Случайные блики

 Почему он не звонит? Почему я опять сижу и мучаюсь от вопроса, который поклялась каленым железом выжечь и из своей памяти, и из своего обихода? «Когда он позвонит, позвонит ли вообще…» Сколько можно, в конце концов? Одни вопросы без ответов. Каждый раз убеждаюсь, что и в самом деле лучше быть одной. Немножко муторно, иногда горько лежать ночью на ребристом диване одной, но… Никто не обязан мне звонить, никого я не обязана ждать. Мучаешься, мучаешься, молишь Бога, чтобы он ниспослал еще кусочек простого сермяжного счастья, а когда в твоей жизни нарисовывается Мужчина, приходится снова и снова сидеть и ждать, когда он позвонит. - Так, или примерно так думала сидящая на стареньком диване женщина лет тридцати пяти. Чистая, уютная комната светилась теплым утренним светом, который присущ квартирам, чьи окна выходят на восток. На подоконнике зеленели ухоженные цветы. В такой комнате можно было бы читать вслух Пастернака и собираться по вечерам для тихих философских бесед, но сегодня Она ничего этого не видела, ничего этого не любила. Ее интересовал один вопрос. «Почему он не позвонил».
Жизнь потекла своим утренним ручейком, в ее комнату всунул голову рыжеволосый вихрастый мальчишка лет восьми.
 Мам, ты встала? Ты вообще-то собираешься кормить мужчину? – пропищал он тоненьким, еще совсем детским голосом.
 Конечно, рыжик, идем, - рассеянно пробормотала она. Сегодня ее мысли были не в состоянии откликаться на негромкую волну детского счастья. «Почему он не звонит, вдруг он не позвонит вообще».
 Ты пойдешь меня провожать? – поинтересовался жующий свой бутерброд мальчик. Он смотрел на мать с беспокойством непонимания. В самом деле, сегодня первое сентября, такой чарующий день, в который мать должна не сводить с него заботливых глаз, проверяя, все ли в порядке. На месте ли все пуговицы, собран ли портфель, не завял ли букет…. Или она делала это только в том году? Только потому, что в том году он шел в первый класс. Шел, и держал за руку длиннющего взрослого парня, усыпанного прыщами. Старшеклассника. Выпускника.
 Конечно, - автоматически ответила мать и уставилась в окно.
 Ты уже третий день какая-то не такая. Что с тобой?
 Ничего, маленький. Все хорошо,- ответила она, Пришлось одернуть себя. Нельзя портить ребенку праздник. Но как странно, сын, обычно такой погруженный себя и далекий от взрослых проблем, точно определил срок, в течение которого с нею что-то не так. Третий день. Он не звонит третий день, хотя когда они расставались, было ощущение, что он позвонит, как только доберется до телефона. Час в метро, полчаса на автобусе, это по максимуму, если он живет в Москве, или часа три, если ему надо добираться до дома на электричке. Сначала она подумала было, что у него дома нет телефона, и поэтому он не звонит. Значит, позвонит утром с работы. Не позвонил. Тишина странным образом облепила старенький домашний телефон и не отдиралась никакими способами. Только трижды тишина стекала медузой на пол и в доме раздавался звон. Каждый из этих трех раз она замирала на месте, не в силах справиться с ураганным выбросом адреналина в кровь. Она чувствовала, как помимо воли ее тело организует цепь просчитанных химических связей, в результате которых она ощущает удар изнутри, который разъедает ее ткани, как кислота. Но взамен в ее сердце каждый раз, каждый из трех раз, когда звонок разрушал тишину, зарождалась надежда.
 Верочка, ты была на собрании около школы? – спросила трубка в первый раз голосом матери одноклассника сына.
 Нет, а что, было собрание? – немного срывающимся от пережитого волнения голосом переспросила Вера.
 Да, и сказали, что в этом году в школе будет очень дорогая охрана.
 Все боятся терактов, - кивнула Вера и повесила трубку. Во второй раз это была мама. Старая женщина, которая уже давно забыла, что когда-то родила дочь и жаждала любви. Тридцать лет одиночества послесловия, когда Вера уехала из маленького городка в Москву и перестала быть ее семьей.
 Почему ты совсем мне не звонишь? Почему всегда я звоню тебе? – раздраженно набросилась на пытающуюся отдышаться после выброса адреналина Веру она.
 Потому что я тебе нужнее, чем ты мне, - подумала она про себя, но вслух пробормотала какую-то банальную отговорку из серии «была очень занята». Разговоры с матерью не радовали, а мучили, и даже не потому, что они не понимали друг друга. Чем старше становилась Вера, тем ближе она подходила к матери, лучше ее понимала. И еще лучше понимала, что идет, по сути, той же дорогой, что пройдет некоторое количество лет, и уже она будет названивать своему выросшему вихрастому сыну, который также будет вежливо посылать ее подальше. В третий раз в трубке зазвучал чей-то мужской голос, в котором Вера сразу попыталась признать его баритон. Голос был незнакомым и чужим, но она попыталась убедить себя, что эти ужасные АТС способны исковеркать любой голос. Всего полминутки, пока мужской баритон не попросил подозвать к телефону Ларису.
 Вы не туда попали, - упавшим голосом выдавила из себя Вера и почувствовала, что на самом деле не он, чужой виртуальный глюк, мужчина из телефонных проводов, а она сама попала не туда. Как-то так получилось, что она попала не туда, и видимо уже давно. Страшно захотелось найти выход, как-то вылезти из этой реальности, которая ничем, кроме сына, не устраивала ее.
 Маам, ты идешь? – возмущенно дернул ее за полу халата сын. – Второй класс – это тоже серьезно. Надо идти.
 Ты прав, - усмехнулась Вера и стала натягивать заранее приготовленные джинсы и кардиган. Осмотрела себя в зеркале прихожей. Осмотрела с удовольствием, так как жаловаться на природу было бы глупо. Высокая, стройная, даже до сих пор немного угловатая, так по-девичьи, как не бывает в тридцать пять лет. Интеллигентное лицо, красивый разрез глаз, чистая кожа. Морщины уже есть, но еще не заметны. В принципе, можно было бы дать и двадцать пять, если не смотреть в глаза, которые отражают каждый прожитый год, каждый поворот судьбы. В крайнем случае можно одеть солнцезащитные очки и наслаждаться отражением в витринах. Кардиган подчеркивает гармоничное сочетание длинных ног и стройного корпуса. Женщина в кардигане смотрится уверенной, принимающей себя. Она не подчеркивает, не акцентирует свои прелести, вроде бы даже прикрывая их полами кардигана, но они смутно угадываются в каждом движении, потому что кардиган достаточно тонок и облегает фигуру.
 Мам, ты сейчас сомнешь букет, - заворчал обиженный материным равнодушием сын, но как она не старалась, школьная линейка слилась для нее в трескотню плохо настроенного микрофона, с трудом разбираемые слова стандартных поздравлений и заверений. Сын через пять минут забыл о матери, поглощенный своими друзьями. Все-таки не виделись целое лето.
Вера пошла на работу, передвигая по инерции ноги в удобных мокасинах. После того, как Горбачев объявил ускорение и гласность, ее простенькая профессия бухгалтера стала вполне востребованной. Даже работая на дому, она умудрялась зарабатывать достаточно, чтобы покупать себе качественную обувь и хорошие продукты ребенку. Но недостаточно, чтобы заменить старый диван на новый. Деньги не прельщали и не радовали ее. Уткнувшись в компьютер, она физически чувствовала, как время просачивается сквозь пальцы. Винтик в деловой машине небольших фирм. Человек без пола. Человек - бумага, человек – отчет. Ну почему же он не звонит?!
 Здравствуйте, Верочка. Вы сегодня к нотариусу сможете подъехать? – спросила у нее одна из работодательниц, довольная собой Марина. У Марины был муж, директор фирмы, еще у нее были деньги и не было детей. Ей было всего двадцать пять, она хотела пожить для себя. Вера уже давно не хотела жить для себя, но ничего другого ей не оставалось. Она заполняла, конечно, себя до отказа сыном, но времени оставалось безнадежно много. Она смотрела сериалы. Готовила еду по сложным рецептам. Много гуляла по парку, раскинувшемуся рядом с ее домом. Жила воспоминаниями о большой и красивой любви, которая разбила ей сердце, подарив ребенка. Вера приняла и полюбила сына, и заклеила, как могла, разбитое сердце.
 Конечно,- кивнула Вера. К нотариусу, так к нотариусу. Почему бы и нет. Раз или два в неделю она объезжала подведомственные ей фирмочки и выполняла работу аудитора. Сверяла счета, проверяла правильность составления первичной документации. Чувствовала, что она жива.
 Тогда возьмите бумаги у директора, - махнула в сторону соседнего кабинета Марина и отвернулась. Какое ей дело до того, что Вере не звонит мужчина, с которым она познакомилась три дня назад. Не какое-то там случайное знакомство. Их представили друг другу на вечеринке, посвященной десятилетию одной из фирм. Веру пригласили по принципу «неудобно не пригласить». Он был партнером по каким-то сделкам. На вечеринке случилось то, чего в Вериной жизни не было с самого института. Они с первого взгляда окутали друг друга теплом. Весь вечер не могли оторваться друг от друга. Пили вместе кофе, говорили о жизни так откровенно, как это возможно только между случайными попутчиками в поездах дальнего следования. Они танцевали, ей сразу и без сомнений понравилось в нем все. Высокий, немолодой. Лет сорок – сорок два. Мужественный, в меру серьезный, хотя шутить он тоже умел и шутил много. Однако не балагур. Перед балагурами открыты все двери, они привыкают к этому с самой юности. С балагуром можно славно покрутить роман, но глупо ждать его звонка. Он не позвонит. Просто потому, что забудет о тебе на следующей же вечеринке.
 Можно, я вас провожу? – тепло и со смыслом спросил ее Он, когда она стала одевать кардиган, по привычке уходя с вечеринки по-английски.
 Конечно, Денис. Почему нет,- легко и непринужденно ответила она, хотя если бы он не предложил ей этого, она наверняка проплакала бы всю ночь. Они шли от метро пешком. Шли долго, ее дом находился в получасе ходьбы, а они никуда не спешили. Они дышали уже похолодевшим и ставшим от холода прозрачным осенним воздухом, ловя взглядом еще полные зелени листья. Осень подступала, но как ни крути, пока еще они топтали летние улицы. Сентябрь еще не наступил. Как и в ее жизни. Сердце еще способно замирать в ожидании звонка, но холодный ум уже знает, что делать, когда станет ясно, что он не позвонит. Встреча с подругой, немного текилы. Новые туфли. Чуть-чуть слез. Но все будет нормально. Хотя совершенно непонятно, почему он не звонит! Вера вскрикнула внутри себя как от боли, тут на нее навалились стены вагона метро, несущегося по бессмысленной кольцевой. По кругу никуда не придешь, сколько не беги. Как же вырваться из этого круга? Как сделать так, чтобы он позвонил?
 Вы выходите? – вдруг раздался у нее за спиной вкрадчивый и тихий голос.
 Нет, - всхлипнула она и отвернулась от лица бабули, похожей на одуванчик из-за копны плохо расчесанных седых волос.
 А зря. Вовремя выйти – это может всю жизнь перевернуть! – громко и визгливо закричала почуму-то бабуся.
 Что? – поперхнулась Вера и уставилась на нее. Дальше начало происходить что-то и вовсе непотребное. Бабуля принялась толкать Веру в спину, продолжая верещать на весь вагон. Люди начали оглядываться, окидывая Веру брезгливым взглядом с каплей сочувствия.
 Выходи – выходи, корова. Шевели булками, - несла на Веру, не помня себя, бабка. Вера густо покраснела и выскочила из вагона. Двери приняли в себя порцию равнодушных, похожих на роботов людей. Вера посмотрела сквозь стекло отъезжающего вагона внутрь. То ли бабка быстро перебежала куда-то, то ли села на освободившееся место, но она бабку не увидела, как ни старалась.
Веру трясло от возмущения. Хотелось отряхиваться и мыть руки. Она оглянулась вокруг. Проспект Мира. В принципе, до нотариуса отсюда можно дойти пешком. Как-то не хотелось ей больше заходить в вагон вместе с шумной и безликой толпой. Вера вышла на улицу, глотнула воздуха, отдав усталое от волнений лицо ветру, и пошла по улице, лавируя между кое-как запаркованными машинами. В центре города творился бардак и безумие, Жигули парковались, перегораживая тротуары, джипы их занимали полностью, заставляя пешехода идти по проезжей части. Прямо по трамвайным путям. Подходя к нотариальной конторе, которая располагалась в старинном желтом особнячке, Вера поравнялась с лежащим между двумя столбиками забора мужичком. Мужичок был негодящий, со старым костылем в руке, отекшим от непрекращающегося запоя лицом и одетым в старые вонючие лохмотья. Он дремал, лежа на бетонной подушке, из которой торчали прутья решетки, фривольно держа в руке розовый пластиковый стакан с мелочью. Нищий, хотя и достаточно молодой с виду. Не больше сорока лет, но никакой перспективы. Наступят холода и он кончится. Не этой зимой, так следующей.
 Подайте на пропитание, - привычно затянул мужик, завидев Веру. Она остановилась и открыла сумку. Вера не была излишне милосердна или добра, просто кто-то ей сказал, что нищих нам посылает Бог, чтобы мы имели шанс проявить доброту. Слова как-то зацепили Веру, она подумала и стала спокойно вынимать из кошелька монетку каждый раз, когда видела нищего. Она не задумывалась, куда он денет ее монетку, не интересовалась, состоит ли он в нищенской мафии. Не спрашивала, пойдет ли ему ее монетка на пользу или он пропьет ее. Она не ждала благодарности, проходила мимо и забывала об этом. Ей не казалось, что она делает добрые дела. Просто ей сказали, что так делать лучше, и она делала так.
 Сейчас, - пробурчала она, с неприязнью ощущая на себе алчущий взгляд мужика. Он присел на своем бетоне и с интересом смотрел, как Вера копается в сумке.
 Да я не спешу, - вежливо ответил он, и Вера от его наглости чуть не поперхнулась. Она копалась в сумке и никак не могла найти кошелек. Его просто там не было. Совсем.
 Вот зачем меня бабка толкала! – воскликнула Вера и чуть не заплакала. В кошельке находилась довольно круглая сумма, около трехсот долларов. Так, просто на всякий случай, если попадется что-то ценное. Ценное никогда не попадалось, но Вера носила деньги с собой. И вот грубиянка – бабуля их украла. Чтоб ей пусто было. А ведь Вере еще платить нотариусу!
 Извини, мужик, денег нет, - пробормотала Вера. Мужик разочарованно вздохнул и оскорбленно отвернулся. Волна его разочарования накрыла Веру, она согнулась и побежала прочь. У нее была тысяча рублей заначки, лежала в паспорте. Две бумажки по пятьсот рублей. Ничего такого, что она могла бы отдать мужику, не теряя для себя. Однако чувство злости и разочарования, помноженное на ее ожидание звонка, разбили ее броню. На глаза навернулись слезы. Она скупо отвечала на вопросы нотариуса, давя слезы обратно внутрь, ее толкали в очереди. К ней грубо обращались. Ей показалось, что ее жизнь вдруг рухнула еще на несколько уровней вниз и теперь она сидит в грязной яме, а сверху стоит старуха из вагона и смеется.
 Что с тобой? – удивилась Марина, когда увидела Веру.
 А что? – сквозь зубы переспросила она, отдавая бумаги.
 На тебе лица нет, - пожала плечами Марина.
 На мне ничего нет, - отмахнулась Вера и поехала домой. Кошелек украли, бабка оборала, мужик обиделся и зло отвернулся. Все плохо, и еще ко всему прочему Он не звонит.
 И не позвонит, - ответил ей неожиданно внутренний голос. - Чего ты хотела? Что такое уникальное ты из себя представляешь?
 Я – нормальная женщина. В моей жизни было полно разочарований. Почему должно быть еще одно? – раздраженно отмахнулась Вера сама от себя.
 Потому что таких страдалиц полно. А вот тех, кто хоть что-то готов сделать, почти вообще нет.
 Да что я такого должна сделать? – воскликнула Вера. Люди в метро с удивлением посмотрели не нее. Оказывается, она воскликнула вслух. Пришлось перейти в другой вагон. Мысли скакали, в голове воцарился кавардак. Ощущение, что что-то важное действительно не только не сделано, но и не было даже замечено, усиливалось с каждой минутой. Вера растерянно смотрела по сторонам. Обида на жизнь сменялась злостью на себя.
Еще одной мудростью, в которую Вера верила, были знаки, которыми наполнена наша жизнь. Теми, о которых часто писал Паоло Коэлья. Когда-то в юности верила, а теперь забыла об этом. В юности видела знаки повсюду, а теперь не видела и не искала. А ведь сегодня был знак, вдруг поняла она. Бабка эта странная меня специально из вагона вытолкнула. И мужик был не зря. Я после него ведь почувствовала себя так отвратительно плохо. А вдруг надо было дать ему одну из пятисот рублей?
 А как бы ты по городу без денег ходила? – спросило Веру рациональное я.
 Как-нибудь, - вздохнула она. – А, чего теперь. Все равно теперь ничего не исправишь. И Денис наверняка никогда мне не позвонит.
 Выходите? – снова раздался голос за ее спиной. Вера аж дернулась всем телом от мощного дежавю.
 Нет.
 Зря, - пробормотал какой-то старик и вышел. Вера как зачарованная пошла за ним. Вышла из метро, огляделась, пытаясь понять, зачем же она здесь вышла. Вокруг нее раскинулся бетонный мешок Бибирево. Вера остановилась и запрокинула голову к небу. «Я готова услышать то, что не услышала утром. Дайте мне шанс. Я хочу начать все заново». Она произнесла вслух свою тарабарщину и испугалась, что ее прямо сейчас повезут в дурдом. Одновременно с этим ей стало и страшно и интересно одновременно. Как в комнате страха в Парке Горького. Визжишь, но понимаешь, что все вокруг – игра. Понимаешь-то понимаешь, но боишься, что чудище оживет. Прикольно.
 Вера! Как хорошо, что я тебе дозвонилась! – раздался в мобильнике голос Марины. Вера прислушалась.
 А что случилось?
 Нотариус неправильно написал название фирмы. Ты сможешь вернуться?
 Конечно, - засмеялась Вера, потому что, как и в юности, вдруг услышала наконец-то то, что должна была услышать. И поняла, что надо делать. Как в обратной съемке, она понеслась снова на Маринину фирму, забрала бумаги, поехала к нотариусу. Около метро Проспект Мира ее окликнула старушка. Старушка была другая, вопрос был тем же.
 Вы выходите?
 А надо? – улыбнулась Вера.
 Это вам решать, – удивилась вопросу старушка.
 Я знаю, - рассмеялась Вера и вышла. Снова продралась сквозь обезумевшие стада автомобилей, подошла к забору и пригляделась в волнении. Он был на месте. Словно в сказочном фильме мужичок лежал на том же месте, на бетоне забора, поставив розовый пластиковый стаканчик на асфальт. Равнодушные люди ходили мимо. Вера осторожно подошла к нему, заглянула в лицо. Он спал. Тогда она осторожно, чтобы не разбудить, достала из паспорта последнюю пятисотрублевку и тихонько вложила в стаканчик. В нем звякнула монетка, мужик дернулся и повернулся к ней.
 Эй, ты что ж делаешь? Зачем тебе мое нужно? – возмущенно завопил он. Вера отскочила и понеслась к ностариусу. Краем глаза она заметила, как мужик склонился над стаканом. Потом ей в спину ударила волна его радости. На ближайшие дни он был полностью счастлив. Выпить-закусить-посидеть на вокзале с друзьями ему было обеспечено. Волна была наполнена какой-то детским, чистым счастьем. Вера захохотала, подумав, что воистину этот мужик наверное святой, если ему так мало надо для такого концентрированного и неподдельного счастья. Она вернулась к нотариусу, где все как-то по-новому ей заулыбались, радостно исправила нотариусовы ошибки и полетела в Марине. Ноги несли ее так, словно бы она не бродила по городу целый день, а только что вышла из дома, выспавшаяся и отдохнувшая. Теплая радость жизни наполнила Веру до конца.
 Привет, мам! – бросился ей навстречу сын, когда вечер подвел черту под рабочим днем.
 Поздравляю с первым учебным днем, - захлопала в ладоши Вера. – Хочешь, пойдем в кино?
 Конечно, - запрыгал на одной ножке сын. – А ты знаешь, что ты дома кошелек забыла?
 Дома? – ахнула Вера. – Ну надо же! А я на бабусю грешила.
 А ты не греши, - с умным видом отчитал ее сын. – Что за бабуля?
 Любопытной Варваре на базаре что? – усмехнулась Вера.
 Сам знаю, - развернулся и пошел в кухню сын.
 А больше у тебя нет никаких новостей? – с надеждой спросила Вера.
 Ах да. Тебе там какой-то дядя звонил.
 Какой? – сорвавшимся от волнения голосом переспросила Вера.
 Дядя Денис. Он сказал, что он только приехал с Вла-ди-вос-то-ка. Не мог позвонить раньше.
 Правда? А что передал.
 Ничего.
 Совсем ничего? – не поверила Вера.
 Только оставил номер. На тумбочке записка.
 Он просил перезвонить? Что он сказал?
 Ну отстань, мам. Ничего он не сказал.
 Ну почему ты никогда не можешь ответить нормально на мой вопрос, - деланно всплеснула руками Вера. Но тут раздался звонок, ее старенький телефон завибрировал от нагрузки. Верино сердце задрожало, по телу сосновыми иголками пронесся адреналин…
 Алло…
 Вера? Это Денис.