Осенний блюз часть 1

Это писалось в ту пору, когда мне было грустно, когда я была оторвана от друзей и просто что-то не получалось. Предупреждаю: кроме концовки, всё правда. Не судите строго - очень печальный рассказ о безответной любви.
Осенний блюз
1
...Он ехал на встречу с друзьями. Это просто непредставимо, как давно он с ними не виделся - почитай, уже ровно месяц... А завтра уже уезжать. Он сам так решил. И уже приготовился - взял ключи от пустующей дачи, накупил много чего...
Только бы на глаза ему не попасться, только бы избежать встречи с ним, не надо!
Ари стоял на станции метро и перебирал в руках сувениры из Румынии. Он бы купил всем друзьям по кружке с забавной надписью "Для приготовления 1-го литра коктейля взять: столько-то милилитров крови группы такой-то, такой-то и такой", и с припиской "положить ломтики лимона и лёд", но ему бы просто не позволили бы. И потому он не стал. А для своей любви он купил бы вино "Вампир", в красивой антуражной упаковке с капельками крови, но он не стал этого делать - попросту отрекся от этой затеи, задав себе вопрос: "Зачем?". Не оценит. Его любовь не замечает, когда Ари - всегда в ущерб себе - шагает ей навстречу. А потому - пускай ржавые когти в сердце, и оно уже нарывает - он уезжает туда, где его не достанет телефон. А телефон ни разу не позвонит, он это точно знает...
Ибо в большом и пыльном хранилище несбывшейся мечты слишком просторно и много места. И именно туда, где грудами свалены пропыленные папки, отправляется папка с полустертым, некогда(а сейчас разве нет?) дорогим именем. Пусть поверх букв ляжет штрих чёрного маркера и надпись "Брак". А ещё - зачеркнутое имя. Исправленное имя. Имя, которого - больше - уже - не существует.
Друзья встретили, и как забилось обрадованно сердце... Но одной встрече сегодня не состояться. Не надо. Не стоит больше. Пустые надежды, лживые обещания, невыполненно ничто. А все потому, что - не нужен. Да и делаешь всё зря. Напрасно. Тогда - отрекись от действий. И он отрекся.
Отступаться было тяжело. Но он не позволил себе быть безвольным, смог выдержать. Осталось всего ничего. Живя без никого. Но зато он нашёл целый клад - своего друга, который ни за что и никогда его не кинет. И он был счастлив.
Вот он, до боли знакомый поворот - за ним он. Всего-то пройти опасные несколько метров, и, скрытая за деревьями, появится поляна, а на ней - его фигура. Подойти, подбежать, кинуться в объятья и плакать от радости встрече, от радости обретения.
Нет. Это он повторял себе всякий раз, впиваясь пальцами в подушку в неслышном плаче, когда кто-то отщипывал от его души клочок за клочком, и было так больно, что хотелось умереть. Так болит раненное сердце... А то, что Ари нездоров, для него стало ясно давно. Когда всякая обида начала откликаться болью...
"Пока, - просто сказал Ари и добавил, опустив глаза - они были полны боли и тоски, которую уже не удавалось утаить. - Я бы хотел снова увидеть его, сказать ему "привет, это я, я вернулся!"
"Ну так иди к нему!" - сказал ему его друг.
"Нет, - Ари снова подумал о том, что не хочет ввергнуть себя в пучину разочарований. - Прощайте. Завтра мне уезжать".
И быстро, пару раз оглянувшись - словно раненный конь, пошёл прочь, выуживая из сумки наушники от своего маленького персонального компьютера.
Он знал, что за песня будет сопровождать его до метро. Брайан Аддамс, "Протрубите в рог". Итак горько, пусть будет так, что захочется выть. Первые аккорды - словно кто-то сминает лепестки, и почти не слышен звук от них. Только... Словно искрошили всю душу, из книги выпадает засушенный между листов цветок, и как пылью крошатся хрупкие, сжатые в кулаке, тонкие лепестки и листья.
Ари шёл прочь, как всегда один, он убегал из парка, унося в сердце - теперь уже он знал, что незаживающую - рану. Он с трудом старался не расплакаться, так грустно было.
Поворот - бетонную стену наполовину скрыли листья лопуха - и финальные аккорды песни, что дерет душу - герой её воспрял духом и продолжает борьбу.
Он обернулся всего лишь на миг, но миг продлился невыносимо долго. Сколько ударов сердца? Он не останавливался - всё так же, не оглядываясь уже - зачем? - убегал прочь, быстрее, скорей, вон из этого места, где всё напоминает - о нём. Это только в фильмах так будет - что он побежит за ним, догонит и окликнет - этим забытым, уже с месяц непроизносимым именем, и Ари, конечно же, согласится пойти, вернется, и всё будет как прежде.
"Напрасная надежда. Иди. Ты уже всё решил - сам. Теперь - только идти", - он твердым шагом прошёл мимо беседки, где вполне мог бы быть - опять - он, и чуть задержался возле поворота. Он ведет на их старое, такое привычное место. И там он тоже может оказаться. Лишь пройди несколько шагов, скажи свое "здравствуйте!", которое ты так мечтал сказать, только сверни на эту дорогу, и ты - что вполне вероятно - не найдешь никого. Ты никого никогда не находишь. Потому... Лучше воздержись.
И он ушёл. Прочь. Его не будет месяц. Но он этого не заметит. Интересно, будут ли по нему скучать? Нужен ли он? А, может, он жутко, кошмарно ошибается, прибиваясь не к тем, кому нужен? Возможно ли такое? Надо быть проще - ему все об этом твердят. И он старается.
Он не остался дома. Не поужинав, он стремглав побежал к своей подруге. А потом - последний раз в этом месяце под звездами, вдвоем, они горланили на всю Рублёвку "Королей Ночной Вероны", и было жаль - идти совсем недалеко. И не успеть - наболтаться вволю.
"Смотри, какие там, наверху, звезды!" - прошептала она.
Он посмотрел вверх, словно хотел достать взглядом самую близкую, и скользкой ящерицей приползла к самому сердцу мысль о том, что, вполне вероятно, где-то там, в оставленном парке, так же на звезды смотрит и он, и что же напоминают они ему? Такое же, закрытое облаками небо с отдельными проколами на месте звёзд, где просвечивают эти светлячки... Только в вышине свет уже зажженных фонарей безжалостно делит на темное со светлым листву деревьев, и кружевной узор из вязовых листьев накладывается на редкие облака...
И он, конечно же, думает не о тебе.
Или - страшно даже подумать, страшно даже представить - он разучился чувствовать красоту. Если вообще умел.
Ари вздохнул и побрел домой. Вот и все. Все нити оборваны, нет их больше.
 2
Ему ничего больше не оставалось, как складывать из букв его имя. Он достал с верхней полки шкафа старинную игру "Эрудит", правила к которой были на желтоватой уже рассыпающейся бумаге, и выбрал из множества рассеянных по доске букв несколько самых дорогих его сердцу.
Буквы легко вставали на отведенные им места, складываясь прямо в центре в драгоценное ему имя, имя человека, которым он так дорожил, и кто сейчас начинал обращаться в ничто, скатываясь к столь ненавидимому им существу.
Один удар по доске - и рассыпались, раскатились по всем углам буквы, превращаясь в бессмыслицу. Вместе с покатившимися буквами на ковер слетели слезинки - и Ари, подобрав с доски несколько букв, выложил новое - столь ненавистное - имя. И - уже с силой - снова ударил по доске, сжав зубы до боли. Кинуться к телефону, дрожащими пальцами набрать смску - и выбрать им самим стёртое в номерах имя, которое отныне стало проклятым... И - опять успокоиться ещё одной ложной надеждой, которой не суждено сбыться.
Сегодня с утра, когда он ещё даже не успел войти в дом, сойдя с электрички, - как же всё в нем кричало пойти и взять обратный билет! - но он сдержал порыв, хотя на глазах и выступили слёзы, - его позвала к себе соседка. Помешивая в кружке заваренный с мятой чай, он сдержанно, стараясь, чтобы печаль не скосила уголки губ вниз, улыбался и просил добавки - конфет. А потом его старушка-соседка, мимолетом заглянув в его печальные, но от этого нестерпимо синие глаза, заметила:"У тебя какая-то боль". Она передала ему литр свежайшего молока и отпустила, сказав, что для него стало бы лучше, если бы он рассказал бы всё ей, не держал бы в себе. А он ответил лишь - "Это невозможно", хотя в голове кто-то придушенно кричал - "Выложи ей всё, не томи! Тебе же плохо, не скрывай же этого!"
"Бедненький, ты же страдаешь!" - произнес вкрадчивый мелодичный голос.
Ари, не веря своим ушам, встрепенулся - на маленьком компьютере как раз стояла песня "It could be miracle - if you believe", и успел заметить, как, окруженный бабочками павлиний глаз, рисунок крыльев которых вызывал в памяти ожидание чего-то необычного, к нему шёл по огороду человек. Он приветливо улыбался, а его чёрные одежды взметались за ним изломанными брызгами морской воды, а у глаз был схожий с узором крыльев бабочек блеск. Ничто не могло потушить его. Человек приближался, и в его пальцах лежал резко пахнущий огуречный листик, а по вынутому из ножен клинку бежала древняя тьма. А за спиной его сыпал исколотыми осенью листьями, похожими на смятые искры, клен, и несколько листьев лежало на плечах человека и застряло в распущенных чёрных волосах, на которых даже бликов от солнца не замечалось.
И человек, которого Ари прозвал Волшебником, разговаривал с ним, и от его рук почему-то пахло ароматом дыни, и Ари размышлял, откуда выдернуло для него этого человека, чье присутствие действовало столь успокаивающе. Этого просто не могло быть - Волшебник нужен другим, и зачем ему быть здесь ради Ари!
"Ты нескоро оправишься от этого, Ари, - сказал новый друг - голос его был похож на то, как мороз перебирает в руках своих сосульки, думая, куда бы их вывесить завтра. - И я знаю: ты думаешь о том, что очень бы хотел спросить меня напрямую обо всем там, где я живу. В одну звездную ночь, когда огненной слезой заплачет небо, ты придешь ко мне во сне, мы поговорим, и я дам тебе цветок лилии в подтвержение того, что это - было. Жди ночи, когда небо царапнут в нескольких местах небесные беглецы".
Песня заканчивалась, и Ари знал, что Волшебник, скорее всего, не задержится, уйдет с последней нотой. И Ари вопросительно взглянул на изящную фигуру, ожидая чего-то, и Волшебник ответил:
"В отличие от других, я не бросаю и держу свои обещания", - и тут он выпустил из рук странную крупную птицу с сизым одним крылом. Птицу подхватил ветер, она тяжело упала на песок и начала пытаться взлететь. Волшебник не помог ей, а, наоборот, переступил через неё, не обращая ни малейшего внимания, подмигнул и исчез, и только прозвучало в леденеющем августовском вечернем воздухе на прощание:
"Не стань для людей такой птицей. Твой друг - уже - стал. Злой тварью". И, как остатки волшебства, в ночи пронеслись растерянные лимонница и павлиний глаз, а потом, приглядевшись, Ари понял - его подводит зрение, это всего лишь мотыльки. Неужели Волшебник и правда беспощадно убивает раненых птиц? Не дает им возможности подняться в небо ещё раз? Откуда - такое жестокое обращение? Ари перешагнул через брошенную птицу, которая мертвой лежала на тропинке, и подумал о том, что надо бы утром убрать её, поскольку Волшебник этим не озаботился. А потом Ари наклонился к мертвому голубю, как ему показалось, и отшатнулся. Одно крыло голубя полностью состояло из близко шмущихся друг к другу ястребиных перьев, а когти были хищные, загнутые. Это была уже не безобидная птичка, а настоящий опасный хищник. Так вот чему хотел научить Волшебник! Он ничего без умысла не делает!
Желание бежать без оглядки, в панике, охватило Ари, и он успокоился только забежав в дом. Он прошел по всем комнатам и везде зажег свет. Но всё равно за пределом освещенного квадрата белело тело окаянного голубя, так недавно сидевшего на руке Волшебника.