Книга, у которой пока нет названия 1-10 главы

 

Глава первая
Вторники тоже бывают тяжелыми
Ну кто любит просыпаться по утрам? Разве что, маленькие дети - любопытные непоседы, да мазохисты-трудоголики, вечно не выспавшиеся и даже во сне составляющие очередной финансовый план. Ни к первым, ни ко вторым Анна не относилась.
Проснуться она просто не могла. Ну не могла, и все! Впрочем, снова заснуть, тоже не получалось. Где-то истерично надрывалась автомобильная сигнализация (да, у меня есть машина, и не надо трогать ее руками!), на подоконнике глумливо ворковали голуби (любовь у них, блин!), за стеной натужно гудел, кряхтел и симптоматично кашлял старый лифт – ровесник революции (безумству храбрых поем мы песню!), дворник шаркал метелкой по асфальту (месье, вы сбиваете с ритма весь квартал!) …. В общем, все было как обычно.
«Сейчас заверещит будильник, - подумала Анна. - Господи, ну что же это за психоз! Каждое утро я жду этого мерзкого звука с содроганием. Все, сейчас встану, выпью кофе и пойду покупать другой будильник!»
«А на работу?» – настороженно спросил внутренний голос.
- А ну ее к бесу, эту работу, - сказала Анна вслух. И проснулась окончательно.
Утро за окном было не по-летнему серым и неприветливым. Зеркало в ванной показало ей немного помятое после ночи, но еще очень даже приятное «лыцо», как говорила Лариска, лучшая подружка. Ларискины «перлы» Анна запоминала, и в удобный момент вворачивала в разговоре, за что и слыла девушкой остроумной и находчивой.
Зеленые глаза смотрели из зеркала сонно, у губ залегла складка. «Да…, - грустно посочувствовала Анна сама себе. – Не Денев, и не Стоун. И даже не Алферова». Вода немного взбодрила, а фен прибавил объема короткой стрижке. С волосами Анне, как она считала, не повезло. Последнее посещение парикмахерской, на вывеске которой гордо горели неоном два слова «Парик» и «Хер», привело ее в состояние недолгой депрессии. На просьбу «сделать филировочку», мужиковатая парикмахерша – победитель международных конкурсов (так гласило объявление на стенде) и явный пережиток развитого социализма, презрительно бросила: «Какая еще филировочка на ваши три волосины? У вас тут и так ничего нет!». Теперь Анна твердо решила посещать только столичные салоны, благо ехать до Минска было всего полтора часа. В столице шансов нарваться на хамство было намного меньше – все-таки к цивилизации поближе, чем в родном замусоленном Тьмутараканье.
- Анюта, - пропела из кухни маман, Лилия Феликсовна Каренина, по ее собственному определению «русичка с тридцатилетним стажем». – Тебе кофе или чай?
- Кофе, мама, кофе! И не называй меня Анютой! – Анна терпеть не могла своего имени, а в сочетании с фамилией и вовсе с трудом переносила.
- Ты получила имя в честь героини великого произведения! – мама обиженно загремела посудой.
- Спасибо, что хоть не в честь героини Булгакова, - ехидно сказала Анна, забегая в портативную кухню.
Кухонька у Карениных была малюсенькой - сидя за столом можно было и в холодильник заглянуть, и кашу на плите помешать, и на погоду за окном полюбоваться. Впрочем, и все остальное в двухкомнатной квартире скорее было рассчитано на лилипутов, чем на людей нормального роста и размера. Маленькие комнатки, сидячая ванна, прихожая, в которой два человека одновременно раздеться не могли… Вот уже пять лет Анна пыталась собрать деньги на покупку собственной квартиры, или хотя бы на доплату к размену имеющейся, но безрезультатно. Трудилась она корреспондентом в местной газетке, гордо именовавшей себя «независимой прессой», и похвастаться большой зарплатой не могла. Зарабатываемых денег хватало впритык на то, чтобы питаться нормально и ходить в «почти приличных» по выражению Лариски, одежках. О чем-то большем мечтать было не по карману.
После «побелки и покраски» (опять Ларкин перл - так она называет утренний макияж), времени на кофе почти не оставалось.
- Во сколько прибудешь? – поинтересовалась Лилия Феликсовна у дочери.
- Ох, не знаю. Сегодня номер сдаем, - Анна заглотнула бутерброд почти целиком, чуть не подавившись, и отхлебнула горячий кофе.
- Вот чего я не понимаю, так этих ночных работ! – мама благородно кипела. – Что можно делать в редакции ночью? Ну что?!! – выкрикнула она Анне в спину, как будто на вылет прострелила.
- Развратничать, развратничать и развратничать! – пошутила Анна, на бегу к двери грассируя совсем по-ленински, так и видя, как мама медленно заливается румянцем.
Хотя Лилия Феликсовна и родила дочь 30 лет назад, была она женщиной на редкость неискушенной в вопросах отношения полов, и краснела как гимназистка от любой самой невинной шутки. Папочку своего Анна не знала, в метрике, в графе «отец» стоял красноречивый прочерк. На все расспросы маленькой Анечки Лилия Феликсовна отвечала: «Ах, я так жестоко ошиблась! Он, хамелеон, сначала розами подъезд устилал, а потом…» Что было потом, она не проговаривала, но повзрослевшая Анна и так догадывалась: бросил папан маман в интересном положении. И трусливо сбежал от угрозы получить штамп в паспорте, жену и орущего младенца в придачу.
От сдернувшего в неизвестном направлении кавалера у Лилии Феликсовны осталась дочь и вечная непреходящая ненависть ко всему мужскому населению планеты. Проявлялась она во всем: и в отношении ее к мужчинам-коллегам по работе, и во взглядах, которыми она провожала всех встречных представителей противоположного пола. И даже в занижении отметок мальчишкам-ученикам, особенно имеющим симпатичные мордашки.
Никакие жалобы родителей не помогали. Лилия Феликсовна методично выплескивала свою ненависть на всех окружающих ее особей мужеского пола. При всем этом специалистом она была отменным – занятия с ней гарантировали почти стопроцентное поступление в ВУЗ. Поэтому администрация школы и закрывала глаза на все чудачества талантливой учительницы.
Старшая Каренина, передавшая дочери по наследству свою фамилию (гордись, род у нас древний!), попыталась вложить в Анечкину голову, выстраданную на собственном опыте мужененавистническую философию. С самого детства Анна слышала: Не играй с мальчиками! Не дружи с ребятами! Это опасно! У них только одно на уме!
Однако мамины предостережения сыграли скорее роль катализатора, и интерес к противоположному полу проснулся в девочке раньше, чем следовало. Благодаря всё той же Лариске, с которой Анна сидела за одной партой с 1 класса, она очень рано узнала обо всем, о чем девочкам в 7-летнем возрасте знать не рекомендуется. Ларка приносила на уроки толстенную книжку из библиотеки мамы-медика под таинственным названием «Акушерство и гинекология», и девочки примостившись на подоконнике в туалете, подолгу рассматривали в ней пугающе откровенные картинки.
Впрочем, Анечка, девочка осторожная, практическое знакомство с противоположным полом осмотрительно отложила на более поздний срок, лет так до 18. Лариска же, чуть повзрослев, кинулась в эту самую практику с головой. Первые впечатления она привезла из летнего лагеря, когда ей было лет 14. А уже в 17, беременная Лариска, едва успев сдать выпускные экзамены, выскочила скоропостижно замуж за такого же юного папашу, напуганного не меньше нее, и родила двойняшек – Сашку и Алешку.
До сих пор Анну и Лару связывала нежнейшая дружба, не смотря на стойкое желание Анны выйти замуж, и такое же стойкое желание Ларисы не позволить ей этого сделать.
 - Ох, и дура же ты Анька! Ну что тебе, плохо одной? Зачем тебе орава такая как у меня? – Лариска затягивалась сигаретным дымом и выпускала красивые кольца. - Да я б на своего сейчас и не посмотрела. И детей бы не рожала, все здоровье они у меня отняли!
 - Прямо уж и все? – с сомнением говорила Анна, оглядывая крепкую Ларкину фигуру, коротенькие ножки, крутые бедра и грудь размера D.
 - Ну тебя, - махала Ларка рукой с нанизанными на каждый палец кольцами. - Я о психическом здоровье! Разве можно остаться нормальной в этом дурдоме? – под дурдомом она подразумевала собственную квартиру, в которой кроме Ларки, ее мужа Толика, двойняшек и свекрови, проживали еще два хомяка, крыса Бригитта, кот Степан Степаныч и собака Магда. Год назад двойняшки готовились стать дрессировщиками, вот тогда то и появился весь этот зоопарк в Ларискиной квартире.
Конечно, такая семья как Ларискина – это был явный перебор. Но мужа, и хотя бы одного ребеночка Анне хотелось все больше и больше.
С этими мыслями она и подъехала на своих раздолбанных «Жигулях» к редакции. И с порога услышала ор – Шеф, он же редактор и владелец свободного издания, не переводя дыхания, примерно обрабатывал какого-то сотрудника.
- Нормальное начало нормального рабочего дня, - подумала Анна, входя в кабинет корреспондентов.
Располагалась редакция газеты в глухом районе частной застройки, где год назад Шеф прикупил по случаю относительно дешевый дом. Дом вывели из жилого фонда, кое как приспособили комнаты под редакционные помещения, установив там кучу оргтехники. Все бы хорошо, но накала редакционных страстей банально не выдерживала дряхленькая проводка, сдававшая позиции с завидной регулярностью, естественно, накануне выхода газеты и таким образом мстившая редактору за скупость. Вот и сейчас Шеф прямо сочился злобой, отчитывая своего заместителя:
- Ну нет ведь напряжения! Почему никто рубильник не выключил?!!!!
- Так ведь работало же все… - неумело оправдывался зам.
- Оно работало не потому, что работало, а оно работало, потому что не работало! – сакраментально проорал Шеф, и ушел в собственный кабинет переживать, предварительно громко шандарахнув пластиковой дверью.
В последнее время он явно склонялся к всепрощению всех и вся, после обработки различными религиозными сектантами, но злобная редакторская натура «всех и вся» простить не позволяла, и периодически выплескивалась на подчиненных. Слабовольный Шеф заводился с пол оборота, орал на сотрудников непотребным голосом, порой с применением ненормативной лексики, а потом долго переживал и каялся.

- Всем привет! – поздоровалась Анна с коллегами. – Что тут у нас?
Редакционный народ невнятно и вразнобой ответил на привет. В редакции явно царило общее уныние, или, если применять «родну мову» - «агульная млявосць i абыякавасць да жыцця».
- Да опять «висим». Напряжение скачет, работа стоит, - ответствовал зам главного редактора газеты Эдуард Владимирович – в простонародье Дуся.
- Жаль, - сказала Анна, - я хотела, чтобы ты вычитал материалы, и смыться на часик, у меня пара встреч.
- А не выйдет, - радостно пропел Дуся. – У нас прессуха горит, министр сегодня нежданно-негаданно в город прибыл, разнос предприятиям устраивать. Так что, Каренина, беги! Пообедаешь на халяву хоть!
Анна вздохнула.
- Злые вы все, уйду я от вас…
- Прессуху напиши и уходи себе на здоровье, - прокричал ей вдогонку Эдуард.

Пресс-конференция в исполкоме прошла скучно, нудно и мерзопакостно. Министр неохотно отвечал на поставленные вопросы, а точнее – талантливо уходил от ответов. Писать было практически нечего, и Анна стоически высидела все мероприятие из чисто корыстных соображений: после окончания журналистскую братву обещали покормить в кафе «даром, то есть безвозмездно». Однако и эти ожидания были жестоко обмануты. Толстая и неумело накрашенная бабеха – ответственное исполкомовское лицо – патриотическим пионерским голосом объявила, что кормежка отменяется. Вышколенной еще в советской школе Анне захотелось выполнить команду: «Кррругоом!», а потом «Ать-два!», она даже ногу занесла, но…
- Вот так всегда… Хоть ложись да помирай! – Анна оглянулась на голос. Фотокорреспондент из конкурирующего издания, прозванный Суриком за огненный цвет своих волос, а вообще то откликавшийся на имя Шурик, разочарованно смотрел вслед бабехе.
- Приветули! Что Шурик, совсем у тебя дела плохи?
- Не спрашивай, Аня. – Сурик бесполо клюнул Каренину в щечку. - Наш-то Шеф три месяца нам не платит. Стыдно конечно мужику жаловаться, но даже на кофе деньжат нет. Я уж не говорю о куреве.
- Так чего ж ты там сидишь, в вашей газете? – Анна взяла фотокорра под локоток и ласково потянула к дверям. – Пойдем, я тебя кофейком угощу.
- Я не альфонс, - обиделся Сурик. – Мне в здешнем кафе в долг наливают, так что это я тебя счас угощу.
- Ладно, ладно… - засмеялась Анна. – Угости.
Прихлебывая горячий крепкий кофе, Анна слушала жалобы Шурика на жизнь.
- Напиши заявление, - посоветовала она. – И ищи себе другую работу.
- Да я вроде как подрабатываю и так. Вот только хочется, чтобы книжка трудовая хоть где-нибудь лежала.
- Надеешься до пенсии дожить?
- Надеюсь внуков вырастить! – Шурик, папаша годовалой дочери, вдруг понизил голос.
- Слушай, Ань. Здорово, что я тебя встретил. Тут мне одна работенка отвалилась. Брошюру делаю на заводе. Снимки мои, а вот с текстом у меня, сама понимаешь, проблема. Возьмешься написать?
- А какой завод то? – заинтересовалась Анна.
- Да наш, градообразующий. У них выставка в Москве на носу. Платят хорошо. Только никому ни-ни.. , - Сурик снизил голос почти до шепота.
- Да понимаю, понимаю. Наш редактор тоже не любит, когда журналисты на стороне подрабатывают. Только вот, прежде чем написать о чем-то, я должна это увидеть..
- А не вопрос. Вы сегодня номер сдаете? Ну, вот на завтра и договорюсь. Сделаем тебе экскурсию по заводу.
- Лады. – Анна допила кофе и глянула на часы. – Ну, мне пора. Хочешь, подброшу тебя, я сегодня на машине.
- Еще не сдала на металлолом свой рыдван? – поинтересовался Шурик, пару раз выносивший боевую машину из грязи буквально на собственных плечах.
- Типун тебе на язык! Бегает еще старушка,– Анна достала из сумочки ключи. – Ну, едешь?
-Беги, беги… Я сам доберусь. Завтра позвоню!

В суматохе сдачи материалов, перебранки с Дусей, доделок и дописок, разборок с верстальщиками и корректором, пролетел весь день. Около семи часов вечера Анна вспомнила, что она так ничего и не поела сегодня. Отзывом на ее мысли на столе «заболерил» на музыку Равеля мобильный телефон.
- Слушаю тебя, милый, - проворковала Анна в трубку, прочитав на дисплее знакомое имя.
- Привет! Небось не ела сегодня еще ничего? – неестественно бодрым голосом поинтересовался ее теперешний мужчина.
- Господи, Андрей, и как ты все угадываешь? – откровенно удивилась Анна.
- У меня с тобой духовная связь крепкая… Жду т тебя через 15 минут в «Золотом талере» - буду кормить. Да и разговор есть.
- Но у меня сдача номера… замямлила Анна.
- У тебя она каждую неделю, эта сдача. А здоровье одно. И ты о нем не думаешь, - Андрей был категоричен.
В редакции сотрудники разбрелись по углам и закуткам и зашуршали пакетиками с разнообразной едой - наступило время окончательной вычитки и правки газетных материалов. Редактор читал, остальные ждали.
Каренина торопливо засобиралась - подкрасила губы, придирчиво осматривая в крошечное зеркало уставшее лицо.
За спиной Анны как по мановению волшебной палочки возник Дуся.
- Куда?
- Пойду, перекушу чего-нибудь. А то голова не соображает.
Эдуард милостиво кивнул:
- Иди-иди. И мне захвати там сырок какой-нибудь. Или пирожок. – он вздохнул и обреченно пробормотал он себе в усы:
- Неизвестно еще когда дома будем.
«Талер» - любимое кафе редакционного народа, был оформлен в стиле таверны: каменные полы, деревянная грубая мебель, много красивой керамики, кованые светильники, стилизованная под старину, посуда. Кормили здесь вкусно и относительно дешево. А главное преимущество – после нескольких громких скандалов журналистов перестали обсчитывать и терпели, как неизбежное зло. Впрочем, в день зарплаты, большая часть редакции напивалась здесь вдрыбадан, оставляя хозяину внушительную часть честно заработанных гонораров, и зная наверняка, что из стен «талера» никогда не выплеснутся наружу порой весьма нелицеприятные и пикантные подробности таких загулов. Журналистов официанты знали в лицо и поименно, встречали любезными улыбками и даже иногда кормили в долг.
Машину Анна не трогала – до «Золотого талера» было от редакции пять минут ходьбы. И все же, когда она, немного запыхавшись, поднялась по деревянной лестнице в зал, Андрей был уже там. Он сидел за столом, темноволосый, красивый какой-то дикой красотой – нервное худое лицо, огромные глаза, чуть-чуть улыбающиеся губы. Рядом с ним Анна всегда выглядела абсолютной простушкой - аристократ и молочница, король и кормилица. Их связь, длившаяся уже больше года, Анна знала это наверняка, раздражала большинство их общих знакомых, а любимую Ларку просто приводила в бешенство:
- Ты гробишь радом с этим типом свои лучшие годы! Он неженка и истеричка! И он тебя не любит! – Лариска просто из себя выходила, когда говорила об Андрее. Однако на влюбленную до безумия Анну эти слова мало действовали, она знала, что, по мнению Ларки, и в этом с ней полностью солидарна была Лилия Феликсовна, Анне даже ангел с небес в пару не годился…
Андрей выглядел серьезным и озабоченным, а в вазе, на столе из темного полированного дерева, стояли три желтые розы.
- Ох, не спроста, – встревожилась Анна.
Обменявшись с бой-френдом дежурным поцелуем, перекинувшись парой фраз о погоде и самочуствии, Анна поискала глазами официантку.
- Я уже все заказал, - сказал Андрей. – Сейчас принесут салат, твой любимый, с кальмарами.
- Ну, говори… - Анна раскрошила ломтик хлеба и теперь лениво жевала кусочки.
- Что? – спросил испуганно Андрей.
- Ну, ты ведь хотел мне что-то сказать? Или мне просто показалось?
- Да.. Нет… То есть, да. Что, так сразу?....
- Да уж, мой дорогой. Давай сразу – я не терплю этой садистской жалости – подготовить надо, не сразу все сказать, а кусочками… Говори!
Андрей вскинул на нее светло серые глаза под густыми, совершенно девчачьими ресницами.
- Мне предложили работу в Америке. И я уже согласился.
- То есть как, предложили? – Анна поперхнулась хлебом. – Какую работу?
- Я уже целый год вел переговоры, и вот пришел окончательный ответ. Мне предоставляют место в … ну, это что-то типа конструкторского бюро.
- Надо же, какой ты скрытный… - у Анны внутри будто что-то оборвалось, и ухнув полетело вниз, вниз, вниз… в жуть и темень… Сердце, это летело ее сердце!
К столу подошла официантка, знавшая Каренину добрый десяток лет, и принялась расставлять бокалы, раскладывать приборы. «Завтра весь город будет знать, что тут у нас происходит», - мелькнула у Анны мысль.
- И на сколько же ты уезжаешь? – спросила Анна, еле ворочая во рту, будто моментально замерзшим языком. Она смертельно боялась услышать ответ, у нее даже мурашки по спине побежали.
- Пока на год, а вообще контракт на четыре года, - Андрей не решался посмотреть ей в глаза.
- А я? – Анна чувствовала себя ужасной дурой, просто идиоткой. Сколько раз наблюдала она подобные сцены в дешевых мелодрамах, и все же не удержалась от этого банального вопроса. Где-то там, внутри ее души, умная и стильная журналистка, обладающая прекрасным чувством юмора, ответила за Андрея: «Обратитесь в лигу сексуальных реформ!», но здесь, в «талере», сидела растерянная и поникшая женщина, с ужасом ожидавшая приговора.
- Аня, я ничего не знаю и ничего не могу обещать. Я сам, как в омут с головой… Подожди, я устроюсь и мы все решим.. год, это совсем немного.
Анна как в тумане поднялась из-за стола.
- Знаешь, Андрей, ждать решения своей судьбы целый год я не могу. Все слишком неожиданно, и все … как-то некрасиво, тайно. Я чувствую себя обманутой. Понимаешь? Прости, я не могу сейчас с тобой говорить.
Анна бросилась к выходу, боясь одного – не дай Бог, он кинется следом и увидит ее полные слез глаза. Но Андрей остался сидеть в кафе.

- Проклятый вторник, - бормотала она, выбегая из «талера» на улицу.
В ближайшем магазине Каренина взяла себе 100 грамм водки - мерзавчик. Так и оставшийся голодным желудок отозвался на алкогольный удар болезненным спазмом. Тяжелый туман заслонил все – и предстоящую бессонную ночь, и разговор с Андреем, и безысходность завтрашнего дня. Анна не помнила, как принесла Дусе пирожок, не вкусный и каменный, как правила материал, как добиралась на машине домой. Немного пришла в себя она только в собственной ванне.
Голая, она сидела в теплой воде и плакала. Рядом, на полочке для шампуня, стоял бокал с янтарным коньяком. Анна глотнула ароматный огонь.
Было безумно обидно: почему бросают ее, а не она?
Было безумно больно: почему она не может разлюбить его сразу, в одно мгновение?
Было безумно смешно: хотелось утопиться, но было негде. В сидячей ванне в воде была или попа, или голова. Представить себя мертвой, с торчащим из ванны задом, Анна не могла.
А еще безумно жалко было не съеденного салата с кальмарами…И роз, забытых в кафе….
- Может вены перерезать? – как-то она видела фильм, в котором женщина покончила с собой именно таким образом. Актриса красиво лежала в огромной ванне с кроваво-красной водой, и длинные волосы свешивались на мраморный пол…
Анна живо представила себе, что завтра утром знакомые менты, по материалам которых она уже семь лет каждый понедельник готовила криминальную хронику, найдут ее здесь, в сидячей ванне – скрючившуюся буквой «зю», голую, синюю, стриженную, жалкую… Ей вдруг стало стыдно. А потом захотелось спать….



Глава вторая
Клин клином…
Над головой кричали чайки – жирные, помойные, жадные птицы: «Мрак! Крах! Ах!!». Солнце жарило прямо в глаза, и укрыться было негде. Анна попыталась увернуться от палящих лучей…
Сон закончился. Он не принес ей ни облегчения, ни отдыха. В комнате было душно, и лето во всю буйствовало за окном. В прозрачных лучах солнца бешено носились пылинки. Дурочки! Им-то легко…
На улице, действительно на все голоса, кричали чайки – возмущались выгрузкой мусора из переполненных баков. Эти птицы давно заменили в их городе ворон. Жили они на озере, расположенном в одном из микрорайонов, и, единственное, чем они от ворон отличались, так это цветом оперения. Также нагло чайки копались в мусорных бачках, также были жадны и неряшливы, также гадили на головы проходящим людям, и также мерзко орали по утрам, мешая досматривать горожанам последние самые сладкие, утренние сны.
- И что это Чехов вздумал прославить этого монстра? – недоумевала Лилия Феликсовна после того, как обнаглевшие птицы утащили с каренинского балкона годовой запас сушеных белых грибов.
Вот и сейчас Анна слышала, как старшая Каренина громыхала чем-то за балконной дверью и ругала чаек:
- Загадили весь балкон! До чего же бесполезная живность! Просто сил нет! Хуже тараканов!
Интеллигентная до мозга костей Лилия Феликсовна с тараканами смириться не могла, и все 25 лет проживания в этом доме боролась с вредными насекомыми не на жизнь, а на смерть. Ежемесячно она травила их различными препаратами, которые покупала на рынках, в магазинах и с рук. Тараканы дохли сотнями, но не сдавались. Они мутировали: меняли размер и цвет, и упорно продолжали жить в квартире Карениных.
- Мама, оставь ты их в покое, – уговаривала Анна мать. – Пока у нас такие соседи (на одной лестничной площадке с Карениными проживала семья алкашей и тунеядцев), вся твоя химия бессильна. Они к нам на запах пищи идут!
Однако Лилия Феликсовна была непреклонна, и значительную часть зарплаты снова и снова тратила на новомодные инсектициды. Обычно вместе с тараканами из квартиры на время уходила и Анна - на пару дней перебиралась к Лариске.
Вот и в это утро специфический запах химикатов резко ударил ей в нос – значит сегодня день борьбы с насекомыми.
Анна поднялась с постели покачиваясь, в голове еще гуляла водка и гудел коньяк. Разговор с Андреем вспоминался смутно.
Мать заглянула в комнату.
- Аня, тебе уже два раза какой-то Шурик звонил.
Анна сжала виски ладонями. Она совершенно забыла и про предложение Сурика, и про брошюру, и про посещение завода.
Лилия Феликсовна снова заглянула в комнату:
- Иди, опять он.
Анна, все еще туго ориентируясь в окружающей действительности, прижала телефонную трубку к уху, и услышала разгневанный голос Шурика.
 - Ну ты, мать, и даешь! Полдень уже! Я звоню, звоню.. Через пол часа нас ждут на заводе…
 - Да, - промямлила Анна. – Сейчас соберусь.
Первое средство от тяжелого похмелья – холодный душ. Стоя под ледяными струями, Каренина ругала сама себя: «Расслабилась, подруга.. Что б Лариска сказала? Позор, позор и еще раз позор… Из-за мужика! Бр-р-р…Стыдно вспомнить, какая я вчера была. Клиент скорее мертв, чем жив…Хи-хи-хи. А если б я действительно утопилась?»
Когда Анна, взбодренная холодным душем и горячим чаем, вышла из пропахшей химикатами квартиры на свежий воздух, жизнь показалась ей не такой уж и плохой. У ее машины, беззаботно брошенной на ночь у подъезда, уже стоял Сурик, сверкая огненной головой. Всю дорогу до заводской проходной он без устали тараторил Анне о первых зубках, улыбках и словах, о памперсах, слюнявчиках и какашках, о сосках и детском питании, и с гордостью демонстрировал стопку фотографий миленького рыжего мальчика по имени Танечка.
Через 15 минут они были уже на заводе.
Проходя по цехам, Анна с интересом осматривалась. Завод в советские времена был полувоенным, закрытым – выпускал некоторое количество секретных наименований, поэтому за всю свою журналистскую карьеру она на нем не бывала ни разу. Да и теперь на некотором отдалении за журналистами следовал Товарищ (именно с большой буквы, - подумала Анна про себя) с каменным лицом – явно, сотрудник соответствующего отдела – и бдил.
- В настоящее время завод активно осваивает производство бытовой техники и ищет рынки сбыта в соседней России - пояснял сопровождавший их молодой инженер, демонстрируя журналистам разноцветные светильники и кофемолки, и искоса поглядывая на Анну.
Сурик увлеченно снимал людей за работой, станки, стенды… Анна делала пометки в блокноте.
- Каренина, чей-то он на тебя уставился так? Дыру щас протрет взглядами то..- возмутился Сурик.
- Да пусть смотрит, не жалко. – Анна кокетливо состроила инженеру глазки. – Я ведь не твоя жена. Я вообще ничья жена… А он ничего. Ты не запомнил, как его зовут?
- Вроде, Павел.. – Сурик почесал огненный затылок. – А может и нет.
Побродив по заводу под неусыпным надзором Товарища еще час, Каренина и Сурик покинули наконец производственные помещения. Еле живая от духоты и усталости Анна заехала домой за кое-какими вещами, и, в ритме танго побросав их в сумку, стараясь вдыхать химический воздух через раз, направилась в кухню, где Лилия Феликсовна завершала обработку территории термоядерной отравой.
- Мамуля, я несколько дней у Ларки поживу. Если меня будут очень сильно домогаться, то давай редакционный телефон. А если домогаться будут просто нагло – давай Ларискин.
Старшая Каренина, лицо которой было закрыто марлевой повязкой, что-то невнятно промычала. Видимо просигнализировала Анне, что инструкции поняла.

Выходной день подходил к концу. Анна подъехала к дому Ларисы и, прихватив из багажника сумку, направилась к подъезду под прицельным огнем старушечьих взглядов. Бабульки на скамеечке сидели просто экзотические. Прошли те времена, когда пожилые женщины предпочитали носить скромные серые и коричневые цвета, а ярким и бросающимся в глаза мог быть только ситцевый или байковый халат. Китайское торговое нашествие расставило свои акценты в старческой моде. Большинство бабусь щеголяло в бесформенных футболках радостно-ребячих расцветок: розовых, желтых, голубых, сиреневых, с горошком, бабочками, дельфинчиками и даже плейбоевскими зайками. Шорты и лосины обтягивали необъятные зады, а у одной из старушек аглицкая надпись на бейсболке призывала сделать с ней «динь-динь».
- Ишь, с сумкой. Это к кому она? – громко спросила обладательница плейбоевских символов.
- Да к Шавровым. Мало им своего народу, так еще и гостей зовут.
- Тихо вы…- шикнула бабуля в бейсболке. – Это ж журналистка, Каренина, что Николаевне квартиру вытребовала.
- Это какой же Николаевне? Что в бараке жила?
- Да-да, той самой… На суды с ней ходила. Сколько раз писала об ней в газете… Сам мэр приезжал, барак энтот смотрел.. и дали квартиру то!
Анна улыбнулась про себя. История с квартирой сделала Анну знаменитой, особенно среди пожилых людей города.
72-летняя Николаевна, отработала в вооруженных силах более 30 лет, и все эти годы жила в бараке, ожидая квартиры от части, в которой служила. Время шло, женщину кормили обещаниями, а день получения вожделенного жилья не приближался ни на миг.
В один прекрасный момент, когда все в этой стране встало с ног на голову, вояки попытались передать городу на баланс злополучные бараки. Город упорно сопротивлялся…
Тогда и выяснилось, что дома построены еще в 1876 году, и предназначались в то время под конюшни. В 1945 году, после освобождения, в городе почти не оставалось целых зданий, а конюшни, сложенные из вековых бревен даже от бомбежек не пострадали. Их подштукатурили, разделили перегородками и вселили в них людей, вернувшихся из эвакуации. Так и простояли эти бараки до нашего времени практически без изменений. Только жук в них стены подточил, да углы позаваливались. Были они страшны неимоверно, сложенные из огромных черных бревен. Ни удобств, ни нормальной проводки, ни газа, люди, жившие в них, не имели. Те, кто помоложе, строили кооперативы и бросали барачное жилье. В пустых комнатах обустраивались бомжи…
Старики же упорно ждали обещанные квартиры, потихоньку переселяясь на постоянную и безвременную прописку на городское кладбище.
Наконец терпение боевой Николаевны лопнуло, и она подала в суд на Министерство обороны, приложив к исковому заявлению обширную переписку с городскими и военными коммунальщиками по поводу ремонта барака или предоставления ей нового жилья. А в судебное заседание энергичная бабулька, пошла уже с Анной, раскопавшей в архиве год строительства бараков и их историю.
Два года длились судебные тяжбы, и все эти два года Анна писала об этом деле и исправно ходила с Николаевной на суды.
Когда бабуля получила, наконец, от города однокомнатную благоустроенную квартиру, Анна чуть не расплакалась от радости. В этой победе была частичка и ее труда.

Дверь ей открыл Толик Шавров, Ларискин муж и их одноклассник.
- Заходи. Ты что с сумкой то? Опять мамаша тараканов травит?
- Какой же ты, Толик, догадливый!
- Да от тебя инсектицидами разит за версту…
Анна опустила сумку на пол в прихожей.
 - Я душ приму? А Лариска когда придет?
- Скоро.. Она на рынок побежала, за арбузом и кошачьим кормом.
Когда Анна вышла из душа Ларка была уже дома.
- Тихо у тебя как сегодня, - сказала Анна, уплетая с аппетитом арбуз.
- Свекруха с выводком на даче, только Степана Степаныча оставили – он дачу терпеть не может, - объяснила Лара, насыпая в кошачью банку сухой корм. Степаныч, рыжий перс, урча, принялся за мерзкие сухарики.
- И как он их ест? Их даже нюхать спокойно нельзя, - поразилась Анна.
- Только ими и питается, – Лариса внимательно на нее посмотрела. - Ну, что у тебя случилось?
- Мама тараканов травит…
- Да я не про это. При чем тут тараканы! - Шаврова достала из пачки сигарету. _ У тебя вон глаза как у побитой собаки, а лицо как у обиженного ребенка… Что произошло?
Анна молчала.
- Аня, я ведь все и так знаю.
- Что ты знаешь?
- С Андреем у тебя что-то не так….
- Он уезжает. В Америку на четыре года. Целый год вел переговоры… А мне ни словечка…., – некурящая Анна потянулась к сигарете.
Лариска больно стукнула ее по руке.
- Куда лезешь? Небось напилась вчера! То-то к куреву тянешься… А ты?
- А что я? – Анна хлюпнула носом. – Меня никто не зовет.
- Не реви! Не реви я сказала! – Лариса протянула подруге салфетку. – И слава богу! Баба с возу – кобыле легче!
- Ларка, ну что ты городишь… Какая баба?
- Да твой Андрей и есть баба. А кобыла – это ты, раз до сих пор не поняла, что он тебе не пара…
- Спасибо, пожалела. – У Анны от злости даже слезы высохли.
- И не подумаю я тебя жалеть. Ты счастья своего не понимаешь!
- Какое там счастье, опять одна… - вздохнула Каренина.
- Подумаешь, одна… - протянула Ларка, доставая из холодильника водку и разливая ее по рюмочкам. - Найдем кого-нибудь…
- Не буду я пить. Мне еще после вчерашнего нехорошо, - Анна отодвинула моментально запотевшую рюмку. – До сих пор, что-то никто не нашелся, а мне тридцать уже. И не дура вроде, и не крокодил. Переспать – пожалуйста, замуж – фиг вам! Индейская изба, то есть сплошная…
- Пей вот, давай… - рявкнула Ларка. – Знаешь ведь, подобное подобным лечат… - А на счет того, что никто не нашелся… Ты где их искала то? По кабакам? Разве ж там есть что дельное?
В дверь заглянул Толик.
 - Что девчонки, праздник у вас какой?
- Толик, все равно ведь не пьешь! – махнула Лариска рукой. – Иди, не мешай…
Шавров по причине мгновенного опьянения алкоголь, даже в виде пива, не употреблял вообще, к тому же не курил, и бранные слова в речи не использовал. Единственной его страстью были шахматы – два раза в неделю после работы Толик с шахматной доской под мышкой отправлялся к соседу, и возвращался порой, если партия затягивалась, только под утро. Анна до сих пор удивлялась, как это аморфный Толик умудрился «настругать» Лариске двойняшек, шахматы в тот момент потерял что ли?
- Я в шахматишки перекинусь, пойду …- сказал Толик и закрыл тихонько дверь.
- Так вот, - Ларка опять плеснула по рюмкам водку. – Теперь, раз уж тебе так приспичило, да и говорят, что клин клином вышибают, мы к этому делу подойдем серьезно.
- К какому делу? – испугалась Аня.
- К поиску тебе мужа. А начнем с Интернета. Будем искать сразу на нескольких сайтах.
- Ты с ума сошла! – Анна испугалась Ларкиной напористости. – Какой Интернет?! Опозорить меня хочешь?
- Молчи и внимай, дитё… - пьяную Лариску переубедить не смогла бы даже автоматная очередь над головой. – Помнишь, Светлану Николаевну из нашего отдела? Инспекторшу по охране труда? Ты у нее еще консультацию брала по какому-то вопросу?
Анна кивнула головой. Светлану Николаевну она помнила прекрасно. Женщина могла бы работать пароходной сиреной – голос ее перекрывал голоса всех сотрудников, шум машин за окном и скрипение старенького офисного принтера. У нее все было огромным - ручищи, ножищи, нос, большой и мясистый, крупные африканские губы, коровьи глаза, гренадерский рост… «Вот несчастная!» - подумала тогда Анна.
- Так вот, - продолжала Лариска. – Она, на каком-то сайте познакомилась с немцем, и уже три месяца как вышла за него замуж и уехала в Германию.
- Боже мой! – Анна даже рот открыла от удивления. – Он что, ненормальный? Ваша ж Светлана – просто Дядя Степа …
- Очень даже нормальный, - сказала Лариска, закуривая очередную сигарету. – Она его в отдел приводила. Вполне симпатичный дядечка. Такой же большой, как и Светлана.
Через полчаса, «добив бутылку» по выражению Лариски, они сидели перед компьютером. Анне стало смешно. «Дурь какая-то, наваждение…А может и вправду я найду здесь того, единственного?» - подумала она.
Подруги отобрали одну из самых удачных фотографий Анны, которых у Лариски было в избытке на дисках.
- Для начала, почитаем отзывы тех, кто на этом сайте с кем-нибудь познакомился, - поучала Лариска Аню. – Потом отберем лучшие сайты, и «повесим» на них твои анкеты с фото.
Чтение отзывов и заполнение анкет заняли часа два времени.
Когда все было закончено, за окном стало совсем темно. Угольно черное небо с проблесками звезд словно падало на город.
- Все, ложимся спать, - сказала Лариска, зевнув. – Вот увидишь, подруга, завтра у тебя начнется новая жизнь!
Глава третья

Только не любовь

Никогда, никогда не сбываются мечты с утра. Это теперь Анна знала твердо. И новая жизнь с утра не начинается, а продолжается старая, сопровождаемая шумом, суетой и головной болью. Ее, эту старую жизнь, хочется сбросить с плеч как изношенную и тесноватую одежду, но.. Поменять ее не на что, а в старой удобно и привычно. Да и менять страшно. А вдруг новая будет не к лицу, или будет велика, или еще что…

Утром из редакции позвонил озабоченный Дуся, и передал ей, туго соображающей спросонья, приказ «сей минут» явиться пред светлые очи Шефа для выполнения какого-то супер важного задания. А еще через мгновение в квартиру Лариски ввалилась вся Шавровская орава, до этого благополучно пребывавшая на даче. Орава была в слезах и соплях, и на разные голоса, причитая и ругаясь, пыталась объяснить, что с ними случилось.
- Всем мА-А-Алчать! А-а-твечать на вопросы, - скомандовала не вполне проснувшаяся Ларка голосом, охрипшим то ли с утра, то ли от вчерашнего возлияния. – Сашка, что случилось?
Двойняшки, похожие на цыплят-бройлеров, такие же худые, синие и голенастые, вытянулись во фрунт.
- Хомяк… - простонал Сашка, утирая слезы.
- Что хомяк? Говори нормально, а то подзатыльник схлопочешь.
- Хомяк, Клайд, пропал. Мы везде искали… Его, наверное, соседский кот съел, - и подросток зарыдал в голос. Следом за ним тихонько стал плакать баском и уже почти успокоившийся Алешка.
Мать Толика, Ларкина свекровь, Нина Федоровна, невысокая усатая женщина, стояла у порога, бережно прижимая к груди клетку с внезапно осиротевшей хомячихой Бонни (Бонни и Клайд!). У ее ног вертелась беспородная кошка Магда, абсолютно бесполезное и бесхарактерное создание.
- Плачуть и плачуть гэтыя дзеци, няма нияких сил…, - оправдывалась она.
- Панику прекратить! – Лариска плотнее запахнула легкомысленный халат. – Приказываю: всем позавтракать. И потом на дачу - будем искать! – она повернулась к Анне, собравшейся уходить. – Каренина, ключ возьми, нас вечером не будет.
И семейство Шавровых, обсуждая предстоящие поиски, отбыло в направлении кухни.
Анна спустилась вниз.
Как на зло, не завелся «Жигуль». Видимо окончательно сдох аккумулятор, а на новый Анне регулярно не хватало денег.
Предстояла поездка в городском автобусе… Анна практически забыла, как это бывает летом: потная, вонючая толпа, тесно прижатые к тебе незнакомые мужские и женские тела, хамство окружающих, своеобразный автобусный юморок…
- Эй, подруга раскормленная, стала на весь проход.. Не протиснуться никому! Откуда вы такие беретесь?
- А ты парень глистов выгони, и тоже таким будешь, - в ответ на оскорбление спокойно ответила миловидная полная женщина. Автобус – лег от смеха.
- Вы выходите? – раздраженная до крайности женщина пытает парня лет двадцати.
- А вам какое дело? – лениво отвечает он.
- Но я выхожу!....
- А мне какое дело…
И опять хохот. Анна, вставшая утром в пресквернейшем состоянии духа, из автобуса вышла, улыбаясь, плохого настроения, как ни бывало.
Когда она, запыхавшись, влетела в редакцию, Шеф уже грозно стоял в дверях, нервно комкая в пальцах бумажку с адресом.
- Поедешь вот сюда – там произошел захват квартиры. Все разузнай, возможно, это хорошая первая полоса! И пошевелись, Каренина, живешь – словно резину жуешь!
Решив, что с Шефом спорить, что против ветра плевать, Анна покорно отправилась по указанному адресу.
С обиженным прапорщиком, самовольно захватившем квартиру, освободившуюся недавно в девятиэтажке, выстроенной для военных, она разбиралась до самого вечера.
Прапорщик, стоявший в очереди на квартиру уже двадцать лет (жилье дали всем, с кем вместе он на эту очередь становился), в который раз получивший от командования «кукиш с маслом» вместо вожделенных метров квадратных, разобиделся на весь свет. В один прекрасный момент, явился он к председателю кооператива в робе и с инструментами в руках, заявив, что работает электриком в домоуправлении, а в квартире должен «законсервировать» счетчик. Доверчивая женщина-председатель выдала прапорщику ключи от злополучного жилья, после чего семейство, предварительно заготовив продуктов, самовольно в него вселилось.
Как только их не пытались выдворить из оккупированной квартиры: и через суд, и хитростью, и силой - семья не открывала никому, даже с Анной через закрытую дверь разговаривали….
Побывала Каренина в этот день и в суде, и в домоуправлении, и в военной прокуратуре....
Ларка позвонила вечером, сообщив, что поиски хомяка ничем не увенчались. Соседский кот допрос с пристрастием выдержал с честью, и ни в чем не признался. Дети плачут, хомячиха тоскует.
- До воскресенья живи спокойно, мы тут останемся пока, - сказала Ларка. – У меня огурцы с помидорами пропадают… Ну, а ты как?
- Нормально. Работы – завались, так что на тоску времени не остается, – Анна постаралась Лариску успокоить, да и сама как будто в собственные слова поверила. Хотя на душе изредка так подскребывало и постанывало. Но не настойчиво.
Два последующих дня прошли в рабочей суете. Анне, профессионально обладающей богатым воображением, казалось, что время сорвалось с цепи, и бежит впереди нее, высунув влажный розовый язык. Насмехается: Попробуй, догони!
Вечером, в субботу, она, полумертвая от усталости, перекусив каучуковыми пельменями, наконец, села перед компьютером – работать над статьей.

Анна любила это время, когда в городе стихали дневные назойливые звуки. Не орали деревенские бабы, переговариваясь через улицу во всю мощь данных от природы легких, не кричали на все голоса ребятишки, сражаясь с гоблинами и орками (где они, казаки-разбойники ее детства?), не громыхала стеклотара в приемном пункте под окнами квартиры, в дворовой беседке не стучали азартно костяшками, не подвластные времени доминошники. Только где-то далеко-далеко, визжала поздняя электричка, да рокочущий вокзальный голос объявлял прибытие и отправление чужих поездов.
К вечеру стало прохладнее. Рядом с Анной на столе стояла бутылка холодного кваса, орешки, соленые сухарики. Работалось легко, как никогда…Она «заклеймила» непорядочное командование части, и уже добралась до поверхностного отношения суда к делу прапорщика-оккупанта.
Неожиданный звонок в дверь немного испугал Анну и буквально «выбил» из рабочего состояния. Она почувствовала легкое раздражение, а незваный посетитель настойчиво тренькал у дверей.
- Кого там еще принесло, - бубнила она недовольно, проходя по коридору.
За дверью стояла худенькая, похожая на подростка, Маринка Гуркович, Машка, Марья, Машута – их с Ларисой третья, блудная подруга.
- Опа! – сказала Машка, оглядывая дверь нетрезвым взглядом. – Я вроде как к Ларке шла…
- Заходи. Радость ты наша, - Анна пошире распахнула дверь – Лара на даче… А у меня…
- Мамка живность травит! – радостно договорила Марья. О «горячей любви» Лилии Феликсовны к тараканам было известно всей школе.
Мариша, покачиваясь, перешагнула порог.
- Ты чего набралась так? – спросила Анна, нежно поддерживая подругу под локоть.
- Развод отмечаю…
Марьин развод Каренину не удивил. Разводилась Гуркович по несколько раз в год, предварительно сочетавшись законным браком по великой и неповторимой любви. Разводы, как собственно и влюбленности, предшествующие каждому замужеству, Марья переживала недолго, но болезненно: рвала на мелкие кусочки фотографии бывшего возлюбленного, пила, шаталась по ночным кабакам, короче, пускалась во все тяжкие, лишь бы заставить непокорное сердце забыть «изменщика».
- Ах, Машка, Машка… Ну зачем тебе эти замужества? – Анна сидела за столом напротив Маринки, и наблюдала, как та плачет.
- Ладно, влюбилась… Бывает. Ну, живи с ним - это понятно. Но все эти твои свадьбы, белые платья, букеты роз глупо выглядят. Неужели ты этого не понимаешь?
- П-понимаю, - соглашалась Марья. – А если замуж зовут? Что же, отказывать? А вдруг он тогда меня бросит..
- Ну, я не знаю… - Анна пожала плечами. – Никогда не встречала мужчин, которые бросали женщину из-за того, что она штамп в паспорт ставить не хочет.. скорее уж наоборот.
Марья вздохнула:
- А мне … ик.. исключительно порядочные экземпляры попадаются… - слезы опять брызнули у нее из глаз. - Он даже на самолет меня посадил, а ведь мы уже в разводе…
- Так это ты так в самолете наклюкалась? – догадалась Анна. Последний муж Маришки жил в Тель-Авиве, а бизнес имел, чуть ли не во всех европейских государствах, поэтому весь последний год преданная Марья моталась за ним на самолетах по всему свету.
- А я в аэропорту видела твоего.. ик.. Андрея. Куда это он? …Дай водички… ик
У Анны даже руки затряслись. Она попыталась успокоиться, пока наливала Марине воды.
- Уехал он.. к новому месту работы и жительства. В США.
- Без тебя? – Марина уставилась на Анну круглыми от удивления глазами.
- Не трави душу, Мариш. Знаешь ведь, я не могу как ты – поплакать и забыть. Мне время надо. Вот успокоюсь, тогда все расскажу.
- Вот сволочь! – экспрессивная Марья даже ладонью по столу хлопнула. – А я думаю, что это он морду от меня воротит. Чувствовал, паразит, что виноват.
- Хватит, Марья. Иди-ка ты спать, - Анна ласково повела ее в спальню. Раздела, уложила, в общем, суетилась вокруг подруги как заботливая мать.
- У меня там вещи .. ик… в машине. Подарки всем… Ты принеси…, - бормотала Марина засыпая.

Анна быстро спустилась вниз. На улице было пустынно и прохладно, двор затих, заснул. Каренина села на скамейку у подъезда, обняла себя за плечи и по-бабьи, тоненько-тоненько, тихонечко-тихонечко, заплакала. Жить не хотелось - было муторно и тоскливо. Боль, которая с утра, казалось, ослабла, обхватила сердце с новой силой и давила, давила... Как будто по капле хотела выдавить, выцедить из него всю кровь…
Тихий шорох сзади Анну не насторожил: «Наверное, кошка…», - подумала она. И вдруг на ее плечо легла чья-то рука.
Каренина просто обмерла от испуга, да так, что слезы высохли моментально. Похолодевшими пальцами она пыталась оторвать ЭТО от плеча…. В глазах стало темно, бешено заплясали красные точки, а сердце застучало на весь двор, и на этот звук просто обязана была во всеоружии явиться милиция, которая, как известно, всех нас бережет, или хотя бы дворник со свистком. Однако никто не спешил помочь перепуганной журналистке, и она медленно повернула голову…
Сзади стоял приятный молодой человек, немного наклонившись над ней.
- Такое знакомое лицо, где я его видела? – подумала Анна, чувствуя, что сейчас банально свалится в обморок от испуга.
- Девушка, вам что, плохо? – спросил парень, все еще держа ладонь на ее плече.
Анна резко сбросила его руку.
- Вы… Вы… что вы себе позволяете? – она перевела дыхание.
– Извините ради бога, я не хотел вас напугать. Подумал, что у вас плохо с сердцем. Давайте я вас провожу до квартиры…
Анна попыталась подняться со скамейки.
- Не хотел… - она была неимоверно зла на себя. Но на себя любимую ведь не станешь орать?!! Поэтому заорала она на молодого человека, которого про себя окрестила «маньяком». Откуда только силы взялись?
- Вы что, ненормальный? Да я чуть заикой не осталась.. подкрался, как маньяк, какой то..- от злости Анна перешла на «ты».
- Ну, судя по голосу, заикой вам не быть, Анна. И все-таки, давайте я вас до квартиры провожу.
- Вы меня знаете? – опять перешла на «вы» Анна
- Знаю. Я вас пару дней назад по заводу водил. Не помните?
- Теперь то я вас на всю жизнь запомню! – Анна круто развернулась спиной к Павлу (она вспомнила, как его зовут!) и остановилась: - Маришкины вещи!
Направившись злым чеканным шагом к Марьиной «Ауди», она вдруг запоздало сообразила, что не взяла ключи от машины.
- Господи! А от квартиры ключ? Тоже забыла…
По опыту Каренина знала, что будить пьяную Гуркович нет смысла: встанет весь спящий подъезд вкупе с соседними, но только не Маринка. Анна застыла: положеньице еще то – ночью, в халате и тапочках, в чужом дворе, ключей ни от квартиры, ни от машины нет, домой не доехать – поздно, да и далеко, а рядом какой-то маньяк…
Можно конечно посмеяться, если бы не было так грустно. В голову лезла какая-то дурацкая песенка: «Кто-то теряет, кто-то теряет, кто-то теряет, а кто-то находит»….
Анна со стоном села прямо на землю – она не знала даже, где находится ближайшее отделение милиции.
- Анна, Анна, что с вами? – теперь похоже перепугался «маньяк».
- Мне хорошо, - сказала Анна.
- Что?!!!!
- Хорошо мне, - громче повторила совсем уже успокоившаяся Анна, которую вдруг, от нелепости и комичности ситуации пробило на смех. – Хо-ро-шо! Знаете, как чувствует себя человек в моем положении? Ха-ха-ха… Просто отлично. Я есмь никто, и звать никак.. Мой адрес ни дом и не улица… Ха-ха-ха,- она никак не могла остановиться, и все смеялась и смеялась.
 - Да не смотрите вы так на меня, нормальная я. Просто ключи забыла, а дверь – тю-тю…- Анна показала рукой, как именно «тю-тю» дверь.
- Давайте вскроем замок, - предложил повеселевший на глазах «маньяк» Павел.
- Ночью? В чужой квартире? Давайте, и милицию самим вызывать не надо – мигом тут будут.
- А почему чужой? – Павел поднял брови.
- Потому что я у подруги живу, перебралась на пару дней, - Анна поднялась с земли. – Ладно, вы идите. Я в подъезде посижу до утра.
- Зачем же в подъезде? Я тут недалеко живу, пойдемте ко мне, - Павел показал рукой на соседний с Ларкиным дом.
И увидев, как Анна отрицательно покачала головой, торопливо добавил:
- Я уйду ночевать к другу. Вы будете одна в квартире.

Квартира у Павла была точно такая же, как и у Лариски, три комнаты, кухня, огромная прихожая. Все в светлых и теплых тонах, а большего уставшая Анна не рассмотрела и не запомнила. Павел провел ее в уютную комнату, в которой стояла широкая кровать.
- Располагайтесь. Если что, у телефона листок с моим номером…
- Павел, - Анна впервые назвала его по имени, и увидела, как взлетели вверх его брови. – Не уходите, мне жутко одной… пожалуйста.
- Я буду в соседней комнате, - сказал он, ни грамма не удивившись.

Анна лежала в темной комнате, в чужой кровати, и думала о том, зачем судьба привела ее в этот дом. Еще неделю назад она ощущала себя благополучной, любимой.. Сегодня же она не знала ничего: ни того, что ждет ее впереди, ни того, что оставила позади, ни того, стоит ли вообще продолжать жить, работать, и стоит ли еще раз позволить себе влюбиться.
«Павел, Павел – как будто камушки вода перекатывает», - сказала она себе и уснула.
Ей снился Андрей. Худой и озабоченный, он убегал от нее по улице с огромным чемоданом, а она бежала следом и просила его: «Возьми ключ! Возьми ключ! Ключ!». Или это Павел бежал к ней? Вот он уже близко, вот сейчас она дотронется пальцем до его щеки, а он вскинет на нее золотистые глаза, в которых прыгают смешливые искорки, и скажет…
- Тебе кофе или чай?
- Кофе, - сказала Анна и открыла глаза. Павел стоял совсем близко, в старой фланелевой рубашке, и от него по-домашнему пахло мылом, кофе и еще чем-то свежим, таким приятным. Анна молча подняла руки, и притянула Павла к себе, обняла, прижалась к его теплым и мягким губам. «Что я делаю?» - думала она в тот момент, когда его рука скользнула под одеяло, к ее груди…

Утро было скомканным, неуклюжим. Они прятали друг от друга глаза, хотя стыдиться было нечего – не маленькие дети ведь… Анна прекрасно понимала, что толкнуло ее в объятия этого мужчины. Глупый, банальный способ забыть прошлую любовь! Разве это поможет?… Все это знала она, и не раз кляла себя за подобные порывы… И вот, не удержалась!
Рядом с Павлом ей было спокойно, уютно - так спокойно, что она стала опасаться, не привяжется ли к нему накрепко. Вот он, сидит напротив, в идеально чистой кухне, пьет собственноручно сваренный кофе и смотрит на нее такими влюбленными глазами, что страшно становится. И это после всего лишь часа, проведенного вместе в постели…
- Я пойду? – она мучительно подбирала слова.
- Позвонишь? – спросил он.
Каренина утвердительно кивнула головой, хотя для себя уже решила, что уйдет из этой квартиры и из жизни этого мужчины навсегда. Негоже лечить собственные душевные раны, нанося такие же другим. Может быть, если бы в глазах Павла не было такой любви, она и позволила бы себе расслабиться. Может быть… Но любовь.. Это не то, что было надо ей сейчас.
«Только не любовь», - думала она, названивая в квартиру Шавровых, и представляя лицо Марины.
Впрочем, выспавшаяся Марья так ничего и не поняла, пока Анна не рассказала ей свои ночные похождения. Во время рассказа Гуркович, разбиравшая чемодан, хмыкала и улыбалась уголками губ.
- Интересно, Аня, как ты можешь быть так уверена, что этот Павел – не твоя половина? А может это судьба? – подруга пытливо вглядывалась в лицо Анны.
- Ни в чем я не уверена, - раздраженно буркнула та, чувствуя, что все больше и больше ей хочется вернуться туда, в квартиру, где она провела прошедшую ночь.
- Вот когда я не уверена, то иду к своей гадалке, - заявила Марья. – Я дам тебе адрес, а ты не тяни, иди прямо сегодня.
Анна всплеснула руками:
- Я с вами с ума сойду! Одна по Интернету меня знакомит, другая к гадалке отправляет. Просто «Матрица» какая-то…
- И нечего тут намекать.. – обиделась Гуркович. – На вот, я тебе костюмчик присмотрела в Берлине. – Сто лет носить будешь - качество отменное. А гадалка и впрямь хорошая. Она когда еще мне сказала, что мой Зяма, хоть и любит меня, все равно ни одной бабы мимо не пропустит. А я не поверила…


Глава четвертая

Найденыш

Хваленая Маринкина гадалка жила на другом конце города, в микрорайоне, сплошь и рядом состоявшем из «хрущеб». Ремонтировать их было нерентабельно, и люди обеспеченные постепенно перебирались в престижные дома, поближе к центру. Здесь же, на окраине, дворы звенели детскими голосами, и пьяные на улицах попадались даже на первый взгляд намного чаще, чем в других районах города. Дешевые «хрущебы» постепенно переходили во владения молодоженов, да простых работяг, все радости которых заключались в лишней бутылочке пива или дешевого вина. Микрорайон выглядел запущенным, заросшим. Последний раз Анна была здесь лет пять назад, и удивилась, как быстро стареют знакомые места. Намного быстрее, чем люди.
Если центр города сверкал чистотой, новым асфальтом, коваными оградками, то здесь была трава по пояс, мусорные баки вросли в землю, некрашеные двери подъездов зияли выбитыми стеклами. Если в центре на каждом углу расположились маленькие кафешки и пивные палатки, лотки со сладостями и мороженным, а жизнь просто бурлила, то здесь витрины магазинов выглядели вполне в духе брежневских семидесятых, а пацанва азартно играла «в бэрэка», игру каренинского далекого детства.
Анна вошла в подъезд. В лицо ей пахнуло сыростью и запахом жареной картошки. В темном углу под лестницей стоял картонный ящик из-под телевизора. Из него слышался тихий шорох.
«Господи, - подумала Каренина, поднимаясь по лестнице на четвертый этаж. – И здесь коты. Или крысы». Стены с обвалившейся штукатуркой радовали глаз яркими надписями с такими же яркими ненормативными эпитетами. На втором этаже орал благим матом магнитофон, на третьем заливался плачем ребенок, и сшибал с ног запах самогона, который, судя по всему, гнали на четвертом.
На звонок дверь, непробиваемую «бронь» с гаражным замком, открыла цыганка. Выглядела гадалка вполне прилично, одета была «цивильно»: никаких юбок до пола и цветастых кофт. Скромный домашний костюм, причем трикотаж отменного качества – это Анна сразу подметила. Сережки в ушах маленькие-маленькие, но стоят очень больших денег.
- Слушаю тебя, дорогая, - улыбнулась цыганка.
- Я…- замялась Анна.
- Заходи, заходи, - гадалка открыла дверь пошире. – Жду я тебя, звонила мне Марина.
Анна вошла в квартиру, оказавшейся жильем «слепленным» из двух хрущевок. Прямо в прихожей, на огромном диване сидело несколько женщин.
«Очередь! – ахнула Анна про себя. – Как в горисполкоме, на приеме. Ну-ну, посмотрим, что мне споет это «дитя степей».
Разговор с цыганкой, которая благодаря особому отношению к Марине, приняла Каренину без очереди, буквально выбил из под ног Анна почву. Надя, так звали гадалку, действительно рассказала Анне практически все, что ее интересовало. Тараторила Надя быстро, пристально рассматривая ладонь Анны в лупу:
- Звезда мне все открыла.. плохо.. вернется он, тот, кто думает, что бросил.. Андрей его зовут. Неправильно мать назвала, всю судьбу поломала сыну. Не по святцам. Павлом должен быть. Поэтому и привязался к тебе. Твой – Павел. Запомни! Другое имя – другая судьба. А твой – Павел.
- А… - Анна попыталась спросить, но не успела.
- Молчи, я говорю. Ты – слушаешь. Беда будет. С тобой будет, с матерью твоей. Страх будет, не слушай. Делай так, как сердце велит. Будешь слушать сердце – обманешь беду. Живи не умом, сердцем. Ребенка родишь, мальчика. С отцом его жить будешь, долго. Хорошо. Только сердце слушай.
- А какая беда, когда? – прошептала Анна.
- Как за порог выйдешь.. А какая – не знаю, не вижу.. День плохой…
- Я еще приду, в другой раз? – попросила Анна, вглядываясь в светло-серые, почти белые, глаза гадалки. Только сейчас она испугалась по-настоящему - никогда не видела таких светлых глаз у цыган.
- Не надо. Все равно больше ничего не скажу. Иди. Устала я. Настоящее-то гадание силы отнимает. – Надя махнула рукой в сторону дверей. – Ты скажи там, плохо мне. Никому сегодня гадать не буду. Пусть уходят.
Анна пулей вылетела за дверь. Что-то сказала ожидавшим женщинам, которые шумно повозмущавшись, зашуршали пакетами. Каренина вслед за ними вышла из квартиры, и прислонилась спиной к грязной стене подъезда. Постояла так немного, приходя в себя.
- Вот дура-то, ей же Марина звонила… Конечно! Разве ж Гуркович промолчит. Все выболтала, а эта шарлатанка воспользовалась. А я, цивилизованная женщина, журналист, и поверила. Хоть бы никто не узнал, стыда не оберешься, - думала Анна спускаясь вниз.
Странный шорох из телевизионного ящика заставил ее оторваться от этих мыслей. Она нырнула под лестницу и наклонилась над коробкой.
- Ну, чего уставилась? – из глубины ящика на Анну глянули два синих глаза на перемазанном лице ребенка. От неожиданности Каренина чуть не подпрыгнула.
- Ты кто? – спросила она.
- Анна я, – сказала девочка, худая и бледная настолько, что даже в полумраке Каренину поразил ее нездоровый вид.
- Анна? Надо же, – Каренина удивилась. – Меня тоже Анной зовут.
- Ну и что? – девчонке на вид было лет 12, не больше.
- Да нет, ничего. А что ты тут делаешь?
- Живу я тут. Только если ты кому-нибудь стукнешь, я тебя убью, - девочка говорила тихо, спокойно, и так серьезно, что у Анны-взрослой все внутри просто перевернулось.
Она наклонилась вперед и подхватила девчушку из ящика, как совсем маленького ребенка. Та была совсем легкой. На руках она сжалась, как будто ждала удара. Втянула в худенькие плечи шею, съежилась…
- Не бойся, - Каренина попыталась улыбнуться. С ребенком явно было что-то неладно, но ехать в милицию Анне не хотелось.
 – Знаешь, я никому ничего не расскажу.. я .. Поедем ко мне домой, поживешь у меня. Ладно?
Девочка молчала, и просто лежала у Анны на руках, глядя ей в лицо огромными голодными глазами. У Карениной зашлось сердце. Быстрым шагом, не обращая внимания на оглядывавшихся людей, она поспешила к такси, стоявшим у автобусной остановки.
Всю дорогу до дома, Анна, вглядываясь в измученное лицо молчавшей Анютки, пыталась представить, что же такое страшное, перекорежившее детскую жизнь могло случиться с ее тезкой. Умерли родители? Но почему тогда она не в детском доме? Скорее всего, родители живы, но пьют.. Но куда смотрит школа? Такие семьи обычно на специальном учете, и ни один ребенок в их небольшом городе не смог бы просто так прогуливать уроки… Впрочем, сейчас лето… А люди, которые живут в подъезде? Разве они не видели девочку? Разве не встревожило их, что ребенок живет в коробке от телевизора? Странная история.

Дома Анна первым делом напоила Анюту теплым чаем с печеньем. Давать изголодавшемуся ребенку что-то более основательное она побоялась – неизвестно, сколько девочка голодала, и как на обильную пищу отзовется желудок. Худышка во время чаепития блаженно щурилась, на носу и верхней губе у нее выступили маленькие капельки пота. Она шумно прихлебывала чай из ярко желтой чашки.
- Аня, ты меня в милицию отведешь?
- Почему в милицию? Почему не к родителям? – Каренина вопросительно смотрела на Анюту.
- А родителей у меня нет… - девочка говорила об этом спокойно, даже как-то буднично. У Анны вдоль спины побежали мурашки от предчувствия чего-то плохого.
- А где же они?
Отца своего Анютка никогда и не знала. Скорее всего, им был один из многочисленных собутыльников матери. Сколько Анечка себя помнила, мать всегда была пьяной. Пьяной она просыпалась по утрам, пьяной уходила подметать двор дома, в котором они жили вдвоем в однокомнатной квартире, пьяной возвращалась к вечеру домой в сопровождении очередного хахаля с неизменной бутылкой в руках. Правда, для дочери она все-таки готовила еду, считая святой материнской обязанностью накормить дитя. Все же остальное ее мало интересовало.
В первый класс Анюта отправилась в штопанных-перештопанных рейтузах и клетчатой мальчишечьей рубашке, подаренной ей одной из сердобольных соседок. В школе положению Анечки, в общем-то, даже не удивились – подобных семейств в «хрущебном» микрорайоне хватало. Девочке выделили материальную помощь: купили нормальную одежду, портфель, книжки и тетрадки. С матерью провели несколько бесед, пару раз в квартиру заглянул участковый инспектор милиции – пригрозил лишением родительских прав, если дворничиха будет «увиливать от родительских обязанностей».
Пить мать, конечно, не перестала, но гулянки стали тише, спокойнее. Непутевая мамаша порой даже в дневник к девочке заглядывала, и оставалась довольной – у Анютки только «пятерки» по всем предметам и стояли.
Да только однажды принесла в их дом нелегкая старинного материного приятеля, отсидевшего за злостное хулиганство, освободившегося пару дней назад и желавшего отметить начало вольной жизни.
Гулянье было масштабным, водка не кончалась, старенький, невесть откуда взявшийся магнитофон горланил блатные песни на всю квартиру… Анечка так и заснула под шум и гомон лихого застолья, а проснулась уже от воя милицейской сирены. Посередине комнаты сидела за столом мать, абсолютно трезвая, с ввалившимися глазами на почерневшем лице, и пристально смотрела на Аню.
- Проснулась? – спросила она, криво улыбнувшись разбитыми губами. Анечка заметила запекшуюся в углу рта кровь.
- Мама, мама… - только и смогла сказать девочка.
- Убила я его, доченька. Убила, сволочь такую… Он ведь тебя хотел.. А я не дала.
Мать смотрела на нее слезящимися глазами и криво улыбалась. Анюта заплакала.
Больше мать она не увидела. Соседка, та самая, что подарила ей рубашку, придя к девочке в детский дом, рассказала, что в суде дворничиха все время плакала, просила привести дочку.
- Пять лет ей дали, - сказала соседка, сморкаясь в скомканный носовой платок. – Говорят, что адвокат у нее был хороший. Ты, Анютка, не волнуйся. В квартире я прибрала, а на каникулы я тебя к себе заберу. А мать скоро придет, вот увидишь…
Мать вернулась только через четыре года. Анюта, возненавидевшая за это время детский дом, рада была ей безмерно. Правда, узнать мать в этой худой незнакомой женщине смогла девочка не сразу. Та же приходила к Анюте каждый день, а через две недели подготовила какие-то документы и совсем забрала девочку домой.
Тихое Анютино счастье с непьющей матерью продлилось недолго: всего две недели. А потом все покатилось по старому сценарию: водка, хахаль, драка…Только к этому букету добавились еще и карты.
Через месяц дворничиха проиграла столько, что какие-то незнакомые Анечке люди отвезли их с матерью к нотариусу. Через час несчастливое семейство вместо однокомнатной квартиры в городе владело полуразвалившимся домишкой в заброшенной деревне.
Но и в деревне жизнь не заладилась. Мать, пила не просыхая, забывая и о еде, и о дочери. Анюта перешла на подножный корм, благо стояла осень, и в лесу еще были грибы и ягоды: брусника да клюква. Девочка ходила по домам в деревне, предлагая хозяйкам чем-нибудь помочь. Но те, окидывая взглядом хрупкую фигурку, совали ей в руки хлеб и картошку, и отправляли восвояси. Еще через месяц за неуплату в доме «обрубили» электричество.
С первым снегом замерзшая мать, видимо по этой причине немного протрезвевшая, впервые за все время проживания в деревне, попыталась затопить печь. Первый раз стал для нее последним - немногочисленные соседи, увидав ранним утром языки огня, успели до приезда пожарных вытащить из пылающего дома задыхающуюся Анюту. Мать сгорела живьем.
Несколько месяцев пролежала девочка в больнице, а когда вышла из нее, решила податься в город – дом, в котором они жили в деревне, сгорел полностью, мать лежала на кладбище, похороненная за общественные деньги, Анюту никто и нигде не ждал.
В городе девочка поселилась в собственном подъезде, наблюдая из картонного ящика, как цыгане, ставшие обладателями ее квартиры, делают основательный ремонт.
От постоянного недоедания у девочки кружилась голова, и она все реже и реже выбиралась из своего убежища на улицу.
- Почему же ты не вернулась в детский дом? – спросила Каренина Анюту, выслушав страшную историю.
- Не знаю, – зевнула та, утомленная рассказом. – Меня там бьют все время.

Анна уложила свою тезку в кровать, посидела с ней рядом. Светлые ресницы лежали на щеках, а под ними затаилась густая тень. Личико у Анечки было худеньким-худеньким, острый носик, острый подбородок. Бледные щеки, бескровные губы.
- Дети подземелья, - подумала Анна и прислушалась – ей показалось, что ее найденыш не дышит. Нет, дышит, но тихонько, еле-еле.
Тихонько прикрыв дверь квартиры, она поднялась на этаж выше, к холостому соседу Кириллу, ее давнишнему другу и детскому врачу. Тот, не смотря на то, что обороты набирал воскресный вечер, был дома.
- Кириллушка, - попросила Анна. – Посмотри ребенка, она совсем больная.
- Что за ребенок? Сколько лет? Температура есть? – деловито спрашивал Кирилл, меряя ступеньки тапочками 46 размера.
- Моя девочка, лет ей, наверное, двенадцать, а температуру я не измеряла, - еле поспевала за ним Анна.
- Подожди, Каренина. – Кирилл остановился в дверях квартиры. – Что значит, твоя? Насколько я помню, детей у тебя нет?!!
- Ну не моя, знакомой. Это долго объяснять. Девочка голодала долго, недели две точно.
- Голодала? Это где ж? В Африке что ли? – попытался пошутить сосед, наклоняясь над спящей Анютой.
Анечка даже глаз не открыла во время осмотра.
- Хорошие ж у тебя знакомые, Каренина! Ребенок практически в последней стадии истощения. Надо в больницу срочно, капать. Собирай девчонку, сам отвезу.
- Нельзя ей в больницу, у нее документов никаких нет… - Анна испуганно смотрела на Кирилла.
- Ты, Каренина, совсем на своей работе тронулась, или еще надежда есть? Я у тебя что, бумажки спрашиваю? Да если ребенка этого срочно не прокапать, не поддержать сердце, то ей точно никакие документы уже не понадобятся… – Кирилл кинулся к дверям.
- Быстро собирай девчонку! Через минуту буду!
В машине Анна держала девочку на руках, и старалась ощутить биение ее маленького сердечка… руки у Анечки были ледяными, ногти синели прямо на глазах…
Кирилл, потерявший всю свою благожелательность и добродушие, бегом внес девочку в приемный покой. Каренина было бросилась за ним, но он так свирепо махнул головой, что та сразу поняла – в реанимации делать ей нечего, и опустилась на продавленный диван в холле больницы.
Несколько часов пролетели незаметно. Анна не помнила, о чем думала в это время, но когда Кирилл в мятом белом халате вышел к ней из недр, пропахших медикаментами коридоров, она как будто очнулась ото сна.
- Поезжай-ка ты, соседка, домой. С девочкой все хорошо будет. Крепкое у нее сердечко. А завтра приезжай, заполним карточку.

Глава пятая
Первая ниточка
Анна шла по вечернему городу, и удивлялась: настолько чужим и незнакомым он ей казался…
Витрины, залитые ярким светом, такие глупые и напыщенные в провинциальном городке, надписи (кому он здесь нужны, на английском-то языке?), дурацкие скамеечки и фонтанчики, заплеванная шелухой от семечек цветная плитка на улицах…Все казалось ей раздражающе неуместным сейчас, когда в больнице боролась за жизнь маленькая девочка с синими глазами.
У подъезда стоял Павел - белый свитер, голубые джинсы - обрывая лепестки роз. Ими был усыпан весь асфальт у ног незадачливого кавалера, а букет имел жалкий вид …
- Помнишь, девочка, я веник приволок? Это были мои первые цветы… - Каренина вопросительно смотрела на него. – Что-то я не помню, что называла тебе свой адрес! Видимо у меня фрагментарная амнезия или банальный склероз?
Павел замялся:
- Ну, я просто спросил бабушек у подъезда, к кому ты приезжала.. А потом познакомился с твоей подругой…- он смотрел виновато и предано.
Анна злобно выхватила у Павла из рук букет.
- За цветочки спасибо, конечно. Но не надейся, что приглашу тебя домой! Я смертельно устала, и даже разговаривать сейчас не смогу.
- А когда сможешь? – он стоял на пути к дверям, и, похоже, уходить не собирался.
- Завтра.
- Это точно?
Ну что тут поделаешь с настойчивым влюбленным? Анне пришлось пообещать:
- Точно. Честное слово, я позвоню в районе обеда.
Впрочем, Каренина покривила бы душой, если бы сказала, что обещание это дала неохотно. Да, она сопротивлялась своему влечению к Павлу, но как-то не настойчиво. А уж сдалась и вовсе с затаенной радостью. Конечно, насколько она была вообще способна радоваться в этот вечер.
По дороге к собственной квартире она избавилась от букета, который и впрямь был похож на веник, находчиво засунув его в мусоропровод, из которого во все стороны бросились перепуганные тараканы. Такое подношение было им, видимо, в новинку.
Пока Анна пыталась справиться с собственным капризным замком, о котором Лилия Феликсовна говорила, что он весь в хозяек характером – сложный и непредсказуемый, маман (легка на помине!) поспешила распахнуть ей дверь.
- А я думала ты сегодня уже не придешь, опять к Ларисе вернешься, - Лилия Феликсовна стояла на пороге с тряпкой в руках.
- Нет, мам, я устала. А до Ларки, сама знаешь, пока доберешься…
- Ужинать будешь? – Лилия Феликсовна заторопилась на кухню. – Я сосисок купила… вроде бы неплохие.. во всяком случае, после длительной варки остаются с прежней фигурой…
- Спасибо, мам. Если можно, сделай мне чайку покрепче. А есть я не хочу, - сказала Анна, усаживаясь за стол.
Прихлебывая крепкий горячий чай (мама готовила его по какому-то особому рецепту: он был темным, душистым, и немного пощипывал язык), и вполуха слушая мамину говорильню, Анна думала о событиях этого дня, об истории, рассказанной ей девочкой, о том, что никогда еще не видела своего соседа таким озабоченным и серьезным…
Как случилось, что судьба Анечки выпала из общего потока жизни? Что в 12 лет ребенок оказался брошенным и никому не нужным? И это - в их маленьком благополучном городе, где каждый знал каждого в лицо, а самыми серьезными событиями считались пьяные разборки вьетнамских торговцев, «начистивших друг другу чайники» под новый год…
…- А я и говорю, как это отказали в возбуждении дела? Человек квартиру продал, а на следующий день живьем сгорел.. Разве ж бывают такие совпадения?...Ужас, ужас! А она говорит, что он был пьяный, видите ли.. Экспертиза так показала! Как пьяный? Бред! Да я его за сорок лет, которые знаю, ни разу пьяным не видела! Он даже кваса не пил. А она - я тоже так следователю сказала…
Что-то в гневной тираде Лилии Феликсовны Анну насторожило.
- Мама, прости я задумалась.. Кто, ты говоришь, там сгорел?
Лилия Феликсовна всплеснула руками.
- Подумать только, я тебе уже полчаса рассказываю, ты поддакиваешь.. А сама ничего не слышала! Утром я встретила Лидию Михайловну, англичанку из девятнадцатой школы… …Лидия Михайловна Царева, которую Анна прекрасно знала, пару лет назад развелась с мужем Николаем Васильевичем, тоже преподавателем иностранных языков. Развод этот вызвал в городе много разговоров, но мало кто знал о его истинной причине. Николай Васильевич был страстным собирателем марок, на них он тратил практически всю зарплату, и долгие годы эта страсть в их семье была камнем преткновения. Когда же выросли дети, и покинули родительское гнездышко, Лидия Михайловна ни мало не сомневаясь, решила с мужем расстаться и отнесла заявление в суд.
Она осталась в трехкомнатном кооперативе, построенном на совместно накопленные деньги, а Николай Васильевич переехал в небольшую двухкомнатную квартиру в центре города, доставшуюся супругам от его родителей. Квартирку эту обещал он завещать старшему сыну, геологу по профессии, который в городе появлялся редко и, хотя было ему уже под сорок, еще не обзавелся семьей. После развода Царевы поддерживали дружеские отношения, которые, кстати, были намного более душевными, чем во времена их совместной жизни. Насколько известно было Лидии Михайловне бывший супружник ее, никакой женщины себе не завел, и, уйдя на пенсию, с головой погрузился в единственную страсть его жизни – филателию.
Этим летом Лидия Михайловна увлекшись дачей и огородом, несколько выпустила старшего Царева из виду. Вспомнила о нем она лишь тогда, когда дети обнаружили, что на старом месте отец уже не проживает. На днях, как пояснила соседка, он продал квартиру и уехал в деревню. Выяснив, куда же перебрался бывший муж, Лидия Михайловна галопом помчалась туда, но, приехав, обнаружила на месте только пожарище – она опоздала на пару дней. В первую же ночь после переезда Николай Васильевич затопил печь, и … приехавшие утром пожарные вынесли его из пылающего дома уже мертвым – Царев, видимо, полз к выходу, так как нашли его в маленьких сенцах. В комнате, на полуобгоревшем столе стоял лопнувший от жара стакан и лежали осколки пустой бутылки из-под водки.
Так как в деревне нового жильца никто не знал, детям о смерти отца и не сообщили. Ни денег за квартиру, ни коллекции марок найдено не было – если они хранились в доме, то сгорели дотла, а если в другом месте – то покойник унес эту тайну с собой.
Поплакав на кладбище, Лидия Михайловна отправилась в райотдел милиции - выяснить обстоятельства смерти мужа, а заодно разузнать, возможно ли восстановить в правах на квартиру хотя бы старшего сына… В милиции с ней разговаривали неохотно, следователь, пряча глаза, пояснил, что бывший муж ее был нетрезвым, с печью, судя по всему, обращаться не умел, вот и сам виноват… А квартира продана им добровольно, через риэлтерское агентство. Деньги получены им полностью, у новых хозяев на это и расписка есть.
Все вроде получалось складно, кроме одного – ни пил Николай Васильевич ни капли по причине язвы желудка и больных почек, и об этом знало множество знакомых Царевых, как, кстати, и Каренины. К тому же и завещание на квартиру, собственноручно Николаем Васильевичем написанное, у нотариуса заверенное, у старшего сына хранилось….
История была некрасивой. Анна сразу почувствовала, что шита она белыми нитками, и ой как похожа на историю Анюткиной матери…
- Разберусь.. – подумала Анна засыпая. – Завтра же в ментовке справки наведу.

Ранним утром, заскочив в больницу (в реанимацию ее не пустили), и узнав, что из продуктов можно принести ее подопечной, Анна заглянула после телефонного звонка к Царевой, и выяснила, что все, что ей рассказала Лилия Феликсовна – истинная правда. Единственное, что добавила неутешная женщина к рассказу, это то, что агентство, с помощью которого муж продал квартиру, называется «Леди». Лидия Михайловна плакала навзрыд, повторяя:
- Господи, ведь не пил же он никогда, не пил…
После этого Каренина помчалась в милицию. Каждый понедельник уже много-много лет она, основательно устроившись за старым письменным столом в дежурной части, просматривала журнал телеграмм, и готовила сводку происшествий по городу за неделю. И в городском, и в районном отделе милиции, располагавшихся в одном здании, Анну все знали, некоторые относились к ней неплохо за объективность, многие – побаивались за настойчивость и дотошность, и даже (об этом ей поведал близко знакомый оперативник) называли Собакой. Комментировали прозвище так – если вцепится в тему, ни за что не отпустит, хоть водой отливай. Впрочем, Анну вполне устраивало такое положение дел, и такая слава. Порой даже, недолго сопротивляясь, милицейское начальство выдавало ей закрытую информацию, сокрушенно вздыхая: «Все равно ведь достанет!..»

Милицейский журнал как всегда пестрел «перлами», которые Анна собирала уже довольно долго. Вот и в этот раз, она повеселилась про себя над фразами «неизвестное лицо проломило крышу гаража» (ну у вас и харя!) и «причинил потерпевшему вред машинкой для стрижки» (подстриг, что ли насильно?!!). Сама же сводка была как всегда: квартирные кражи, хулиганство, обман покупателей, ДТП…
Разобравшись с происшествиями, Анна направилась к своему давнишнему другу, майору милиции, возглавлявшему штаб райотдела милиции, и поэтому бывшему в курсе всех городских криминальных новостей.
Приоткрыв дверь без стука, Каренина заглянула в кабинет:
- Сан Саныч, можно к тебе? – круглый как колобок, и лысый как женская коленка майор кивал головой невидимому собеседнику, прижимая к уху телефонную трубку.
- А, Анечка, заходи-заходи.. А я как раз о тебе вспоминал, – он положил трубку на рычаг, и жестом пригласил ее присесть.
- С чего бы это? – улыбнулась Анна, устраиваясь удобнее в мягком кресле. – Я законопослушная гражданка…
- Эх, была бы ты не законопослушной.. Я б давно тебя на пару дней пристроил в ИВС (изолятор временного содержания), в тихую камеру на солнечной стороне и сам бы к тебе на денек! – Сан Саныч потер мягкие ладошки одна об одну.
- Размечтался…Что, жена в командировке?
-Угадала..
- Так по какому поводу начальник вспоминал бедную журналистку? – спросила Анна.
- Информацию мне надо разместить, о дачных кражах.. замучались мы с ними, - и он протянул ей несколько листочков, исписанных мелким почерком.
- Не вопрос, разместим… Но, баш на баш.. Саныч, мне кое-что узнать надо..
- Слушаю внимательно.
Анна согнала с лица улыбку:
- За последние месяц-два в районе случилось несколько странных происшествий. Люди продавали квартиры в городе, потом переезжали на новое место жительства в деревню и сгорали вместе с домом.. Ты не качай головой, кое какая информация у меня уже есть. Два эпизода я тебе сама могу назвать, с фамилиями жертв. Ты скажи мне, сколько всего таких случаев было? И что удалось выяснить?
- Ну, Анна.. Собака она и есть собака.. Откуда ты это выцепила?
- Не важно.
- Ничего я тебе сказать не могу. Да, случаи были. Но криминала нет. Нету!!!… Проверял их следователь наш, я тебе телефончик дам сейчас. Кишко его фамилия, а зовут Николай Борисович. Может он что тебе и скажет, но на меня не ссылайся…

Припрятав телефон следователя, Анна направилась в редакцию. Работы, как всегда было полно… Редакционный народ корпел над свежими материалами, ругался с замредактора, матерился, правил материалы, орал в телефонные трубки, проклинал Интернет… В редакции царила обычная рабочая атмосфера. Сдав довольному Дусе на руки пачку текстов, Анна устроилась у телефона – решила выполнить свое, вырванное под пыткой, обещание, и позвонить Павлу.
- Слушаю… - голос у Павла был сонный.
- Это я. – Анна специально не назвалась, хотела узнать, помнит ли он ее голос.
- Анна… Ты на работе?
- Да, на работе…
- Давай встретимся, - он спрашивал и умолял одновременно.
- Я освобожусь поздно вечером…
- Ну и что. Я тебя встречу у редакции…
Анна положила трубку, и поняла, что если бы не работа, побежала бы к нему прямо сейчас. Ей стало страшно – она знала Павла всего несколько дней, если считать от встречи на заводе, и всего чуть больше суток – если от той ночи… «Влипла, подруга! Ох, как влипла.. по ушки.. по самые… Называется, за что боролась, на то и напоролась.. Любви хотела, вот и залетела!…» - сама себе говорила Анна, а сердце сладко ныло в предвкушении вечера, и быть может, ночи.
Телефон следователя не отвечал, и Анна решила отложить встречу с ним на послезавтра. А завтра, в проклятый вторник (сдача номера!!!), она хотела выкроить часок и посетить агентство «Леди», которое располагалось в старинном особнячке в самом центре города.

Павел ждал ее на повороте пыльной улицы, сидя за рулем темно-синего «Опеля». Увидев Анну, выскочил из машины, протянул охапку, по другому не назовешь, нежных лилий… Букет оттягивал руки. Анна застонала про себя, ей захотелось растрепать ему волосы, обнять, прижаться крепко-крепко - так красиво за ней никто никогда не ухаживал.
- Заедем в кафе? – спросил он, заводя машину.
Анна покачала головой:
- Нет, не получится. Надо заскочить в продуктовый магазин. А потом – в больницу.
- Кто-то заболел?
Пока они ехали, Анна рассказала ему о девочке, своем нежданном найденыше. Павел внимательно слушал, покусывая во время рассказа нижнюю губу. И хотя Анна ни словом не заикнулась о своих подозрениях по поводу этой истории, он спросил:
- А ты не выясняла, были ли еще подобные случаи?
- Что ты хочешь сказать?
- Да, просто дошли до меня кое-какие слухи…
Анна заинтересовалась.
- Какие, например?
- Знаешь что, я сведу тебя с одним человеком, он работает на нашем заводе. Он тебе сам все и расскажет.
- А когда сведешь?
Павел улыбнулся:
- А когда надо?
- Послезавтра.
- Ладно.

Купив Анечке сок, и целый пакет шоколадок и творожных сырков, Анна отправилась в реанимацию. В палату ее не пустили, а из гостинцев взяли только сок. Анна стояла у дверей, глядя на Анечку, лежавшую возле окна. Девочка была бледненькой, но глаза весело блестели синевой. Она была явно рада ее видеть.
- Когда ты еще придешь?
- Завтра приду, моя милая, обязательно. Что тебе принести?
- Книжку, – Анечка устало закрыла глаза, хотя сказала всего пару слов.
Медсестра, молоденькая до безобразия, выразительно поглядела на Каренину, и та поняла, что пора уходить.

…Анна перешагнула порог квартиры Павла, как в омут нырнула. Он моментально «сварганил» легкий ужин, открыл бутылку красного терпкого вина – терпкого как их отношения. Анна чувствовала к нему щемящую нежность и одновременно пыталась себя уговорить, что нельзя так, но не получалось. При первом же его прикосновении – он провел, чуть касаясь, теплой ладонью по ее предплечью – она потеряла голову…
Анна просто наяву слышала презрительные Ларискины реплики (И кого же мы себе нашли, опять красавчика!), видела недоуменно поднятые мамины брови (Быстро же ты сдалась, моя милая.. И сколько вы знакомы?), но ничего не могла с собой поделать… Да, в общем, и не хотелось. Она вздохнула, заворочалась, устраиваясь уютнее в объятиях Павла, и, может быть, впервые в своей жизни длиной в тридцать лет так спокойно и надежно заснула рядом с мужчиной.

Глава шестая

Леди, да не та

Всю ночь нагло и бесстыже барабанил дождь. Он беспощадно лупил по шиферным и черепичным крышам, по обнаженным плечам городских скамеек, по ладоням кленовых листьев. Песня дождя была то звонкой, то глухой, то рокочущей, то шелестящей.…А утром во дворе разлилась лужа - безбрежная, глубокая и голубая из-за отражавшегося в ней летнего неба.
Анна, стоя у распахнутого окна, наблюдала за резвящейся детворой. Для мальчишек внезапный мини-потоп был прекрасной возможностью подзаработать. Раздевшись до трусов, ребятня выталкивала из лужи на берег автомобили с сидевшими в них владельцами, поплатившимися за опрометчивое решение «взять лужу с разбега». Ребячья такса была небольшой, и на берегу мальчишки, и так и не замочившие ног автовладельцы, расставались вполне довольные друг другом. Шум от сутолоки, визг и крики детей, ругань шоферов – все сливалось в шум, и волнообразно поднималось к летнему наивно-лазоревому небу, к самому верху бетонного двора-колодца.
Анна поежилась. Обнаженная, она кожей спины чувствовала, что Павел глядит на нее.
- Не смотри…- попросила она, не поворачиваясь.
- Откуда ты знаешь, что я смотрю на тебя? – в голосе Павла слышались лукавые нотки.
- Знаю, просто знаю…
По звуку шагов она поняла, что он уже почти рядом. Почувствовала, как Павел проводит ладонями по ее рукам, прижимаясь к ней всем телом. Теплая волна поднялась от кончиков пальцев ног, охватила грудь, шею, подбородок…
- Павел, милый, прекрати, - прошептала она. – Я на работу опоздаю…
- М-м-м…- промычал он, целуя ее шею. – Ну и опоздай!
- Я не могу. – Анна повернулась к Павлу, заметив краем глаза, что за ними со двора наблюдает какой-то «синяк».
- Можешь, - прошептал он, и, подхватив ее на руки, понес к кровати.
«Это какое-то сумасшествие», - думала Анна, проваливаясь в сладкий туман.

В редакцию она, конечно, опоздала. Выслушав гневные тирады Шефа и ехидные выпады Дуси (типа, шастаем до утра – спим до обеда), Анна, окончательно обозлившись на всех соглашенчески молчащих коллег, решила плюнуть на очередное редакционное дежурство у «горячего» телефона, на пресловутый «горячий вторник», сунула в руки опешившему Дусе почти готовые материалы, количество которых далеко не дотягивало до ожидаемого от нее, и сбежала. Она предчувствовала, что финт этот ей даром не пройдет, и, это яснее ясного, в первую очередь отразится на ее и так не больно-то набитом деньгами кармане. Но… впереди был длинный день, серьезный разговор с хозяйкой риэлтерского агентства «Леди», и много других важных дел, которые в настоящий момент занимали журналистку намного более чем банальное материальное благополучие.

Агентство «Леди» располагалось в центре города, в небольшом, окруженном липами и кленами, особнячке. Девчушка с полным отсутствием каких либо следов макияжа на лице, секретарь или агент, прикрывая вожделенную дверь в кабинет начальства грудью и улыбаясь в тридцать два зуба, вежливо поинтересовалась, чем же она сможет Карениной помочь?
- У меня назначена встреча, - пояснила Анна миловидному Церберу. – Я из газеты, и утром звонила Жанне Анатольевне.
«Церберша», понятливо кивнув, скрылась за дверями хозяйского кабинета. Анна огляделась. Небольшое помещение было разделено на боксы прозрачными пластиковыми перегородками. В каждом из них сидела девушка либо юноша перед компьютером. Над «кельями» поднимался суетливый говорок – практически все агенты, а их на вскидку было человек двенадцать, разговаривали по телефонам.
«Ну и ну! – подумала Анна про себя. – Вот уж не думала, что на рынке нашей стареющей городской недвижимости такое оживление. Просто Уолл-Стрит какая-то, местного розлива».
Жанна Анатольевна, одна из самых богатых женщин города, встретила журналистку сухим приветствием. Знакомы они не были, хотя общие приятели имелись. От них любопытная Каренина в свое время узнала об особенностях характера хозяйки «Леди». Женщиной та была с норовом, если вожжа под хвост попадала, то крушила все, что под руку подворачивалось. Однако и от гнева отходила Леди быстро, и к разумным доводам была восприимчива.
- Ну, милая моя, о чем же вы хотели меня расспросить? – Жанна удивленно-вежливо приподняла идеальные дуги бровей на ухоженном лице.
Анна открыла блокнот.
- Конечно же, никто лучше вас, Жанна Анатольевна, не сможет ознакомить меня с положением на городском рынке недвижимости. Ваше агентство пользуется популярностью в городе, большинство клиентов идет именно к вам. – Произнося заранее заготовленное вступление, Анна отметила, что лесть на Леди действует мало. Та продолжала взирать на журналистку холодно и недоверчиво.
- Но в первую очередь я бы хотела выяснить у вас обстоятельства, касающиеся нескольких сделок,… прямо скажем, странные обстоятельства…- Анна решила не ходить вокруг да около, а сразу брать быка за рога.
- Милая моя, подробности любых сделок являются коммерческой тайной, и я никогда, слышите никогда (!!!), о них никому не расскажу. Если, конечно, вы не прокурор. Вы ведь не прокурор? – Жанна смотрела на Каренину, откровенно издеваясь.
- Нет.
- Тогда, до свидания! К сожалению, у меня слишком мало времени.
В это время из предбанника послышались крики и грохот. Жанна Анатольевна, собиравшаяся видимо добавить еще что-то, замолкла на полуслове.… Потом пробежалась пальцами по кнопкам телефона…
_ Какого черта… - при всей своей дородности двигалась Леди легко и быстро. У двери она оказалась в один миг, и рывком ее распахнула. Зрелище, представшее перед женщинами, воистину было ошеломляющим. Держа в руках угрожающего размера дубину (лишь позже Анна опознала в ней бейсбольную биту), по офису носился мужчина лет пятидесяти, и разъяренно громил все, что ему попадалось на пути: пластиковые перегородки, компьютеры, телефоны … Разноцветными брызгами вокруг рассыпалось стекло, кружились белые листы документов, пол был усыпан всевозможными канцелярскими причиндалами…. Мужчина азартно топтался по устроенной им же свалке, и что-то кричал, воинственно потрясая спортинвентарем. Агенты, испуганно забившись по углам, взирали на все это безобразие почти безмолвно. Лишь в углу предбанника испуганно поскуливала, мгновенно растерявшая весь свой апломб, Церберша.
- Что это? – крик Жанны перекрыл все звуки. – Ты что делаешь, скотина?!!!!
- Убью-у-у!!! – громила, развернувшись, бросился в сторону хозяйского кабинета.
Анна проворно втянула Жанну обратно за дверь, кстати сказать, хорошую дубовую, захлопнув ее прямо перед носом «бейсболиста», и повернула ключ в замке.
- Живо вызывайте милицию и скорую, - скомандовала она Леди. – Пока он не сообразил оборвать провода.
Та, дрожащими пальцами, пытаясь попасть в ноль и двойку, приговаривала: - Там же люди… Боже, там же вся моя база… Алло! Алло! У меня здесь хулиган… Что?! А!!! Бульвар Купалы, 2.. Агентство «Леди». Скорее, миленькие… Он битой весь офис разгромил.. Люди? Пока все целы… Один, один.. Впрочем, может еще кто-то есть на улице…Быстрее, ради Бога!
Положив трубку, Леди посмотрела на Анну, стоящую у дверей. В офисе все еще слышался шум разбиваемых перегородок.
- А вы молодец, девочка. Быстро сориентировались!
Анна молча пожала плечами всем своим видом показывая, мол, чем могу…
За окном послышался звук милицейской сирены.
Дальнейшее происходило как в крепко сбитом милицейском сериале. Ребята в масках, с дубинками и щитами, быстро и бесшумно вытеснили молодежь на улицу. Заполнив помещение, ОМОНовцы окружили громилу плотным кольцом. Он, впрочем, уже несколько минут, с того самого момента как услышал сирену, стоял спокойно, будто ждал приговора. Также спокойно отдал ОМОНовцу биту и покорно протянул руки, ожидая, когда на них защелкнут наручники. Увидев Жанну, выглянувшую из кабинета, он ухмыльнулся и сказал:
- Все равно я тебя, сука, достану… Что с сыновьями сделала?!!! Один на игле сидел, другой – псих. И жилья нет. Спасибо, хоть живьем не сожгла…
Леди подалась вперед.
- Как фамилия?
Громила посмотрел на нее усталыми темными глазами:
- Фамилия? Пацевич… Помнишь такую?
ОМОНовец подтолкнул мужчину в спину, и тот покорно пошел к выходу. Под ногами у него захрустело стекло.
Жанна Анатольевна, с побледневшим лицом, обернулась к Анне.
- Пацевич… Я не оформляла такую сделку, голову даю на отсечение…- потом задумалась на секунду и решительно сказала. – Знаете Анна, наверное, вы все-таки не зря ко мне пришли… Сейчас я немного приду в себя, наведу здесь порядок, успокою людей… А потом, примерно часа в два дня, жду вас в «Старом кабачке». Это ресторан моей подруги, нам выделят отдельный кабинет.. Там мы пообедаем и поговорим. Видимо без вашей помощи я не разберусь в том, что происходит сейчас вокруг меня.. Вы придете?
- Да, конечно приду.

«Старый кабачок» встретил Анну запахом шашлыков и фруктов. В уютном кабинете на втором этаже, куда Каренину проводил услужливый до тошноты бармен, ее уже ждала Жанна Анатольевна. На столе стояло вино, фрукты и несколько салатов.
- Присаживайтесь, Анна. – Жанна плеснула ей в бокал немного белого вина. – Я осмелилась заказать и вам тоже. Вы любите форель? Здесь ее чудно готовят.
- Вы зря это сделали. – Анна прикинула, сколько же в этом заведении стоит форель – Я не смогу за нее рассчитаться. Для меня этот ресторан дороговат.
- А вам и не придется рассчитываться. – Леди аккуратно вставила сигарету в мундштук и закурила. – Я вас угощаю. И не вздумайте отказываться, ведь если бы я вас не позвала – вы бы сюда не пошли. Ведь верно?
За салатами, легкими и восхитительными на вкус, под форель, которую в «Кабачке» действительно умудрились не испортить, Анна услышала от Леди очень занимательную историю…

Несколько лет назад в агентство пришла работать очень талантливая девочка. Светловолосая, тоненькая как молодая березка, с наивным взглядом светлых серых глаз, она сразу понравилась Жанне Анатольевне. Тем более что девочка пришла не с улицы, ее порекомендовал один весьма уважаемый в городе человек, намекнув, что на долю молодой матери (да-да, а Светлана – так звали новенькую, уже была матерью), выпало не мало испытаний - какие-то там проблемы не только с собственным здоровьем, но и со здоровьем ребенка. За работу Светочка взялась рьяно, через пару месяцев все самые «крутые» сделки проходили через ее руки. Она умела говорить с клиентами, умела их убеждать и гасить вечные страхи. Вот только с остальными работниками офиса, а их в то время было ровно вполовину меньше, отношения у Светланы не складывались никак.
Однажды к Жанне Анатольевне обратился давнишний знакомый с просьбой помочь очень быстро переоформить купленную им квартиру на брата. Пока документы на квартиру готовились в агентстве, с бизнесменом случился банальный финансовый крах - он взял деньги в долг, но рассчитаться вовремя не успел. Обиженный кредитор нанял «бандюков», а те, прознав о готовящейся сделке, явились к Леди. Ушли бритоголовые мальчики, конечно же, несолоно хлебавши – Жанна обломала на одном из них линейку, вызвала милицию…Короче, на страже интересов клиента стояла стеной.
На следующий день предстояло окончательное подписание документов, которые для сделки готовила Светлана. Она же и повезла их клиенту. Но ни через час, ни через два у клиента она не появилась, а лишь через четыре часа возникла в агентстве вся зареванная, в разорванной одежде и без бумаг. На встревоженные расспросы, рассказала, что некие темные личности силой посадили ее в машину, отвезли в лес, долго издевались и отобрали документы. Из леса она добралась до города автостопом, поэтому и прошло много времени.
Неприятностей у Жанны Анатольевны из-за этого похищения было море. Пришлось рассчитаться за переоформление квартиры собственными деньгами, предварительно опять-таки за свой счет, сделав копии документов, и заплатить огромную компенсацию клиентам за причиненные неудобства. Жанна как могла утешала «несчастную девочку», уверяя ее, что не возьмет с нее ни гроша и металась по различным инстанциям. А через неделю, владелец квартиры, которого, кстати, силой пытались заставить передать имущество кредитору, пояснил наивной Жанне, что «несчастная девочка» Светлана документы бандитам продала за пятьсот зелененьких американских «денюшков», причем инициатива исходила именно от нежного создания. Благородный клиент, уже рассчитавшийся с кредитором, оплатил огорошенной Жанне расходы сполна и ушел, оставив ее в полной растерянности…
Конечно, на следующий день Леди устроила Светлане допрос с пристрастием, а выяснив у изворачивавшейся как уж на сковородке мошенницы все подробности произошедшего, безжалостно уволила, пообещав на прощание, что ни в одно учреждение города – как частное, так и государственное, нахалку на работу не возьмут. Светлана ушла с гордо поднятой головой. А еще через час выяснилось, что вместе со Светочкой из агентства «испарилась» и компьютерная база городского рынка недвижимости, собираемая Жанной не один год.
- Знаете, Анна, это меня подкосило, - рассказывала Жанна Анатольевна, нервно прикуривая от изящной золотой зажигалки.- Я просто заболела. Слегла с сердечным приступом. В нашем бизнесе информация – это основное богатство. Можно иметь деньги, специалистов, но без информации – ты ничто.
- Что же было дальше? – заинтересованная Анна перевернула кассету в диктофоне.
- Ровно через три месяца эта дрянь открыла собственное риэлтерское агентство и назвала его «Леди Босс». Понимаете? Она даже название у меня украла!!!

А с некоторого времени в агентстве «Леди», в настоящее время сильно разросшемся и твердо стоящем на ногах, стали происходить странные вещи. Некие люди звонили агентам, секретарю или самой Леди, и пытались выяснить, каким образом Жанна Анатольевна умудрилась продать квартиру брата, свата, бабушки или дедушки (вариации могли быть самыми различными), с этими самыми братьями и сватьями вопрос продажи не согласовав. Им пытались объяснить, что никаких таких квартир они не оформляли, что Леди в курсе всех сделок, проходящих через агентство, но в ответ получали лишь оскорбления и угрозы. Несколько раз в офисе разбивали окна.
- И здесь я стала понимать, что наше агентство просто банально путают с каким-то другим, – Жанна смотрела на Анну приподняв брови. - Догадались с каким?
- С «Леди Босс»?
- Совершенно верно. ЕЕ офис на окраине, а наш – в центре города, броская реклама. Люди просто не помнят второго слова…
- Вы пытались выяснить, чем же она там занимается? – Каренина чувствовала, что сегодня, наконец, поймала ниточку, ту самую ниточку, дернув за которую она сможет размотать весь клубок.
- Пыталась, - вздохнула Жанна Анатольевна. – Выяснила всякие мелочи. Эта дрянь всегда работает с одним нотариусом, живет с ним в одном доме. Предпочитает недорогую недвижимость - хрущевки, сталинские дома, отдаленные районы. Больше ничего не знаю. Но…- Леди вдруг оживилась. - Я попытаюсь что-нибудь узнать про сегодняшнего нашего героя, Пацевича… Есть у меня связи некоторые. А он явно укушен именно этой змеей.
- Если вы что-нибудь выясните, позвоните мне домой или на мобильник. – Анна протянула Жанне визитку. – А я попробую расспросить в милиции.


Глава седьмая

Капитан, капитан…

На крыльце здания городской милиции как всегда толпился народ. Анна с трудом протиснулась к входу, пытаясь не прислушиваться к ментовским разговорам, тем более что кроме отборнейших матюков ничего нового она бы там для себя не нашла. Обсуждалось всегда одно и то же: якобы маленькая зарплата (мне бы их проблемы!), начальник (свинья или придурок – бывали и другие варианты, но редко!), новая контрактница (кто, когда и где ее имел), а в последнее время, после тотальной телефонизации оперативников, шли еще разговоры и о марках мобильников и их характеристиках.
В холле, за стеклом дежурной части она увидела Славика, друга ее далекого детства, а нынче – капитана милиции.
- О, Славка! Хорошо, что я тебя встретила! Слушай, к вам тут сегодня одного громилу привезли, Пацевича.
- С бульвара? Бейсболиста?
- Да-да, - Анна обрадовано закивала головой. – Он сейчас где?
- В обезьяннике отдыхает. – Славка пристально посмотрел на нее. – А что?
- Как бы мне с кем-нибудь переговорить… Со следователем там, или может с ним, с бейсболистом этим.
- А тебе зачем?
- Понимаешь, я там была, в агентстве, когда он все громил... Мне любопытно, зачем он это сделал. По-моему он трезвый, и на психа не похож…
- Точно, трезвый… А насчет психа... На учете не стоит, верно. Но это ведь временно, - хохотнул Слава. Потом ладонью взъерошил волосы у себя на затылке. - А что, очень тебе надо?
Анна молитвенно сложила ладони.
- Позарез!!!
- Ладно, стой тут. Сейчас попробую что-нибудь сделать. Как с подружки детства возьму дешево – коньяк.
Анна охнула.
- А ничего у тебя не треснет?
- Эх, Каренина, я может на должностное преступление ради тебя иду, а ты – треснет. Пожалела для друга?
- Будет тебе коньяк, - наконец согласилась Анна, грустно прикидывая, что ее финансовые возможности уже даже не на пределе - они просто окончательно закончились, истощились и исчезли в никуда.
Славка убежал. Мимо Анны протащили дурно пахнущего бомжа, обильно пускающего слюни изо рта и еще кое-что из дырявых штанин. Два молоденьких сержанта волокли его за рукава давно потерявшего первоначальный цвет пиджака, держась за засаленную ткань кончиками пальцев. Мальчики старательно отворачивали лица от счастливого бродяги и оставляемых им следов.
- Клыков, зови уборщицу…- крикнул один из сержантов.
- Сейчас обо..т и обо..т всю дежурку, - услышала Анна Славкин голос прямо над ухом. – Эх, ну ни одного нормального дня… Тут не только коньяк, денатурат станешь пить – лишь бы этого не видеть и не слышать.
Анна обернулась.
- Быстро ты вернулся. Чем порадуешь?
- Повезло тебе, Каренина! Следователь на свежего жмурика умотал, вместе с прокуратурой. А этого Пацевича решили промариновать, чтоб разговорчивей был. У тебя 10 минут, поняла? Посидишь с ним в пыточной.
- Что????!!!
- В комнате для допросов, глупышка. А я посторожу.

В пресловутой «пыточной» было тихо и прохладно, просто Божья благодать по сравнению с шумной и душной улицей. Больше всего она походила на операционную: все кроме потолка выложено белой плиткой. Из мебели - два стула, стол, на нем настольная лампа.
Пацевич, зайдя в комнату для допросов, остановился у порога.
Анну поразил его затравленный, тяжелый взгляд. Выглядел недавний буян ухоженным, одет был вполне прилично, спину держал прямо. «По-моему, у него военная выправка» - подумала журналистка и предложила Пацевичу присесть на стул. Тот не сел, упал. Спокойно сложил большие руки на коленях и ожидающе посмотрел на молодую женщину.
- Давайте знакомится, - Анна старалась говорить доброжелательно и спокойно. – Меня зовут Анна Каренина, я корреспондент местной газеты. Совершенно случайно оказалась в агентстве, когда вы там… безобразничали. Вы ответите на мои вопросы?
- Так вы не следователь?
- Нет.
- Тогда отвечу. – Пацевич глядел на Анну удивленно, но без страха. Она тронула кнопку диктофона:
- Зачем вы это сделали?

Андрей Пацевич, как и предполагала Анна, действительно был военным. Все в его жизни складывалось когда-то так, как и у всех, так, как и надо. Он учился, сначала в школе, потом в военном училище. Женился, поехал служить в Германию. Там молодая жена родила ему сына, названого, как и отец, Андреем, а через два года в семье Пацевичей появился и младший - Виктор. Мальчишки росли здоровенькими, живчиками, непоседами. Вскоре, перед тем как старшенький отправился на первый школьный урок, семья вернулась в Беларусь, в город, где жили родители жены.
Сначала Пацевичи, как и все молодые семьи, ютились в общежитии, потом получили однокомнатную квартиру, которая в то время казалась им подарком судьбы. А когда не стало стариков, они обменяли обе квартиры на двухкомнатную в центре города. Там, в этом новом жилье, от рака тихо угасла жена Андрея, проболев совсем недолго, оставив его одного с двумя сыновьями. Капитанские звездочки обмывал Андрей Пацевич уже в поминальной водке.
Годы, прошедшие до совершеннолетия детей, Андрей помнил плохо. Было тяжело. Он ухаживал за мальчишками как мог, хватался за любую дополнительную работу, дабы обеспечить любимых чад всем необходимым. А Андрюшка с Витьком шагали по жизни не задумываясь, каким образом, ценой каких усилий отца достается им все, что бы они не пожелали. Мальчишки были симпатягами, высокие, ладные, вечно находились в центре внимания сверстников, становились душой любой компании. Оба погодка рано попробовали спиртное, и незаметно для себя и отца, втянулись. Старший Пацевич за заботами о хлебе насущном этот момент пропустил, и опомнился только тогда, когда младшенького, Витька, отправили на принудительное лечение от алкоголизма. Следом за младшим пропивать все до трусов стал и старший сын.
Поборовшись за сыновей несколько лет, Пацевич махнул на парней рукой – пусть живут, как знают, и ушел к нечаянно встреченной им любви - немолодой уже женщине, оставив повзрослевшим детям квартиру.
Конечно, изредка капитан сыновей проведывал… Подбрасывал окончательно опустившимся хлопцам продукты, иногда, когда задолженность по оплате коммунальных услуг вырастала неимоверно, крякнув, затягивал поясок потуже, и отстегивал деньги.
Когда совсем недавно капитан Пацевич собрался в очередной раз выплатить задолженность за квартиру сыновей, он с удивлением обнаружил, что наследственная жилплощадь его семейству уже не принадлежит. Как Пацевичу удалось выяснить, сыновья продали квартиру через риэлтерское агентство «Леди», а сами испарились в неизвестном направлении. Соседи поговаривали, что перебрались Андрей и Виктор жить в какую-то деревню, а там дом, в который они переехали, вроде бы сгорел.
- Ваши сыновья живы? – спросила Анна, смертельно боясь услышать ответ.
- Старший жив. Видели его в городе, но где он сейчас я не знаю. Говорят, скрывается от каких-то бандитов. А младший… Витенька мой… - у Пацевича перехватило голос. – Неделю назад умер от передозировки. Наркотики. А я и не знал.
- А зачем же вы агентство разгромили?
- Так ведь это они нахимичили.. Соседи говорили, что эти бандиты спаивали сыновей перед заключением сделки безбожно.. А Витьку на наркоту подсадили… И били их… А ведь в этой квартире и я был прописан. Конечно, теперь ничего не доказать, и сына нет… И Андрей пропал…
В дверь заглянул Славка:
- Аня, заканчивай… Мужики звякнули – следаки возвращаются…
Пацевич взглянул Анне в глаза, и такая боль была в них, что Карениной стало не по себе.
- Найдите его. Слышите? Пока жив…

Когда капитана увели, Анна еще несколько минут посидела в «пыточной», приходя в себя…
Что она знала сейчас? Только то, что некая Светлана, владелица агентства «Леди Босс», каким то странным образом выискивала людей, попадавших в тяжелое положение – пенсионеров, алкоголиков, бывших заключенных, и завладевала их квартирами.. каким образом это происходило? Неизвестно… Получали ли жертвы деньги? Неизвестно.. Погибали в огне по странной случайности либо по злому умыслу? Неизвестно…
Она вздохнула. Андрей Пацевич-младший – вот тот человек, который многое смог бы ей пояснить.. Ах, да! Существовал ведь еще и следователь районного отдела милиции, который мог пролить свет на странные пожары…
«Завтра. Все остальное – завтра», - решила Анна и устало поплелась к автобусной остановке, забыв о «черном вторнике», и о том, что в готовящийся номер она должна сдать хотя бы один материал.

Дома ее ожидал сюрприз. На портативной кухне, сложив ноги под маленькую табуреточку, Павел, откровенно напоминающий журавля, распивал чаи с Лилией Феликсовной. Старшая Каренина светилась от счастья. Такого Анна не видела никогда: мать услужливо ворковала вокруг гостя (мужчины!), и подвигала ему поближе вазочки с малиновым, абрикосовым и вишневым вареньем.
- Вот, Павлуша, это все свеженькое… Анечка сама варила…
- Мама! – Анна возмущенно бросила сумку на пол. – Ну что ты говоришь? Какое варенье я варила? Я даже яичницу толком не приготовлю!
Павел блеснул в ее сторону смеющимися глазами.
- Да ну? Тогда я пошел, это мне не подходит…
У Лилии Феликсовны медленно поползли брови вверх…
- Па-а-азвольте…
- Боже, мама! Да он шутит! – Анна схватила со стола маленький бутербродик. – Я в ванну, и через пять минут буду готова…
- И куда же вы, молодые люди? В город?
- Навестим Анютку, да и в редакцию все же загляну, есть там у меня пара информашек… - прокричала Анна из-за двери.
-Да! Совсем забыла! Насчет твоей Анюты.. Тут Кирилл заходил, хотел что-то выяснить.
- Потом, потом…
- И еще, тебе письмо.
Анна высунула из-за дверей ванны мокрую голову:
-Какое письмо?
- От Андрея.
В кухне повисла неловкая тишина. Тихонько тикали часы на стене – старинные ходики с кукушкой, доставшиеся Карениным от бабушки. Павел пристально разглядывал в чашке чаинки, как будто все в его жизни зависело от танца этих маленьких черточек.
Анна, у которой по спине промчался не холодок, маленький ураган, посмотрев на Павла, сказала, как могла безразличным голосом:
- Я прочитаю его потом.
Однако вечер был безнадежно испорчен.

Всю дорогу до больницы Павел молчал, обиженно и тоскливо, сосредоточенно вцепившись в руль. Анна, которая не собиралась оправдываться в принципе, думала про себя о том, какие же они все-таки провинциалы. Жизнь в маленьком городке накладывала свой, неповторимый отпечаток на все вокруг, а они даже этого не замечали. Жители, когда собирались в центральную часть города, ставшего-то им всего каких-то сто лет назад, так и говорили: Я еду в город!… Как будто все остальные микрорайоны были деревней! Впрочем, они и впрямь были построены на месте деревень, и даже сохранили их названия: Дробово, Кайданы, Асинцы.
Очнулась от мыслей Анна только возле больницы.
- Павел, не молчи…
Он спросил, не глядя на нее:
- Андрей, это твой бывший друг?
- Верно, бывший.
Анна взъерошила ему волосы. Нежно погладила ладонью по щеке.
- Бывший, Павлуша, быв-ший! Я только сейчас это поняла.
Он повернулся к ней и поцеловал ее ладонь:
- Ты сегодня будешь со мной опять?
- Да.
Ей казалось, что этим коротким словом она подвела некую черту в своей жизни. За этой чертой осталось все самое плохое и страшное, а впереди было только хорошее, светлое и интересное…
И чтобы оказаться там, в этом хорошем и светлом, просто надо было сделать шаг вперед, взявшись за руки.

Глава восьмая

Анна, стоя у порога палаты реанимации, наблюдала за счастливой Анютой, вцепившейся в первую книгу о Гарри Потере так, что побелели костяшки ее тонких пальчиков.
- Аня, спасибо!! Я так хотела о нем прочитать…- глаза девочки буквально разбрызгивали искорки счастья.
- А вот читать, милая, тебе нельзя! – медсестра посмотрела на Анну-большую с укоризной. – Через день-другой девочку переведут в отделение, тогда можно будет и книги… А сейчас она еще слишком слабая!
- Я не буду читать, - Анюта умоляюще глядела на медичку. – Но пусть книжка здесь полежит, на тумбочке. Можно?
- Хорошо, - согласилась та. – Пусть полежит. – А вас, мамаша, врач искал, Кирилл Александрович.
 
Анна осторожно постучала в ординаторскую, наученная прошлым опытом она знала, что застать в этом кабинете можно было кого угодно и в чем угодно.
- Ну, кто там, заходите! – услышала она голос соседа, и смело распахнула дверь.
Кирилл валялся на потрепанном диване со стаканом в руке, наполненном жидкостью, похожей на чай. Однако Анна была уверена процентов на восемьдесят, что чай этот имел довольно-таки яркий пятизвездочный букет.
- Декрет нарушаешь?
- Эх, Каренина, а что еще делать одинокому симпатичному врачу?
-Так уж и нечего? – Анна присела рядом с Киркой на диванчик и взъерошила ему густые волосы на затылке.
 - Всех красивых девушек вроде тебя уже заняли, а с некрасивыми я и сам не хочу…. Даже после нарушения декрета, - Кирилл глотнул коньяк. – Хочешь? Плесну в стакашку…
- Нет, Кирочка, я не одна, как ты прозорливо заметил, ждут меня. Так что не до коньяка. Давай, выкладывай побыструхе, чего хотел…
- Аня, расскажи-ка мне поподробнее о девочке твоей. А то у нас и времени поговорить не было.
Пока Каренина, в который раз, излагала подробную историю найденыша, Кирилл хмурился и периодически хмыкал.
- Тут сегодня с утра мент прибегал, жуть как хотел с Анюткой побеседовать. Да я не дал. Так он меня и материл круто, и корки в лицо тыкал. Потом звонил куда-то раза два с мобилы. Обещался завтра придти. – Кирилл внимательно глянул на Анну. – Зачем ему девочка, если, как ты говоришь, криминала тут никакого нет?
- Ох, Кира, ничего я пока не знаю. Как, говоришь, фамилия его?
- Птичья такая.. А, вспомнил.. Ворон.
- Ворон? – Анна задумалась. – Ни разу не слышала! А гор или райотдел?
Кирилл опять приложился к коньяку:
– А фиг его знает. Он корками быстренько так мотнул, я не успел прочитать…
- Кирочка, ты его по возможности долго к девочке не пускай, хорошо?
- Лады.

Пока Анна была в больнице, Павел успел сбегать на «пятачок», маленький базарчик, расположенный неподалеку, и на заднем сиденье машины теперь свежо благоухали лилии, хрупкие, нежные. Такие беззащитные. Любимые ее цветы.
Анна, посмотрев на Павла, виновато сказала:
- Еще полчаса, ладно? Я просто должна забежать в редакцию, иначе завтра я стану безработной.
- Что с тобой сделать? – вздохнул он, и повернул ключ зажигания.

В редакции стоял хохот. Картина такая для вечера вторника была совсем не удивительной, а скорее даже правилом. «Вторничные перлы», а попросту газетные «ляпы», кропотливо собираемые журналистами, вызывали обычно непродолжительную истерику у редакционного народа, и позволяли расслабиться и снять напряжение.
Такими «алмазами» в их коллекции были, например, «электрические пукатели» (вместо пускателей) или «сиральный порошок» (вместо стирального). В этот раз технический отдел во главе с корректорами умирал над текстом объявления: «Обделаю сайдингом по желанию клиента».
- Хорошо хоть только сайдингом, а ни чем другим, - утирая выступившие от смеха слезы, сказал Дуся, и увидел в дверях Анну.
- О, солнышко ясное явилось! Каким ветром тебя занесло в нашу глухомань?
- Ладно тебе, Эдуард, иронизировать… - Каренина виновато склонила голову – Пришла же я все-таки.
- И на том спасибо! – Дуся так и сочился ядом. – Ты еще хоть что-нибудь написала? У нас дыра на дыре…
- Написала - пару информашек, сводку принесла.
- Водку?!!! – обрадовался Эдуард. – С водкой - это хорошо. Можно жить.
Когда Дуся, прочитав, удовлетворенно отложил принесенные Анной материалы, она спросила:
- Можно я, это… Уйду?
- У тебя, Каренина, никак любовь? – Дуся, обремененный браком, ко всяким любовным историям относился скептически. – Что-то я смотрю, не горишь ты на работе-то, не горишь…
- Ну не горю! А что гореть-то, за копейки?
- Вот так всегда, я о духовном, ты – о телесном… - Дуся грустно пожевал усы.
- Тут женщина звонила, владелица агентства риэлтерского… - он перебирал приколотые над рабочим столом записки в поисках нужной - Во! Светлана Смылевич, агентство «Леди».
- Не «Леди», а «Леди Босс», - поправила Анна.
- Так ты уже в курсах? – обрадовался Дуся.
- В трусах! – отрезала Анна. – Просто знаю название агентства и имя хозяйки. Так что там случилось?
- Просила не давать в сводке информацию по возбуждению против нее уголовного дела. Сказала, что это ошибка какая-то, и дабы, типа, клиентов не отпугнуть…
- А против нее возбуждено уголовное дело? Надо же, как вовремя…- задумчиво проговорила Анна.
- Ты о чем? – Дуся смотрел на журналистку непонимающе.
- Да так, о своем… А от меня что требуется?
- Ну, так, ты ж у нас с криминалом работаешь. Должен же я тебя в известность поставить!
- Спасибо, миленький! – Анна чмокнула Дусю в круглую щечку. – Так я пошла? Если что, брякнешь по телепунчику… (Телепунчиками в газете обзывали мобилы, которые у большинства редакционных женщин болтались на шее, на цепочке или шнурке, и «телепались», по выражению Дуси).
- Ага, брякнешь тебе, как же.. Небось не дома ночевать то будешь. Вон вся словно светишься, сексуальненькая такая, расслабленная… Иди уж!

Ночью с Анной случилась бессонница, не посещавшая Каренину уже давненько. Было душно. Она лежала, уставившись в потолок, и слышала каждый вздох Павла. Он спал, как ребенок: причмокивал во сне губами, что-то мычал, ворочался. Успокаивался на время только тогда, когда, сонный, нащупывал в темноте плечо или руку Анны.
Промучившись с час, Каренина встала и отправилась на кухню, посидеть у распахнутого окна и поразмышлять обо всем, что с ней случилось в эти дни. Призывно белели страницы блокнота и она, пронумеровав строчки, записала все, что ей удалось узнать о Светлане Смылевич, об Анютке и ее матери, о погибшем филателисте Цареве, об отце и братьях Пацевичах, о Вороне…Список получился большим, и каким-то растрепанным.
Картинка потихоньку складывалась, но мозаика была неполной, и многих фрагментов явно не хватало. Одним из основных вопросов, на который Анна не находила ответа, был способ, которым Смылевич выходила на владельцев жилья. Ведь по рассказам свидетелей, никто из жертв не собирался сам продавать квартиры. Всех их к этому решению подтолкнула ушлая Светочка. «Информация, информация… Вот – главное», - вспомнила Каренина слова Леди и вздохнула. Информации ей явно не хватало для ответов на все вопросы, роящиеся в голове.
Из блокнота выглядывал уголок письма от Андрея, белел призывно и загадочно. Наконец Каренина решилась, и с вздохом надорвала конверт. Одиночный листик почтовой бумаги с логотипом какой-то штатовской компании был исписан мелким почерком ее бывшего любовника.
Андрей извинялся за то, что не рассказал ей сразу о своих планах, сожалел о скомканном и не получившемся последнем их разговоре, намекал, что пишет ей сразу по прибытии, даже не распаковав вещи….
«Я не могу тебя забыть, и все же надеюсь, что ты дождешься меня, хотя и понимаю, что ты обижена. Принимая решение уехать, я, прежде всего, думал о нас, о нашем будущем, которого в этой стране, где ты сейчас живешь, быть просто не может, - писал он. – Через год я заберу тебя к себе, ты сможешь здесь заниматься своей журналистикой, или можешь совсем не работать. Я буду получать большие деньги, поверь, их достаточно, чтобы моя женщина чувствовала себя обеспеченной».
У Анны было такое чувство, что ее ударили по лицу. Андрей не сомневался, что она все еще ЕГО женщина, а к тому же, он попросту ее покупал. Каренина смяла письмо, потом, подумав, положила на блюдце и подожгла. А когда кусочки обгоревшей бумаги, подхваченные легким ночным ветерком, закружились и исчезли в темноте ночи, она, положа голову на руки, незаметно для себя уснула прямо у подоконника.

С утра Каренина опять отправилась в милицию. Впрочем, посещение этого учреждения было для нее делом обыденным, порой ей приходилось по нескольку раз в день светиться по милицейским этажам, если этого требовала работа.
У двери в кабинет следователя Кишко стояли несколько человек, и Анна поняла, что он на месте. Отойдя в сторонку, она набрала его телефон с мобильного, и объяснила ответившему Николаю Борисовичу, кто она такая. Он согласился на встречу без энтузиазма, а когда Анна буквально через мгновение после телефонного разговора появилась в кабинете, и вовсе скорчил недовольную мину.
- Слушаю вас…
Маленький, немного полноватый мужчина с проницательными темными глазами, он смотрел на журналистку строго, внимательно и немного устало. «Утро, а он уже усталый», - мелькнуло у нее в голове.
- Николай Борисович, вы проводили проверку по гибели людей при пожарах в районе. Все они переезжали в приобретенные в деревнях дома после продажи собственных городских квартир. Было ли в этих случаях нечто, что могло вас встревожить… Их похожесть, например?
- Откуда вы получили эту информацию?
- Я могу не отвечать на этот вопрос, - сказала Анна. – Но мне кажется, что лучше я вам поясню, почему заинтересовалась этими случаями. Некоторые люди, погибшие при пожарах, были мне знакомы – Царев, Барашова.
Называя фамилию Анютки, Каренина немного лукавила, но это была ложь во имя справедливости.
Следователь зашелестел бумагами на столе:
- Во всех случаях пожары происходили по причине неисправности печного отопления, это установлено точно. Люди сами виноваты, что, вселяясь в дом, не исправляли печь.
- А вас не насторожил тот факт, что все пожары происходили в домах тех, кто получил немалые деньги за свои городские квартиры?
- Всякое в жизни случается! Ничего странного я в этом не вижу, - пожал плечами Кишко.
- А то, что, например, жена Царева утверждает, что он спиртного в рот не брал, а экспертизой установлено, что он был в состоянии алкогольного опьянения, вас не насторожило?
- Бывшая жена, смею заметить, – Кишко заметно разозлился. – А чтобы вернуть потерянные деньги либо квартиру, люди еще не так врут, приходится мне и не такое в этом кабинете выслушивать. У вас еще много вопросов?
- Только один. – Анна захлопнула блокнот. – По какой статье возбуждено уголовное дело против владелицы агентства «Леди Босс» Светланы Смылевич, осуществлявшей операции с недвижимостью жертв.
- В первый раз об этом от вас слышу, - сказал следователь. Он действительно выглядел удивленным - Если дело и было возбуждено (он, как и все юристы сделал ударение на у), то не у нас. Поинтересуйтесь в горотделе милиции. И пригласите, пожалуйста, людей…

Анна вылетела из кабинета Кишко, как пробка из бутылки. Конечно, особых надежд на разговор со следователем она не возлагала, но все же… Она наткнулась на откровенную враждебность, и это ее разозлило.
- Ну, погоди те же! Я еще докопаюсь до истины, - мысленно пригрозила она непонятно кому и направилась в городской отдел милиции.
Там она довольно-таки быстро все у того же вездесущего Славки узнала, что уголовное дело по факту мошенничества (!) против Светланы Смылевич действительно возбуждено. Оказалось, что Светлану прижал госконтроль, выяснив во время плановой проверки, что, перекупая квартиры у населения, взимала сверху она не положенные по закону тридцать процентов, а порой и все сто. А заявленная ей в ежегодной налоговой декларации прибыль была занижена, и очень значительно. Однако в настоящее время дело заглохло, так как основные свидетели – люди продавшие квартиру, заинтересовавшую госконтроль, и люди ее купившие, отказываются давать какие-либо свидетельские показания.
- Пока дело не развалилось, - сказал Славка. – Но все к тому идет. К тому же был уже звонок из области, из одного интересного учреждения, с просьбой сильно не нажимать.
- Да? – заинтересовалась Анна. – А откуда конкретно?
- Каренина, ты как дитя! – Славка всплеснул руками. – Кто ж мне доложит?! За что купил, за то и продаю. Скажи спасибо, что хоть это рассказываю.
- Спасибо! А скажи, ты не знаешь следователя по фамилии Ворон?
Славка наморщил лоб.
- Нет, у нас точно такого нет. Может в райотделе?
- И там нет такого, и в прокуратуре тоже, - вздохнула Анна.
- Подожди-подожди. Может в других структурах?
- А в каких структурах еще есть следователи?
- Ну, например, в департаменте финансовых расследований.. или в комитете по борьбе с организованной преступностью.
- Ой, Слав, а ты можешь мне узнать, есть ли там такой?
- Попробую. Но с тебя – коньяк.
- Славка, если я тебе еще бутылку коньяка куплю, то умру от голода, не дожив до зарплаты, - сказала Анна возмущенно.
- Ладно, купишь после зарплаты. Я сегодня добрый!

Глава девятая

«Ох, темнит Славка», - думала Анна, трясясь в душном переполненном автобусе, доставляющем к бывшему секретному предприятию вторую смену работящего люда. От люда несло перегаром и чесноком, и поездка от этого приятней не становилась.
Анна понимала, что и место, откуда был звонок по поводу дела Смылевич, было прекрасно Славику известно, и фамилию Ворон он явно знал, однако карты свои открывать, не спешил… То ли за голову свою боялся, то ли ей, Анне, к которой с детства питал романтические чувства, лишних неприятностей не желал, а отказать напрямую стеснялся. «Славка назвал два места: департамент финансовых расследований и комитет по борьбе с организованной преступностью… Где же в поте лица трудится следователь с птичьей фамилией? – размышляла Каренина.
 - Что ж, Славик, обойдусь и без тебя, спасибо хоть чем-то помог! Не зря ведь меня собакой прозвали… Все равно до истины докопаюсь, найду того, кто дорожку укажет!» - Анна вздохнула, и двинулась к автобусным дверям, увлекаемая гомонящей и матерящейся толпой работяг.

На заводе ее ждали с рекламными текстами, а огневолосый Сурик с утра оборвавший все Каренинские телефоны, топтался у здания заводоуправления.
- Где ж тя носит? – спросил он, впрочем, возмущаясь больше для вида, и чмокнул Анну в щечку. – Жарко же тут стоять.
- А ты бы внутрь вошел. Там прохладненько…
- Кстати, на счет «внутрь»…- гоготнул Сурик. – Моя Танюшка недавно деда достала: «Дед, па-а-дём внутль смотлеть..» . Мы головы сломали, что за внутрь такой… Где он, этот внутрь? А дите рыдает, аж посинела вся. «Хацу внутль!». Оказалось, нутрий она посмотреть хочет, которых сосед разводит. Вот те и взаимопонимание между детьми и родителями, вот те и интуиция… Три дня гадали…
Анна рассмеялась. Сурик, рассказывая о дочери, весь менялся, просто лучиться начинал изнутри каким-то особым светом. Она поймала себя на мысли, что хотела бы, чтобы об их сыне или дочери вот так же рассказывал и Павел.
Он, кстати, легок на вспомине, уже ожидал их у заводской проходной в компании Товарища. Анна не могла вспомнить тот ли это тип, что сопровождал их в прошлый раз – больно уж похожи были ребята из структур лицами да повадками.
Пока заводское начальство знакомилось с текстами и фотографиями, пока вносились необходимые поправки, пока обсуждался макет рекламной брошюры, Анна в компании Павла и Сурика отправилась в заводскую столовую перекусить.
- Сейчас я тебя познакомлю с этим человеком, о котором говорил, - сказал Павел и приветственно махнул рукой крепко сбитому, высокому парню с испитым, но все еще симпатичным лицом. Тот с готовностью подошел к их столику, но не присел, а топтался рядом, выжидательно глядя Анне в глаза. Он мучительно ей кого-то напоминал, но вспомнить, кого именно, журналистка не могла.
- Да вы присаживайтесь, - сказала она. И когда он буквально упал на стул, как будто у него скрутило судорогами сразу обе ноги, Анна все поняла. Точно так падал на стул в «пыточной” Пацевич, хулиган-бейсболист, бедняга-отец обманутых сыновей.
- Вы Андрей Пацевич? – спросила Анна, и брови парня удивленно взлетели вверх, а в глазах заплескался даже не страх, ужас.
- Вы просто очень похожи на отца, - торопливо сказала Каренина. - А я видела его буквально вчера, в милиции.
- В милиции? – Пацевич-младший был поражен.
- Да, в милиции. – Анна, стараясь говорить как можно тише, пояснила. – Он задержан, разгромил бейсбольной битой офис риэлтерского агентства «Леди». Считает, что все, что с вами произошло, инициировано хозяйкой этого агентства.
- Битой? Ах, да, это моя… Еще из Германии привез. Нет, «Леди» здесь не причем. Андрей Пацевич побледнел и весь передернулся, как будто вспомнил какую-то мерзость неописуемую, вроде блевотины или гадюки.
– Громить надо было бы «Леди Босс»…
- Андрей, вы видимо рассказать многое можете, - предположила Анна, и, увидев, как он кивнул, соглашаясь, продолжила. – Но мне кажется, здесь – не очень удобное место. Может мы …
Тут вмешался Павел:
- Поедем ко мне после смены? Там точно никто не помешает разговору…

Несколько часов работы над брошюрой пролетели незаметно. Однако споры, дикие предложения начальствующих непрофессионалов, психованный Сурик, заводящийся с пол оборота, «выбили» журналистку из нормального состояния и к концу обсуждения буклета Каренина почувствовала себя утомленной. Реанимировало ее лишь двадцатиминутное ожидание у заводской кассы, после которого она воспрянула духом, ощутив в руках вожделенный гонорар, спасший ее от голодной смерти. И совсем не так уж чёрен мир, как она его себе представляла. Пока в нем есть люди предлагающие тебе подхалтурить – все нормально!

Лишь только Анна устроилась поудобнее на заднем сиденье автомобиля Павла в ожидании младшего Андрея Пацевича, как затрещал ее мобильный телефон. Звонила Леди.
- Здравствуйте, Анечка! – голос у Жанны был усталым. – Что-нибудь новое у вас есть?
- У меня – да… А у вас? – Анна вспомнила детское стихотворение. Когда-то давно-давно, переделав его, они с Ларкой периодически ухахатывались над дурацкими строчками: «А у нас в квартире хлам! А у вас? А у нас папаша – хам! А у вас? А у нас зарплата – ноль! А у вас? А у нас в шкафу лишь моль…» И так далее…
- Я только узнала, что сделку с квартирой Пацевича действительно оформляли через агентство «Леди Босс». Узнала, что недавно Смылевич проверяли – налоговики нарушений не выявили, к сожалению…- Леди вздохнула.
- Зато выявил госконтроль, - сказала Анна. – И по результатам проверки возбуждено уголовное дело…
- Правда? – Жанна Алексеевна неприкрыто позлорадствовала в трубку. – Значит по закону, если нарушены были права клиентов, Институт экспертизы недвижимости, который, кстати, выдавал лицензию на оказание риэлтерских услуг и мне, обязан на три месяца приостановить действие лицензии Смылевич. Если, конечно, о факте возбуждения уголовного дела, им будет сообщено следователем. А кто, кстати, следователь?
- Какой-то Тишин.
- Анечка, вы держите меня в курсе дела, ладно? Мало ли что, вдруг помощь понадобится. Или средства…
- Хорошо, – ответила Анна, заканчивая разговор, и увидела, что к машине уже торопится Пацевич.
В машине они ехали молча, по дороге заскочив лишь на минутку в магазин, и купив кое-что из продуктов, быстро поднялись в квартиру. Пока Павел, не доверяющий Анне в приготовлении пищи ни на грош, возился у плиты, она и Андрей Пацевич уютно устроились тут же, на кухонном диване. Включив диктофон, Каренина приготовилась слушать.

Рассказывая о детстве и отрочестве, Пацевич лишь повторял то, что она уже слышала от его отца. Братья, симпатяги, общительные и открытые, связались с плохой компанией, втянулись в уличную жизнь, непременным атрибутом которой в маленьких провинциальных городах является непомерное употребление спиртного. Андрей и не заметил, как втянулся. Братьев, бросивших среднюю школу и с кое-как закончивших вечернюю, не взяли даже «в войска» – в таких как они, с поставленным еще в подростковом возрасте диагнозом «хронический алкоголизм», армия не нуждалась. Отец, уставший бороться за сыновей, тоже махнул на них рукой.
Так и жили братья Пацевичи, помаленьку пропивая оставленное предком имущество, подрабатывая периодически грузчиками да чернорабочими. Впрочем, если Витек и впрямь работяга был никакой, то у Андрея руки были золотые, и порой, не взирая на продолжительные запои, его все же держали подолгу на заводах. Андрей, глянув на чертеж один раз, побеседовав недолго с конструкторами, чуть ли не с закрытыми глазами мог изготовить деталь любой сложности. Металл в его руках был послушным как пластилин.
И все же долги засасывали Пацевичей как болото. Не успевали они оплатить электроэнергию, как им отключали воду. Кое-как, недопив «горючки», они выплачивали за воду, но тут им отключали газ…Не спасала и периодическая помощь отца.
Только однажды, примерно год назад, на пороге их просторной двухкомнатной квартиры возникла симпатичная молодая женщина, держащая за руку пятилетнего сынишку. Сзади, из-за ее плеча, выглядывал муж, такой же молодой и доброжелательный.
- Здравствуйте, - сказала женщина оторопевшим братьям. – Меня зовут Светлана.

Светлана, была такая миловидная, чистая, что она как-будто принесла с собой в запущенную и грязную квартиру Пацевичей свет.
Сначала они так ее и называли – наш ангел. Впрочем, Ангел обладал железной деловой хваткой, так не сочетавшейся с ее хрупким образом. Смылевич сразу предложила Пацевичам продать квартиру, тем более, как она «случайно» узнала, братья не в состоянии содержать такую жилплощадь. Она, так как сама владеет агентством по продаже недвижимости, квартиру оформит быстро, рассчитается со всеми их долгами, а им взамен купит вполне приличную однокомнатную квартирку где-нибудь в районе попроще, вдали от центра. Зато после всех расходов у них останутся деньги на мебель, еду, одежду.. Короче, они смогут начать новую, счастливую жизнь. А ей, Светлане, так подходит их теперешняя квартира, место расположения которой необычайно удобно - недалеко от реабилитационного центра, где она лечит своего малыша…Пацевичи думали недолго, а потом согласились.
Все дальнейшее понеслось каким-то диким галопом: в квартире появились бритоголовые помощники Ангела, которые с завидной регулярностью поставляли братьям спиртное в невообразимых количествах. Список расходов велся досконально и точно. Андрей Пацевич был уверен, что такого количество водки и закуски употребить они с братом не могли просто физически, однако тогда, в пьяном угаре они покорно подписывали любые бумаги и расписки. 500 долларов – оформление давно утерянных паспортов, 500 долларов – приватизация, которая на самом-то деле (это Андрей узнал уже потом) от силы бы обошлась в сотню, нотариус, техническая инспекция… Расписки сыпались на головы ошалевших братьев как снег с неба. Как только немного протрезвевший Витек попытался протестовать, его тут же посадили «на иглу». Андрея не трогали, так как он молчал и исполнял все, что от него требовал Ангел. Впрочем, кроме водки и наркотиков, бандиты использовали и иные методы убеждения – братьев с завидной регулярностью избивали. А особенно старался один из помощников Светланы, изображавший в первый день знакомства ее мужа, некий Ворон (У Анны екнуло сердце, неужели тот самый?)
 
В день подписания окончательного договора купли-продажи, Пацевичей известили, что денег, оставшихся от продажи квартиры на покупку жилья в городе не хватит. Приобрести можно только домик в деревне… Домик этот, который им купили, даже не показав предварительно, произвел на Андрея тягостное впечатление. Без дверей, сложенный из серых, поточенных жуком бревен, он стоял на окраине деревни, весь скособочившийся и нескладный, зияя черными провалами выбитых окон. Не дом, а курятник. Однако делать нечего, братьям приходилось обживаться на новом месте.
Андрей, потерявший от ужаса перед Ангелом - Смылевич всю тягу к спиртному, те деньги, пару сотен долларов, которые им все-таки выдали на руки, истратил на то, чтобы застеклить окна, прикупить кое-какую посуду и постельные принадлежности. Витек, пожив в новом доме пару дней, не выдержав прелестей деревенской жизни и существования без наркоты, сбежал в город. Больше Пацевич его не видел.
Андрей же, перебрав самостоятельно дымившую печку и трясущимися руками извлекший при этом из дымохода ватин (а что бы было, если бы он печь затопил?), мало-помалу стал привыкать к новой жизни, и даже приглядывался потихоньку к одинокой соседке с мыслями о сватовстве. Пить он бросил, да и не тянуло его к этому делу вовсе.
Все бы хорошо, да в один из проклятых дней на пороге домишка как призраки из страшного прошлого возникли Светлана Смылевич и Ворон.
- Зачем же они приехали? – удивилась Анна. – Неужели за оставшимися парой сотен баксов? Или ватин…
- Да, думаю, они приехали посмотреть, живы ли мы… Не знали, что я и по печам мастер. И были явно удивлены, когда увидели меня во здравии и непьющим. Я ведь для них угроза – свидетель. Да еще и протрезвевший внезапно.

Сначала Ворон предлагал Андрею выпить с ним, потом пытался выяснить, когда и куда исчез Витек. Когда Пацевич от выпивки окончательно отказался, Светлана предложила ему проехать с ней к сельсовету и написать бумагу о том, что никаких претензий к агентству «Леди Босс» он не имеет. Пояснила, что у нее какая-то проверка, а бумажка, мол, эта ей поможет избежать всяческих неприятностей. Андрей согласился и сел в машину. Только в сельсовете он сообразил, что Ворон с ними не поехал. Распростившись со Смылевич, он вернулся домой, затопил печь, поставил в нее варево для парочки кур и вышел во двор. Это его и спасло. Внутри полыхнуло так, что огнем занялся не только дом, но и покосившийся забор, стоящий на отдалении. Андрею обожгло спину и бросило на землю. Сверху на него сыпался пылающий шифер и доски.
Обезумевшего от боли Пацевича вытащила из-под горящих обломков та самая холостая соседка, Лида, случайно оказавшаяся в тот день дома. Она же вызвала пожарных, она же и выходила Андрея, категорически не отдав его в больницу.
- Вы думаете, что это Ворон что-то подложил вам в печь? – спросила Каренина.
- Уверен. Я ведь печь по кирпичику сам перебрал, все проверил.. Да и топил ее много раз до этого, почти месяц ведь там прожил…
- А Смылевич знает, что вы уже в городе?
- Пока нет. Но мне страшно подумать, что будет, если узнает…- Андрей аж побледнел от этого предположения.
- Почему вы не уехали в другой город?
- Денег нет на переезд, да и не один я теперь. Лида моя ребеночка ждет…