Бывает ли волшебникам грустно?

По хребту батареи пробежалась рука. Влево. Вправо. Остановилась на циферке «семь». В детстве многие задавались вопросом: для чего тут цифры, они ж всё равно не по порядку? Влево. Вправо. Так продолжалось примерно час. «Семь». «Одиннадцать». «Двадцать четыре». Пока я вглядывалась в рисунок за окном – двор как двор: мусорные баки с их постоянными посетителями - людьми в странном, две рыжие кошки у голубой стены дома напротив, слегка потрепанный вид лужайки и недавно неряшливо выбеленный бордюр расхлюпанного временем тротуара. Отчаянно помолчав, понимаю, что хочу послушать музыку. Музыку! Хочу услышать музыку! Прикоснуться к её граням, изгибам, перегибам, к её сущности и каждой её невидимой, но ощутимой непонятными рецепторами клетке. Позволить ей проделать то же самое. Когда она проникнет во все мысли, во все фибры, в погоду моего настроения, в засолившее что-то слезами полоски на щеках и всю ладонь, мы будем с нею плакать вместе. Но уже от счастья. Она – от того, что её услышали. Я – от того, что она есть. Проще быть, наверное, не может. Если бы я сказала об этом другу, он бы решил, что я «в загоне». Что, мол, спустившись на землю, нужно пройти определённый курс адаптации к действительности, а дальше направить свою энергию, а главное, творческий потенциал в правильное русло, чтобы не остаться в проигрыше. Я бы ответила, что нет, ничего не произошло. Что в проигрыше остаться не так страшно, как не найти того самого русла. Да нет, всё в порядке. Со мной всё в полном порядке, ничего не случилось. Не случилось н и ч е го. Вам когда-нибудь было грустно от того, что ничего не случилось? Вот например…
Вы шли, шли, шли по улице, дошли от дома до «Универсама» и не встретили ни одного улыбающегося человека. Или… Вы ехали в автобусе и по дороге на работу/университет/свидание наблюдали за перетекающим из одного русла в то же и обратно движением города и из всей этой канители урвали картинку: на остановке рядом с чебуречной парень со спортивной «найковской» сумкой жевал горячий чебурек, к нему подошёл бездомный пёс и… В общем, парень отвернулся и продолжал доедать свой чебурек. Его поступок вы не смогли оценить, а слушай парень музычку из плеера, вообще бы позорно покраснели и, съёжившись, пожелали, чтобы ваш автобус поскорее снова тронулся. И увозил, увозил, увозил, увозил… В автобус зашла старуха. У неё очень добрая улыбка. И уставший, очень уставший взгляд и высохшие руки… Этими руками она цепляется за хром перил и поручней, стараясь удержаться – ехать то семь или восемь остановок. Стоя. А рядом ребята с отсутствующими причёсками, и их подруги с сиреневыми губами и дешёвыми кольцами серег похабно смеются и улыбаются так, что хочется закрыть уши, а лучше, чтобы они вышли на ближайшей. Они вышли. Старушка, вздохнув, присела. Интересно, что видят во сне такие вот люди? Что им снится? И о чём они думают, просыпаясь каждое утро?..
Уже минут сорок в пути, а ничего так и не произошло. Прошёл день. А потом неделя. Очерствело не то чтобы ощущение мира и того, чем он напичкан, но и что-то внутри не впускает в себя ничего. В общем – ничего не происходит…
Разве что только звонок. Звонок телефона, разбившего мутное стекло тишины комнаты, которая, казалось, собой скоро весь свет из внешнего мира проглотит. Осколки, падая, звенели. А вы успели выскочить из ванны, встрепенув пенное облако и наоставив мокрых следов через всю комнату. Cхватить попытку пока что неизвестного нарушителя идиллии пустоты дозвониться вам! Наверное, кому-то так же одиноко, и он решил осмелиться в этом признаться. Или хотя бы сделать попытку, намекнув, понадеявшись, что вы, всё же, не догадаетесь. Странная картина, правда?
Ведь и носорогу понятно, что если человек звонит в девять вечера, то это говорит о том, что у него что-то сломалось и не клеится, а муки душевные переносить одному больше невыносимо, что нужно непременно рассказать где-нибудь в не спящей круглосуточной кофейне с сумасшедшими не спящими. И непременно, припудрив всё это своим неоткровеннием. А вы заведомо обрекаете его на чистосердечные признания своим чистосердечным умением слушать и, самое главное – слышать.
- Погоди! – говорите вы. – Я скоро буду. Я сейчас приеду. И все будет по-другому. Вот увидишь.


Я вышла из дома, когда солнце решило отправиться в другие страны. Оно медленно стекало за горизонт, а я шагала навстречу всему этому. Красиво! Волосы идущих навстречу мне сверкали и переливались, а от людей оставались одни лишь силуэты – таким солнце было ярким. Хотелось усмехаться всему этому! И на ходу писать стихи. Но нужно спешить!
У банкомата долго топтался пожилой человек. Я быстро объяснила, что к чему. Человек тут же получил то, что хотел. Сказал спасибо и что-то про то, что обычно по магазинам ходит жена, а тут у неё кошка простудилась и ещё последняя серия сериала сегодня. Широко улыбнулся. Я улыбнулась в ответ. А ещё жене, кошке и сериалу. Он протянул мне яблоко и так же, щурясь от солнца, улыбаясь, пошёл в сторону здания «Универсам центральный». Подошёл автобус. В спешке в него засыпалось сразу столько же, сколько высыпалось. Я, почему-то растерявшись, зашла в него. Дверь захлопнулась. Следующая остановка объявлена. А в руке моей осталось большое спелое яблоко. Через густоту красок заходящего солнца, приглушённых автобусным стеклом, наблюдала за плавным движением города. Именно в такое время он похож на жидкое расплавленное стекло, перетекающее в определённом направлении, управляемом воображением кого-то невидимого. День таял. А в голове каждого, по-видимому, стыли старые отжившие идеи и зрели новые планы, строящие замки надежд, припудренных мечтой и ожиданием невероятного. Невероятным для меня было то, что этот вечер, как и все такие же вечера, вдруг стал своеобразно абсолютно не похож на все остальные. Что что-то в нём было такого, чего я не замечала раньше. Что цвет лица его изменился, и ему это невероятно идёт. Хотелось застыть в нём, как мелкое насекомое, застывшее в каплях янтаря, а потом этим кого-то удивить… О, моя остановка! Мысли шлейфом протянулись позади, часть их ещё прищемило захлопнувшейся дверью, и обрывки поехали вместе с автобусом дальше.
- Привет!
- Привет! Давно ждёшь?
Мы закушивали мороженым рассказы о несбыточности крошечных искр, сыплющихся от шаровой молнии идей, о отблесках своего воображения в чьих-то глазах, о цвете горизонта в зависимости от настроения, о скорости пульсирующего состояния, рвущегося к невесомости, о многом, многом, многом, многом, многом, многом… Солнце совсем убежало, оставив багрово-красную полоску, как пятно от губной помады на тёмно-синей рубашке.
- Здравствуй, пёс!
Пёс уселся, наклонил голову, навострил уши и сверкал кончиками коротких усов.
- Печенье будешь?
Собаке печенье понравилось. Пёс весело схрумкал всё, что было, повилял хвостом, оббежав круг по парковой площадке, и скрылся, отправившись по своим собачьим делам.
- А давай будем сидеть всю ночь на крыше, слушать музыку и думать о том, что Земля из одних таких крыш, где миллионы математиков складывают в формулы из далёких узоров неба чьи-то настроения. Что там, за картами созвездий живут сумасшедшие волшебники, наблюдающие за всем этим и делающие так, чтобы узоры растворялись и превращались в новые. А всем от этого было хорошо.
- Пойдём.


А утром город ещё не протёр до конца глаза, спешил по своим делам. Мы направлялись в сторону противоположную. Город хмурился и протестовал. Протестовал и бормотал в сторону непонятно откуда взявшихся улыбок. Таким наглым, прилипающим ко всему утреннему пространству улыбкам он пытался доказать что-то своё полудрёмное. И размышлял о своём. Интересно, о чём думают старушки, упёршись утром в автобусное стекло, подпирая его своим спокойствием и уставшим, очень уставшим взглядом?..


- Спасибо тебе.
- За что?
- Это здорово – разговаривать на одном языке.


В детстве многие задавались вопросом: для чего тут цифры, они ж всё равно не по порядку? Влево. Вправо… И даже волшебники. «Семь». «Одиннадцать». «Двадцать четыре». «Восемнадцать»… Отчаянно помолчав, понимаю, что хочу послушать музыку. Музыку! Хочу услышать музыку! И иду включать граммофон. Такие есть у всех волшебников.