До сих пор ни один не вернулся назад

 
В моей библиотеке есть одна старенькая, рассыпающаяся книга. Я как можно укрепил ее переплет и больше ничего не трогал. Название этой книжечки приведет в трепет любого библиофила и любителя русской поэзии.

Николай Гумилев. Шатер. Стихи. Издание цеха поэтов. 1921 г. Севастополь.

Николай Степанович Гумилев был арестован 3 августа 1921 года по делу сенатора Таганцева. 24 августа был суд, а уже 25 августа он был расстрелян.
В каком месяце была напечатана эта книжечка неизвестно. Может и после его смерти. А может до его ареста. В любом случае, это его последнее слово к нам. После наступило столь долгое молчание.
Последние строки, напечатанного там стихотворения, как бы предвещают трагическую судьбу поэта:


Через год я прочел во французских газетах.
Я прочел и печально поник головой:
Из большой экспедиции к Верхнему Конго
До сих пор ни один не вернулся назад.



Николай Гумилев – Русский офицер, дважды награжденный Георгиевскими крестами, Поэт, доброволец Первой мировой войны, - принял свою смерть достойно. И погиб, как герой собственных баллад. Даже его палачи были поражены хладнокровием и мужеством поэта.

В красной рубашке, с лицом как вымя,
Голову срезал палач и мне,
Она лежала вместе с другими, здесь в ящике, на самом дне.

Тайный осведомитель ЧК, поэт Сергей Бобров однажды рассказал Георгию Иванову о последних минутах жизни Гумилева: "Знаете, шикарно умер. Я слышал из первых уст. Улыбался, докурил папиросу... Даже на ребят из особого отдела произвел впечатление... Мало кто так умирает..."


А, когда придет их последний час,
Ровный красный туман застелет взоры,
Я научу их сразу припомнить
Всю жестокую, милую жизнь,
Всю родную, странную землю,
И представ перед ликом Бога
С простыми и мудрыми словами,
Ждать спокойно его суда.

1921 год.

Родился он 15 апреля 1886 года. Прожил всего 35 лет. Печальна судьба поэта в России.




Несколько слов о палачах Поэта.


Первым назову Зиновьева (Радомысльского-Апфельбаума) Григория Евсеевича, «красного диктатора» Петрограда, который являлся в то время председателем Петроградского совета. Он, как считал В. Ф. Ходасевич, специально приказал спешно казнить Николая Гумилева, за которого вступился Горький, но заступничество последнего не помогло.
Зиновьеву (человеку очень жестокому и необычайно трусливому) было необходимо запугать оставшуюся интеллигенцию, раз и навсегда отбив волю к сопротивлению режиму. И Гумилев, как ярчайший представитель питерской интеллигенции, монархист и офицер, как никто другой подходил на роль культовой жертвы.

Руководил же расследованием, вернее сфабриковал дело о «заговоре» Таганцева кровавый следователь ВЧК (впоследствии первый зам. наркома НКВД) Яков Саулович Агранов, ставший палачом русской интеллигенции "друживший" со многими ее представителями - Л.Л. Авербахом, Б.А. Пильняком, Бриками, О.Э. Мандельштамом, В.В. Маяковским. Он убил многих известных общественных деятелей и замечательных русских ученых: проф. Тихвинского, проф. Волкова, проф. Лазаревского. Н. Н. Щепкина, братьев Астровых, К. К. Черносвитова, Н. А. Огородникова и многих других. Агранов уничтожал цвет русской науки и общественности, посылая людей на расстрел за такие вины, как "по убеждениям сторонник демократического строя" или "враг рабочих и крестьян" (с точки зрения самого Агранова). Это  ничтожество является фактическим убийцей великого русского поэта Н. С. Гумилева.

Ну, а непосредственно вел допросы Гумилева, следователь по фамилии Якобсон. История даже не сохранила его имени, но именно ему принадлежат  страшные строки: «Виновность в контрреволюционной организации гр. Гумилёва Н.Ст. на основании протокола Таганцева и его подтверждения вполне доказана. На основании вышеизложенного, считаю необходимым применить по отношению к гр. Гумилёву Николаю Станиславовичу как явному врагу народа и рабоче-крестьянской революции высшую меру наказания — расстрел". Даже отчество Гумилева не мог указать правильно – исправлено чернилами на Степановича.
Следователь Якобсон — расписался синим карандашом.

Не росчерком пера, а карандаша.


Но когда вокруг свищут пули,
Когда волны ломают борта,
Я учу их, как не бояться,
Не бояться и делать что надо.