Сила искусства

Это был обычный вечер в строительном рабочем общежитии. Я сидел в своей крошечной комнатке (крошечной, но своей – в том смысле, что в ней я жил один). Обычным этот вечер был для всех обитателей этого унылого дома, но не для меня: в этот вечер решалась моя судьба (как мне тогда казалось). Моя судьба была связана с наукой – не какой-то там высокой наукой, определяющей судьбы человечества, – а с более приземленной, прикладной, от которой, тем не менее, тоже многое могло зависеть. Я выбрал себе такой путь, но не сумел согласовать его с тем, который там, наверху, распоряжается нашими судьбами. И поэтому он мне устраивал биографию, все время уводившую меня куда-то в сторону.
Вот и теперь, я вынужден был работать в какой-то дурацкой строительной проектной конторе. А незадолго перед этим был мастером на строительстве большого автомобильного завода, сооружавшегося в Москве на месте болота. Болото это нужно было ликвидировать. Это была грязная и тяжелая работа, которой не желали заниматься избалованные москвичи. Поэтому эту работу делали всякие приезжие люди, которых называли лимитчиками. У них для этого был единственный стимул: они надеялись (хотя им этого никто конкретно не гарантировал) со временем стать "законными" москвичами. Я тоже был лимитчиком, ибо после окончания московской аспирантуры мне почему-то не хотелось возвращаться в свой родной город Баку, где мне ничего хорошего не светило, ибо на мало-мальски хорошую работу, в том числе и научную, там принимали, в основном, только аборигенов – азербайджанцев.
Но я считал, что наука – это не работа, а призвание. И поэтому, какие бы фокусы ни выделывала со мной судьба, я практически все свободное время посвящал научным занятиям. В нашем главке (Главном управлении специальных строительных работ) рассказывали друг другу анекдот о том, что на этом болоте, которое официально именовалось "Сукиным болотом", среди разного рода алкоголиков и недавних уголовников работает какой-то чудак, который там, на болоте, пишет диссертацию.
Тогда до диссертации дело еще не дошло. Мне просто нужно было решить конкретную научную задачу, которой я занимался уже много лет. Когда-то мне, неопытному аспиранту, эту задачу навязал Леонид Семенович, тогда еще доцент, позже - профессор. Он говорил много красивых слов о высокой актуальности этой темы, о необходимости ее для страны, о том, что наша кафедра имеет право ставить перед аспирантами задачи такого уровня и т. д. На самом деле, все было проще: у Леонида Семеновича был заказ (как тогда это называлось, - хоздоговор), за выполнение которого ему платили деньги. Эту работу кому-то нужно было сделать, и лучше всего, как проверено это было многолетней практикой, для этого подходил аспирант, которому придумывали тему исследований, близкую к тематике хоздоговора. Когда я, потратив год своей жизни (и один из трех лет аспирантуры), выполнил хоздоговор для Леонида Семеновича, он потерял интерес к моей теме и ко мне, и вскоре вообще перешел в другой институт (по современной терминологии, он меня "кинул"). Мне нужно было все равно решить эту научную задачу, либо вообще расстаться с мыслью о научной деятельности. Но срок аспирантуры закончился, а остаться работать на кафедре я не мог, потому что для этого была нужна, по крайней мере, московская прописка, которой у меня не было, и которую я пытался заработать на "Сукином болоте".
Итак, я сидел вечером в рабочем общежитии и выводил главную формулу своей научной работы. Я потратил годы на то, чтобы подойти к этой формуле, и сегодня, наконец, я должен был ее получить. Если она получится, то мои усилия были потрачены не напрасно. Ну, а если не получится, то... Она не получалась. Я проверял и перепроверял свои рассуждения, сопоставлял результаты сложных расчетов, пытался найти новые варианты – ничего не выходило. Постепенно меня стало охватывать отчаяние: по-видимому, исходные предпосылки были ошибочны, хотя я многократно их критически переосмысливал. Появились мысли о безрадостном будущем, и вообще... Мои грустные размышления прервал звонок у двери.
Говорят: если к вам позвонили у дверей, то теоретически, в принципе, возможно, что к вам пришла в гости английская королева, но с несравненно большей вероятностью - это пришел сосед за спичками.
Это не была английская королева, и это не был сосед. У двери стояли знакомая актриса Нина, не очень юная дама средней упитанности, и с ней рядом – Боря, физик и поэт. Боря был платоническим другом Нины. Они постоянно изливали друг-другу свои глубокие творческие переживания и находили в этой дружбе необходимые каждому из них моральную поддержку и участие. Нина была характерной актрисой, когда-то сыграла третьестепенную роль в одном кинофильме. Такие же роли она играла и в театре. Она жаловалась Боре и другим знакомым, что режиссер не в состоянии оценить ее глубокую и тонкую творческую натуру. А Боря занимался разработкой научных основ связи с внеземными цивилизациями. Он также был одним из переводчиков популярной тогда футурологической книги С. Лемма "Сумма технологий". Кроме того, он писал стихи о своих тонких переживаниях и читал их, в основном, Нине. Интерес Нины ко мне определялся, по-видимому, характерной для ее профессии потребностью в новых романтических увлечениях. Впрочем, при этом меня не удостаивали тех волнующих откровений, которые доставались Боре: я был недавним провинциалом, недостаточно отесанным и недостаточно тонким, чтобы в полной мере оценить такую натуру...
Нина, задыхаясь от волнения, сказала мне прямо в дверях: У меня два билета в Большой театр, на "Собор Парижской богоматери". Первое действие уже началось. Такси – у подъезда. Нужно было немедленно все бросать и лететь в театр. Это было вполне в духе богемы, к которой относили себя мои гости. Я понял, что бесполезно им объяснять про свою проклятую формулу, про свое эмоциональное состояние. Эти эгоцентричные люди все равно бы ничего не поняли. Наверное, все к лучшему. Нужно бросить все к черту и ринуться в богему, ибо это – в традициях российских интеллигентов. Я только позже понял, что Боря здесь был для страховки: если бы меня не оказалось дома или же при других непредвиденных обстоятельствах он бы сам пошел в театр по второму билету.
Балет "Собор Парижской богоматери" был привезен из Франции, с французскими танцорами. До сих пор в Москве видели только классический балет, с красивыми, но канонизированными танцевальными движениями. Я не был большим поклонником классического балета. Но то, что я увидел здесь, не было похоже ни на что. Раскованные движения, изумительная фантазия, потрясающая пластика. Нарастающее эмоциональное напряжение. Эсмеральда в панике металась по сцене. Но на каждом шагу перед ней возникал преследующий ее Квазимодо. Это разные артисты, одинаково одетые и одинаково загримированные, выскакивали по очереди из люков в полу на пути мечущейся Эсмеральды. Это производило сильное впечатление. Я ничего подобного никогда не видел. Я вышел из театра в экзальтированном состоянии, для меня отнюдь не типичном.
Нина тоже была в восторге. Я проводил ее домой. Ее интеллигентски-ненавязчивое приглашение я постарался вежливо проигнорировать (наверное, это все-таки было не слишком вежливо). Меня распирали эмоции, какой-то необычный духовный подъем. Хотелось чего-то необыкновенного. Я пожелал ей спокойной ночи.
Я вернулся домой в полночь. Спать совершенно не хотелось. Я вспомнил о проклятой формуле и сел за рабочий стол... В три часа ночи я получил, наконец, эту формулу. Эмоциональный подъем обострил интеллектуальные способности.
Это была еще не победа, предстоял еще долгий путь. Я сделал эту работу, доказав самому себе, что мне это по силам.
Кафедра не утвердила мою диссертацию к защите. У меня не было научного руководителя. Некому было поручиться за доброкачественность работы. А вникать в нее у нового заведующего кафедрой и ни у кого из профессоров не было желания. К тому же мой бывший однокашник Феликс, который незадолго до того успешно защитил диссертацию, сказал мне, что, несмотря на авторитетного руководителя и восторженные отзывы оппонентов, при голосовании его работы в Ученом совете на некоторых бюллетенях были антисемитские надписи и ругательства.
- А у вас такой поддержки нет, и нынешний антисемитский Ученый совет вас точно завалит.
 Я забросил диссертацию на полку и семь лет к ней не прикасался. Свою работу я опубликовал в нескольких номерах ведомственного журнала. Она, по-видимому, никому не понадобилась, хотя мне сказали, что я закрыл научную задачу, на которую Государственные научные институты безрезультатно потратили более двадцати лет.
Но та волшебная ночь осталась в памяти, как крупное событие: я поверил в себя. Искусство – великая вещь!