Осенний блюз часть 2 она же последняя

3
Осень настигала его везде: от первых желтых листьев в саду до цветения флоксов. В ней не было недостатка. Желтые, рыжие, цвета крови - листья лежали повсюду, пугали его, попадались ему под ноги, разлетались из-под ног веером восточной красавицы. Все-таки гроза с громом - это не так страшно как подобная молчаливая смерть в цвете. И в поздних домерзающих в саду, упрямо цветущих хризантемах. Он стоял возле окна, отказываясь выйти, ведь на улице дождь, и наблюдал за тем, как стекали по стеклу разноцветные листья, и едва крепился, чтобы не закричать. Почему это так пугает? Как пустующий парк, где никого не сыщешь в дождь, когда ты так намок без зонтика, а твой друг, которого ты видишь раз в неделю, так и не пришел и не хочет тебя видеть. Какое редкостное удовольствие - пройтись по лужам, поставив на маленьком компьютере любимую музыку! И ты точно знаешь - он не поинтересуется, что ты и как ты, пропади ты хоть на месяц. Ему будет плевать на тебя, как плевать ему на большинство людей, а разве это не ты, кто корит себя за столь наплевательское отношение к людям, за то, что ты не умеешь слушать, Ари? Ари? Оторвись от пустого созерцания, иди приготовь себе чего-нибудь на завтрак!
 А потом произошло ужасное. Он сам это допустил, никто его не принуждал, его просто попросили об этом, и, как всегда, он кинулся головою в омут. Не задумываясь.
А потом ему приснился Волшебник. Проступок Ари был настолько тяжким, что он был даже удивлен, как сумел он остаться безнаказанным после такого. Это действительно было и вовсе излишним, но разве мог он осознать?! Он просто не раздумывал. Он хотел кое-что опровергнуть. Опроверг. Но душу себе изодрал в клочья, и придется ещё походить с пламенеющей раной, поскольку бинтовать нечем. Да и вряд ли это возможно.
Причем...вина была его! Если только он проговорится... Он не должен. И этого не будет.
И потом... Ночь он провел в терзаниях, в безмолвном крике сгребая в руках простыню. Он катался по кровати, отказываясь верить в самый страшный из своих снов, в то, что он - ТАКОЙ. Демон ненасытный. С треском ломающий все установленные законы подряд.
А потом... Сон пришёл к нему всего на полтора часа, а потом суждено ему было вновь проснуться и мучиться. Но сон этот отчасти успокоил его.
Сначала возник образ текучей воды, который в сознании Ари связывался - успел связаться - с Волшебником. А потом гнилые деревья с фонарями на ветвях, и плавающие на воде фонарики из кувшинок, вызывающие почти мистический ужас - в их серединке что-то мерцало, словно свет расплавился...
А потом, шагая через высокую траву, которой было не видно, к Ари вышел сам Волшебник. Ари был так взвинчен и настолько чувствовал себя виноватым, что даже не подумал о том, что он впервые не отворачивается, а на Ари смотрят пронзительные всеведующие глаза. И от этого взгляда Ари чуть не поплохело. Он бухнулся на колени в гнилую болотную воду, а Волшебник тотчас поднял его с колен. Не успев оправиться от испуга, Ари ощутил, что Волшебник поддерживает его, и досмерти перепугался. Мягко отстранившись, Ари заглянул в его глаза и понял, что тот знает всё. Так каково же будет наказание?
Волшебник ещё раз взглянул на Ари, удовлетворенно кивнул и сказал: "Связывать я тебя не буду. Не убежишь. Поскольку ты хочешь, чтобы наказание было, и чтобы я наказывал".
Он указал Ари на белый камень далеко впереди.
"Иди туда. Встань возле камня. Не надо меня останавливать".
А потом Волшебник принес кнут, конец которого был смочен в воде. Ари оглянулся, подошел к нему и молча скинул куртку, подставив обнаженную спину под беспощадные удары.
Пока кнут вспарывал ему кожу, Ари ловил себя на мысли о том, что ему приятно. "Извращенец", - обругал он себя, но что он мог поделать? Ведь ему же вдобавок и больно...
"Достаточно, - Волшебник свернул кнут и отбросил его в сторону, протянул Ари куртку, которую тот тотчас же натянул. - Ари, приходи ко мне завтра, я обработаю тебе раны. - взгляд на белый камень, забрызганный кровью. - И мы поговорим. Я буду мягок. А ты... Постарайся не сорваться. Нельзя так с тобой поступать. И ты тоже не обязан быть таким, каков ты не есть. Прощай. И спасибо тебе за твое доверие мне".
В следующий раз Ари пришел совсем неслышно. Ему казалось, что он идет по мягкому мху, но это было вовсе не так. Он ступал по воде, налитой на стекло, но почему-то не оставалось всплесков, только эта вода всё утекала куда-то, что уже было странно - ведь стекло не было наклонено. Ари видел ещё и вдобавок свое отражение, но так, словно наблюдал со стороны. И - никаких признаков Волшебника. Куда он делся? Хотя кто говорил, что он обязан сидеть здесь вечно ради Ари...
"Волшебник!" - не удержался и позвал его Ари. В его душе царил беспорядок: ему казалось, что кто-то проник к нему в душу и перерыл там всё, и теперь ты навряд ли найдешь то, что положил на видном месте, чтобы забрать потом. Почему-то на ум приходили два кота, один из которых прилежный и любимый дома, мирно мурлычущий на коленях хозяина, и так интересно наблюдать за тем, как он лакает молочко из мисочки. Но, привыкнув к раю, трудно, почти нереально поверить в ад. И второй кот - властелин ночи, хозяин крыш, преступник, любитель кошечек. И вряд ли кто догадывается, что это один и тот же котик!
А между тем Ари ощущал себя этими котами. И он шёл к Волшебнику, чтобы тот помог ему запереть в себе ночного гуляку.
И отвлек его от какого-то странного дела: тот чинил какую-то стену, подбирая нужные камни.
"Но что это ты делаешь?" - удивленно спросил у него Ари.
"Занимаюсь починкой," - ответил ему Волшебник, отряхнув руки. - Видишь ли, тут многие камни расшатались основательно и теперь надо поставить их на место. Ты бы справился с этим делом?"
Ари мгновенно понял, о чем толкует Волшебник, и покачал головой.
"Ты хороший парень, Ари, да вот только надо, чтобы кто-то удержал тебя на краю пропасти за клочок плаща. Ты слишком часто порываешься туда прыгать".
На следующее утро Ари проснулся очень рано, а рука его наткнулась на сломанную пополам лилию.
4
Только цепи тихо покачиваются в блекнущем свете подземелья... А ведь Ари видел только фундамент, и откуда - всё это? Во сне быстро выстраивается прежняя темница, и тебе становится просто не по себе... И ты висишь где-то там, среди спутанных цепей, и медленно поднимается вверх вода... И ты захлебнешься... Непременно.
А ещё - пустующий парк, по которому бежишь в босоножках наперегонки с дождем, и вода из луж пополам с грязью разлетается из-под твоих промокших ног... И по ногам попадают пропитанные водой листья, и ты видишь шпоры боярышника, а ещё - кучку людей, которые играют в домино... А дождь никогда не кончается, и только тяжелые капли текут по твоему обнаженному больному сердцу... Мешаясь с кровью из него... И над твоей головой смыкается тьма, и лишь чёрные, неравно обрезанные крылья загораживают от тебя твою смерть... И тебе так не нравится, когда с тобой обращаются как с ненужной игрушкой.
И сейчас тебе опять идти в чат, и ждать его там, засыпая, в ущерб себе, ведь он появится снова в два часа ночи, снова пьяный, всегда пьяный, прокричит это на весь канал - и уйдет... А ведь я ждал тебя здесь, я ведь хотел, чтобы со мной поговорили, чтобы это был - ты... Но ты всегда предпочитаешь меня всему. Я тебе не нужен, и даже если я умру, ты не заметишь... Давай расстанемся, я для тебя значу меньше ореховой скорлупки на ветру... Я отныне не я, и я стану веселиться и пить, а эта моя жизнь - пусть останется на уже перевернутых страницах, это у Ари всё может быть неблагополучно и плохо. Ну его, пусть грустит себе на сложенной в лесу поленнице, скоро его скушают волки... А я перечеркну его. Его больше нет. Он не вырвется из этого леса, поскольку и леса-то нет... Только первые ряды деревьев. А за ними - я ещё не придумал.
Почему ты так обращаешься со мной? Почему ты не соглашаешься быть со мной и отвергаешь все мои предложения? Ты ведь знаешь, я - волшебник, и все, что я буду творить, пойдёт исключительно тебе. Я потерял вкус к жизни. Я забыл вкус шоколада, я почти перестал есть. Я исхудал. Я, Ари, отдаю тебе всё, не оставив себе ничего про запас. И у меня больше ничего нет и не будет. Неужели тебе никогда не заметить моих стараний? Ты ведешь себя как король. Ну так и будь им. А я... Поищу себе равного.
И он оборвал провода.
Его изранили и кинули на обочине. Он казался себе самому кошкой с отдавленной лапой.
Он ходил по двору и собирал листики. И он складывал по два листа - зеленый с жёлтым. Лето и осень. И эти листья он раскидал по всему дому, и под вечер садился на ступеньках с бутылкой и бокалом, и пил, пил, пил... А потом с трудом засыпал - как бешеное билось сердце, оно колотилось как бабочка в закрытое окно... Но как выпустить бабочку? Он не знал. Он просто сидел и пил бокал за бокалом. Пока оранжевая луна не показывалась над крышей. И пока не начинали одолевать глюки, и не выходил из кустов смородины давний знакомец его, единорог. Белый как облако, и клубилась грива и хвост извивами. В ночи. И Ари подходил и прятал лицо среди пахнущей фиалками и сенокосом гривы, и единорог что-то печально пел, - всегда одну и ту же песню, беспредельно грустную, и невозможно было понять, о чем она. А с небес тек бесконечный поток метеоритов, и где-то там были чьи-то глаза, много глаз... Белые мигающие точки. И единорог смотрел ввысь вместе с Ари, а наутро тот просыпался - и, естественно, никакого единорога не было возле него, хотя волшебный конь и засыпал возле его кровати как сторож....
5
...Медленно лилась вода из крана. В ванной поднимался пар. Ари сидел, сжавшись в клубочек на полу, и смотрел пустыми глазами прямо перед собой. Ему было одиноко и грустно. А на краешке ванны лежали акварельные краски, которыми он так долго красил мир. Собственно, сейчас он решился покрасить ими себя. Он запомнил, как это делалось в мюзикле "Кошки", на который он недавно ходил, вернувшись из деревни, и чёрной краской разрисовывал себя, стоя перед зеркалом. Впрочем, всё это было к чёрту, поскольку сейчас он плакал. И черная краска мешалась с его слезами, а он всё сидел в полном одиночестве и смотрел вдаль, словно подстреленный. Ему снова было плохо. И снова - по той же самой причине.
И зачем только - понадеялся? Зачем только - допустил к себе? Ведь зря потратил целый вечер, и, как всегда, впустую. К нему опять не пришли. Не пришли и не пригладили смятую шёрстку.
Ари даже представить себе не мог, что кто-то может обойтись - так - с ним. Ему было больно, он это осознавал, но поделать ничего против этой боли он не мог. Он казался самому себе духом морозного зимнего ветра, который всегда бродит в поземке, выкинутый на холод людьми. В его руке из морозных струй ветра и из хрусткого первого льда сплетался цветок метели, наполовину занесенный снегом, и эту льдистую розу он клал возле оконного стекла, и раскрывались тугие лепестки, и по стеклу разбегались узоры... Ари стал продумывать эту линию, размышлять о том, что было бы, если бы когда-то одинокого мальчика не выбросили бы в сугроб в рождественскую ночь, и не оставили бы там так, пока он не стал призраком, и его дыхание - мороз, и плащ его нижет снег по снежинке, и в волосах его только замерзшая вода, и лёд вместо слёз бежит по щекам, застывая где-то внизу маленькими капельками... И, набирая себе горсти снежной нетающей крупы, мальчишка кидает её в метель, и в порыве ветра сплетается всё это в причудливые образы его прошлой жизни. И мальчик уходит не оборачиваясь стоит только человеку окликнуть его, и...
Ари остановился. Ну вот, как всегда, фокусник заглянул в свою шляпу и вытянул бесконечную ленту, и не знает, когда та кончится...просто тянет и тянет. Да, Ари, ты волшебник, ты тот фокусник, вот только волшебство твоё в большинстве случаев не работает нисколько. А жаль. Что нельзя его на себя направить...
На компьютере пели мюзикл "Иисус Христос - суперзвезда", и слова, как это всегда бывает, были сейчас в тему. "Я не знаю как мне быть - как его любить!" Ари хотелось снова бежать к той реке, со дна которой он и его возлюбленный поднимали камушки и кидали в воду. Тогда над головой кружились листья, эти листья цвета раскрошенного кирпича, листья клена... А закатное солнце медленно стаивало маслом в воду, и масло было цвета мёда... А наутро, когда уже Ари проснулся, пошёл дождь, дождь навзрыд, словно у кого-то там, наверху, было крушение души... И Ари снова был один, ведь он не был для своей любви ферзем на доске.
Он помнил странный сон, в котором по старинным улицам готического города он также шёл куда-то, и все люди отворачивались от него, и только звякнул колокольчик, как только Ари зашёл в старинную лавку сувениров. Теми, кто поразил его, были каменные плачущие ангелы на полке, где было подписано: "Разбитые мечты". Реальные слезы бежали по каменным лицам, и в крыльях ангелов не было перьев, а эти наполовину каменные перья были разбросаны повсюду. Ари подобрал одно перо, затем ещё и ещё, собрал из этих перьев крылья одному ангелу и застыл, ему было интересно - что же дальше? Старуха-продавщица безучастно наблюдала за ним, а перед ней лежало несколько каменных перьев. А ангел вдруг отряхнулся, сбросив камень со своих крыльев, и, взмахивая ими, которые были цвета белой сирени, взмыл под потолок и улетел. Ари на ладонь лег только маленький ему неизвестный сизый цветок.
И на этом сон обрывался.
Ари всё ещё сидел, обхватив колени руками, в ванной, пар медленно поднимался ввысь и охватывал, окутывал его непроглядным облаком. На стиральной машине валялось несколько сорванных с клена листьев, и на них были пролитые дождем слезы.
"Ты разодрал мне душу в кровь, и ты будешь продолжать раздирать!" - хотелось крикнуть Ари. И ему будет наплевать - быть может, ты лежишь где-то в куче осенних листьев?
"Пускай даже белые крылья за моей спиной покрылись налетом золы и солнце больше не высвечивает их ослепительными вспышками, это ничего не меняет. Я всё равно никогда уже не увижу тебя! И ты никогда не позвонишь мне даже!" - воскликнул в сердцах Ари, потянулся к бритве и поднес её к своему запястью.
Не раздумывая он чиркнул ею по своей руке. Кровь хлынула рекой, а вместе с ней медленно, словно собирая утерянные деревьями осенние листья, уходила и жизнь. Умирая, Ари думал лишь о том, что заляпал ванну, а это нехорошо...
И, когда уже он доживал последние секунды, беспорядочно стучящий за окном дождь и обволакивающий туман пара прорвал телефонный звонок.