Уфимка

 г.Уфа 1970 – 18.08.05.г.

 Катер шел по форватеру,ведя за собою долгие плоты из верховий реки, надрываясь гудками, предупреждал зазевавшихся рыбаков, нарушая покой прибрежных обитателей.
Мальчишки ныряли в мутные, быстрые воды, догоняли вплавь толстые бревна, и перебирались по ним на другой берег. Выбравшись на отмель, смеялись, над теми, кто не успел спрыгнуть и увлекаемые многочисленными деревьями скрывались за ближайшим поворотом. Первые оказавшиеся на берегу, уже разводили костер, разогревая место для будущей ночевки, готовили колья для бредня, подыскивали тяжелые камни для матни. Все шевелились, будто подчиняясь не видимому и не слышанному, объединенные одним желанием поскорее начать необыкновенную рыбалку. Преодолевая течение, к берегу подходила груженая лодка. Дядя Петя бакенщик, который жил здесь же на высоком берегу в большом рубленном пятистеннке, всегда помогал местным мальчишкам перевозить харчи и бредень, на противоположный от старой Уфы пологий с мелководьем берег более подходящий для такой рыбалки.
Когда первые приготовления заканчивались, все садились «на дорожку» у костра. Старшие извлекали из рюкзака портвейн: «Ну, кто идет в реку?» - Пол граненого стакана темно-красной жидкости обжигало внутри живота, а на губах оставался привкус, напоминающий виноград только терпкий и вяжущий. Мальчишки, морщась, нюхали рукав, подражая старшим, сплевывали сквозь зубы, куражились, начиная чувствовать себя на уровне взрослых. Разливающий выливал остатки вина в реку со словами: «Дедушка – Водяной прими гостинец мой!» На удачу.
Проверив еще раз привязанные к крыльям колы, вся ватага выстраивалась на отмели вдоль длинного бредня и, поднявши разом, пошли в реку, одновременно заводя крыло и занося, маню с камнями на глубину.
Приятное жжение в животе и тепло, разливающееся по телу не оставляли, каким то комком подкатывало к горлу новое чувство взрослой радости от участия во всем этом. «Заходи глубже, бросай матню, кол ко дну!» - Неслось по реке, перемешиваясь с шумом воды, криками чаек, возгласами и визгом мальчишек от прохладной воды.
Заносящий в глубину кол с привязанным крылом, должен был как можно дальше зайти и, растянув бредень как можно больше перегородить реку. Душа замирает когда за ноги цеплялась ветка увлекаемая течением по дну, когда натыкаешься на топляк и скользишь, или вдруг оступаешься и не найдя дна погружаешься с головой в яму. Быстрым течением тебя тут же сносит, а ты пытаешься каким то образом плыть одними ногами, потому что в руках у тебя тяжелый двух метровый кол привязанный к крылу, который нельзя отрывать ото дна потому что уйдет уже зашедшая в бредень рыба. И как только ноги находят дно, изо всех сил торопишься поравняться с береговым, уже на ходу до тошноты ощущая сколько отпил из Уфимки и в следующее мгновение понимаешь, что все происходящее с тобой лишь часть того шумного сосредоточенного на одной цели творящегося рядом.
Мальчишки глубоко в воде двигались цепью навстречу к бредню и ботая по воде палками с привязанными на концах пустыми банками пугали рыбу. «Заводи к берегу!» - Раздалось с отмели. К тебе возвращается ощущение действительности, оказывается, пока шла борьба с топляками, течением, ямой и своими страхами, ты протащил бредень больше пятидесяти метров и вот уже к тебе в глубину спешат старшие помогая тащить тяжелый кол сводя крылья к берегу. И как радостное завершение происходящего, когда бредень ведут по мелководью в матне раздаются тяжелые удары больших рыбин и блестит серебром чешуя прыгающей и кишащей мелочи.«На согрейся» - Тебе протягивают прикуренную папиросу, от затяжки которой казалось вся голова заполняется горячим дымом, теплом костра наполняется тело, успокаивается дрожь. Нутро отрыгается вином и речкой, из бредня выпутывают извивающуюся красавицу стерлядь, отливает серебром плотва, радостные возгласы удивления друзей, теплый песок и галька, нежно – синее небо, солнце, переливающиеся потоки реки, крики куликов и чаек таскающих мелочь, все это сливается в единое не объяснимое чувство благодати, миг благолепия. Папироса закончилась, вода стекла с одежды, надо было помогать друзьям выбирать рыбу, чистить и сушить бредень для следующего захода. До вечера еще забрели несколько раз, подняли метрового хищника – судака, чехонь, жерехов, щуки, плотвы и еще несколько остроносых красавиц стерлядок.
На еще горячей, береговой гальке высыхал длинный бредень, солнце ложилось на мягкие верхушки орешника, лип и дубков. Мальчишки сгребали угли большого костра в сторону реки, а на горячее место рвали и укладывали большой слой душистой травы росшей на лесных берегах в изобилии.
Уставшие и довольные рыбаки уже засыпая под всплески речной волны и охотившейся рыбы, с удовольствием слушали рассказы старших парней о пещере Салавата Юлаева над рекой, узкий и длинный ход в которую оканчивался пропастью и кидая туда зажженные факелы видели железную дверь, только добраться никому не удавалось, но находили там изогнутые сабли и такие старые ружья которые рассыпались от прикосновения.
От тепла и эфирных испарений разнотравья разговевшимся над бывшим костровищем веки наливались свинцом, я не буду спать, еще послушаю. Чуть приоткрываю глаза, баба Поля, как всегда сидит на краешке своей постели, бессменное веретено послушно скользит между пальцев и как всегда молча делает свою работу – сучит пряжу, висят пучки полыни сложенные втрое, худенькая, седая, отрешенно смотрит чуть шевеля губами: «Не ходите в пещору то, не ходите». Небо зажигало низко висевшие ярко – белые звезды, солнце уже даже не оставляя всполохов, улеглось за верхушки орешника на крутом берегу. Где – то там засыпала старая Уфа, нежась в густо - настоявшемся за день аромате сладчайших медоносов Башкирии, который казалось можно было пить и пить не останавливаясь.