч. Наверное, так же чувствует себя заключенный, вышедший на свободу после долгих лет, проведенных в тюрьме за преступление, которого он не совершал.
Эхо стала первым человеком, с которым я познакомилась. Уже тогда это был ее постоянный ник, а я в то время болталась в чатах как Sneer, и некоторое время мы принимали друг друга за парней. Потом мы обе долго хохотали над собственной глупостью и, наверное, именно поэтому и подружились. Больше нас, в общем-то, ничего не связывало.
От Эхо я узнала немудреные правила сетевого общения, и вот тогда... Тогда - началось.
Это стало для меня не просто увлечением, а всей жизнью, способом и смыслом существования. Я менялась с легкостью, доступной только в Интернете, развлекалась, придумывая очередной сетевой образ, обманывала и обманывалась сама... Я всегда находила интересных собеседников, и то, что никто из них никогда не заглянет мне в глаза... а вернее, не увидит мою инвалидную коляску... делало для меня это общение легким и очень-очень желанным. Притягательным. Необходимым. Как воздух.
Когда я узнала о существовании виртуальных романов, то немедленно влюбилась сама. Это оказалось забавным и необременительным времяпрепровождением. Где-то я вычитала, что Интернет-любовь редко длится больше двух месяцев, и ровно через два месяца разыграла душераздирающую сцену прощания. Это тоже казалось мне забавным.
Думаю, и мой возлюбленный поддерживал эти отношения только потому, что это модно, вроде бы кому-то нужно, да и вообще, «здесь так заведено»...
Еще через месяц я осознала наконец, что получила стойкую Интернет-зависимость.
Но это, конечно, меня уже не остановило.

Ближе к ночи я снова полезла в сеть, и м-агент немедленно оповестил меня, что я получила письмо. Вообще-то писем было три - рассылки новостей электронной библиотеки, пять страниц рассуждений о погоде от одного виртуального приятеля и еще одно письмо с неизвестного адреса.
- Вирус весом в 1 килобайт? Сомнительно, - пробормотала я, открывая письмо.
И тут же сердце забилось чаще.
«Взял твой мейл у Эхо. Надеюсь, ты не против. Приходи завтра ночью в чат, я буду ждать тебя. S.».
Я улыбнулась монитору и написала всего одно слово: «Хорошо».
Почему бы мне и не прийти? Все равно это все не настоящее...

Не настоящее... Не знаю, когда я это поняла, но далеко не сразу. Может быть, когда узнала, что мой приятель Dark Guard, которого я просто обожала, - сорокалетняя женщина, обремененная детьми и комплексами. Никаких странностей в поведении Dark Guard я никогда не замечала, и ее признание стало для меня большим сюрпризом. Может быть, когда моя подруга Пандора зашла в сеть и сказала, что выпила коктейль из снотворного и противорвотных средств, а теперь хочет только попрощаться. Вскоре она перестала отвечать, и больше я ее в Интернете не встречала.
Я по-прежнему просиживала в сети сутки напролет, но чувствовала себя все более и более одинокой. Все мои друзья были куклами из аватара и ника на ширме монитора, я любила людей, которые никогда не существовали, я сделала виртуальный мир своей единственной реальностью. Для всех остальных сеть была лишь частью жизни. Для меня клавиатура и монитор стали всем миром.
Неправда, что у меня не было выбора, хотя именно это я и твердила себе все дни напролет. Я могла бы уйти из сети и вернуться к прежней жизни - валяться на диване с книжкой, смотреть телевизор, проводить больше времени с родителями и братом, иногда болтать по телефону с бывшими одноклассниками... Тогда мой мир расширился бы до размеров квартиры. Просторной четырехкомнатной квартиры в новом доме.
Но я предпочла оставить все как есть.
Только стала гораздо чаще смотреть в окно, особенно если за окном шел дождь.
И мысленно благословляла американских военных, придумавших Интернет.

2.

Это сон. Сумбурный, дикий, не снимающий усталость.
Третий час. Глаза закрыты. Руки - на клавиатуре.
Я мечтала, я смеялась - что еще мне оставалось?
Где он, тот безумный скульптор, оживляющий скульптуру?

Эти три недели стали самыми сумасшедшими за последние два года. Андрей не любил писать письма, которые в его исполнении напоминали скорее sms-ки, а потому никогда не упрекал меня за задержки с ответом. Днем он учился на немецком отделении иняза, вечерами подрабатывал переводами, а ночью заходил в сеть и мы говорили, говорили, говорили... Не могу сказать, что у нас были общие интересы, но общим было что-то глубоко внутри, глубже, чем душа, для чего еще и названия-то не изобрели. Днем, глядя на клавиши, которые еще хранили тепло моих рук, я улыбалась, зная, что эту ночь мы снова проведем вместе, пусть даже каждый у своего компьютера. Весь день я жила в ожидании того момента, когда можно будет сказать: «Привет! У меня все отлично, а у тебя?» - и услышать в ответ: «Тогда и у меня отлично!» Я не лгала. У меня и правда все было отлично.
Как это было странно для меня - не притворяться, подстраиваясь под собеседника, и в то же время не чувствовать себя инопланетянкой, рассказывая о том, что меня действительно волнует... Мне смутно вспоминалось, что раньше я легко находила общий язык с людьми, не терзаясь какими-то инфернальными вопросами и не выходя за рамки сиюминутных интересов. Неужели я так изменилось за эти два года? Я не хотела об этом думать. Но где-то в подсознании сидела мысль, что в тот день упала с лестницы какая-то совершенно посторонняя девушка, не имеющая ко мне никакого отношения. Потому что я, кажется, родилась в этой инвалидной коляске в один из дней, до краев заполненных ее одиночеством.
От этой девушки остались только старые фотографии, которые я когда-то попросила убрать подальше, чтобы не реветь каждый раз, глядя на веселую Лару, обнимающуюся с друзьями. Игорь, мой старший брат, смотрел на меня круглыми глазами, не в силах понять, зачем они мне понадобились, когда я попросила достать их с антресолей. Правда же заключалась в том, что Андрей пожелал узнать, как я выгляжу, и я пообещала отсканировать и прислать ему фотографию. Не уточняя, конечно, что это будет фотография двухгодичной давности.
Потому что, несмотря на наше полное взаимопонимание, одной вещи я ему рассказать так и не смогла.

Когда я стала просиживать у компьютера сутками, родители отнеслись к этому с пониманием и даже сочувствием.
Однажды я услышала, как мать говорит отцу:
- Чего же ты хочешь? Для девочки это единственное развлечение. Пусть лучше сидит в своих чатах, чем в потолок смотрит...
С тех пор меня перестала мучить совесть, что я совсем не обращаю внимания на свою семью. Я убеждала себя, что не общаюсь с ними потому, что все равно не могу рассказать им ничего интересного, а от их рассказов у меня только настроение портится. Я даже не замечала, что давно перестала вспоминать свою прошлую жизнь и уже не морщусь, будто от боли, когда к брату приходят его друзья. Я только старалась не выходить из комнаты, чтобы случайно не попасться им на глаза и не стать предметом обсуждения. Впрочем, они тоже сидели исключительно в комнате у Игоря, а вовсе не по всей квартире, так что шансов случайно столкнуться с кем-нибудь у меня было маловато.
А когда меня все-таки вытаскивали из комнаты - на семейные праздники или Новый год, или когда родители желали обсудить что-нибудь непременно со мной - я молчала, глядя на этих чужих людей, по воле случая живущих со мной в одной квартире, или односложно отвечала на их вопросы, опустив глаза и не зная, о чем с ними говорить.
- Наверное, это переходный возраст, - тихонько говорила мама отцу, закрывая глаза на то, что у порядочных детей переходный возраст заканчивается значительно раньше. - Да еще эта ее болезнь... Ничего, пускай... Может быть, потом само пройдет.
Но «само» ничего не проходило. Я все сильнее запутывалась в World Wide Web, не обращая внимания на тех, кто жил рядом со мной.
Со временем и они перестали обращать на меня внимание.

- Привет! Как твои дела?
- Все отлично! У тебя?
- Тогда и у меня отлично!
Ритуальное приветствие, куда же без него... Пусть даже почему-то в середине дня, а не ночью, но неожиданная встреча - это еще лучше... На лицо сама собой выползла непрошенная улыбка. Какой дурак сказал, что все здесь не настоящее?
- Что ты в сети делаешь в такое время? - все-таки поинтересовалась я.
- Зашел тебя увидеть, - ответил Андрей. - Хочу у тебя спросить кое-что.
- Что? - заинтересовалась я.
Меня внезапно наполнило предчувствие какого-то чуда, ожидание чего-то совершенно необыкновенного, и я замерла, неотрывно глядя на монитор.
- Я в следующем месяце еду в Германию на практику, буду проезжать через ваш город. Я мог бы задержаться там на пару дней. Может, увидимся?
...Может, увидимся?..
У меня было ощущение, что меня наотмашь ударили по лицу. В глазах потемнело, к горлу подкатила тошнота.
...Может, увидимся?..
Воображение тут же нарисовало мне эту встречу: Андрей - нормальный, здоровый парень, прячущий глаза, чтобы не смотреть на меня - нелепое создание в инвалидной коляске...
С трудом двигая непослушными пальцами, я напечатала, не совсем понимая, что делаю:
- Нет. Мы не увидимся. Мне нужно идти. Пока.
Торопливо, пока он не успел ответить, я оборвала связь и сжалась в кресле, закрыв лицо руками. Не было сил плакать, голова была пустой и звенящей, и я просто сидела, до крови кусая губы, впиваясь ногтями в ладони, тяжело дыша и сдерживаясь из последних сил, чтобы не закричать, не завыть в голос.
- Зачем ты это сказал? - шептала я в пустоту. - Зачем ты это сказал? Все было так хорошо...
Я наконец заплакала, уронив голову прямо на клавиатуру, но слез не было, и я всхлипывала, терла кулаками сухие глаза и понимала, что теперь уже точно ничего не будет так хорошо, ни сейчас, ни потом, ни с Андреем, ни с кем-то другим. Между нами теперь всегда будут стоять мои слова, а если бы я сообразила солгать что-нибудь - между нами всегда стояла бы моя ложь, и это было бы еще хуже, потому что я никогда не лгала ему. Мы продолжали бы общаться вежливо и лицемерно, как и подобает двум культурным людям, и постепенно стали бы противны друг другу, но только я знала бы, почему это произошло, и тогда я стала бы противна самой себе... Нет. Лучше уж... так. Сразу и навсегда.
Я выпрямилась и выключила компьютер. Я не смогла бы сейчас войти в сеть даже для спасения собственной жизни - может быть, он еще там, а если и нет, то Интернет все равно навсегда останется для меня тем местом, где мы познакомились. Это уже не моя территория, это наша территория, а все, что было до и будет после - не считается.
- Ничего, - сказала я вслух, пытаясь придать голосу твердость. - Я это переживу. Я смогу без него.
Сердце не верило. Сердце подсказывало, что теперь я могу только лечь и умереть, тихо зачахнуть от тоски по несбывшемуся... Несбывшееся вообще имеет странную власть над человеческим сердцем...
- Я смогу, - повторила я специально для этой глупой мышцы, не желающей слушать голоса разума. - Я просто не была готова. Я думала, что у меня есть в запасе хотя бы два месяца. Я смогу. Я смогу...
Я твердила эти слова как заклинание, пока добиралась до кухни, ставила чайник, заваривала и пила чай, не чувствуя вкуса - только потому, что мне нужно было занять чем-то руки, сосредоточиться на чем-то простом и понятном, знакомом с детства.
Я смогу.
Я смогу.
Я смогу...
Поперхнувшись последним глотком чая, я поставила чашку на стол и отвернулась к окну. Ветер гнал по небу лохматые рваные тучи, наверное, вечером будет дождь... Я быстро зажмурилась. Нет. Не думать про дождь. Только не про дождь. Про такой же сильный ливень, как и в тот день, когда я смотрела на потоки воды, струящиеся по стеклу, и больше всего на свете мне хотелось...
Не думай, Лара, не думай!
 Взгляд наткнулся на чашку, сиротливо стоящую на краю стола. Может, помыть посуду, хоть отвлекусь... Коляска высокая, я вполне дотянусь до раковины, и маме будет приятно... наверное. Я ведь уже два года ничего по дому не делала. Говорила себе, что все равно ничего не получится, а родители меня жалели и не заставляли. А я ведь смогу, я вообще многое могу, просто мне так было удобнее - не мочь, не делать, махнуть на себя рукой и стучать по клавишам. А может, я и по клавишам могла бы стучать с пользой для дела, есть же возможность обучения для таких как я...
Я сложила вымытую посуду на разделочный стол рядом с раковиной и удовлетворенно оглядела дело рук своих. Может, и правда заняться наконец чем-нибудь полезным, все равно эра Интернета для меня, судя по всему, закончилась... Конец прекрасной эпохи...
...А Андрей, наверное, сейчас сидит у компьютера и не может понять, что взбрело в голову этой девчонке, или что он сделал не так, или почему так сложились звезды...
Я с силой сдавила виски ладонями.
Не думай же, Лара, перестань!..
Дверь открылась, вошел Игорь и, не замечая меня, полез в холодильник. Правильно, меня не должно здесь быть, я должна сидеть у себя в комнате, уставившись в экран, перебирая пальцами сто восемь черных клавиш... Я смотрела на него, замерев на месте, - не как кролик на удава, а скорее как кошка на большую, добродушную с виду собаку, которая может сейчас обнюхать тебя и пойти по своим собачьим делам, а может и голову откусить для профилактики.
Игорь, что-то насвистывая, достал кастрюлю с борщом, развернулся к плите и наконец заметил меня.
- О, - произнес он после секундной заминки, которой ему хватило, чтобы взять себя в руки. - Привет, хомо компьютерис.
Взгляд его остановился на вымытой посуде, потом он снова взглянул на меня.
- Посуду мыла? - спросил он, не показывая удивления.
- Угу, - буркнула я, внезапно застеснявшись своей бурной деятельности.
- Ясно. - Что-то обдумав, он снова убрал кастрюлю в холодильник и принялся ставить тарелки в сушку. - Отец звонил, он тебя завтра не сможет в больницу отвезти, со мной поедешь, ничего?
Я кивнула.
Ох уж эта больница!.. Ненавижу ее. Ежемесячная экзекуция, от которой никакого толка, только очередная глупая надежда, которая всегда оказывается пустышкой.
- И еще... - Игорь замялся. - Может, Оксанку захватим на обратном пути? А то я обещал...
Я снова кивнула, занятая своими мыслями. Игорь удивленно взглянул на меня.
- Странная ты сегодня какая-то, - произнес он.
Я вскинула на него глаза, но он уже вышел. Только сейчас я сообразила, что еще месяц назад закатила бы истерику, если бы мне предложили проехаться в компании постороннего человека, пусть даже этот человек - любимая девушка моего брата.
А теперь... Да какая разница? Мне теперь все без разницы...
...Даже то, что Андрея наверняка задело мое хамское прощание, которого он, что ни говори, ничем не заслужил...
Губы задрожали. Ему ведь тоже больно сейчас. И мне все будет напоминать о нем. О чем бы я ни подумала, что бы ни увидела, память услужливо подсунет нужные ассоциации. И я ничего не смогу с этим поделать. Разве что...
Извиниться? Объяснить что-то? Да нет... бред.
Но руки, словно против воли, уже нажимали на рычаги, толкая инвалидную коляску в комнату, пальцы выстукивали пароль для входа в систему, даже модем устанавливал соединение быстрее, чем обычно.
В полубессознательном от страха состоянии я скользила взглядом по списку контактов.
Он здесь!..
Сердце билось в горле и мир плыл перед глазами, когда я непослушными пальцами с третьей попытки набрала наконец нужное слово:
- Извини.
И секунды, растянувшиеся в вечность, пока на экране не возник ответ:
- Ничего. Я все понимаю.
«Ты ничего не понимаешь, - подумала я с горечью. - Но я очень хочу, чтобы понял».
- Я правда не могу с тобой встретиться. У меня на это свои причины.
- Ты ничего не должна объяснять.
Я едва не разревелась.
- Нет, я должна.
И, сделав над собой неимоверное усилие, я сказала то, что никогда не произносила даже мысленно:
- Я инвалид.
И почувствовала, как что-то оборвалось внутри. Все. Вот теперь точно - все.
- Это не важно, я все равно хотел бы тебя увидеть.
- Это важно. Для меня. И мы не увидимся.
Я сидела, прислушиваясь к своим ощущениям. Пусто. Ни чувств, ни мыслей.
- Но мы будем продолжать общаться?
- Не знаю, - ответила я, потому что и правда не знала. - Сейчас мне на самом деле пора... - я чуть было не сказала «идти», но вовремя спохватилась. - Пока.
- Пока, - ответил он.
«Прощай», - мысленно добавила я.

3.

У кого-то будет вечность, у меня - всего лишь осень,
Вечность, равная мгновенью, чтоб рвануться в паутине.
Руки не теплее снега. Но ведь ты меня не бросишь?
Мы не знали, мы забыли - у надежды было имя...

Больница была таким же кошмаром, как и всегда, но сегодня я не обращала на это внимания. Меня всегда сопровождали отец или Игорь - я просто не могла самостоятельно выйти из дома сесть в машину, доехать, вылезти и подняться на третий этаж унылого больничного здания, - но обычно я их не замечала, воспринимая как некий обслуживающий персонал. Вся поездка проходила в обоюдном гробовом молчании, и это тоже всех устраивало - в первую очередь меня, потому что эти несколько часов я усиленно пыталась делать вид, что мне безразличны полные сочувственного любопытства взгляды окружающих, а это требовало полнейшей сосредоточенности.
Сегодня я и правда ничего не замечала.
- Как у вас дела с Оксаной? - спросила я Игоря, надеясь словами заглушить боль, поселившуюся в душе. Она представлялась мне длинной мохнатой гусеницей, которая ползала туда-сюда по моему сердцу и никак не желала угомониться.
- Нормально, - ответил Игорь, пожав плечами. Я чувствовала, что он удивлен, хотя и не подает вида.
- Что сегодня делать будете? - я снова нарушила молчание.
Скажи же, скажи хоть что-нибудь, я умру от этой тишины!..
- Что у тебя случилось?
- Я... не могу объяснить. - «Вся моя жизнь - не настоящая! Все - в пустоту...» - Давай просто поболтаем? Если... если ты не против.
Я затылком почувствовала, что Игорь улыбается.
- Давай.
Повисла пауза. Обзаведясь сотней виртуальных друзей, я не могла придумать, о чем поговорить с собственным братом.

Длинная очередь из серых лиц, унылые стены, выкрашенные бледно-зеленой краской, обшарпанная белая дверь с надписью, которую я не могу прочитать, потому что она слишком высоко, не разглядеть, а зрение у меня все хуже... Голос, ставший за два года почти родным: «Входите!», - с силой нажимаю на рычаги, слышу, как Игорь привычно сообщает: «Я тебя здесь подожду»... Врач не скажет ничего нового, так что можно не прислушиваться, я и так знаю, в какой момент повернуться, перебраться с коляски на кушетку, лечь, снова сесть, пробормотать: «Все нормально, спасибо», подождать, пока медсестра нацарапает несколько кривых строчек в карточке - наверное, в медучилище есть специальный предмет, на котором учат писать максимально неразборчиво, - выслушать напутствие: «Не сутулься, не перетруждай спину...», согласно кивнуть, чтобы тут же снова ссутулиться за дверью...
Как же все это надоело...
- Лариса...
Я подняла голову. Сознание включилось, мир наполнился звуками, красками и запахами. У врача усталый вид, на подбородке царапина, наверное, бритвой порезался, терпкий запах духов молоденькой медсестры - в прошлый раз была другая... или та же самая?..
- Лариса, ты совершеннолетняя, поэтому я буду говорить сначала с тобой.
Я напряглась, неотрывно глядя на врача. Сейчас он скажет что-то... после чего моя жизнь станет другой. Это видно по его глазам.
В сердце вспыхнула отчаянная надежда, на мгновение заставившая замереть мохнатую гусеницу, нахлынула горячей волной, заставила податься вперед и слушать, ловить каждое слово...
И он сказал это. Что шансов мало, но они есть. Что можно сделать еще одну операцию, да, это сложно и дорого, и придется ехать в московскую клинику, поэтому надо хорошо подумать, но появилась новая методика и новые лекарства, и значит, есть возможность - именно для моего случая... может быть... конечно, не сразу...
Вцепившись в подлокотники кресла, я неотрывно смотрела ему в глаза.
- А вы не боитесь давать надежду? - спросила я зачем-то.
Врач молчал. Он таких, как я, сотни перевидал, он уже ничего не боится...
Я еще немного помолчала.
- Согласна. Согласна на все.
- Может быть, сначала посоветуешься с родными?
- Согласна, - упрямо повторила я.
- Тогда, - врач повернулся к медсестре и кивнул ей, - вот тебе направления, надо пройти первичное обследование, как ты понимаешь, и поговори все-таки с родителями...
Я опять почти не слышала его. Я думала о том, что наверняка ничего не получится, после наркоза снова нарушится координация движений, мне опять будет плохо, вернется боль, о которой я почти забыла... И может быть, стоит отказаться, пока не поздно... Впрочем, это-то никогда не поздно...
Но самое главное - разочарование, которое наступит после. Потому что с каждым разом шансов все меньше и меньше. Я очень устала верить оптимистическим прогнозам. И я почувствовала на собственной шкуре, что надежда - последнее и главное из зол.
Но теперь у моей надежды было имя.