Борька

Я возвращался домой из школы. Стояла ранняя весна, повсюду еще лежал плотными сугробами грязноватый, кое-где чернеющий по краям снег, а мартовское солнце уже работало вовсю, подтапливая его и, превращая в потоки мутной воды, которые, разбегаясь по тротуару, образовывали вместе со снежной крошкой коварное, непроходимое месиво. Одетый по-зимнему - цигейковая шапка-ушанка на резинках, тяжелое цветное пальто с меховым отворотом и валенки с калошами - я шел, не разбирая пути и, кажется, уже промочил ноги. Дорога была знакомая, исхожена вдоль и поперек, и я задумался, как вдруг вылетевший на меня грузовик-трехтонка отчаянно завизжал тормозами и, обдав по пояс холодной, мокрой жижей, остановился.
- Тебе, что, мальчик, жизнь надоела?! - закричал высунувшийся из кабины водитель. Какие-то женщины выбежали на улицу, подхватили меня под руки и отвели на безопасное место, подальше от мостовой. Они наперебой спрашивали, как я себя чувствую, где я живу и не нужно ли помочь.
Я не знал, что им ответить. Однажды, вот так же задумавшись, я столкнулся с незнакомым мужчиной и едва избежал увечья. Он шел мне навстречу и нес на спине громоздкую, стальную раскладушку. Склонившись под тяжестью, он почти не смотрел вперед и тупой выступ пришелся как раз напротив глаза. Удар получился основательным - в минуту в глазах моих потемнело, вспыхнули и посыпались крупные искры и тут же засочилась ручейком кровь. Мужчина, спохватившись, остановился, и, достав из кармана платок, стал поспешно обтирать мне лицо. Убедившись, что глаз цел и что кровь течет из небольшой ранки пониже брови, он облегченно вздохнул: - Эк тебя угораздило! - и добавил: - Везучий...
Женщины, успокоившись, разошлись, грузовик уехал и я наконец пришел в себя. Отряхнувшись, я побрел домой.
Всю оставшуюся дорогу меня не покидало недоброе предчувствие и на душе было тревожно и неспокойно. Улица, которой я шел, была тихая и старинная, вся сплошь состоявшая из деревянных одноэтажных домов с петушками на крышах и узорными наличниками на окнах. Каменных домов было немного, среди них выделялся особняк светло-голубого тона, построенный в смешанном стиле, что-то вроде барокко, где размещался детский туберкулезный санаторий. Обычно я останавливался и подолгу любовался им, сейчас же я, ускоряя шаг, почти бежал и чем ближе подходил к дому, тем сильнее колотилось мое сердце.
Дома меня приветливо встретила мать с дымящимся обедом на кухне. Я торопливо разделся, сбросил мокрые валенки и пошел мыть руки. Но только я сел за стол и поднес первую ложку ко рту, как со двора в форточку донеслось жалобное собачье тявканье. - Борька вернулся! - успел выкрикнуть я и как был - в тапочках и без пальто - выскочил во двор. - Вот что, вот что должно было случиться, - закрутилась в мозгу мысль, когда я неуклюже и радостно бежал на угол дома, к тому месту, откуда мне послышался лай.
Прошлым летом, в июле, дворовая собака Астра, коротконогая желтоватая сучка, принесла четверых щенят. Неуклюжие и трогательно-беззащитные, они сразу сделались любимцами детворы - их ласкали, лелеяли, кормили всем двором. Я очень хотел иметь свою собаку и выбрал себе одного кутенка. Он был очень забавным - кончики лап и хвоста его были белые, а сам он был нежно-коричневого цвета. Я ухаживал за ним все лето, соорудил удобную конуру из фанеры и картона и допоздна играл с ним по вечерам, мечтая, что когда-нибудь мама разрешит жить ему в нашей квартире. Я мечтал, понимая, что это невозможно - дома у нас уже жил большой боевой кот Васька бухарской породы, который терпеть не мог собак. Сердце мое сжималось от жалости к беспризорному щенку, которого я назвал Борькой.
Теплые дни пролетели быстро, наступила осень, конура больше не спасала от дождя и я переселил Борьку в подвал третьего подъезда, застелив угол возле паровой трубы старым тряпьем. Каждый вечер я приносил туда мисочку супа и мясных костей и из темноты мне навстречу с ласковым визгом бросался под ноги изголодавшийся щенок. Однажды, придя как обычно, я не застал Борьку на месте. Прошла неделя, другая, я искал его повсюду - на улице, во дворе - и все напрасно. Некоторое время спустя поиски мои увенчались успехом - я нашел его. Грязный и промокший, весь в слипшихся комьях он жалобно скулил и скулил, не переставая, и никак не мог наесться. Я гладил и целовал его, а он мелко дрожал и прижимался ко мне, словно искал от кого-то защиты. Когда первые радости от встречи закончились, я обнаружил, что у него не было задних лап. То есть они, конечно, были, но это нельзя было назвать лапами. Кто-то, большой и сильный, безжалостно и равнодушно отдавил их ему и Борька ползал, передвигаясь на передних лапах и таская повсюду за собой оставшуюся неподвижную часть. Смотреть на это было ужасно. Каких только бед и несчастий не желал я тому человеку, кто, по злому ли умыслу или случайно, сделал щенка инвалидом, нет и не будет ему прощения!
Теперь мы виделись редко, Борька появлялся неожиданно, съедал все, что ему было приготовлено, и также внезапно исчезал, не желая, видимо, отягощать меня своим убогим и безрадостным существованием. Где он пропадал, прячась от ненастья и надвигавшихся холодов, не знаю, я уже отчаялся искать его и примирился с таким положением дел, но по-прежнему выносил на крыльцо подъезда тарелочку с супом. Наутро она зачастую оказывалась пуста, то ли приходил тайком Борька, то ли бродячие собаки натыкались в потемках на теплый ужин, воздавая хвалу небесам за свалившееся на них счастье. Кто знает...
Никогда не забуду нашу последнюю встречу - я шел в школу ко второй смене, днем, и за мной вдруг увязался Борька. Медленно и мучительно, напрягаясь из собачьих сил и стараясь не отставать, он упрямо полз за мной и мне поневоле приходилось замедлять шаг. А он все полз и полз, словно чувствовал, что больше не увидит меня и влажные собачьи глаза тихо смотрели с любовью и благодарностью. Я прикрикнул на него, прогоняя, - впереди лежала улица, по которой беспрерывно, с шумом, проносились машины. Этого препятствия ему было не преодолеть. Подрагивая уставшими лапами, он остановился и замер. Я перебежал улицу и, не оборачиваясь, пошел быстро в школу. Пройдя шагов пятьдесят, я все же не выдержал и обернулся - позади неподвижной точкой чернела грустная собачья фигура.
Больше я его не видел.
- Сережа, Сережа, иди домой, простудишься, - взволнованный мамин голос звал меня, а я все искал и искал своего щенка с белым кончиком на хвосте, своего Борьку, подарившего мне столько счастья и неповторимой детской радости, мне казалось, что он где-то здесь, рядом, просто я его не вижу, и я тру кулаками глаза, просыпаюсь, и подушка почему-то вся мокрая от слез...